Vive la reine!

— Мальчишка! Дурак! — Ингрид Амелл бесновалась, носилась по кабинету и смахивал со стола важные бумаги. Она рычала, рвала и метала, подобно своему белоснежному боевому псу мабари — Шраму, подарку сиятельного тейрна Мак Тира. — Ты сдохнешь в муках, ососок! Я за свою помощь прошу не столь многого! — Выйдите, — едва не скрипя зубами, сказал Феликс. — Пошла вон! — заорал он. В чародейку полетела книга. Снова послышался ругань. И, наконец, Амелл вылетела из кабинета, костеря на чем свет стоит короля. Королева, которая терпеливо ждала у кабинета, восприняла появление разъяренной женщины довольно спокойно. Чинного разговора от чародейки она и не ожидала: хоть Амелл и происходила из благородного рода по линии матери, но выросла в простой лачуге, трудясь рядом со своим отцом-крестьянином и двумя сестрами. Ингрид не стеснялась в выражениях и поносила короля так, как королева могла называть его только в мыслях. — Доброго дня, — с улыбкой произнесла Анора. — Поскольку разговора с моим супругом у вас не получилось, думаю, вам стоит поговорить со мной. Женщины всегда поймут друг друга, найдут общий язык, так сказать. Страж неожиданно сменила гримасу бешенства на безразличное выражение лица, расправила плечи и вполне спокойно ответила: — Безусловно, моя королева. Думаю, то, что я остановилась в одних покоях с вашим отцом, не могло вас не заинтересовать. Тем более, я уверена, что вам об этом уже донесли, — она усмехнулась. — И если я не пришла к согласию с королем, то с вами… с вами получится. — Пройдемте в мои покои? Там, в одной из комнат, нам будет удобно разговаривать, заодно я попрошу слуг принести нам согревающие напитки, — предложила Мак Тир, жестом приглашая последовать за ней. — Ингрид… расскажите о себе. И да, я спрашиваю это именно потому, что у вас завязались близкие отношения с моим отцом. Простите уж дочерний интерес. — Прощаю, — равнодушно бросила Амелл, следуя за королевой. — Мне тридцать девять, на момент начала Мора было тридцать семь. В Круг я попала в зрелом возрасте, мне было пятнадцать. До этого жила в приграничной деревеньке, которая всегда переходит то к одному королевству, то к другому. Одно время мы не знали, к кому себя причислять: к орлесианцам или ферелденцам. Впрочем, грабили, насиловали и убивали обе стороны, — женщина хрипло рассмеялась. — Магический талант открылся, когда орлесианские шевалье насиловали мою сестру. Я сожгла тех ублюдков дотла. Запекла в их собственной броне, — на губах у чародейки появилась мечтательная улыбка. Услышав эти слова королева сбилась с шага, и Амелл это заметила. — Простите меня, ваше величество, — сказала Ингрид. — Люблю шокировать людей. Предвещая ваш вопрос: да, именно поэтому я ненавижу орлесианцев, да, поэтому я восхищаюсь вашим отцом и поэтому отправилась вслед за ним. Зато теперь у вас не должно возникнуть вопросов, а у ваших шпионов будет поменьше работы. — Да, леди Амелл, вы любите говорить все в лоб, — сказала Анора, заходя в свои покои. В первой из комнат слуги-эльфы уже приготовили все для беседы. — Прошу, проходите. Нам предстоит интересная беседа… — И уже обращаясь к слугам: — Оставьте нас. Когда эльфы вышли из комнаты, королева наконец задала тревожащий её вопрос: — Вы можете помочь королю? Чародейка присела в одно из кресел, взяла чашку с чаем, задумчиво постучала ноготком по фарфоровому боку, вызывая мелодичный звон: — Да. Думаю, что да, — медленно ответила она. — Понимаете, то, что сделал Архитектор с вашим мужем… это нечто связанное с сознанием. Я обучалась именно школе энтропии, поэтому вполне способна разобраться с тем, что произошло. Но мне нужно будет время. Много времени. И я должна вам задать один весьма щекотливый вопрос… Если ради жизни нашего короля, потребуется вырезать