Кернгорм

Шум. Негромкий и несмолкающий, как безутешное рыдание. Я прислушался. Это действительно был плач, и плакала женщина — где-то поблизости и внизу, словно под моим окном. Я не видел ее. Темнота была густой, как кисель, почти осязаемой. Я не различал ничего — ни окна, ни комнаты, в которой находился, ни даже собственной руки. На миг мне пришло в голову, что такой темноты существовать не может, а значит, я снова ослеп. Меня окатило мгновенным жаром, как из гигантской печи. Возможно, от страха и должно бросать в холод, но ужас, который я испытал, уверовав в возвращение слепоты, был раскаленным, как стальной прут, которым мне когда-то выжгли глаза. Я рванулся из огненных пут, и темнота пришла в движение, затрепетала, как воздух над дорогой в солнечный июльский полдень, и в ней стали мелькать багровые и желтовато-коричневые тени. Что-то подхватило меня и поволокло прочь, вместе с населенной тенями темнотой. Рыдание не смолкало, но, казалось, удалялось. Я догадался, что меня уносит прочь от плачущей, и еще не знал, жалею ли об этом и может ли мне вообще быть дело до чужих слез или впору оплакивать меня самого, когда женщина позвала: — Корвин! — Дейрдре! — едва я узнал ее голос, как у каждого звука появилось эхо, и я вдруг понял, что это мне снится. Но разве это имело значение? Я слишком долго тосковал по ней. — Я слышу тебя, Ди, слышу! Говори со мной. — Я больше не могу, — всхлипнула моя погибшая сестра. Я отозвался, не раздумывая, пока сон еще не развеялся окончательно. — Не плачь, милая. Я скоро приду. Скоро. Она судорожно вздохнула, и все стихло. А потом исчезла и темнота. Я открыл глаза, но какое-то время ничего не различал, словно еще не сумел подняться к поверхности сна из его глубины. Но мало-помалу в голове у меня прояснилось, и я обнаружил, что нахожусь дома, в нашем замке, лежу в постели, кажется, даже своей собственной, и смотрю на ночник, распространяющий какой-то слабый, разбавленный свет, — смотрю на ночник и женский силуэт перед ним. Женщина чем-то занята. Вот она склонила голову, чтобы рассмотреть то, что держит в руках, и даже в этом жидком свете волосы ее полыхнули живым огнем. Фиона! Словно впервые увидев, я разглядывал свою среднюю сестру: гордый наклон головы, тяжелый узел волос на затылке, изящные руки и та особенная стать, что отличает принцесс Амбера... Какая же она все-таки красавица! Когда-то мы преследовали разные цели и всерьез враждовали, но с тех прошло так много лет, что об этом не стоило и вспоминать. И сейчас, когда мне оставалось уже недолго, именно Фиона сидела ночью у моей постели и сама готовила лекарства. — Не мучай себя, Фи, — заговорил я. — Отдохни. Ничего уже не поделаешь, я умираю. — Ах! — Фиона подскочила, едва не расплескав какую-то опалесцирующую жидкость, которую она осторожно наливала из бутылочки в мерный стаканчик. – Корвин! Ты что, спятил — так шутить? Или у тебя жар? Да нет, откуда взяться жару — ты же совершенно здоров! — Ну, если ты считаешь это признаком здоровья, — против воли усмехнулся я, касаясь края повязки, закрывающей здоровенную резанную рану на моем животе, — то, конечно, умирать мне не с чего. Фиона поставила посуду на столик, прибавила света в ночнике и посмотрела на меня подозрительно. — Не понимаю, зачем ты это говоришь. Кого ты думаешь обмануть? — О чем ты, Фи? Мне нет ни до кого дела. — Хорошо, ты всерьез считаешь, что скоро умрешь, — кивнула сестра и, снова присев на стул, скрестила руки на груди. — Но почему? Я помолчал. Но, в конце концов, почему было не сказать? Время тайн и недомолвок между нами уже прошло. — Сегодня ночью я слышал Дейрдре, — сказал я. – Впервые с того дня, как Брэнд… Фиона напряженно кивнула. Никто из нас не мог смириться ни с тем, что Брэнд пытался уничтожить наше королевство, ни с тем, что по его вине погибла Ди. — И что же? — Она звала меня, плакала... Говорила, что больше не может терпеть. Я обещал, что скоро буду. Не мог вынести ее слез. — Ты слишком много времени провел в Тенях, Корвин, — вздохнула Фиона, и ее ясные глаза на миг затуманились каким-то воспоминанием, а руки расслабленно легли на колени. — Приметы Теней ничего не значат в Амбере. — Но если мы верим в них? — возразил я. — Да, может быть, я слишком долго жил на Земле и проникся ее суевериями, но ведь и ты там бывала, и должна бы знать силу теневых предрассудков. Так вспомни: я, в отличие от тебя, попал туда не по своей воле и долгое время принимал ту реальность за единственную. — Я не упрекаю тебя за то, что ты в это веришь, — смягчилась она. — Корвин, почему мы должны ссориться? С твоим сыном найти общий язык куда легче, чем с тобой. — Так Мерлин уже знает? И что с Люком? — наконец-то я смог задать вопросы, которые тревожили меня с момента ранения. Ибо прежде чем Люк распорол мне живот, я почти отрубил ему левую руку, и что толку теперь было рассуждать о том, что я вовсе не собирался этого делать! Да, не собирался, но поединок наш пошел не так, как мы рассчитывали. Я понял, что мы попали в серьезный переплет, едва мы скрестили мечи: мы ведь сговорились лишь изобразить схватку, которой требовали окружившие нас твари, но вынуждены были драться всерьез. По неизвестной мне причине Грейсвандир, мой меч, впервые на моей памяти не пожелал мне подчиняться и упрямо рвался пробить брешь в обороне Люка. Сам Люк еще успел сказать мне, что с Вервиндлем, его мечом, творится то же самое, а потом нам стало не до разговоров: все мое мастерство и все доступные Люку силы были брошены на то, чтобы не дать нашему оружию убить нас обоих. Я не понимал, почему это происходило — ведь сущность наших мечей не изменилась, а значит, мы оставались для них хозяевами. И, однако, они двигались не так, как мы того хотели! Порой мне казалось, что в те минуты само оружие подчинило нас своей воле, порой — что нами управляли какие-то иные, сторонние силы. Однако ответственности с меня эти соображения не снимали. И Люк, и я, действовали под принуждением, но сам поединок был нужен мне, а не ему. Это на меня были наложены чары, превращавшие зачарованного в бесплотную тень, и это мне требовалось их снять. И не Люк был виноват в том, что снять их было возможно только в поединке с владельцем особого меча — Вервиндля, клинка, который приходился родных братом моему клинку. А кроме того, и сражений с использованием холодного оружия в моей жизни было в несколько тысяч раз больше, чем в жизни Люка. Словом, отвечать за случившееся с нами обоими следовало мне, и, как ни поверни, в этой истории я выглядел не лучшим образом. — Как его дела, Фи? Не знаю, поверишь ли ты, но я не хотел его ранить так серьезно. Может быть, эти слова покажутся тебе странными, но клянусь, я просто не сумел соразмерить силу удара. Как будто кто-то толкал меня под руку… — Я хотела поговорить с тобой об этом, — нахмурилась Фиона, — ибо мы оказались в сложном положении. Можно считать, что новость о вашем поединке и его исходе еще не вышла за пределы Амбера. Насколько мне известно, никому из нас пока не удалось связаться с Мерлином, так что он еще ни о чем не знает. Ринальдо же — ну, хорошо, Люк, как вы с Мерлином его зовете, — пока не в том состоянии, чтобы с кем-то говорить. Что, возможно, даже к лучшему в нынешней ситуации. Он потерял много крови… Руку он сохранит, но действовать ею как прежде сможет нескоро. Кое-кто из нас считает, что ты искалечил его намеренно — просто не удержался от желания посчитаться с ним как с… сыном покойного Брэнда. А кое-кто опасается, что так могут подумать другие, у нас или в соседних странах. Что ты скажешь на это? Слово «покойный» в ее устах прозвучало как-то особенно, словно Фиона до сих пор не решалась поверить в то, что ее младший брат погиб. Вообще когда она упоминала о гибели Брэнда, трудно было понять, чего в ее голосе больше: сожаления или облегчения. — Не представляю, как можно доказать, что я не собирался ранить его так тяжело, — нахмурился и я. Черт, она ведь была права, проблема была куда большей, чем мне хотелось признавать! Про себя я мог называть своего недавнего противника Люком Рейналдсом и сколько угодно думать о нем как об университетском приятеле моего сына, раз уж под именем Люка этот прохвост проживал в Беркли, где они с Мерлином и познакомились. Но он-то в действительности был Ринальдо Первым, королем Кашфы! Государства, пусть не входившего в Золотой Круг стран-союзниц Амбера, но все же имевшего некоторое влияние! А что еще хуже, он был сыном колдуньи Джасры и Брэнда — того самого Брэнда, нашего с Фионой сумасшедшего брата, который ненавидел меня всем сердцем и мечтал разрушить Амбер. Того, который погубил Ди. Вряд ли кто-то поверит, что я не питал к отпрыску Брэнда недобрых чувств. И значит, даже моя смерть может оказаться недостаточной для того, чтобы оправдать Амбер в глазах окружающих. Джасре этого точно покажется недостаточно. — Для меня Люк — прежде всего друг моего сына, — заговорил я, собравшись с мыслями. — Ни до, ни во время схватки я не помышлял о том, что сражаюсь с сыном Брэнда. То есть я, конечно, знал об этом, как знал бы каждый, кто хоть раз видел их обоих… Но, Фи, я же не безумец, которому все равно, кому мстить! Люк… он-то не сделал мне ничего дурного, даже хотел помочь. Я не желал ему зла. Если бы я мог, я бы еще раз извинился перед ним. Передай ему потом, когда он сможет тебя выслушать, что я сожалею о происшедшем. — В самом деле сожалеешь? — Фиона закинула ногу на ногу и сцепила руки на колене. — От всей души. Я не хотел пролить его кровь. — Но это помогло тебе снова стать самим собой, — указала она. — Тебе же не нравилось быть тенью. — Все равно сожалею, да и какая теперь разница? Вернуть себе жизнь только для того, чтобы сразу умереть, оставив за собой кучу проблем, — что может быть нелепее! Фиона закусила губу. Это она уверяла, что чары будут сняты, если мы с Люком сразимся. И, в сущности, была права. — Не расстраивайся, Фи, — я ощутил желание загладить невольно нанесенную ей обиду. Некогда, будучи ослеплен, я проклял своего брата Эрика, ненадолго сделавшегося королем и приказавшего меня искалечить, и мое проклятие принесло Янтарному королевству и его Теням неисчислимые бедствия. Прошло много лет, прежде чем зрение вернулось ко мне, но еще больше потребовалось, чтобы хотя бы частично исправить зло, причиненное проклятием. Не хватало еще обидеть Фиону перед смертью! — Ты лучше всех нас умеешь выхаживать раненых — не знаю, что ты мне дала, но даже сейчас я не мучаюсь. Только порой и колдунье ничего уже не исправить. Хотя мне и тут повезло: уверен, многие согласились бы поменяться со мной местами, лишь бы иметь возможность умереть у тебя на руках. Некоторое время Фиона всматривалась в мое лицо, потом покачала головой. — Дай-ка я покажу тебе кое-что, — произнесла она почти извиняющимся тоном. — Кое-что крайне любопытное... Она достала из ящика стола ножницы, подошла и принялась кромсать бинт, которым была перевязана рана. Несколько секунд — и он уже перерезан с обеих сторон, а она собирается снять отрезанную часть. Я задержал дыхание, ожидая боли, неизбежной, когда со свежей раны срывают повязку. Боли не было. Раны тоже не было. Под мягкой нашлепкой открылась чистая кожа и тонкий белый шрам. Я растерялся. Да, мы способны оправиться и после самых тяжелых ран, если не погибаем сразу, но для выздоровления требуется время. Немало времени — месяцы, а порой и годы, как то было с моими глазами. Сейчас же прошло менее суток… да что там суток, еще и ночь не миновала! К тому же мне не без оснований казалось, что на сей раз я получил слишком тяжелую рану. Даже если Джерард и Бенедикт или кто-то еще из братьев рискнули меня оперировать и наложить швы, исцеления это не гарантировало. Кровь Амбера сильна, но не всемогуща. — Как это возможно? — проговорил я наконец, обретя дар речи. — Что происходит? — Хотела бы я знать, — отозвалась Фиона. — На самом деле твоя рана затянулась за час. Я знаю — подходила тогда проверить повязку. Ты даже не открыл глаз. Правда, когда я увидела это, я больше не была уверена, что ты в самом деле спишь. Но, выходит, ты не притворялся и сам об этом ничего не знаешь… Что ж, я верю твоим словам. Зная тебя, я сказала бы, что и такое стечение обстоятельств возможно. А теперь садись, я забинтую тебя заново. — Зачем? — Чтобы выиграть время. Когда я сказала, что мы можем считать, будто новости о вашем поединке не пошли дальше Амбера, я имела в виду, что о нем пока не стало известно официально. Но кто-то еще, помимо вас двоих, в этом участвовал, и этот кто-то отлично знает, чем кончилось дело. Не может объявить об этом во всеуслышание, но может воспользоваться своим знанием. Вот только он пока не представляет, что ты больше не беспомощен. А вполне вероятно, что его твоя беспомощность очень устраивала. Иначе к чему бы ему было все это затевать? Признав разумность ее довода, я сел, и ловкие ручки Фионы наложили новую повязку. — Сойдет, — заключила она, критически оглядев свое творение. — Только не забывай, что расхаживать по замку даже в таком виде тебе можно лишь через пару дней, и то — в самом крайнем случае. И двигайся очень медленно! А сейчас скажи, чего ты хочешь? — Яичницу из шести яиц, четыре тоста, стакан вина и чашку кофе без молока, — ответил я, не задумываясь. — Но для начала сойдет и хлеб с мясом. — Ты и сам уже видишь, что не умираешь, — насмешливо улыбнулась сестра. — Разве что с голоду… Что ж, подожди немного, я схожу на кухню. Она прикрутила фитиль ночника и выскользнула за дверь, а я откинулся на подушки, прикрыл глаза и прислушался к себе. Пожалуй, несмотря на скверный сон, я и в самом деле чувствовал себя неплохо. Голова слегка кружилась, но я надеялся, что завтрак избавит меня от этого неприятного ощущения. В остальном же мне было подозрительно хорошо. У меня нигде не болело, меня ничто не раздражало, я не проваливался сквозь предметы, как делал еще совсем недавно — до поединка. Я даже не видел и не слышал ничего необычного. И только образ Дейрдре, как неискупимая вина, тревожил мой покой. Но Дейрдре делала это и при жизни. Фиона вернулась с небольшим подносом, на котором громоздились бутерброды с холодным мясом, лежали несколько яблок, приличный кусок сыра и — о счастье! — стояли две чашки и кофейник, распространявший упоительный аромат. Я вскочил и помог ей пристроить поднос на столе. — Вина я не нашла, да и незачем пить его под утро, — объявила сестра. — Еще только пятый час. Конечно, ко времени нормального завтрака ты проголодался бы как волк... а вот без вина с тобой точно ничего не случится! — Угу. Просто дома оно вкуснее всего, — пробормотал я, впиваясь зубами в бутерброд. И, проглотив его, а потом и второй, вздохнул: — Уф, Фи, ты действительно меня спасла! Она тихонько рассмеялась. С чашкой кофе в тонкой руке, бледная, словно слабо светящаяся в утреннем мраке, она выглядела такой мягкой и уязвимой, что я не мог испытывать никаких подозрений на ее счет. Да и никто другой не мог бы, я уверен. Да, я знал что Фиона поддерживала связи с хаоситами, даже когда они были противниками Амбера. И я знал, что совет сразиться с Люком, чтобы снять чары, исходил не только от нее, но и от ее хаосского приятеля Мэндора, родного сына старого герцога Савалла. Но, в конце концов, не мне, некогда соблазненному уроженкой Хаоса Дарой, было сомневаться в Фи. Это не Фиона, а моя хаосская леди неотступно стремилась к власти. Не Фи, а Дара пообещала, что Амбер будет разрушен. И я знал, что ей достанет упрямства добиваться этой чудовищной цели. В этом смысле меня несколько тревожило то обстоятельство, что моя леди стала мачехой упомянутому Мэндору. Очень молодой и очаровательной мачехой. В особенности это тревожило меня теперь, когда Саваллы пробились к власти и королем Владений Хаоса стал сводный брат Мэндора, наш с Дарой сын Мерлин. * * * — Я думаю, Корвин, — перебила мои размышления Фиона, все еще улыбаясь, — что тебя спас твой Путь. — Что за странная мысль! И все же, еще не окончив фразы, я ощутил, что возражаю напрасно. В словах Фи было нечто такое, на что откликнулась моя душа. Новый Огненный Путь, световой узор-лабиринт, подобный тому, что лежал в основе Амбера, — я создал его в день Последней битвы за наше королевство, создал, пока мои братья и сестры сражались, создал затем, чтобы все они смогли найти приют, если Амбер падет. Но Амбер устоял, и я давно не вспоминал о своем творении, лежащем на границе Царства Теней и предместий Владений Хаоса. И вот теперь этот Путь, вокруг которого мог быть выстроен новый мир, звал меня к себе, звал так же настойчиво, как звала Дейрдре, звал, может быть, даже ее голосом. И стоило вспомнить о нем, как во мне вспыхнуло желание увидеть его снова как можно скорее. — Сам посуди, — Фиона отпила глоточек, и улыбка ее растаяла. — Ринальдо одной с нами крови, но все еще очень плох, а ты свеж, как майская роза. Чем, спрашивается, вы так отличаетесь друг от друга? — А он прошел амберский Путь? — О да. Он бывал здесь, когда ты пропадал надолго, и прошел Путь — Мерлин тогда настоял на этом. — И Путь, разумеется, признал его… — Никто из нас и не ожидал ничего другого, — поспешно отозвалась сестра, и мне почудилось, будто она все-таки допускала, что Путь может отвергнуть Люка за то, что его отец пытался уничтожить саму основу Амбера. — Так что, выходит, Ринальдо здесь дома, как и ты. И, однако, сил у тебя вдесятеро больше, чем у него. Что дает тебе их, если не твой собственный Путь? Что иное исцелило твою рану? — Но мог ли мой Путь это сделать? — сомневался я. — Я даже не знаю, существует ли он до сих пор. — Существует, — кивнула Фиона, — и влияет на окрестности точно так же, как амберский. Я бывала в тех краях незадолго до твоего возвращения — Мерлин показал мне дорогу. Но мне не удалось пройти твой Путь — он не позволяет даже ступить на него. Я будто натыкалась на стену. — Я не пытался закрыть его от тебя, Фи, — удивился я. — Когда я прокладывал его, я полагал, что делаю это для всех. Я не смог бы повторить Амбер, но хотел сделать так, чтобы наша семья не осталась бездомной, если Истинный мир не устоит перед Хаосом. — Думаю, твоего умысла в случившемся не было, — согласилась Фиона. — Вот только не знаю, не было ли чьего-либо еще. Я был озадачен. Кто в целом свете обладает таким могуществом, чтобы повлиять на Путь? Как некогда Дворкин, наш дед, создавший основу Амбера, я прокладывал свой Путь, держа в уме узор, что я видел в глубине королевской реликвии — Судного Камня. И, однако, наши Пути получились разными… Быть может, потому, что мы сами различались. А может быть, Дворкин просто был гораздо могущественнее, чем я. Интересно, насколько могущественнее… — Думаешь, это Дворкин? — ошеломила меня собственная догадка. — Тссс! — Фиона прижала палец к губам и бросила тревожный взгляд на дверь. — Тише, прошу тебя. Не нужно, чтобы нас слышали. Мне все время кажется, что мы не одни. А со вчерашнего дня я и при общении через Карты предпочитаю не говорить лишнего. Их ведь тоже можно подслушать… Прошептав это, она ушла в себя, словно прислушиваясь к чему-то, неразличимому для слуха. — Нет, не Дворкин, — заговорила она через полминуты, по-видимому, каким-то образом убедившись, что никто не интересуется нашим разговором, — старик безумен, да никто давно уже и не видел его... Я думала о Единороге. Это ей, покровительнице Амбера, могло быть нужно, чтобы возник еще один Путь, еще один оплот Порядка, который потеснит Хаос. Это не показалось мне верным. — Послушай, Фи, — начал я, обдумав ее идею, — Единорог никогда не стремилась расширить зону своего влияния. И, кроме того, есть еще кое-что, чего никто пока не знает. Похоже, что тот, кто на время превратил меня в призрака, невольно оказал мне одну услугу. Перебираясь через Танцующие горы на границе Хаоса, я попал в грозу, которая наверняка бы прикончила меня, будь я уязвим. А так я уцелел и стал свидетелем удивительного события. Идя на свет, маячивший впереди, у самого гребня горы я увидел пещеру. В ней находились двое; они были заняты игрой — чем-то наподобие трехмерных шахмат. Один из них был наш Дворкин; второй… Не решусь описать, как он выглядел — ты знаешь, хаоситы любят носить чудовищные обличья, а этот выбирал какие-то особенно уродливые личины и все время менял их. Иногда, впрочем, он обращался в небольшого старичка. Дворкин называл его Сухаем. — Как? — глаза Фионы сделались огромными. — Ты точно расслышал? Сухай — хранитель Логруса, сердца и основы Хаоса! — Я наблюдал за игрой достаточно долго и слышал его имя несколько раз. Мне даже показалось, будто Дворкин произносил его специально в расчете на то, что я его услышу. По их поведению у меня сложилось впечатление, что для Сухая я был невидим, тогда как Дворкин словно бы знал о моем присутствии. — Это возможно, — кивнула Фиона, — все-таки мы его внуки. Кровные узы могут быть и сильнее заклинаний. — А могут и ничего не значить, — поморщился я, вспомнив период жестоких раздоров в нашей семье. Кое-кто из моих братьев всерьез рассматривал возможность уничтожения нежелательных родственников. Да что братья! Та же Фиона в минуту отчаянья… Впрочем, и ее попытка прикончить Брэнда уже не имела значения. — Вот что я тебе скажу, Фи, — вернулся я к предмету беседы, — если Дворкин безумен, то остальные с рождения лишены ума. Он соображает не хуже, чем ты или я, а может статься, и лучше… — Вообще-то Мерлин говорил, будто Дворкин отправился во Владениях Хаоса и там постепенно пришел в себя, — припомнила сестра. — Но это так походило на попытку утешить нас после гибели отца… Я никогда не надеялась, что рассудок полностью вернется к деду. Скорее я бы поверила, что в историю с сотворением твоего Пути вмешался Сухай. Но как он мог это сделать? Ведь ты, как все принцы Амбера, не подвластен Хаосу... — Но именно хаоситы могли решить, когда отступить, чтобы амберский Путь, который защищал отец, уцелел, и мой Путь стал лишним, — возразил я. — Вот только вот зачем это им? Не слишком ли много усилий для того, чтобы всего лишь щелкнуть меня по носу? А Дворкин... Я всегда полагал, что ему стало легче, как только был восстановлен изначальный амберский Путь. — И снова мы вернулись к вопросу о влиянии Пути на своего создателя! — качнула головой Фиона. — Корвин, почему ты веришь, что Путь Дворкина влияет на него, а твой на тебя — нет? Хочешь ты этого или нет, но ты связан со своим творением. Оно помогает каждому, в ком есть твоя кровь, а для тебя самого он выполнит что угодно. — Что угодно мне — или ему? — По-моему, это одно и то же. Разве ты сам этого не чувствуешь? — Нет, — отозвался я, подумав. — Я чувствовал, например, что должен создать этот Путь, хотя у меня и не было такого желания. После я чувствовал, что должен защищать его в первые дни его жизни. Но все эти ощущения — из области обязательств. А самому мне угодно вовсе не это. — Что же? – полюбопытствовала сестра. Я замолчал. А в самом деле, чего я хотел? Я точно не желал бы повернуть время вспять — пусть Рэндом, наш младший брат, и дальше правит Амбером. Так решила Единорог, и она не ошиблась. Именно Рэндом оказался способен подарить Янтарному королевству мир — он даже сумел наладить связи с Хаосом. Вайол, его жена, во всем поддерживала его, и я прекрасно понимал, насколько это важно. К тому же благодаря ей впервые за века у Амбера установились прекрасные отношения с Ребмой, подводным отражением нашего мира, и, насколько я знал, Ллевелла, дочь морской королевы и наша сестра по отцу, теперь бывала в Амбере чаще, чем когда-либо. Нет, этого я не хотел менять. Я не хотел бы даже устроить так, чтобы я сумел избежать встречи с Дарой. Да, моя хаосская леди обманула меня, а потом пыталась мне же отомстить за это — но без ее хитрости на свет не появился бы Мерлин. Я разве что желал бы узнать о его существовании раньше, чем узнал, чтобы он не рос без отца. Хотя кто знает, быть может, тогда он и не любил бы меня так — понятия не имею, какой из меня родитель. Знаю лишь, что я бы старался. Но я хотел, чтобы отец никогда не создавал Тени с названием Лоррейн и женщины с тем же именем. Я хотел бы, чтобы сам он не погиб. Я нуждался в нем, я едва начал понимать его. Хотел бы, чтобы Эрик, примирившись со мной, остался жив. Чтобы вторая смерть Кейна, моего младшего брата, была инсценировкой, как и первая. Чтобы Брэнд не погубил себя. Чтобы никогда не было той злополучной битвы с Хаосом, чтобы и сам я никогда не произносил проклятий и не давал невыполнимых обещаний. Все было так, я хотел именно этого. И все это было не то. — Я хочу видеть Дейрдре, — сказал я только. — Полагаешь, моему Пути есть до этого дело? — Быть может, — тихо молвила Фи. — Быть может, именно он позволил ей или ее призраку позвать тебя. — «Быть может» меня не устроит — мне нужно знать наверняка, — возразил я. И неожиданно для самого себя добавил: — Я еду туда сегодня же. Немедленно отправиться в ту Тень, где остался мой Огненный Путь, — я почувствовал, как это стремление завладело мною целиком. — Ты сможешь покинуть Амбер не раньше, чем прояснится вопрос о дуэли с Ринальдо, — ошеломила меня Фиона. — Блейз убежден, что мы должны ограничить твою свободу. Он считает, что ты хотел убить племянника и что твое безрассудство снова обострит отношения Амбера с Хаосом и странами Золотого Круга. Так что, по его мнению, отпускать тебя нельзя, если мы не хотим громкого скандала. Что касается политики, то он, боюсь, совершенно прав… — Что за чушь! — возмутился я. — Разве я не рассказал, как было дело? И разве Люк не подтверждает моих слов? — Ринальдо не просто не принимает посетителей — он пока не приходил в себя. Так что он ничего не может подтвердить. — Фи, но ты-то мне веришь? Или тоже нет? И, в конце концов, разве Блейз не понимает, что я скорее признался бы в сколь угодно гнусном замысле, чем в неумении справиться с собственным мечом? — Я-то, пожалуй, верю. Я сказала, что Блейз прав в отношении политических последствий. Но в том, что касается магии, он в данном случае заблуждается. Вы действительно подпали под чужое влияние, но и оно оказалось не таким, как предполагалось. Скажу прямо: мы с Мэндором были вынуждены спровоцировать вашу схватку, подтолкнув вас при помощи колдовства. Но чары наши были слабыми — вы должны были лишь поцарапать друг друга. Для снятия с тебя заклятья достаточно было одной-двух капель крови, твоей и Ринальдо. Словом, мы никак не ожидали подобного исхода... — Я тоже, — съязвил я. — Я склонна думать, что ты говоришь правду и кто-то посторонний вмешался в наши дела, — кивнула Фи. — Но Блейз утверждает, что ты слишком хитер, чтобы твоим словам можно было верить. По его мнению, ты мог бы затеять все это с дальним прицелом — чтобы вынудить Кашфу еще больше отдалиться от Амбера и обратиться за помощью к Хаосу. Тогда Хаос по настоянию матери Ринальдо должен будет предпринять какие-то шаги, которые неминуемо спровоцируют новую стычку между ним и Амбером, хаосским Логрусом и нашим Огненным Путем. А в результате Логрус или амберский Путь ослабнут, и ты сможешь выиграть нечто для своего собственного Пути. — Великолепный образчик идиотизма! — Придумано не так уж и глупо, — не согласилась Фиона, — раньше и я могла бы в это поверить. Да и сейчас немного заколебалась бы, если бы Блейз не упомянул о твоей хитрости. — А причем тут моя хитрость? — Корвин, — улыбнулась сестра, — познакомившись поближе с твоим сыном, я поняла: то, что я принимала у тебя за достойные изумления хитрость и даже коварство, чаще всего было бесконечной наивностью. Для подлинной хитрости ты слишком романтичен. — Спасибо на добром слове, — буркнул я, слегка раздосадованный. — И кому ты рассказала об этом своем открытии? — Никому, разумеется, — пожала она плечами. — Так что не волнуйся, Блейз по-прежнему приписывает тебе далеко идущие намерения. Джулиан тоже считает, что принуждение не играло никакой роли и ты действовал по собственной воле. Джерард спорит с ним, а вот Флора, кажется, с Джулианом согласна. Впрочем, возможно, что если бы с Флорой говорил ты, а не он, она согласилась бы с тобой. Флора всегда тебе верила. Остальные… Ллевелла колеблется, будучи не в силах определить твои мотивы. Бенедикт склонен верить, что ты не виноват... При этих словах сердце мое на миг замерло — и тут же с облегчением пустилось вскачь. Лучшей новости, чем новость о том, что Бенедикт, самый старший из нас, на моей стороне, нельзя было и желать. К Бенедикту прислушивались, но еще важнее для меня было само его доверие. Я с трудом завоевал его в период внутрисемейных войн и высоко ценил. — А Рэндом? — спросил я, немного успокоенный Фиониными словами. — В конце концов, последнее слово за ним, ведь именно он наш король! — Рэндом пока не высказывал собственного мнения. Я не стал злиться на него, сообразив, что именно корона вынуждает Рэндома к сугубой осмотрительности. Возможно, он по-прежнему верит мне, как верил и тогда, когда мое положение было особенно шатким. Но Рэндом больше не имеет права на опрометчивые поступки. А если так… Я вспомнил, как некогда меня искалечили и заперли в темнице именно для того, чтобы избежать поспешных и опрометчивых политических решений, прикинул свои шансы сохранить свободу действий на этот раз — и решил ехать прямо на рассвете, пока я, по официальной версии, еще лежу в горячке. После некоторых колебаний Фиона согласилась скрыть мое исчезновение, чтобы я мог выиграть время. — Я делаю это только потому, что опасаюсь за твою жизнь, — заявила она недовольно. — Я не просто предполагаю, а почти уверена, что ты и Ринальдо действовали вопреки собственным намерениям. Вас заставили сражаться. И если этот некто так силен, что может воздействовать на вас и там, куда вас перенес Зеркальный коридор нашего замка, вы оба действительно в большой опасности, особенно пока