деревушку человек в двадцать, вы пойдете на такие жертвы? Мак Тир мгновенно побледнела. Разумеется, слухи о том, какой магией «баловались» в ордене, доходили до неё, и не раз… Но убить двадцать человек ради жизни одного мужчины? Ради жизни короля. Что значат жизни двадцати крестьян ради спокойствия государства? Амелл, взяв с собой чашку, начала расхаживать по комнате, ожидая ответа. Похоже, эта женщина и вовсе не могла усидеть на месте. Наконец, Ингрид остановилась у большого окна, которое выходило в сад. — Ваше величество, ну так что с ответом? — нетерпеливо спросила чародейка и сделала глоток чая. — Есть… есть же приговоренные к смерти, — неуверенно начала Анора. — Убийцы и насильники… Не обязательно убивать мирных крестьян, — голос её с каждым произнесенным словом только затихал. — О, моя королева, как вы побледнели! — расхохоталась Страж. — Не переживайте, кровь я буду использовать, но только свою. Просто стало интересно, как вы относитесь к королю. — Он мой супруг, — уже сквозь зубы процедила Мак Тир, понимая, что чародейка над ней просто посмеялась. — И наш король. Я сделаю все возможное, что бы он остался в живых. — Я бы на вашем месте скорее вонзила ему кинжал в глотку, чем легла в одну постель, — честно призналась Амелл. — Впрочем, как и муж с женой вы не живете, — спокойно заявила она. — И все же мое предупреждение о том, что придется кем-то пожертвовать ради него, вас не испугало. Похвально, Анора. Несмотря на наши постоянные разногласия, я очень хочу, чтобы этот мальчишка был счастлив, — в голосе её послышалась грусть. — И я очень рада, что вы к нему неравнодушны, — на губах чародейки заиграла легкая улыбка. — Вы правы, — ровным голосом ответила королева. — Я к нему неравнодушна. Более того — я питаю к нему глубокую неприязнь! — выпалила она. — Если бы вы питали к нему глубокую неприязнь, вы бы разозлись, когда я заявила о деревеньке, а не сейчас, — отмахнулась Амелл. — Феликс — глупый мальчишка, пытающийся казаться королем, как и вы — девчонка, которая пытается на себе вынести слишком многие тяготы, заранее зная, что не справится в одиночку. — Ингрид вернулась к столику, со стуком поставила чашку и снова обратилась к королеве: — Просто я хочу сказать, что Феликс на самом-то деле искалечен войной. Не снаружи, нет. Но глубоко в душе… Война и жизнь искалечили не только вашего супруга, но и меня, и вашего отца… и вас, Анора. Но у вас есть шанс начать жизнь заново. Переписать с чистого листа свою судьбу. Так не упускайте свой шанс. Королева перестала нервно комкать ткань юбки и тихо сказала: — Король так же не проявляет ко мне особой симпатии. Наш брак был для него чем-то вроде… отмщения. Мне и моему отцу за то, что произошло с его семьей. Я бы и рада была начать жить заново, но вы ошибаетесь: мне не было дано и единого шанса, на самом-то деле. Ингрид рассмеялась. Она хохотала до слез, до тех пор, пока смех не превратился в некое подобие плача: — О, женщины! Как слепы мы порой бываем… Знаете, ваше величество, жизнь свела меня с нашим королем, когда он пришел на озеро Каленхад… Мы встречались с ним под Остагаром, вместе проходили Посвящение. Но между нами есть существенная разница: наш король — герой, а я — дезертир, — она снова захохотала. И, откровенно говоря, эта женщина, что впадала из крайности в крайность, пугала Мак Тир. — Не удивляйтесь, моя королева. Меня отправили сражаться среди воинов вашего отца, отправили в арьергард! В то время, как Феликса — в Башню Ишала. Когда ваш отец объявил об отходе я, помнится, спихнула какого-то наездника с коня, и сама заняла место ездока. До сих пор не понимаю, как меня тот конь саму не затоптал… Я сделала единственно правильное: я спасла свою наставницу Винн и вернулась в Круг. И вот следующая наша встреча