находитесь рядом. Только поэтому я подыграю тебе. — Спасибо, Фи. Сестра покачала головой: — Подумать только, чтобы спасти твою жизнь, я должна буду помочь тебе рискнуть ею! — В любом случае это лучше, чем ждать, пока Люка и меня заставят убить друг друга, — отозвался я. — А возле своего Пути я быстро наберусь сил. * * * На конюшне в этот час было тихо, только мерно хрустели сеном лошади, да мурлыкала старая, невесть сколько прожившая там черно-белая кошка. Сколько я себя помнил, она жила прямо там, при лошадях. Конечно, это давно была уже не та же самая кошка, а кто-то из ее отдаленных потомков, но выглядело все при ней точно так же, как и прежде. И, как и прежде, конюхов в такое время еще не было и в помине. Не было и сторожей с собаками, не было даже просто собак. Да и зачем было караулить лошадей? Даже если не брать в расчет то обстоятельство, что в Амбере, нашем собственном мире, мало кто отважился бы посягнуть на имущество нашей семьи, все равно опасаться было нечего: разве что самоубийца рискнул бы забраться туда, где стоит Моргенштерн. Эта тварь — созданное моим братом Джулианом подобие скакуна — отличалась удивительно скверным нравом. В полном соответствии со своим именем Моргенштерн наводил ужас на окружающих, так что его приходилось ставить в самое дальнее стойло, и непременно — окруженное пустыми. В противном случае лошади сходили бы с ума от его злости, а конюхи просто не отважились бы проходить мимо него к другим коням. Вот и сейчас, стоило мне войти в конюшню, как в дальнем ее конце раздались глухие удары — Моргенштерн выражал недовольство появлением постороннего, разбивая в щепу заднюю стенку стойла. Я не стал обращать на это внимания, зная, что посторонними у него считались все, кроме Джулиана. К тому же эти удары копытами были еще цветочками: то ли еще будет, когда он почует мой запах! Благодаря усилиям Джулиана Моргенштерн был убежден, что я склонен к жестокости по отношению к лошадям, в особенности лично к нему, и не собирался смиренно ждать своей участи. В принципе, на дело он смотрел здраво, смирение — не та добродетель, которая уместна всегда. Вот только я вовсе не собирался дразнить или бить его. Увы, Моргенштерн крепко помнил то, чему его научили, и был глух к доводам рассудка… во всяком случае, моего рассудка. С другой стороны, не то чтобы я с ним много разговаривал. В интересующем меня стойле, располагавшемся поблизости от входа, стояла гулкая тишина — Шаск, волшебный синий скакун, подаренный мне Мерлином при моем отъезде из Владений Хаоса, каждую ночь обращался в камень. Но я соглашался терпеть это неудобство: днем он мог поспорить в быстроте с лучшими конями всех известных мне Теней. А кроме того, Шаск был мне другом. Я заглянул к нему. В полумраке он казался не синим, а почти вороным, и если бы не неестественная неподвижность, выглядел бы как самый обычный конь, разве что очень породистый. Даже не слишком большой. Да, Шаск заметно уступал Моргенштерну размерами, но превосходил его изяществом. — Шаск.... слышишь меня? — позвал я вполголоса. — Ты мне нужен. — Принц Корвин, я буду готов, когда солнце поднимется выше, — глухо прозвучало в ответ. Губы коня не шевелились — было еще слишком рано, чтобы он мог двигаться, но к восходу солнца дар речи возвращался к нему. — Не торопись, согрейся хорошенько, — я протянул руку и погладил коня по холодной, мраморно-твердой шее. — Нас ждет адская скачка. — При свете дня мне нет равных, принц. — Знаю, Шаск. И все же хочу предупредить тебя — твоим соперником сегодня будет Моргенштерн. Тот, что стоит в самом дальнем стойле. — Я слышал кое-что об этом коне, — проговорил жеребец, и по спине его прошла рябь наподобие ряби на поверхности ручья. — Рассказывали, что он обгоняет ветер. Говорят, его создал ваш брат Джулиан? — Так оно и было. Джулиану требовался единственный в своем роде скакун, достойный ходить под его седлом, и он вложил в Моргенштерна все свое мастерство. Хотя, конечно, колдовать по-настоящему он не умеет — из всех нас всерьез этому учились только Блейз, Фиона и Брэнд. — Полагаю, вы недооцениваете своего брата, принц Корвин, — Шаск моргнул. — Возможно, ты и прав, — пожал я плечами. — В любом случае он может доставить мне немало неприятностей. Однако мне все равно нужно убраться отсюда нынче же утром, и непременно до того, как проснутся мои родственники. Увы, Джулиан обычно встает рано, а я не хотел бы показываться ему на глаза. Сможешь ли ты уйти от Моргенштерна? — Я побегу так быстро, как будет возможно. Но боюсь, моя масть слишком необычна, чтобы мы могли остаться незамеченными, — ноздри Шаска затрепетали. Окаменение мало-помалу отпускало его. — К тому же все знают, что никто, кроме вас, не может ездить на мне. Принц Корвин, если ваш брат представляет для вас угрозу, не лучше ли с ним договориться? — Боюсь, Джулиан не из тех, с кем легко договориться. Да и едва ли он готов поверить мне теперь, после этой стычки с Люком… — Я слышал, что вы сражались и были ранены, и рад убедиться в том, что вы не слишком пострадали, — учтиво молвил Шаск. — Что же касается принца Джулиана, то нет ли среди прочих ваших братьев или среди сестер того, чье мнение он ценит? — Погоди. Когда и от кого ты слышал про дуэль? В волнении я чуть повысил голос, и в дальнем стойле раздался шумный всхрап. Я замер, стараясь не производить никаких звуков. Помнить о Моргенштерне следовало постоянно, иначе тут начнется такое, что о желании удрать потихоньку, пока меня не хватились, придется забыть. Все до единого конюхи — и хорошо, если только они, а не половина всех дворцовых слуг! — окажутся в курсе моих намерений. Да, такое вполне могло произойти, и даже удивительно было, что Моргенштерн до сих пор молчал. И как он не почуял меня? Должно быть, какие-то из Фиониных зелий изменили мой запах. Но все-таки, что там с поединком? Конечно, мы с Фионой могли сколько угодно рассуждать о том, что происшедшее между мной и Люком пока не стало известно за пределами Амбера, но мы-то исходили из того, что о дуэли не знает никто, кроме членов нашей семьи! А на конюшне, выходит, о ней уже болтали? Если так, то недолго тайне оставаться тайной… — О вашей схватке с Ринальдо говорил заходивший сюда вчера вечером принц Джулиан, — объяснил Шаск. Я похолодел. Джулиан? Джулиан не мог остаться равнодушным ко вчерашним событиям — в свое время именно Люк прикончил нашего брата Кейна, самого близкого Джулиану человека. И что с того, что Люк мстил за гибель отца? Да, Джулиан знал, что Кейн застрелил Брэнда, но того ему не было жаль. Брэнда Джулиан и сам терпеть не мог, даже как-то сам признался мне, что готов был заколоть его, и я знал, что то были отнюдь не пустые слова. Тогда как Кейн был чуть ли не единственным, кому Джулиан доверял. Насколько я знал Джулиана, он вряд ли простил убийцу. Никто бы не удивился, если бы он сам вызвал Люка на дуэль. Но тут, как нарочно, подвернулся я. Да, Джулиан должен был страстно желать, чтобы я убил Люка, да я и не сомневался, что он желал этого. Ну, а если бы не Люк, а я погиб в этой схватке, Джулиан не слишком бы огорчился — в конце концов, у него всегда оставалась возможность поквитаться с Люком самостоятельно, а я не входил в число его любимчиков. Но мог ли он быть как-то связан с тем, что случилось? Шаск считал, что я недооцениваю способностей Джулиана. Может быть, он имел в виду и способности к магии? Мог ли мой брат быть тем, кто вмешался в поединок? Это казалось мне маловероятным: ведь Фиона и Мэндор, несомненно, были искуснее его в колдовстве, но они, как уверяла Фи, не смогли противостоять вмешательству неизвестного. Но не мог ли Джулиан быть союзником этого неизвестного? Все это пронеслось в моей голове за доли секунды, пока я задавал следующий вопрос: — Кому он об этом говорил? — Моргенштерну, — был ответ, и все мои построения рухнули. Моргенштерн охотно выполнял любые приказы Джулиана, но, конечно, не был способен к колдовству. Каким бы необычным он ни был, он оставался всего-навсего конем. Строго говоря, даже рассказывать ему о дуэли было бесполезно — он все равно не мог бы ответить. Не то, что Шаск… — Никого больше поблизости не было? — уточнил я на всякий случай. — Только другие кони. Принц Корвин, ваш брат не настолько безрассуден, чтобы кричать о таких вещах там, где его могут подслушать. Показалось мне, или Шаск попытался приподнять левую переднюю ногу? Я прищурился. — Зачем же, по-твоему, он приходил сюда? — Мне показалось, что ваш брат просто хотел, чтобы его выслушали. Возможно, он относится к своему созданию лучше, чем вы думаете. Лучше, чем я думал? Я вдруг спохватился, что так и не удосужился узнать, с кем из семьи Джулиан поддерживал отношения после гибели Кейна. Джерарда, своего младшего брата, он прежде считал существом недалеким. Считает ли он так же и сейчас? С Рэндомом у него никогда не ладилось, Блейз всегда был на стороне Фионы, а та, хоть и нравилась Джулиану чрезвычайно, предпочитала держать его на расстоянии. Флора и Ллевелла его мало интересовали, Бенедикт мало бывал в Амбере. Не мог же Джулиан, в самом деле, замкнуться окончательно? Так, чтобы Моргенштерн остался единственным существом, которому он мог бы выложить все, как другу? Положим, Шаска я считал именно таким существом, но Шаск — совсем иное дело… Или, возможно, Джулиану в тот момент просто не требовалось иного собеседника. Я снова взглянул на Шаска. Точно, он пытался ускорить свое пробуждение. Вот левое переднее копыто тихонько стукнуло о доски... Но стук вышел слабым, коню явно нужно было больше времени. — Пожалуй, ты прав, так может быть, — заключил я. — Что ж, оставим этот вопрос открытым и займемся другими делами. Поднимусь пока к себе и начну собираться, а как только буду готов, вернусь. Я направился к выходу из конюшни. — Принц Корвин! – окликнул меня Шаск. – Полагаю, что должен предупредить вас. Здесь, в самом Замке, есть нечто, принадлежащее Хаосу. Я слышу его. — Где же оно? — Не очень высоко над землей вон в той стороне, — конь медленно, с усилием повернул голову, указывая направление. Получалось — второй этаж, комнаты… Брэнда? О Единорог! Туда же наверняка поместили Люка! Со всех ног я бросился к замку. — Осторожнее, принц, — напутствовал меня голос Шаска. — Эта вещь очень опасна. * * * Взлетев по лестнице через ступеньку, я задохнулся — должно быть, силы мои восстановились еще не полностью — и к покоям Брэнда подходил, как и полагалось тяжелораненому, придерживаясь за стену и обливаясь потом. Отчаянно тянуло сорвать ненужные бинты, но я сдерживался. Кто знает, не попадусь ли я кому-нибудь из слуг или домашних на глаза. Дверь оказалась не заперта — да и зачем бы было запирать ее, если за ней находился раненый? Я осторожно приоткрыл ее. В комнате было тихо и очень темно. Через минуту я начал различать на темно-сером фоне какие-то черные пятна, а спустя еще два десятка ударов сердца сообразил, что хотя и вижу контуры мебели, все еще не знаю, где и что именно искать. Я ведь не догадался спросить у Шаска, велика ли эта вещь, чтобы можно было оценить, где она спрятана! Впрочем, какая разница? Для большинства созданий Хаоса вообще не существовало понятия постоянной величины. Так или иначе, я не собирался немедленно приступать к обыску всего помещения — больше всего меня волновала безопасность самого Люка. Стало быть, искать я стану в первую очередь вокруг его постели. Интересно, его устроили на диванчике в гостиной или все же в спальне? Я сделал несколько шагов вперед, надеясь, что не наткнусь на какой-нибудь не различимый темный предмет. Осторожно достиг диванчика, но так не услышал звуков дыхания. Переместился в спальню. Похоже, и там никого не было. Тут только я сообразил, что можно было и не волноваться за жизнь нашего гостя. Ведь Люк еще не приходил в себя, как сказала Фиона. К тому же он, должно быть, находился под действием лекарств, которые дала ему она, чтобы облегчить боль и ускорить выздоровление — и значит, должен был остаться на ночь в амбулатории под чьим-нибудь присмотром. Вероятно, с ним сидела Флора. Перенесли в другое место только меня — полагаю, по настоянию той же Фионы, обнаружившей, что творится под моей повязкой. По правую руку от меня, в изголовье пустой кровати стоял небольшой столик. Я оперся о него и принялся размышлять. Итак, в покоях Брэнда никого нет. Значит, я вполне могу зажечь светильник — такой же, как тот, что Фи использовала у меня. Скорее всего, он находился где-то здесь, прямо у меня под руками. Ну да, вот же он! Я нашарил ночник, покрутил колесико, и свет зажегся. Такой же жидкий, как и тот, что омывал Фиону, он превращал спальню Брэнда в подобие подводного грота, однако позволял разглядеть чуть больше, чем только общие очертания предметов. Я вглядывался в полумрак. Все здесь, на первый взгляд, осталось таким же, каким было при моем безумном брате. Кажется, уцелел даже его любимый пестрый коврик у порога. К этому коврику, дважды спасшему мне жизнь (Брэнд сам признался, что не захотел пачкать любимую вещь моей кровью), я питал особенно теплые чувства. Не настолько теплые, чтобы забрать его себе,— в конце концов, откуда мне знать? Может быть, он спас не только мою шкуру и дорог еще кому-то из семьи, — но достаточно заметные, чтобы мне нравилось его молчаливое присутствие. Я бросил еще один взгляд на этот коврик, и на миг мне показалось, что я каким-то образом перенесся в прошлое. Сейчас Брэнд окликнет меня и совершенно невозмутимым тоном изречет что-нибудь смешное или немыслимое. Однако то, что коснулось моей руки, не было рукой моего брата, и голос, который я услышал, не походил на голос Брэнда. Больше всего то, что я ощутил, напоминало прикосновение ткани, а то, что услышал, могло быть ее шелестом. Вот только звучал этот шелест прямо у меня в голове, и в нем отчетливо слышны были слова. И это нечто, хотя и должно было попадать в круг света, оставалось абсолютно невидимым. — Принц Корвин, я Фракир, удавка Мерлина, — объявило оно. — Мы встречались прежде, но тогда я не могла с вами заговорить. Некоторое время назад Логрус наделил меня даром членораздельной речи, но увы, так и не дал мне голоса. Вы слышите меня, пока я вас касаюсь. Ваш сын оставил меня здесь и теперь находится в большой опасности. Прошу вас, отвезите меня к нему. Не могу сказать, чтобы я обрадовался этим словам, но, во всяком случае, испытал определенное облегчение от того, что я нашел вещь Хаоса и она не напала на меня сразу же. Что касается ее утверждения относительно Мерлина, то оно не слишком испугало меня. Возможно, это действительно была Фракир — Мерлин упоминал о том, что некогда владел чудесной веревкой, но никогда не говорил, куда она делась. Вероятно, в его нынешнем положении способностей Фракир было недостаточно. Я полагал, что, взойдя на трон Владений Хаоса, он обзавелся более серьезной защитой. Если это было так, то Фракир могла оказаться лишней и, следовательно, могла быть оставлена… и уже от одной обиды могла считать, что без нее Мерлин беззащитен. Впрочем, могло быть и так, что рядом со мной находилась вовсе не его удавка, а нечто иное. Только что это было, если оно знало меня, Мерлина и его тайну? Ведь существование Фракир им тщательно скрывалось даже теперь, когда он, по-видимому, не пользовался ее услугами. Для простоты я решил пока считать, что говорю все-таки с настоящей Фракир. — Я слышал о тебе, Фракир, — Мерлин рассказывал мне кое-что о своей жизни. Что же касается твой просьбы, то я был бы рад выполнить ее, но пока не в силах сделать это. Не стану объяснять причин, но сейчас я не могу ни воспользоваться Картой Мерлина, ни отправиться напрямик во Владения Хаоса. Тебе лучше обратиться к кому-нибудь из моих родственников, которые поддерживают отношения с хаоситами. Например, Фиона нередко видится с лордом Мэндором... — Я не доверяю Мэндору, принц. Он хотел управлять Мерлином. — Тогда к Рэндому — он наверняка завтра свяжется с твоим хозяином. — Я не доверяю никому в вашей семье. Я вздохнул. Похоже, это действительно была удавка моего сына. Помнится, ей вместе с Мерлином довелось выслушать немало о моих приключениях, в которых активно участвовали мои братья и сестры, и вполне естественно, что она прониклась подозрительностью по отношению к родне своего хозяина по отцовской линии. Однако даже это демонстративно неодобрительное отношение к моим близким еще не было доказательством того, что передо мной действительно Фракир, а ясности во всей этой чехарде мне уже отчаянно хотелось. Покажу ее Шаску, осенило меня, и он расскажет мне, чем эта вещь является на самом деле. — Послушай, я собираюсь покинуть Амбер в ближайшие часы, — объявил я. — Позвольте мне отправиться с вами, — оживилась она. — Но, как я уже сказал, я не еду во Владения Хаоса. Я собираюсь в Тень, которая находится примерно на полпути к ним. — Полпути лучше, чем ничего. — Не знаю, долго ли я там пробуду — по меньшей мере день или два, а может быть, и дольше... И лишь потом смогу отправиться дальше. — Я ждала так долго, что еще несколько дней не имеют значения. Принц Корвин, возьмите меня с собой, и дорогой я буду служить вам, как служила Мерлину. Я не только умею двигаться и разговаривать, но и способна ощущать, когда на моего владельца пытаются воздействовать магией. Если на вас соберутся напасть, в том числе при помощи магии, я сумею предупредить вас. Это показалось мне заманчивым. Пусть я не знал, что предпринимать в случае нападения чародея, однако после злополучной дуэли склонялся к мысли, что о попытках воздействия такого рода было бы полезно узнавать сразу, а не после того, как ситуация станет неуправляемой. — А что если я попрошу тебя задержаться здесь на те же несколько дней, чтобы охранять Люка? — предпринял я последнюю попытку отговорить ее от путешествия. — Потом я вернусь за тобой. — Надеюсь, что не попросите. Я могу задушить его, — известила меня она. — Даже так? — Он пытался убить Мерлина. Я вздохнул. Да, так оно и было — некоторое время назад Люк объявил вендетту нашей семье. В то время я пребывал в заточении в довольно странном месте, и услышал об этих событиях лишь значительно позже. Однако из рассказов родных я знал, что он совершил несколько покушений на жизнь Мерлина, а однажды даже пытался прикончить нас всех разом, пристрелив Кейна и взорвав бомбу на его похоронах. Тогда пострадал Блейз, но остальным удалось спастись. Потом наступило затишье. А потом мой сын и племянник все-таки поладили и до сих пор оставались в хороших отношениях. — Насколько мне известно, это дело прошлое. Сейчас они друзья, — сказал я. — У меня только и осталось, что прошлое. Принц Корвин, возьмите меня с собой. — Хорошо, мы поедем вместе. Полезай сюда, — и я, как некогда Мерлин, подставил ей левую руку. Что-то плотное и шершавое скользнуло вверх по моей ладони и оплело запястье. На миг сжалось, имитируя рукопожатие, и снова стало едва ощутимым. И тот же шелестящий голос у меня в голове произнес: — Благодарю вас, принц. Вы не пожалеете о своем решении. — Надеюсь, так оно и будет, — пробормотал я и, потушив ночник, вышел в коридор. Что меня действительно интересовало в тот момент, так это вопрос, как отреагирует на появление еще одного хаосского создания Грейсвандир. В последнее время Лезвие дня и само по себе доставляло мне немало хлопот. Впрочем, я правша, и если ничего чрезвычайного не случится, эти дамы всегда будут находиться достаточно далеко друг от друга. * * * На обратном пути я с неудовольствием убедился, что еще не пришел в себя после попытки взбежать по лестнице. Пришлось сбавить темп. Подсчитав, сколько времени я потратил на беседу с Шаском, поиски Фракир и переговоры с ней, я пришел к выводу, что отсутствовал уже более четверти часа. Фиона, должно быть, извелась, ожидая моего возвращения. И действительно, услышав мои шаги, она тотчас выглянула в коридор. — Скорее! — шепотом поторопила она. — Хватит болтаться по замку, если хочешь скрыть свое выздоровление! Или ты все-таки еще плох? Давай я тебе помогу. Обопрись о мое плечо! — Не нужно, — отказался я, проскользнул в свои покои и направился в спальню. — Все в порядке, Фи, я побывал на конюшне. Как только солнце окончательно разбудит Шаска, я уеду. Проходя мимо стены, на которую кто-то из братьев повесил мой меч, я услыхал, как Лезвие ночи тихонько лязгнуло в своих ножнах. Я был совершенно уверен, что звук мне не почудился, вот только не знал, как его истолковать. Было ли это реакцией на мое возвращение или на обещание скоро уехать? А может быть, на появление поблизости Фракир? С Шаском моя дева-меч вела себя примерно, но Шаск умел расположить к себе. К тому же он не был оружием… К черту! Как бы то ни было, мне придется взять с собой и Грейсвандир, и удавку. Фиона, все еще сомневающаяся в моих силах, шла за мной по пятам, готовая поддержать меня при необходимости. Но я добрался до кровати самостоятельно. Сестра остановилась передо мной и сцепила руки. Я видел, что она встревожена. — Может, все же останешься? — без особой надежды предложила она. — Ты же сама говорила: в ваши заклинания кто-то вмешался. Кто-то пытался убить нас. — Все верно, кто-то вмешался. Вы должны были только поцарапать друг друга... При этих словах лицо Фионы померкло и как-то поблекло. И внезапно я понял, что ей тоже может быть страшно. Как бы велики ни были ее силы и самообладание, ощущение незащищенности в собственном доме могло подорвать даже ее спокойствие. Нужно было срочно повернуть разговор в более приятное русло. — И ты считаешь, что это сделал не Мэндор, — по наитию произнес я. — Я убеждена, что не он. Чужого почерка в заклинаниях не подделать, а сообщить кому-то о происходящем, чтобы этот некто вмешался, Мэндору было некогда. К тому же... — К тому же ты ему веришь, — как я ни старался держать себя в руках, тут не мог не улыбнуться. Надо сказать, что Мэндор был не худшим выбором: насколько мне было известно, сводный брат Мерлина был умен и выдержан. И он стал поклонником моей сестры задолго до их личной встречи. — В определенной степени верю, — осторожно отозвалась Фиона, отходя и усаживаясь в мое любимое кресло. Когда она упомянула о своем доверии к Мэндору, лицо ее сохраняло безучастность, но голос все-таки дрогнул. — Ты ему веришь. Значит, поверю и я, — заключил я, любуясь тем, как снова заблестели ее глаза. Фракир тихонько сжала мою руку, уж не знаю, в знак одобрения или осуждения. Я отложил поиски смысла ее поступков на будущее и сосредоточился на том, в чем нуждался сильнее всего, — на восстановлении сил. Попросту говоря, растянулся во весь рост и закрыл глаза. Все-таки нет на свете ничего подобного собственной постели в родном доме. Мне казалось, я только прилег — и вот уже куда-то поплыл... и если бы не Фиона, точно бы проспал. Кое-как я очнулся, лишь когда она принялась трясти меня за плечо. — Корвин... если ты хочешь опередить Джулиана, пора ехать. Разумеется, она была права. И все же, не будь на моем запястье Фракир, я бы снова задремал. Но удавка слышала, что сказала Фиона, и отнеслась к собственному обещанию служить мне буквально. Пришлось вставать. Должен сказать, что когда тебя дергает за руку невидимая веревка, ощущения испытываешь самые странные. Впрочем, Фракир действовала осторожно, стараясь не выдавать своего присутствия. Я был уверен, что Фиона ничего не заметила. *** Мне всегда казалось, что время вмещает себя ровно столько, сколько можешь в него запихнуть, а количество минут или часов не имеет решающего значения. С этой точки зрения мой Путь, если то было его влияние, обладал несомненным талантом растягивать саму субстанцию времени, как резину. Полчаса сна привели меня в состояние, вполне подходящее для верховой езды. Я быстро собрался, взял Грейсвандир и, положившись на судьбу — вообще и Джулиана в частности — в деле придания мне окончательной бодрости, черным ходом выбрался из замка. В конюшне на этот раз стояла тишина — из стойла Моргенштерна не доносилось ни звука. Я все-таки упустил момент, Джулиан уже забрал свою тварь. Однако дела это не меняло — ехать все равно было нужно. — Ну, Шаск, готов ли ты? — поинтересовался я у скакуна. — Солнце уже поднялось высоко... правда, теперь тебе почти наверняка придется бежать наперегонки с Моргенштерном. Скорее всего, Джулиан нас заметит. — Все может быть, принц. Но если бы вы пришли раньше него, он бы догадался о вашем отъезде по моему отсутствию. Так или иначе, вероятность того, что он узнает обо всем первым, крайне высока. Что же до скачки, то я готов к ней. — Тем лучше: я хочу отправиться немедленно. Но сперва я представлю тебя леди, которая хочет стать нашей спутницей. Кусок веревки на моем запястье обрел видимость и шевельнулся, словно змея, поднимающая голову. — Это Шаск, мой скакун, уроженец Владений Хаоса. При этом словах Шаск поклонился. — По просьбе Мерлина Шаск должен был доставить меня домой и после мог быть свободен от своей службы. Однако в дороге мы подружились и решили, что он останется со мной на какое-то время. Шаску нравится странствовать по Теням, а я могу привести его туда, куда он никогда бы не попал без моего участия. Он бродяга, и ему по вкусу приключения, — продолжал я. — Совершенно верно, — согласился Шаск, — я именно таков. — А это Фракир, друг и защитница Мерлина. Фракир хочет путешествовать с нами в надежде через некоторое время попасть во Владения Хаоса. — Рад познакомиться с вами, леди, — сказал конь. На этом я посчитал свою миссию выполненной, но не тут-то было. — Принц Корвин, пожалуйста, поднесите меня к Шаску, — прошелестел голос в моей голове. Я выполнил просьбу Фракир, и она, не отпуская моей руки, потянулась к коню. Некоторое время ничего не происходило. Потом Шаск дернул ухом. — Вы очень любезны, леди, — проговорил он с достоинством. — Должен сказать, что я еще не заслужил подобных слов, но надеюсь заслужить их. Я готов нести вас обоих, если таково будет ваше желание. — Да, мы хотим этого, — подтвердил я. — Но скажи, Шаск... не чувствуешь ли ты сейчас, перед началом нашего путешествия, какой-либо угрозы извне? — Нет, принц, я не ощущаю снаружи ничего угрожающего. Все самое страшное из того, что могло бы встретиться на нашем пути, уже находится при вас. — Ты имеешь в виду?.. — Ваш меч, Грейсвандир, и нашу новую спутницу. Я усмехнулся. Приятно, когда твой товарищ хорошо понимает тебя, но еще лучше, если ваши инстинктивные оценки совпадают. — Что ж, тогда нам нет резона задерживаться! Я вывел Шаска из стойла, оседлал, и мы тронулись в путь. *** Арденн мы достигли без приключений. Еще чуть-чуть — и нас укрыл бы густой, величественный лес, а там, подальше, за его пределами, уже можно спокойно уходить в Тени…Джулиан показался в тот момент, когда я всерьез уже рассчитывал, что нам удастся ускользнуть незамеченными. В знаменитых своих белых доспехах и, как обычно, без шлема, на спине гиганта Моргенштерна он казался маленьким. Не знаю, что за команду он дал своему чудовищу, но Моргенштерн быстро нагонял нас. Хоть я понимал, чем грозит мне его появление, все же не мог не восхищаться быстротой бега этой твари. Шаск шел довольно быстрым галопом, но темно-серый конь с белым всадником на спине приближался к нам столь стремительно, что трудно было поверить своим глазам. Впрочем, я помнил, как Моргенштерн обгонял и мчащийся автомобиль. Фракир осторожно, но чувствительно сжала мое запястье, по-видимому, посчитав, что мне грозит опасность. Признаться, я думал так же. Заметив, что я тороплю коня, Джулиан пришпорил своего и что-то выкрикнул, но ветер отнес его слова, и я ничего не разобрал. Ясно было лишь, что брат чего-то от меня требует. Я имел все основания опасаться, что главным его требованием было мое немедленное возвращение в Амбер. Я пригнулся ниже к шее Шаска, но пришпоривать его не стал. Дружба плохо переносит шпоры. — Скажи, Шаск, ты мог бы бежать быстрее? — Принц Корвин, разумно ли это? — отозвался Шаск. — Я предупреждал, что из-за моей масти мы будем бросаться в глаза. Так и случилось, и едва ли ваш брат сомневается в том, кого именно я несу. Быть может, стоит остановиться и поговорить с ним? Я хмыкнул. Разговаривать с Джулианом и в лучшие времена было не слишком просто — уж я-то знал, если он считал себя правым, то к чужим словам прислушивался разве что под угрозой смерти. А сейчас, когда он был убежден в моей злокозненности, мы могли только сражаться. Однако после схватки с Люком мне не очень хотелось браться за меч. — Корвин! — выкрикнул между тем мой преследователь, и теперь я уже слышал его достаточно хорошо. — Стой! По уже изложенным причинам останавливаться мне не хотелось, но удрать больше не представлялось возможным. — Если вы бросите меня в его сторону, я смогу обездвижить его, — прошелестела Фракир, уловив мои колебания. — Если только он не поймает тебя на меч, — возразил я. — И что тогда с тобой будет? Разделишься ли ты на две Фракир или погибнешь? Пожалуй, не стоит рисковать. — Я не знаю, что случится при этом, принц, — призналась Фракир. — Но я признательна вам за то, что вы обо мне беспокоитесь. Такому хозяину, как вы, приятно служить. — Корвин! — вновь окликнул меня Джулиан. — Да стой ты, чертов идиот! От неожиданности я резко натянул поводья. Джулиан, которого я знал, был обидчив и злопамятен, порой чрезмерно подозрителен, но я не мог припомнить случая, чтобы он ругался. Наоборот, он так потешно гордился своим самообладанием и всегда избегал брани. Шаск остановился. Моргенштерн теперь приближался еще скорее, еще неотвратимее, как разогнавшийся паровоз к застрявшему на рельсах фургону. — Что тебе, Джулиан? Я тороплюсь, — выкрикнул я и тихонько сжал коленями бока своего скакуна. — Шаск, будь готов к нападению — Моргенштерн прыгуч, как белка, ненавидит меня до самозабвения и отчаянно кусается. — Не думаю, что ему захочется укусить