с королем… получилось так, что мы попали в ловушку демона. Каждого он поманил тем, о чем мы мечтали больше всего. В моем случае демон просчитался, я разрушила его иллюзию и смогла помочь остальным. Но вот в чем вся прелесть, ваше величество: когда я вытащила из ловушки Феликса, он долго не мог понять, где же его Анора, он ведь был уверен, что был с ней. Он больше не заговаривал со мной об этом, но я более чем уверена, что его приманкой были вы, Анора, и никто другой. Демоны вытягивают из нас самые потаенные желания, мечты, о которых мы не говорим ближнему. Так что вы, ваше величество, самое потаенное, скрытое за семью печатями желание нашего короля, но никак не средство отмщения. — Удивительно, — вздохнула королева. Слова чародейки могли быть и искусной ложью, но что если они могли оказаться правдой? — Леди Ингрид, говорите свои условия. Что вы требуете взамен на свою помощь? — Как вы быстро согласились. Непозволительно для политика, — недовольно покачала головой Амелл. Анору это злило: ну что крестьянская девчонка может знать о том, как политику следует себя вести? — Мое условие таково: если я рожу ребенка от Логейна, и если у ребенка не будет выявлено магических способностей, за ним или за ней закрепится титул тейрна или тейрны Гварена. Если ребенок будет магом, претендовать не буду, и Гварен по-прежнему остается вашим владением и вы передадите его вашему второму ребенку. Мак Тир замолчала. И в комнате повисла та вязкая и неприятная тишина, которая воцаряется обычно на переговорах, когда те заходят в тупик. Но по сути, то, что происходило, и было переговорами. Анора еще раз внимательно изучила Ингрид. Она стояла спиной к королеве, что, конечно было непозволительно, но в данном случае подобные вольности были вполне допустимы. Лица её не было видно, но вся фигура словно в один момент сгорбилась и поникла. А руки она сцепила в замок, словно пытаясь отгородиться. — С чего вы взяли, что сможете родить? — неожиданно спросила она. — Вдруг вы… пустоцвет? И разве ваш Орден позволяет вам заводить детей? — Позволяет, — подтвердила чародейка. — Я, видимо, стала счастливым исключением, или наоборот, тут уж как посмотреть. После Посвящения мое тело не забыло о своем естестве, кровь приходит каждый месяц, и я по-прежнему мучаюсь жуткими болями, — она скривилась. — Что же на счет моей фертильности… я уже стала матерью. Но скоро будет год, как моей дочери не стало. — Прошу прощения, Ингрид, я не знала, — тихо сказала Мак Тир. — Не извиняйтесь, Анора, — грустно ответила чародейка. — У меня была дочь, замечательная, наверняка, была девочка… Правда, я никогда её не видела, — она позволила себе горькую усмешку. — Её отцом стал храмовник. Он стал её отцом и её убийцей… По моей вине, — устало сказала Амелл. — Не знаю, догадывался ли он, ведь у неё были его кудряшки и его улыбка… Девочку отняли у меня сразу после рождения и отправили в Вольную Марку, в тот приют близ Церкви, после — в Круг Киркволла. Потом был Мор, и мой мужчина сошел с ума от того, что сотворил маг Ульдред. После всего этого храмовника было решено отправить служить в Вольную Марку. Какая ирония, моя королева! Его отправили в тот же город, куда отправили и мою девочку. Узнала я об этом уже после Мора. И год назад я попыталась устроить для дочери побег. Наняла, казалось бы, надежных людей, но…. но все провалилось. Они смогли бежать, но по их следу пустили храмовников. Во главе с её отцом. Я не знаю, как так получилось, что они убили такую кроху, у неё ведь только-только проснулся дар и… — чародейка замолчала. — Если бы я не вмешивалась во все это, моя дочь была бы еще жива. Но вышло так как вышло. Я не вскармливала её грудью, молоко после родов у меня даже не появилось. Я не учила её ходить и не заплетала ей смешные