меня, принц, — отозвался Шаск. — Но спасибо за предупреждение. Нагнав нас, Джулиан осадил коня, Моргенштерн встал на свечку, но через несколько секунд опустился на все четыре ноги, и мой брат соскочил на землю. — Корвин, подожди, — он сделал несколько шагов вперед и попытался ухватить повод моего скакуна. К моему удивлению, Шаск изогнул шею, позволяя поводу провиснуть и давая Джулиану возможность схватиться за него. Что-то пощекотало мое левое запястье — и я увидел, как по белой латной рукавице моего брата скользнула узкая тень. Самой Фракир снова не было видно, но судя по всему, это была именно она. Пожалуй, это было уже кое-что — учитывая, что доспехи Джулиана были неуязвимы для обычного оружия, а обнажать Грейсвандир мне отчаянно не хотелось. — Я хотел сказать, — Джулиан тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица, и поднял на меня глаза. Холодно-голубые, в тот момент они показались мне темными, быть может, потому, что вокруг них сейчас лежала тень, — хотел сказать, что благодарен тебе. Еще вчера, когда Фиона сообщила, что вы оба ранены, я решил, что должен поблагодарить тебя за то, что ты сделал с сыном Брэнда. Но когда я увидел вас в коридоре Замка... Он бросил взгляд куда-то в сторону, будто там, рядом навечно остался тот миг, когда Зеркальный коридор выплюнул Люка и меня, истекающих кровью, прямо на руки родне — будто тот миг остался где-то рядом, и Джулиан мог бесконечно долго рассматривать эту сцену. Да ведь он и занимался этим всю ночь, осенило меня. Вот откуда эти круги под глазами! Но что же он надумал к утру? Тем временем узкая, почти бесцветная полоса дважды обвилась вокруг правого плеча Джулиана и через миг вынырнула из-за левого. Я окинул брата взглядом. В доспехах Джулиан лишь немногим уступал комплекции Джерарда, самого рослого и могучего из нас, а я не имел ни малейшего представления о длине Фракир. Хватит ли ее, чтобы связать моего брата? И насколько прочна и сильна удавка? — Ты считаешь, что я проделал это нарочно? — уточнил я. — Да. Правда, это мне безразлично, — Джулиан снова поднял глаза. — Но я признателен тебе за то, что ты его не убил. — Что? — растерялся я. Голова от такого в буквальном смысле слова шла кругом. Я оперся о луку седла, но этого мне показалось недостаточно. Пожалуй, стоило и спешиться... — Я правильно понял? Ты выражаешь мне признательность за то, что Люк жив? Вот это была новость! Я-то полагал, что Джулиан мог бы благодарить только за то, что я чуть было не прикончил его врага. — Ты мог убить его, — Джулиан упрямо вздернул подбородок, — что бы там ни утверждала Фиона, я знаю: ты был в силах это сделать. Когда-то ты уступал Эрику в искусстве владения клинком, но со временем сравнялся с ним, если не превзошел. Ты едва ли, конечно, мог бы справиться с Бенедиктом... — Упаси меня Единорог от проверки, — пробормотал я, тяжело сползая с коня. — Схватке с Бенедиктом я предпочел бы что угодно! Джулиан кивнул. Никто из нас никогда всерьез не пожелал бы сразиться с Бенедиктом. — Но Ринальдо… Люк тебе не соперник, — договорил брат. — Как мечник ты опытнее его в сотни раз. Я пожал плечами: — В твоих словах есть доля истины, но вспомни: я ведь вернулся в Амбер менее чем за час до дуэли. Мне пришлось провести в седле немало времени. Возможно, я просто был не в лучшей форме после путешествия. Почему-то мне показалось неловким сойти с седла так, чтобы Шаск оказался между нами, и теперь я стоял рядом с Джулианом. Будучи так близко к нему, в случае чего я мог полагаться только на Фракир: нож или кинжал здесь были бессильны, а к Грейсвандир я с недавних пор не испытывал особого доверия. Если, опять-таки, речь не шла об убийстве, а к нему душа у меня не лежала. — Корвин, давай начистоту, — Джулиан прищурился. — Да, я считаю, что ты действовал по собственной воле. Правду ли говорила Фиона о заклятии, я не знаю. Но и под принуждением ты мог прикончить Ринальдо быстрее, чем Моргенштерн — растоптать змею. Это ясно любому из нас. Ты этого не сделал… не понимаю, почему в последний момент ты удержался от того, чтобы ударить в полную силу, но ты удержался. Он остался жив. — Но ты не имеешь ко мне претензий, потому что хочешь убить его сам. И вдруг он улыбнулся, еле заметно, но точно такою же улыбкой, как та, которой некогда раздражала меня Фиона, — такою, как если бы разговаривал со слабоумным. — Корвин, ты все-таки идиот. Я не имею претензий, потому что мне не нужна его смерть. Мне она ни к чему. Должно быть, недоумение на моем лице было достаточно красноречивым. Он еще раз слегка улыбнулся и отвел глаза. — Когда Зеркальный коридор вернул вас в Замок, — начал он, снова глядя в некую точку, навечно сохранившую для него момент окончания дуэли, и я молча внимал этим словам, — и я увидел Ринальдо, я понял, что его еще можно спасти. И что если ничего не сделать, то меньше чем через полчаса все будет кончено. Но я понял и то, что мне не станет легче, даже если я сокращу эти полчаса до полуминуты. Кейна это не вернет, только опозорит Амбер. Ведь тогда у Кашфы не станет короля именно по нашей вине, и амберское гостеприимство станут считать не просто сомнительным, а смертельно опасным. Многие ли вспомнят о Кейне? Будут говорить лишь, что Амбер вероломен и жесток и не щадит даже родню. Я не хотел бы, чтобы по моей вине наше королевство снискало такую славу. К тому же дома шли разговоры, что на нас надвигается беда и нам нужен будет Ринальдо — хотя бы потому, что он унаследовал Вервиндль. Я, кстати, думаю так же… Он перевел дух. — Я думал об этом, когда ушел к себе. Знал, что вы оба живы. Пытался понять, не следует ли все же пробраться к нему или нужно выждать, пока не минует кризис. Знал, как быть, если бы решился идти: Флору я запер бы в операционной, его бы ударил ножом в сердце, а после уехал бы и выбросил бы все из головы. Вернулся бы, когда дело позабудется. А потом… потом я вдруг увидел, что для меня все останется по-прежнему. Убийство Ринальдо ничего не даст. Не думай, я прикончил бы его без сожалений, если бы это что-то меняло! Только Кейна все равно не будет, сколько его врагов теперь ни убивай. Я готов заколоть Ринальдо, но разве это что-то исправит? Знаю, что нет, но не понимаю, почему. Так было бы справедливо, верно? Но все равно не было бы лучше… Корвин, почему месть не приносит радости, если она справедлива? — Справедливость вообще не слишком спасительная вещь, — сказал я тихо и положил руку ему на плечо. Его дурацкие доспехи мне мешали. — Мы ждем от нее утешения, и она обещает его, но не дает. Может быть, это самая бесчеловечная вещь на свете. Ярость, ненависть и надежды на отмщение — они ранят и обжигают нас, но они проходят. Справедливость остается, но остаются и память и скорбь. Джулиан, я знаю, каково это, и знаю, что понимание этого — всего тяжелее. Если бы я мог помочь тебе, я бы сделал это. Удивление, такое же слабое, как та улыбка, мелькнуло на его лице. — Ты не лжешь. — Нет, не лгу. — Вижу, что не лжешь. Я... не так представлял себе это, — Джулиан опустил глаза. И не увидел, как узкая тень скользнула с его руки мне на руку. В тот момент, когда он поверил мне, Фракир решила вернуться. — Ладно, — он снова глянул мне в лицо, — я возвращаюсь в замок. Не знаю, зачем ты приезжал, куда направляешься и как вообще можешь передвигаться после вчерашнего, не знаю, что за силы в этом участвуют. Но я рад, что ты побывал здесь. Ты приезжал словно нарочно для меня. — Тогда окажи мне услугу, — попросил я. — Совсем небольшую: просто не говори никому, что видел меня. Пусть дня три считают, что я еще в Замке. — Я-то могу, но без помощи Фионы тут не обойтись. Она что, согласилась тебе подыграть? — удивился он. — Помню, прежде вы не ладили. — Боюсь, я сам был в этом виноват. — Кажется, я недостаточно хорошо знаю тебя, Корвин, — он нахмурился и отошел к Моргенштерну. Поразительно, но тот все это время простоял, не шелохнувшись, словно Шаск научил его обращаться в камень. — Пожалуй, довольно с меня открытий на ближайшее время. Мне нужно все хорошенько обдумать. — Но ты выполнишь мою просьбу? Джулиан, не отвечая, взлетел на спину своего скакуна с такой легкостью, словно белые доспехи ничего не весили. Моргенштерн тут же ожил и затанцевал под всадником, а потом легко двинулся вперед. — Не могу пожелать тебе счастливой дороги, потому что не видел тебя, — чуть отъехав, крикнул брат. — Но я непременно справлюсь о твоем здоровье в замке! И погнал коня прочь. — Ну, и что вы на это скажете? — обратился к своим спутникам. — Принц Корвин, время не ждет, — отозвался Шаск. — На вашем месте я бы вернулся в седло. Мы должны спешить. — Я согласна с этим, принц, — прошелестела Фракир. — В таком случае не стану с вами спорить. Я сунул ногу в стремя, и Шаск, дождавшись, пока я усядусь как следует, пошел шагом, а потом и мягкой рысью, постепенно прибавляя ход. Потом он перешел на галоп и продолжал убыстрять бег, пока земля под его ногами не обратилась в гигантское полотнище со смазанным от невообразимо быстрой смены рисунком. — Так ты и в самом деле мог обойти Моргенштерна? — возмутился я, оценив нашу скорость. — Как я и говорил, принц, — отозвался синий конь. — Однако это не помогло бы сохранить наш отъезд в тайне, тогда как теперь вы в безопасности. — Он прав, принц, ваш брат не расскажет, что видел вас, — прошелестела Фракир. Мне и самому так казалось. А еще мне было отчаянно жаль Джулиана. — А что произошло с Моргенштерном, друзья мои? — поинтересовался я у своих спутников, желая отвлечься. — Кто-нибудь из вас знает, почему во время нашего разговора он был сам на себя не похож? — Этот серый знаком с порождениями Хаоса, принц, — объяснил синий конь. — Он ни за что не стал бы задирать меня. — Моргенштерн тебя боится? — удивился я. — Не знал, что его что-то может напугать. — Может, — отозвался Шаск. — Но боялся он не меня, а леди. — Фракир? — Да, принц, — зашелестел в моей голове ее смех. — Серый видел меня. А ваш друг сказал ему, что если тот шевельнется, я задушу его хозяина. Шаск тихо, но удовлетворенно фыркнул. *** Эти трое даже окликать меня не стали: едва я поравнялся с крупным бурым валуном на склоне холма, как над моей головой свистнула стрела. Увы, щита у меня не было, но была Фракир. Предупрежденный ею, я изготовился выхватить меч и, возможно, даже попробовал бы отмахнуться им от стрел, хотя никому из нашей семьи, кроме Бенедикта, такой фокус не удавался... но как только извлек Грейсвандир из ножен, клинок сверкнул иссиня-белым огнем, подобно молнии, и взвыл пронзительно и горько, как баньши. Вторая стрела, пущенная из кустов с другой стороны тропы, вспыхнула таким же нестерпимым светом, как мой меч, и мгновенно сгорела, третья воткнулась в песок у задних ног Шаска. И я ощутил, как Грейсвандир рвется из моих рук и требует отрубить руку, снять голову, рассечь шею, развалить надвое всякого, кто посмел поднять на нас оружие. Я стиснул рукоять Лезвия ночи с яростью не меньшей, чем его собственная, развернул коня и заорал: — Убирайтесь! Мне все равно, чего вы хотите, но если вы дадите мне проехать, я оставлю вас в живых! Меч визжал и рвался из рук, как безумный, и, полагаю, это произвело на них большее впечатление, чем моя речь: через миг-другой человекообразные фигуры, две слева и одна справа от дороги, прыснули в густые заросли орешника. При виде бегущих Шаск взвился на дыбы, так что я едва не вылетел из седла. — Догнать их? — спросил он сдавленным голосом, опустившись на все четыре ноги. — Нет. Нам некогда, — я вбросил сопротивляющийся меч в ножны. — Вперед! Шаск недовольно рыкнул, но повернул в прежнем направлении и прибавил шаг. Спустя несколько минут и Теней он заговорил: — Принц Корвин, я должен попросить у вас прощения. Мне не следовало предлагать преследовать этих существ. Боюсь, что я невольно поддался неистовству, владеющему вашим оружием. — Ничего удивительного, — пробормотал я, — на меня оно тоже подействовало. Сам не пойму, как удержался от преследования. Похоже, я должен благодарить за это Люка, устроившего мне вчера неплохое кровопускание. Касаясь ножен, я чувствовал, что Грейсвандир еще дрожит от ярости в своей темнице, но мало-помалу затихает. — Или не Ринальдо, а вашего брата Джулиана, — прошептала притихшая Фракир. — Кто знает, что бы сталось с вами, если бы не ваш разговор… — Полагаешь, Джулиан невольно помог мне, как и я ему? — Возможно, и так, принц, наверняка я не знаю. Знаю только, что никогда еще я не была так напугана, как при звуке голоса вашего оружия — но и это ничего не значило в сравнении с тем страхом, который охватил меня, когда я ощутила, что оно пытается подчинить себе всех нас. Я не испытывала подобного ужаса, даже когда Мерлин нес меня через Логрус, хотя и тот стремился подавить мою волю. Логрус способен что угодно вывернуть наизнанку, но я-то, конечно, была в безопасности, ведь у веревок нет изнанки… Тем не менее, мне хотелось поскорее вырваться из него. — Чего же ты захотела, когда услышала Грейсвандир? — Убивать, — лаконично отозвалась Фракир. Ее ответ несколько встревожил меня. Прежде Фракир казалась мне весьма рассудительной особой, не испытывавшей ненависти к тому, кто не угрожал ее хозяину. — Но ты промолчала, — попытался я собраться с мыслями. — Не стала предлагать этого. — Леди не всегда могут прямо говорить о своих желаниях. — Великолепно, — вздохнул я. — Итак, что мы имеем? Неотложное дело на другом конце Вселенной, суть которого нам неясна, неведомого врага, чьи силы мы пока не в состоянии оценить, оружие с более чем тысячелетним опытом сражений, внезапно превратившееся в маньяка-убийцу, да еще и заразного в своей злобе, — и комплект дорожных препятствий к этому. Неплохой набор! Кстати, Шаск, не напомнило ли тебе это нападение то, предыдущее, которому мы подверглись на пути из Хаоса в Амбер? — Некоторое сходство между ними усмотреть можно, — согласился Шаск. — Однако эти существа даже не пытались со мной заговорить. — Возможно, потому, что их было только трое и они не были уверены в своих силах. Там, близ Танцующих гор, нас подстерегли пятеро. — Или эти трое были не просто грабителями, — шепнула Фракир. Это предположение тоже выглядело похожим на правду. Действительно, не нас ли эти существа поджидали... Может быть, мой противник все-таки вспомнил про второй Огненный Путь? — Боюсь, что леди права, — вздохнул Шаск, словно отвечая моим мыслям. — Я очень сомневаюсь, чтобы в той Тени водились кони моей масти. Принц Корвин, похоже, эти разбойники ждали именно нас. — В таком случае тот, кто нанял их, знал о моем будущем больше, чем я сам, — возразил я. — Еще четверть часа назад я и понятия не имел, что мы двинемся именно через эту Тень. Некоторое время Шаск молчал, наконец заговорил снова, тщательно подбирая слова. — Принц Корвин, — молвил он, — если этот некто предполагал, что вы можете покинуть Амбер, и знал, куда вы можете направиться, ему не было нужды устраивать засады на вас во всех Тенях. Достаточно было посетить небольшое количество тех, что расположены вокруг двух этих мест. — Но когда бы он успел это сделать? Мы говорим о существе, которое позаботилось о том, чтобы мы с Люком прикончили друг друга. Исход нашего поединка должен был вселить в него уверенность в том, что и Вервиндль, и Грейсвандир выведены из строя. Ведь и я, как Люк, должен был сейчас лежать пластом в Замке, а эта адская скачка могла разве что привидеться мне в бреду. Так зачем же этому существу было заранее заботиться о том, чтобы я не смог проехать через Тени? — Возможно, ваш враг отличается предусмотрительностью, — предположил Шаск. — Скорее уж сверхъестественным чутьем, — возразил я. — Или у него были основания ожидать чего-то подобного, — вставила Фракир. Я не ответил. Если существо, пытавшееся нас убить, знало про мой Путь, то дела наши были не особенно хороши. С другой стороны, тогда засада свидетельствовала о том, что, добравшись до Пути, я разрушу планы врага и, возможно, даже окажусь вне его власти. — Что касается времени, — продолжала безжалостная удавка, — то должна напомнить, что в Хаосе оно течет намного быстрее, чем у вас дома. Если ваш враг обитает во Владениях Хаоса или его окрестностях, ему не надо было спешить. Времени для подготовки у него было больше чем достаточно. — Шаск? — окликнул я скакуна. — А ты что скажешь? — Как ни жаль признавать это, принц, я подумал о том же, — отозвался он, прибавляя шаг. — Скорее всего, ваш противник обитает в Хаосе или ближайших к нему Тенях. Нам следует поторопиться. Разговор ненадолго прервался. Шаск еще некоторое время набирал скорость. — Вероятнее все же, что это существо живет непосредственно во Владениях Хаоса, — стал рассуждать я, приноровившись к его новой манере двигаться. — Обитатели Царства Теней на том его конце мало что знают об амберском Пути и едва ли вообще слыхали о том, что существует мой собственный Путь. Насколько я понимаю, даже среди хаоситов в этом разбираются очень немногие. — Немногие, но в их числе сам Логрус и те, кто с ним связан, — подхватила Фракир. — Его Хранитель и любимчики никогда не забывают про Путь. Мать вашего сына, принц, всегда помнит о Пути. — В число тех, кто о нем помнит, входит и Мерлин, — заметил Шаск. — Это-то меня и тревожит, — признался я. — Ведь это означает, что мой враг находится где-то в ближайшем окружении Мерлина. Возможно, он представляет собой некоторую угрозу и для моего сына. — Я же говорила, принц, что он находится в опасности, — прошелестела Фракир. — Мне казалось, ты имела в виду что-то другое, — отозвался я. — И, безусловно, Мерлин отнюдь не ребенок и способен постоять за себя. О колдовстве он знает намного больше, чем я. Как бы то ни было, я намерен связаться с ним и узнать, что у него творится. — Не стоило бы вам звать его, принц, — не согласился Шаск, — пока мы не достигнем вашего Пути. А это, поверьте мне, займет не так много времени. Я обдумал его слова и пришел к выводу, что он прав. Учитывая таланты моего противника, попытки связаться с кем бы то ни было через Карту были бы практически равносильны объявлению о том, где я сейчас нахожусь. И кто знает, что поджидало бы нас после этого на дороге! Тогда как возле моего Пути все это уже не имело бы никакого значения. — Что ж, постараемся добраться туда побыстрее, — подвел я итог. *** — Будет лучше, если мы отправимся вслед за солнцем, — сказал мой конь. — Это позволит мне бежать, не останавливаясь на ночлег. Я признал эту идею разумной, и мы принялись прокладывать путь, выбирая Тени, в которых солнца стояли высоко. Согретый лучами этих светил, Шаск превратился в синюю молнию. Если кто-то и поджидал нас в засаде, он едва ли успел бы даже разглядеть моего коня, и уж тем более никак не смог бы угнаться за ним. Быть может, именно поэтому больше ничего примечательного в пути с нами не случилось, если не считать того, что произошло в Греции. Разумеется, это была не та Греция, которую я знал в Тени Земля, однако сходство этих мест было столь велико, что легко было бы ошибиться, да и здешний язык сильно напоминал греческий. Я всегда опасался, что в некотором роде это одно и то же место, пребывающее в разных временах. Опасался потому, что некогда в этой Тени приключилась ядерная катастрофа. Тем не менее, здесь существовала жизнь, пусть порой и принимавшая довольно причудливые формы. Особенно странными существами заселено было сердце материка, на который и пришелся основной удар. Но побережье и острова пострадали меньше, и их обитатели мало отличались от людей и животных, которых я видел на Земле. У этих людей сохранились и предания о самом событии, которое они именовали Горячими днями, или просто Тремя днями. Здесь, на островах у берегов местной Греции, у меня был даже приятель, который и в этих безумных краях выделялся своей необычностью. Впрочем, внешне он мало отличается от обычного человека с Земли, что в тех краях служит лучшей рекомендацией. Возможно, когда-нибудь я расскажу о нем подробнее — он того заслуживает. Именно от него я почерпнул кое-какие знания об этом мире. Итак, я свернул в знакомую Тень, и даже не вслед за солнцем, хотя солнца в этом мире было предостаточно. Я решил устроить привал и посчитал, что там это будет сделать лучше всего. Отчасти это место было нам по дороге: из-за последствий Горячих дней и населивших окрестности искаженных созданий этот мир был значительно ближе к Хаосу, чем та Земля, на которой я провел несколько веков. Но главное — я точно знал, что вода здесь пригодна для питья и ее много. Жажда уже здорово донимала меня, но не меньше, чем пить, хотелось и искупаться: по мере приближения к моему Пути меня начал мучить все усиливающийся зуд. Зудело в том месте, где еще недавно была рана — по всей видимости, это сходил рубец. Первым делом я отыскал источник. Напившись и напоив Шаска, я провел его сквозь заросли почти к самому берегу, расседлал и предложил отдыхать. Сам же сложил вещи и верхнюю одежду в тени у подножия обломка скалы и придавил их камнем поменьше. Фракир тотчас обвила этот меньший камень. Ножны с Грейсвандир я предусмотрительно прислонил к валуну, что находился чуть поодаль, и направился к морю, чей голос пел так заманчиво. Море было таким ярким, что казалось подкрашенным акварелью, и по поверхности залива ходили небольшие нарядные волны. Входя в воду и ежась от холода, я подумал, что купальный сезон тут, очевидно, еще не открыт, и нельзя сказать, чтобы пляж был особенно хорош. Так не было ли мое решение устроить привал именно здесь вызвано тоской по Амберу, его воздуху и краскам? Из всех известных мне мест только Арденны и этот искореженный кусок суши, лежащий на сверкающем шелке моря, которое я для простоты считал Средиземным, походили на изначальный мир своей величавой простотой и выразительностью. Отплыв подальше, я оглянулся. Шаск синим изваянием застыл у самой кромки воды. Более на берегу никого не было. Я глубоко вдохнул чистый, наполненный только йодом и солью воздух, нырнул и открыл глаза. Тогда-то все и случилось. Коряга, качавшаяся на волнах неподалеку от берега, пришла в движение. Внезапно у нее обнаружились огромная пасть наподобие крокодильей, узкий гибкий хвост и длиннейшее, в костяных наростах туловище с десятками лап. Лапы эти бешено вспенили воду, как колеса старинного парохода, и тварь ринулась вперед. Я вылетел на поверхность, как пробка, и рванул к берегу. Не припомню, чтобы я когда-нибудь плыл так быстро, как в эти секунды, но тварь была быстрее. Я успел только подумать, что слышал про таких — здесь их зовут боадилами — и что в воде у меня нет никаких шансов, а на суше я еще могу спастись, как тварь поравнялась со мной. И промчалась мимо. Не я был ее целью. Обломки бревен, видневшихся на берегу, на границе зарослей, тоже пришли в движение. В воздух взвились целые облака песка. Оказалось, что по нему боадилы передвигаются с той же быстротой и ловкостью, что и по воде. И еще обнаружилось, что твари на берегу тоже охотились не за мной. Все трое спешили к Шаску. Синий конь развернулся и поскакал мимо скалы, у которой я оставил наши вещи. Обогнув ее по широкой дуге, он замедлил бег, как если бы уже ощущал себя в безопасности. И едва не поплатился за это: ближайшая тварь бросилась на него, как бросается змея. Шаск едва успел отпрыгнуть и тотчас вынужден был совершить новый прыжок — второй боадил, подбиравшийся к нему сбоку, ударил его хвостом. Боадилы были огромны — футов, наверно, сорок в длину и, судя по толщине, едва ли не в полтонны весом. В броне из толстенной бурой шкуры – местные уверяли, что по прочности она немногим уступает камню — они были практически неуязвимы. Считалось, что их слабым местом были глаза, но поди доберись до этих глаз! Мой приятель утверждал, что убить боадилов все-таки можно — если воспользоваться, например, гранатой или автоматом с пулями, начиненными мета-цианидом. Излишне говорить, что ни того, ни другого у меня не было. Тем не менее, я продолжал изо всех сил плыть к берегу, потом, спотыкаясь, бежал по мелководью и добрался до валунов, по ту сторону которых гарцевал Шаск, в тот самый момент, когда стало ясно, что синий конь неслучайно задержался на этом месте. Еще один боадил попытался сбить его с ног ударом хвоста. Шаск взвился в воздух, как скакун, берущий барьер, а боадил вдруг дернулся всем телом и издал какой-то странный скрип. Казалось, нечто невидимое удерживает его хвост. Кусок скалы, в тени которой я сложил одежду, слегка шевельнулся и снова застыл. Потом боадила медленно, очень медленно стало подтаскивать к этой скале. Ошеломленный, он промедлил несколько мгновений — и этого мне хватило, чтобы добраться до Грейсвандир. Лезвие ночи вырвалось из ножен со сладострастным всхлипом, и третий боадил, обративший, наконец, внимание на меня, мигом лишился четырех правых лап. Это не остановило его, и следующим ударом я отхватил кусок его хвоста, взметнувшегося над моей головой, как гигантский хлыст. Второй зверь, опомнившийся наконец, в поисках невидимого противника попытался свернуться в огромный мяч, но хвост его оставался словно приклеенным к скале. Я загляделся бы на это зрелище, но огромные зубы клацали слишком близко от моего лица. Пришлось сосредоточиться на собственной схватке, предоставив Шаска и Фракир их собственной судьбе. Хотя мой клинок оказался способен справиться с чудовищем, я не сразу смог одолеть боадила. Я все наносил и наносил удары, а он уворачивался довольно шустро и не оставлял намерения сожрать меня, то и дело вынуждая меня отступать, пригибаться или подпрыгивать. Разрубить его толстенную шкуру мне удавалось, только ударив в полную силу — скользящие удары не наносили боадилу заметного вреда. Но и удары в полную силу не могли его прикончить. В какой-то момент мне уже стало казаться, что монстр не умрет до тех пор, пока я не изрублю его всего, от кончика хвоста до самых челюстей. Я, однако, надеялся, что рассвирепевшее Лезвие ночи отыщет его сердце. Когда же моему мечу это, наконец, удалось, и боадил забился в агонии, я отскочил подальше, отер заливавший глаза пот и огляделся. Глазам моим предстала удивительная картина. Второй боадил, еще минуту назад извивавшийся, как взбесившаяся змея, лежал без движения. Прямо за первой парой лап, там, где броня была чуть тоньше, чем в районе шеи и головы, его тело сужалось до ширины человеческого запястья, будто какой-то шутник решил наделить его осиной талией. Шкура рептилии вокруг этого сужения была густо облеплена песком, по всей видимости, налипшим на кровь. Третий боадил сумел подобраться к Шаску ближе всех и теперь изнемогал в схватке с огромной тварью, похожей на игуану. Ярко-синюю игуану. Боадил опутывал ее своими кольцами, но тварь отрастила длиннейший хвост и отвечала ему тем же. Бесчисленные лапы боадила тщетно рвали синюю кожу. Синяя тварь вскинула голову и шея ее на глазах удлинилась, изогнулась вопросительным знаком — и прямо в глаз боадилу вонзился один из шипов, украшавших ее голову. Боадил забился, как рыбина на крючке, но тварь держала крепко. Вскоре тело его расслабилось, и Шаск, высвободившись из боадиловых объятий, снова принял свою излюбленную форму. Выглядел мой хаосский скакун достаточно бодрым и, встряхнувшись, сразу направился ко мне. Что-то коснулось моей руки и шелестящий голос в моей голове произнес: — Принц Корвин, вы целы? — Да, спасибо, Фракир, — я вновь взглянул на труп второго боадила и поразился тому, что сотворила удавка. — Надеюсь, ты не пострадала? — Со мной все в порядке, — тоном глубокого самодовольства объявила она. — Чего нельзя сказать об этом существе. Пожалуй, у нее были основания гордиться собой. — Не представлял себе, что это чудовище можно задушить, — признался я. — Ручаюсь, никто даже не предполагал, что такое возможно! И никак не думал, что ты в состоянии сделать подобное. — Я тоже прежде не знала этого, — скромно заметила она. — Иногда мы недооцениваем собственные силы. — Похоже, так оно и есть, — хмыкнул я и принялся чистить меч от крови. Одеваться я не спешил — прежде чем сделать это, стоило хорошенько вымыться. Грейсвандир охотно прихорашивалась, и при каждом моем движении издавала легкий звон, будто напевая что-то. — Ну, моя красавица, надеюсь, тебе полегчало, — сказал я ей, убирая ее в ножны. Лезвие ночи пропело что-то в ответ, и внезапно я пришел к выводу, что нам действительно есть чему радоваться. Мы не навредили никому из своих, ускользнули из-под надзора противника, проделали большую часть пути и все еще были целы и невредимы. Пожалуй, у нас были все шансы добраться до цели. И пусть купание мое окончилось не так, как я ожидал, никто не мешал мне ополоснуться снова. И даже вода в ближайшем роднике не показалась бы мне сейчас слишком холодной. Я взял одежду, оставил все прочее на попечение Фракир и отправился мыться. Когда я вернулся, удавка грелась на солнышке, а Шаск прогуливался взад и вперед по берегу легкой рысцой. — Как вы освежились, принц? — поинтересовался он без малейшей иронии, приблизившись. — Мы задержимся здесь еще, или вы готовы продолжить путешествие? Я усмехнулся. По его мнению, если нам чего и не хватало в дороге, то именно схватки с какой-нибудь незнакомой живностью. Сам я считал иначе, однако вынужден был признать, что встреча с боадилами дала нам возможность выпустить пар. — Задержимся ненадолго. Я не могу питаться солнечным светом, как ты. Мы отправимся после того, как я поем, — объявил я. — Иначе следующего противника, кем бы он ни был, я сожру с потрохами. — Не думаю, что стоит рисковать, — отозвался Шаск, разглядывая останки боадилов. — От такого обеда можно получить несварение желудка. *** Перекусив тем, что я прихватил с собой из дома, я оседлал Шаска, и мы двинулись в путь. Мало-помалу, усыпленный гладкостью и стремительностью его бега, я перестал ощущать самого себя. Какое-то