косички. Но, видит Создатель, я хотела стать ей хорошей матерью! Я хотела хотя бы попытаться! Впрочем, мне не дали и шанса. Зато теперь, после окончания Мора, когда я Страж, у меня есть все возможности. Единственное, чего я хочу — это обезопасить моего возможного ребенка. Если он не окажется магом — это забота ляжет на ваши плечи, если же да… тут что-нибудь придумаю я. Анора наблюдала за чародейкой. Почему-то, после её рассказа, на лице Амелл слишком видными стали морщинки, а взгляд её из насмешливого сделался печальным. — Если таково ваше условие, пусть будет так, — согласилась Мак Тир. — Благодарю, ваше величество, — сказала Страж, склонив голову. — Приступлю к своим исследованиям как можно скорее. Можете не беспокоиться, король скоро будет излечен от болезни. Отец постарел. Сильно. Возможно ли было то, что скверна выедала Логейна Мак Тира, забирала все его жизненные силы? Что ж, глядя на Феликса Кусланда, Анора прекрасно понимала, что скверна старила, забирала всю молодость. Только король стал зрелым, бывалым воином, а отец… Никуда не делась его солдатская выправка, и суровый взгляд не сменился, не стал более мягким. Он лишь срезал привычные косички, которые плелись от висков, что не могло сильно изменить его внешний облик, но в том то и было дело — отец изменился, но изменился отнюдь не его внешний облик. Это ли был её отец?.. Простил ли он её?.. Простила бы она его?.. О, Андрасте, почему вышло так, что самые близкие наносят самые страшные раны? Её отец, её герой, посчитал её за глупого ребенка, спрятал за семью замками. А она? А что было делать ей? Она пошла на предательство собственного отца, прекрасно осознавая, что для него это кончится в лучшем случае ссылкой, в худшем — смертью. И снова она стояла перед ним, словно провинившийся ребенок! Словно бы она сбежала с такого занудного урока географии, или же испортила вышивку своей нянюшки, или же протащила с псарни мабари в свои покои… А Логейн смотрел на неё именно так, именно как на нашкодившего ребенка, который попросту не знал, что творил. Но он же отец, он всегда должен был понимать и прощать её. И не было Собрания Земель. И Остагара тоже не было. Все ушло, забылось, растворилось! Главное, её отец снова вернулся к ней, и она снова сможет, словно дитя, прибежать к нему поздно вечером и поплакаться о том, какие же другие мальчишки вредные, и о том, что почерк у неё выходит корявым, а не с завитушками, как полагается! — Папа! — королева крепко обняла отца, с трудом сдерживая душившие её слезы. — Папа… — Анора. — Когда она услышала голос Логейна, все тревоги исчезли и Мак Тир невольно улыбнулась. — Почему, когда я уезжал, я оставлял здесь сильную и уверенную дочь, а когда приехал увидел измученную и обессилившую девочку? — Ох, папа, — вздохнула она. — Сколько всего легло на мои плечи! Даже при Кайлане не было так тяжело. Нынче же меня терзают демоны, не хуже, чем магов из круга! Папа, мне очень важно знать как можно больше об этой женщине, Ингрид… — Можешь не переживать, — перебил её Мак Тир. — Анора, с этим мальчишкой все будет в порядке. Амелл знает, что творит и никогда не выходит за рамки разумного. И эти слова почему-то очень испугали королеву. Если отец так отзывался о чародейке, значило ли это, что он так же привязан к ней больше, чем хотел показать? — Я думала, Серые Стражи не могут заводить семью, — тихо сказала она. — Но если ты с ней… если ты с ней счастлив, что ж, папа, пусть будет так. — Анора, я же по глазам вижу, что ты против, — укорил её отец. — Да, я против, — кивнула она. — А ты, ты против этого мальчишки, что ныне мы зовем королем. Что ж, твое право быть недовольным. — Всегда можно написать Антиванским воронам… — уклончиво ответил Мак Тир. Анора захохотала. Громко. Даже