время я представлялся себе не более чем видением, скверным рисунком, бесформенной тенью, слепо прильнувшей к летучему синему огню. Полагаю, я задремал в седле и, если бы не Фракир, любезно поддерживавшая меня, неминуемо рухнул бы под копыта своего скакуна и разбился вдребезги. Очнулся я лишь в начале безбрежной пустоши, дальний конец которой тонул в легком тумане. Солнца над нею не было вовсе. Шаск вылетел на нее, как вихрь, но быстро начал сбавлять ход и к тому моменту, как сквозь пелену тумана проступила тень огромного дерева, растущего на краю этой пустоши, шел уже плавной рысью. Я направил коня прямо к подножию дерева, и вскоре прямо по курсу возникло небольшое яркое пятно. Еще через несколько мгновений я различил негромкую музыку. Красно-белый "шевроле" пятьдесят седьмого года выпуска, добытый моим Путем откуда-то из воспоминаний Мерлина и поставленный тут, все так же нес стражу у начала Пути, а здоровенный рыжий парень, что при моем появлении поднялся с его переднего сидения, был, судя по всему, копией оставшегося в Замке Люка. — Мы прибыли, — сообщил Шаск вполголоса, переходя на торжественный шаг. Мы были у цели, тогда как я рассчитывал на несколько дней пути! — Ты совершил невозможное, Шаск! — сказал я, озираясь. — Я и не надеялся, что мы сможем попасть сюда так быстро. — Я сделал то, что обещал. Вы говорили, что спешите, принц. — Будьте осторожны, — прошелестела Фракир, сжимая мое левое запястье, — я ощущаю в этом месте присутствие мощной магии, имеющей несколько различных источников. — Можешь определить, что это такое? — я направил Шаска в сторону машины. — Да, эти силы мне знакомы. Это следы присутствия Логруса и Джарта, единоутробного брата Мерлина. Как странно, — сбилась вдруг Фракир, — здесь все выглядит так, будто один из этих двоих — одновременно и внутри, и снаружи кольца, образованного его же собственной силой вокруг этого места... — Кто именно? — Джарт. Логрус пока отступил. Не могу сказать, чтобы это мне чем-то помогло — разве что освежило в памяти предупреждение, полученное мною от отца в Зеркальном коридоре перед дуэлью с Люком. Оберон — а вернее сказать, его отражение, и вполне возможно, что фальшивое — утверждал, что наложенные на меня чары развоплощения понадобятся мне в борьбе против Джарта, и что-то подсказывало мне, что едва ли имелся в виду какого-то иной Джарт... Однако в результате боя с Люком эти чары были с меня сняты, и я не имел ни малейшего представления о том, как теперь ими воспользоваться. Опять-таки: если даже мне удастся снова обрести бестелесность, то как потом вновь стать нормальным? Не могу же я каждый раз сражаться с Люком! Тем более что для этого не годится копия его меча… — Но, принц, я не знаю, что думать о втором,— помявшись, призналась Фракир. — Я бы сказала, что это Люк… если бы не знала, что мы оставили его в Амбере. — Это его призрак, — объяснил я. — Копия. Не только Логрус, но и Путь при необходимости воссоздают копии тех, кто прошел по ним. — Я подозревала нечто подобное, но не хотела в это верить. Значит, Логрус мог бы создать и мою копию? — Разумеется – если он сочтет уместным использовать тебя. — Я бы не хотела, чтобы меня использовали, — неодобрительно заметила Фракир. – Мне казалось, что раз уж Логрус дал мне свободу мыслей… нет, я бы не хотела! — Могу себе представить… Кстати, призраки Пути способны выходить из повиновения. Полагаю, что с призраками Логруса дело обстоит точно так же… Но послушай, Фракир, не лучше ли тебе перебраться на седло или на спину Шаска? Я не знаю, как отнесется мой Путь к тем, кто отмечен Логрусом. — Я покину вас только на время вашего общения с Путем, — отрезала удавка. — Насколько я понимаю, ни призрак Люка, ни призрак Джарта ничем не лучше оригиналов. Не в моих правилах оставлять того, кому я взялась помогать, наедине с подобным сбродом. Я подавил усмешку. Фракир, возможно, судила предвзято, но не совершала опрометчивых поступков, и действовала она из самых лучших побуждений. Кроме того, у меня больше не оставалось сомнений в том, что в трудный момент на нее можно положиться. — Не слишком ты высокого мнения о тех, кто нас встречает! — поддразнил ее я. — Я всего лишь справедлива к ним, — объявила она. — В конце концов, я знаю их обоих дольше, чем вы. — Корвин! — перекрыв уже различимую мелодию "Рейнских дев", окликнул меня призрак Люка. — Это вы или еще один призрак? — Я собственной персоной, — я соскочил с коня и повел его за собой в поводу. — А ты — Ринальдо Первый, король Кашфы и приятель моего сына Мерлина. Вернее, тебя он называл именно Ринальдо – чтобы отличить от Люка, как он зовет того, кого знал еще в Беркли. Но почему ты до сих пор здесь? Мерлин говорил, что ты отправился в Кашфу. — Совершенно верно, я вторая версия Люка, и Мерлин зовет меня Ринальдо, — рыжеволосый чуть прикрутил радио и выбрался из машины. — И мы с ним и с Люком уговорились, что я отправлюсь в Кашфу и займу престол. Я так и сделал… но, представьте себе, два дня назад ощутил непреодолимое желание снова навестить это место. Думаю, ваш Путь призвал меня. Он ведь меня некоторым образом усыновил… Я взглянул на него с недоверием. Интересные дела! Пока я торчу в темницах, провожу дни в адской скачке и валяюсь на больничной койке, здесь кипит совсем иная жизнь. Путь, мое создание, усыновил копию отпрыска Брэнда и даже распоряжается ею! Это означало, что теперь Ринальдо Первый фактически приходился мне приемным внуком... На миг я даже ощутил острое желание поделиться этой удивительной новостью с Рэндомом, но потом одумался. Впрочем, если Дара все-таки не солгала, положение мое не было уникальным: первым из всех нас дедом стал Бенедикт. — А это Джарт, единоутробный брат Мерлина, — Люк указал человека, все еще сидевшего в "шеви". — Тоже копия, — уточнил тот, привставая. Фракир выразительно стиснула мне руку. Опустив глаза, я обнаружил, что она сделалась невидимой. Тогда я взглянул на Джарта-второго повнимательней. Он был черноволосым и тоже довольно-таки рослым, хотя и несколько мельче Ринальдо. В первый момент он показался мне очень похожим на моего сына, однако потом я увидел и разницу между ними. И дело было не в большей длине волос, которыми Джарт старательно прикрывал одно ухо, и не в манере смотреть искоса, словно бы не желая показывать половину лица — нет, в самом его существе было нечто, отчаянно напоминавшее мне не сына, а того же Люка…или даже самого Брэнда. Вообще концентрация того, что напоминало мне о Брэнде, здесь, в месте моей наибольшей силы превышала всякое разумное вероятие. Вероятно, это что-то означало — но я, хоть убейте, не представлял, что именно. Зато я хорошо понимал, что здешний Джарт должен был быть уже не первой копией настоящего. Мерлин рассказывал о том, как погибло первое джартоподобное творение Логруса. Уже после этого здесь, у моего Пути, вместе с Мерлином побывал подлинный Джарт. Мерлин полагал, что они, наконец, сумели понять друг друга и договориться, но я вовсе не был в этом уверен. Хотя Джарт, младший сын Дары и герцога Савалла, и был здорово похож на Мерлина, отношения между ними, как я понял из недомолвок моего сына, никогда не были теплыми. Возможно, Джарт по молодости лет просто не мог смириться с тем, что Мерлин в чем-то его сильнее. Возможно также, что зависть его не зависела от возраста. Ведь это Мерлин, а не он взошел на престол во Владениях Хаоса. Не мог ли сейчас младший сын Савалла снова ощутить враждебность к брату? Не мог ли настоящий Джарт зачем-нибудь выдавать себя за призрака? Увы, я знал только один способ проверить это: нанести Джарту удар мечом или кинжалом. Из ран, нанесенных призракам Пути или Логруса, не текла кровь, а вырывалось пламя. Грейсвандир охотно пришла бы мне на помощь в этом вопросе, однако по понятным причинам мне не слишком хотелось снова браться за оружие. — Славный у вас конек, — заметил меж тем Ринальдо, приблизившись к Шаску и разглядывая его, — никогда не встречал столь интересной масти. Хотел бы я знать, где такие водятся! — Бьюсь об заклад, ты уже обдумываешь, где и с какой выгодой мог бы сбывать их, — усмехнулся Джарт, отчего лицо его перекосилось. — Увы, приятель, у тебя ничего не выйдет — это тварь Хаоса. Тут я сообразил, что именно в его лице было неправильным. Половина его физиономии была другого цвета и кожа на ней морщилась, как если бы некоторое время назад на щеке у него был ожог, и след от него еще не до конца изгладился. — И в Хаосе тоже кто-то живет, а значит, с ним можно торговать, — парировал Ринальдо. — Думаю, я нашел бы, что предложить в обмен за такого коня. — Едва ли можно назначить цену за разумное существо, — возразил я. — Шаск — не просто конь, он мой друг и добровольный спутник. — В самом деле? — выражение деловитой заинтересованности на лице Ринальдо сменилось ребяческим восторгом. — Вот это да! Так ты нас понимаешь? Шаск кивнул, не пожелав уточнять, что способен и говорить. — Просто улет, — с чувством произнес Ринальдо, глядя на него во все глаза. Он явно с трудом удержался от того, чтобы потрогать это чудо. Джарт между тем тоже выбрался из машины и стоял поодаль, повернувшись ко мне вполоборота. По временам он кидал взгляды по сторонам и к чему-то прислушивался. — Чем вы тут занимались? — спросил я, принимаясь распрягать Шаска. — Я собираюсь поговорить со своим Путем, но, может быть, мне следует что-то узнать заранее? Фракир на прощанье несколько раз сжала мне руку, призывая к осторожности, и скользнула прочь, на шею Шаску. Что ж, я и собирался быть осторожным, но пока явной опасности для себя я не видел. Шаск тоже еще не обнаруживал признаков беспокойства. — О, мы прекрасно проводили время, — Ринальдо беспечно махнул рукой. – Конечно, мое исчезновение стало неприятным сюрпризом для подданных, но зато я, по крайней мере, получил возможность на время сложить с себя это ярмо. Это приятно… Полагаю, вы понимаете меня. — Превосходно понимаю. Мне показалось неуместным уточнять, что сам я лишился престола благодаря усилиям его отца. То бишь отца настоящего Люка, разумеется. Впрочем, я давно уже не хотел править — куда важнее для меня было то, что по вине Брэнда погибла Дейрдре. — В тот же день, вскоре после моего прибытия сюда явился Джарт. Я его сразу узнал — видел прежде оригинал… Мы познакомились. Ну, и я, знакомства ради, наскоро изготовил колоду карт, — продолжал Ринальдо, – из тех, что в ходу на Земле, знаете? Потом обучил Джарта игре в преферанс. Когда-то в Беркли я неплохо играл, но, конечно, уже подрастерял навык... — Ободрал меня, как липку, — криво ухмыльнулся Джарт. — Ты должен мне всего лишь триста сорок одну чашку кофе, — Ринальдо назидательно поднял палец. — Но учти: я потребую уплаты долга лишь после того, как ты попробуешь тот напиток, что варит моя кофемашина в Кашфе. — Ты вывез с Земли кофемашину? — изумился я. — Но разве они могут работать в других местах? Не знаю, можно ли приспособить к ним аккумуляторы, но и те должны быстро разряжаться. — Если добавить немного заклинаний, то отлично работают, — безмятежно отозвался Ринальдо. — И холодильники тоже. Вот увидите, когда окажемся у меня дома. — Если мы вообще когда-нибудь туда попадем, — пробормотал Джарт. — Еще как попадем! В конце концов, Корвин уже здесь, и вряд ли нам осталось долго нести свою почетную службу! Тут Ринальдо бросил на меня внимательный и отнюдь не соответствующий его беззаботному тону взгляд. — Так что же случилось, пока вы меня ждали? Избавив Шаска от упряжи и седла, я мог с полным правом уделить этим двоим все свое внимание. Болтаться вокруг, подражая повадкам обычного коня, Шаск мог и без моего участия. — Ну, мы провели некоторое время в осаде… а потом ваш Путь сообщил нам, что кое-что задумал, — отозвался нынешний король Кашфы. — Он пообещал, что сумеет привести сюда вас, и это все изменит. И вот вы здесь! *** — Ваш Путь рассказывал, что началось все еще когда Мерлин был тут, — рассказывал Ринальдо, присев на красно-белый капот и не сводя глаз с Шаска. Синий конь держался чуть в стороне, но так, чтобы слышать нас. — Сперва Логрус устроил небольшое землетрясение... — Даже так? — представив себе, что случится со мной, если мой Путь будет разрушен, я вздрогнул. Даже незначительное повреждение Пути, созданного Дворкином, свело его с ума. Что же произойдет, если мой Путь уничтожат? — Ничего себе небольшое, — буркнул Джарт. — А кто говорил, что его тогда чуть не выкинуло из машины? — Пустяки, — с беспечностью истинного калифорнийца махнул рукой Ринальдо, — подумаешь, покачало немножко... Мерлин тогда был здесь и быстро с этим справился. Он сказал, что с помощью своего спикарда стабилизировал тот участок, который находится под Путем. Сказал — и отбыл в Хаос, где, увы, его уже поджидали и тотчас возвели на трон… Я отправился в Кашфу, а мой прототип усвистал куда-то по своим делам. Тогда и Джарт посчитал, что отныне находится в безопасности, и ушел следом за Мерлином. Потом, как я уже говорил, меня снова потянуло сюда. А вчера ко мне явился вот этот тип… — То есть я, — вставил Джарт-двойник, — копия Джарта. Там, в Хаосе все пошло не так, как тут предполагали. Если помните, Мерлин отстаивал свое право не подчиняться Логрусу. Тот был в бешенстве, но что он мог поделать? Мерлин — наполовину амберит, и выбор того, Логрусу или амберскому Пути он станет служить, остается за ним. Собственно, и напасть на ваш Путь Логрус решил не только потому, что это могло бы ослабить основу Порядка и усилить Хаос, но и потому, что это очень задевало Мерлина. — На первый взгляд, это было дальновидно, — признал я. — У Логруса тогда была возможность не только вывести меня из игры надолго, если не окончательно, но и, что куда для него важнее, связать руки Мерлину. — Была, да вся вышла, — ухмыльнулся призрак-Джарт. — Как уже сказал Ринальдо, Мерлин был здесь, когда это произошло, и с помощью кольца-спикарда, которое носит с некоторых пор, обратил усилия Логруса во благо вашему Пути. Мой прототип тогда готов был помогать ему и вызвал неудовольствие Логруса. Но после возвращения в Хаос он обнаружил, что поторопился, приняв сторону Мерлина. Джарт — чистокровный хаосит, и Логрус имеет над ним куда большую власть, чем над Мерлином… — Ну, положим, и у Джарта есть немного амберской крови, — возразил я. — Хотя Дара и солгала, когда утверждала, что ведет свое происхождение от Бенедикта, кто-то из ее предков точно был родом из Амбера. Иначе как бы она смогла пройти амберский Путь? — Она действительно прошла его? — переспросил Джарт нервно. — Об этом говорили дома, но я никогда не знал, правда ли это. — Это произошло у меня на глазах, — вздохнул я. — Именно тогда Дара пообещала, что Амбер будет разрушен. Но разговор сейчас не об этом. Я говорю лишь, что амберская кровь в ней и, значит, во всех ее сыновьях, включая и Джарта, есть. — И все же, насколько я понял, Дара предпочла Логрус, — вставил Люк. — А