истерично. — Отец, нынче над воронами стоит Араннай, с которым король прошел через пекло. Убьют скорее нас, чем его! — сказала королева. — Тем более… тем более, что проблема очень скоро может исчезнуть сама. — И тем не менее, ты пригласила Ингрид, чтобы она попыталась вылечить твоего мужа. — Да, потому что, знаешь ли, лучше уже Кусланд на троне, чем… чем кто-либо еще. Он не кажется мне плохим человеком. Он не так безответственен как Кайлан, он не груб, достаточно мил, популярен у народа. Наверное он — лучший вариант. — Ты его не любишь, — с горечью заметил Мак Тир. Каждый отец ведь желает своей дочери счастья, даже если является политиком, даже если… — Ты не очень задумывался, люблю ли я Кайлана, когда я шла под венец, — равнодушно ответила королева. — Ты сделал ставку на то, что я паду перед очарованием рыцаря в золотых доспехах, который был влюблен в меня. Что ж, твой расчет оказался верен. Я полюбила Кайлана, я любила его так сильно, что даже не позволила себе ни единого упрека, я всегда сквозь пальцы смотрела на его измены… Отец, в конце концов я поняла, что в политическом браке любовь отнюдь не главное. И за Феликса Кусланда я выходила уж тем более не по любви. — Сколько ярости я вижу в твоих глазах, — почти успокаивающе сказал Логейн. — Дочь, я вовсе не собирался тебя упрекать. — Да, папа, конечно, — вздохнула Анора. — Я очень рада тебя видеть. Мне тебя так не хватало… Может быть стоит устроить прием? Хотя нет, я знаю, что ты их не любишь… может, снова охоту, но только для ближнего Круга?.. — Ничего не надо, — перебил её Страж. — Как Ингрид закончит со своим исследованиями, мы сразу же уедем. — Папа, не уезжай. Не уезжай, пожалуйста. Я чувствую, что еще чуть-чуть, и я сломаюсь. Не выдержу всего. Просто не выдержу. Я же сильная, ты знаешь. Но мне и вправду кажется, что я упаду под это тяжестью ответственности… Не уезжай, папа, пожалуйста. — А что ты будешь делать со всеми этими аристократами? — спросил он. Он спросил так, как будто бы она была ребенком, спросившим несусветную глупость. Ну конечно же, для него она всегда была лишь ребенком. Немного несуразным ребенком, которого надо всегда защищать от всех и вся. — Перевешаю их всех, чтобы не возмущались, — ляпнула королева. И сама рассмеялась, только крепче обнимая отца. О, Создатель, повернуть бы время вспять! Сделаться бы ей малым ребенком и постоянно прибегать к отцу в кабинет, отвлекая от важных дел… — Конечно, Анора, — улыбнулся Мак Тир. — Беги уже, ты и так уже потратила непозволительно времени на своего старика-отца. — Если что, я всегда помню, как найти тебя в этом огромном дворце. — Да, папа, — королева улыбнулась, хотя ей хотелось плакать. От боли, от радости, от облегчения. Рядом с ней отец, и пусть она давно научилась со всем справляться сама, он всегда оставался для неё каменной стеной. Уже у дверей покоев, отец окликнул ей, чтобы спросить: — Ты и вправду собираешься выполнять условия Амелл? Женщина поняла, что отец изначально знал о сделке, более того — он был полностью согласен с чародейкой. Анора молча вышла из комнаты. В одном из коридоров её перехватила взволнованная Эрлина. — Ваше величество, — начала она, протягивая ладонь, на которой лежал медальон. — Одна из служанок нашла это в покоях короля… — Кто позволил обследовать покои короля? — возмущенно спросила Мак Тир. Нет, безусловно, горничные. могли иногда выяснять интересные факты о послах или о знати, остановившейся во дворце. Но покои короля были явно обшарены без её позволения… — Ваше Величество, девушка не совсем нашла… она его украла, — сказала фрейлина, но тут же поправилась, — она уже выгнана, не переживайте, я уже сообщила о краже управляющему. Анора, просто в этом медальоне ваш портрет, и я посчитала за лучшее отдать его вам. — Мой портрет? — удивленно спросила королева, принимая украшение из рук. Щелкнул замочек и открылся медальон, словно обнажая свою душу. Душа у медальон была красивая, она предстала в облике молодой женщины, почти девушки с волосами цвета пшеницы, со светло-голубыми глазами. Не льдистыми, как у королевы или её отца, о нет, гораздо светлее… Словно весь свет мира крылся в её взгляде. Она была почти похожа на Анору. — Благодарю, Эрлина, я… мне надо к королю. Слегка придерживая юбки, королева быстрым шагом направилась в кабинет, который облюбовал Феликс, почти вытеснив из него Анору. Она почти не заметила, как он стал частью её жизни. Неотъемлемой. Она не сможет его убить или устранить, словно пешку. Она его… Не может быть. Он ведь совершенно непохож на солнечного Кайлана, на её рыцаря… Непохож ни капли. Создатель, почему ей так больно? Он лишь её вынужденный политический союзник. …Лишь бы у Ингрид все получилось. — Откуда у вас портрет матери? А точнее откуда у вас этот медальон? — напрямик спросила Анора. — Хотя дайте угадаю, разумеется, он случайно попал к вам! А то, что потеряла я его больше семи лет назад, приехав на свадьбу вашего брата в Хайевер… что ж, то лишь досадное совпадение, правда? — иронично спросила королева. Феликс отложил в сторону стопку бумаг и встал из-за стола. — Зачем вы согласились на условия Амелл? — задал он встречный вопрос. — Неужели вы не понимаете, что она попросту вам соврала, надавила на жалость? Единственное чего хочет эта женщина — это иметь власть. Потому что участь Стража ей не по душе! Ну, скажите, как она надавила на жалость? Рассказала вам о том, что её бил отец? Что её продали какому-нибудь старику, за пять золотых? Что её ребенка убили? Ну же, Анора, сообщите мне, какую из своих сказок она вам поведала? Королева замерла. Ингрид Амелл попросту соврала ей? Да, Анора вовсе не собиралась соблюдать условия их сделки, но… но ей стало почти жаль ту женщину. Почти жаль… Создатель, ну почему она так слепа, словно новорожденный котенок? Даже после стольких лет политических интриг! — Вас не касается то, что я собираюсь сделать во благо Ферелдена, — сказала Анора, хотя и понимала, что её консорта это касается напрямую. — Повторяю свой вопрос — откуда у вас мой медальон? — Вы действительно потеряли его, когда приезжали к нам. А я его нашел. Сначала хотел вернуть… но потом передумал. Я думал, что там ваш портрет. — Это портрет моей матери. Мы очень похожи, так что вы попросту ошиблись. — Я уже понял. — Почему этот медальон до сих пор с вами? — спросила Анора, спросила она это потому, что это волновало её больше всего. — Потому что я его никогда не снимал, — честно ответил Кусланд. — И в ночь, когда Хоу уничтожил мою семью… так уж сложилось, что медальон был со мной. Мне повезло, что не пришлось его продавать, даже в самые мрачные для меня времена. — Феликс, почему… — растерянно начала королева, но её тут же прервали. — Какая вам разница, Анора? Какая разница?.. — лицо его вдруг стало суровым, он плотно сжал губы, словно злился. — Зачем вам, демоны возьми, это знать? Ваши шпионы нашли это — и ладно. Оставьте себе этот гарлоков медальон, если он вам так дорог, претендовать не собираюсь! — Феликс… — Вы хотели, чтобы я не вмешивался в дела королевства? Пожалуйста! Разбирайтесь со всеми прошениями сами! — зло произнес он, указывая на стопку бумаг с прошениями. — А я, пожалуй, проведу эту ночь вне стен дворца! И с женщиной! Король вышел из-за стола и стремительно покинул кабинет, напоследок громко хлопнув дверью. …Разумеется, то, что рассказала Ингрид о кошмаре короля было лишь выдумкой. Теперь Анора это точно знала. И королева осталась в кабинете, ошарашенная его отповедью и горечью, что была в его словах. Из разжатой ладони выпал золотой медальон.