у Джарта амберской крови еще меньше, чем у нее. — Так и есть, — сказал Джарт-призрак. — Словом, я прекрасно понимаю, почему Джарт в итоге снова предпочел договориться с Сердцем Хаоса. И Логрус простил его — в счет будущих услуг… Тогда Джарт снова прошел его, и был создан я. Да, я говорю, что понимаю его, но мне не нравится его решение. Я, знаете ли, вовсе не горел желанием умереть во славу Хаоса, как они мне велели, и предпочел удрать сюда — в надежде на ваш Путь. Ну, правда, они быстро сообразили, где я могу быть, и прислали сюда еще одну мою копию… — И пошло веселье, — ухмыльнулся Ринальдо. — Джарт-третий был весьма неплох в заклинаниях — окружил нас кольцом негаснущего огня и начал придвигать его все ближе. Но кое в чем я оказался лучше… — Только все равно не мог за ним успеть, потому что не купался в Фонтане энергии в Страже миров и не обладал теми же свойствами, которыми обладал он, — буркнул Джарт. — Впрочем, я-то ими обладаю… — Стало быть, вы его одолели, — заключил я. — Само собой, — широко улыбнулся Ринальдо. Джарт-второй ограничился кивком. Похоже было, что победа над таким противником не доставила ему радости. — Кстати, а ты так и думаешь о том, с кем тебе пришлось сражаться, в третьем лице? — обратился я к нему. Он пожал плечами. — Не могу же я всерьез считать, что это тоже я! Так и рехнуться недолго. И так-то смотреть на его гибель было неприятно. — Лично я, — доверительно поведал Ринальдо, — предпочитаю не морочить себе этим голову. Тем более, что вряд ли Логрус пришлет сюда еще кого-нибудь в ближайшее время. Насколько мне известно, он сейчас сильно занят. Думаю, что они с Огненным Путем… — Пытаются перегрызть друг другу глотку, — оскалился Джарт. Забывшись, он повернул голову чуть дальше, и я обнаружил, что обожжена у него не только щека. Одного глаза у Джарта не было. Разумеется, я знал, что увечье это временное, как и любое увечье у хаоситов или амберитов, но, пожалуй, именно в этот миг ощутил, что сочувствую ему. Те годы слепоты и безумия, что я провел в подземельях замка, никуда не делись, были тут же, рядом со мной. Рядом была и ненависть к тому, кто сделал это со мной… и, пожалуй, ко всем тем, кто проделывает это с другими. Спохватившись, Джарт снова повернулся ко мне вполоборота. Но я не стал делать вид, будто ничего не заметил. — И давно у тебя это украшение? — спросил я, поймав его взгляд. — С самого начала — в таком состоянии был оригинал на момент прохождения Логруса. Ничего, скоро это пройдет, — он пожал плечами, — у нас это быстро, а тут осталось восстановить не так много. Пройдет. Он не добавил: «Если доживу», но я-то знал, что большинство призраков, будь то творения Пути или Логруса, живут недолго. Впрочем, возможно, что Ринальдо или даже настоящий Джарт уже просветили его на этот счет. — А ты знаешь, кто наградил этим твой, как ты выражаешься, оригинал? — Да. Но вы не хотите этого знать, — пробормотал он с какой-то новой неловкостью, и неприятное предчувствие кольнуло меня. Однако продолжать он не стал, а я не стал настаивать. — Ну, а потом началось самое интересное, — выждав немного, заговорил Ринальдо прежним бодрым тоном, однако от меня не укрылось, что взгляд, который он бросил на своего соседа, был куда более тревожным, как можно было бы ожидать, слушая голос. — Именно тогда с нами заговорил ваш Путь. — Вот как? Что же он сказал? — я перевел взгляд на золотистый узор, начинающийся неподалеку от машины. Путь молча и терпеливо лежал рядом с «шеви», как большая собака, ожидающая хозяина. Впервые я подумал о нем в подобном ключе — это пришло на ум мне само… и, однако, я не был уверен, что это правильный подход. По-видимому, эта собака не упустила бы случая вынудить своего хозяина к некоторым шагам и, быть может, могла и укусить. — Или это он объяснит только мне? — Он сказал, что теперь нуждается именно в вашей помощи и знает способ вызвать вас сюда. Он также признал, что от нас тоже кое-что потребуется. Взамен он выразил готовность поддерживать нашу жизнь, а потом отпустить нас и даже выполнить некоторые наши желания — но лишь после того, как прибудете вы. Ну, мы и стали ждать. — Можно считать, что основное я понял, — сказал я, и это было бессовестной ложью. Я все еще не представлял себе нескольких существенных моментов. Кто, например, был тот враг Джарта, который его изуродовал, и не следовало ли ожидать его появления? На чьей он будет стороне? Не лжет ли сам Джарт? Положим, Ринальдо я уже более или менее понимал, но этот тип был мне незнаком. Не следует ли мне ждать подвоха от него — или, того хуже, от моего собственного творения? Кто знает! Я до сих пор не был уверен, что могу не ожидать подвоха от самого себя. — Дай-ка я с ним поговорю. *** Я приблизился к началу Пути, чувствуя себя так, словно двигался сквозь время. Тут, на этом самом месте не так уж давно я расставался с жизнью, раздавал ее этой бесплодной земле, думая создать убежище, способное укрыть всех нас после падения Амбера. Я проложил этот Путь для своих родных, и моей вины в том, что оказался не нужен, не было. Вот он лежит передо мной в желтоватом, сливочном тумане — заманчивый, притягивающий, запутанный и последовательный, не такой уж пространный снаружи, но вмещающий в себя целый мир, целую гроздь лучших миров, которые я повидал и запомнил за свою жизнь. Дожди и солнечный свет, моря и горы, плач и утешение, отчаяние и надежду, сочувственную тишину, вовремя поданый платок... Тайны и смех, доверие и радость, ночные огни и цветущие каштаны, спящие бульвары и Елисейские поля. Звезды и запах кофе, рогалики с шоколадом по утрам и прекрасный, как Вена, вальс… Тьму перед рассветом и влажные, знобкие зори… Кусок деревяшки, которым я отметил начало Пути, давно обратился в могучее, пронзающее небеса дерево. Должно быть, на его вершине теперь вили себе гнезда не птицы, а сами звезды; и, должно быть, они радовались, что им нашелся подходящий дом. Я смотрел на свое творение, в которое я вложил все, чем владел. И я ощутил неодолимое желание пройти его снова. — Корвин! — окликнул меня Ринальдо. Он шел за мною следом; Джарт остался позади. — Погодите минуту. Есть еще одно обстоятельство, о котором я должен сообщить. — Слушаю тебя, — мне не хотелось отвлекаться, но не зря же он торопился за мной? — Просто чтобы вы знали, принц, — Ринальдо понизил голос. — Физиономию настоящему Джарту подпортил Мерлин. Насколько мне известно, он при этом не знал, с кем имеет дело, зато Джарт, когда совался к нему, прекрасно понимал, что и зачем делает. И, насколько я уловил, Джарт не собирался тогда сделать ничего хорошего. — Ты считаешь, что он сам виноват в происшедшем? — Я только хочу сказать, что отношения между ним и Мерлином не так просты, как это кажется, — прямо сказал он. — Все же я считаю, что нашему Джарту можно верить… я не удивлен тем, что настоящий Джарт сперва примирился с вашим сыном, а потом передумал, но и нежелание призрака умирать по чужой воле вполне объяснимо. Ну, а насколько мой вывод правдоподобен, решать вам. — Что ж, спасибо. — Я ощутил даже некоторое облегчение, узнав, что за подвох таился в происходящем. Как ни неприятно мне было услышать, что именно мой сын проделал со своим братом примерно то же, что некогда Эрик проделал со мной, я все же мог вообразить обстоятельства, при которых это можно было понять. — Возможно, мне действительно следовало это знать. А сейчас посмотрим, что за тайны откроет мне Путь. Ринальдо кивнул и отошел. И я ступил на начало своего Пути. Первый шаг потребовал от меня таких усилий, что впору было сомневаться, смогу ли я дойти до конца. Но страха не было — только ощущение великого долга, ответственности за то, что случится с этим местом и всеми, кто здесь находится. И еще, как ни странно, было любопытство. Мог ли я измениться настолько, чтобы оказаться не в состоянии пройти собственный Путь? Но через несколько секунд я понял, что мне не до рассуждений. Я стиснул зубы и сосредоточился на том, чтобы просто переставлять ноги. Идти было тяжело, как в огромном болоте, но я шел. Медленно. Очень медленно. Невидимые полусгнившие травы этого болота рвались и проседали под моими стопами, оплетали мне колени и щиколотки; сам воздух сопротивлялся моему продвижению. Но я шел и знал, что буду идти еще долго. Дольше, чем могу вообразить. Возможно, до скончания веков. До тех пор, пока не упаду замертво. И все же постепенно я стал ощущать, что с каждым шагом двигаться становится не сложнее, а легче, словно Путь на сей раз не забирал, а отдавал мне то, что я некогда дал ему, и отдавал, даже преумножив. В самом его конце, в той точке, куда по Огненному Пути Амбера добираешься, словно ободрав с себя всю плоть и оставшись лишь сгустком воли, я впервые ощутил себя не только волей, но еще и силой — силой столь могущественной, что смогла бы добросить копье отсюда до Хаоса или Амбера. Я не просто обладал этой силой — я сам был ею, и копьем, которое она могла бы метнуть, и я был рукой, сжимавшей это копье. Пройденный Путь лежал вокруг меня, и я спросил его: — Чего ты хочешь? — Исполнить твое желание. — Ты знаешь его? — Ты хочешь видеть Дейрдре. — Что тебе нужно для этого? — Только ты. — Что ты хочешь получить взамен? — Дай мне место, которое будет хранить меня так же, как я его. Настоящее место. Построй этот мир. — Я должен сделать это сейчас? — После — тогда ты сам захочешь этого. Предупреди своих гостей, чтобы были настороже. Здесь некоторое время будут действовать силы, с которыми им не совладать. — Значит, сейчас твой ход? — Да. Больше того: любое вмешательство может разрушить не только то, что я покажу, но и все, что составляет тебя и меня. — Ясно, — буркнул я. — Эй, там! – повысил я голос, и Ринальдо в картинном ужасе зажал уши, а Джарт-призрак втянул голову в плечи. Слова мои гремели, как гром. — Будьте осторожны — сейчас здесь кое-что произойдет. Лучше сядьте в машину и приготовьтесь удирать, если что. — Принято, — донесся голос Ринальдо. Джарт молча полез на переднее сидение. — Что ж, они готовы, — сказал я Пути. — И я готов. И земля разверзлась у моих ног. * * * Я смотрел в величайшую пропасть, и безбрежная, как отчаяние, туча клубилась над моей головой, а на самом краю земли, на уступе, стояла она, моя сестра, бледная и неподвижная, словно гипсовая статуэтка. Только она, в отличие от работ Вайол, она была облачена не в белые гипсовые одежды, а в вороненные боевые доспехи. Кровь стекала по ее щеке, располосованной кинжалом Брэнда, синие глаза сверкали; шлема на Дейрдре не было, и ветер бешено трепал ее длинные черные волосы. Брэнд высился за ее спиной, но не мог заслониться ею от меня, и я видел его лицо, искаженное болью, яростью и исступленной верой в свое предназначение. Он повернул запястье, чтобы ударить кинжалом снова, но Дейрдре резко наклонила голову и впилась зубами в его руку. Брэнд заорал, — кажется, главным образом, от неожиданности, — и в тот же миг свистнул, расступаясь перед серебром, воздух, и тяжелая черная стрела со светлым наконечником пробила ему горло. Вторая стрела ударила в грудь, рядом с Судным камнем, украденным у меня символом королевской власти; камень пламенел, подобно углям в догорающем костре — я даже мог разглядеть прореху, прожженную им в одежде моего сумасшедшего брата. И я смотрел на это, окаменев, узнавая и запоминая заново каждую мелочь. Да, Путь не обманул меня, я снова видел свою Дейрдре. Передо мной снова разворачивался день битвы за Амбер, день создания моего Пути и гибели моей сестры; все это уже я видел однажды, но лишь теперь — в таких подробностях. Потому что сейчас я не бежал к этой пропасти из-за холма, а заглядывал прямо в нее, и когда Брэнд пошатнулся и начал падать, и левая рука его быстрее атакующей змеи метнулась вперед и вцепилась в волосы Ди, а та взвыла в смертном ужасе, чувствуя, как теряет равновесие, — я рванулся к ней и схватил ее, дотянулся до нее и не отпускал, не отпустил бы, даже если бы сорвался следом. Но падать нам не пришлось: какие-то извивающиеся световые полосы опутали ее, коснулись меня, и в моей руке сам собою вырос меч, и мне оставалось лишь направить его вниз, вперед и вниз, вниз, туда, за голову Ди… Крикнув звонким кованным голосом, Лезвие ночи скользнуло вперед — и мой брат рухнул в бездну, сжимая обрезанные пряди волос Дейрдре, а сама она повалилась мне на руки, и земля за ее спиной сомкнулась. Пропасть закрылась. — Убей! — выла Грейсвандир, рвалась за Брэндом в уже не существующий провал и тянула меня за собой. Но я, наплевав на заботу о сохранности клинка, вогнал его в землю у самого Пути и обнял Дейрдре. Время зла и боли истекло, ненависти придется подождать. — Корвин! — лепетала Ди, обвив мою шею руками и плача. — Я знала, что ты сможешь спасти меня, но так страшно было… Корвин, скажи хоть что-нибудь! Скажи, что ты мне не чудишься! — Это я, моя госпожа, это в самом деле я. Я с тобой, — я прижимал ее к себе и, сам не смея поверить в реальность происходящего, гладил ее спутанные, неровно обрезанные волосы, касался ее макушки губами. Это была она. Я не знал, какою мне показалась бы Дейрдре-призрак, но ни секунды не сомневался, что со мной была именно моя сестра, Ди-настоящая. — Я успел к тебе. — Чудом! – она вздрогнула. – Брэнд, он научился перемещаться мгновенно… Не знаю, как это делают, но он способен в мгновение ока очутиться где угодно. Он так и захватил меня в плен. — Знаю, милая. Именно так он и отобрал у меня Камень. Я так не умею, но могу кое-что другое. Путь вокруг нас дернулся, точно скрученный судорогой. Вероятно, это было началом конца моих приключений. Но Дейрдре, моя Дейрдре, та, что значила для меня больше, чем вся семья, та, за которой я однажды уже пытался броситься в пропасть — она была здесь, в моих объятиях, на твердой земле, и она была жива! И если мой Путь и все окрестности вместе с ним провалятся в тартарары, а сам я сойду с ума, как некогда Дворкин, или заживо распадусь на части — то я был согласен на это, если спасется она. Ее спасение того стоило. Мне осталось только отправить ее как можно дальше отсюда и предупредить Шаска и обоих призраков — и будь что будет, я готов ко всему. — Корвин, — Ди подняла на меня яркие, блестящие от только что пролитых слез глаза и улыбнулась. Одной рукой она слегка взъерошила мне волосы, а пальцы второй руки переплела с пальцами моей. — Корвин… это точно ты! Но что это за место? Где мы? — Местность, где в день битвы за Амбер я проложил свой Путь. Но, похоже, сейчас она переживает не лучшие времена. Рявкнули покрышки, взметая мелкую щебенку, взвизгнули тормоза — и в поле моего зрения появился красно-белый «шеви». Ринальдо выскочил из него, как подброшенный пружиной. — Корвин! – заорал он во всю глотку, не рискуя слишком близко подходить к Пути, горевшему сейчас вокруг нас миллионами неоновых огней. Огни эти потрескивали, как люминесцентные лампы перед тем, как перегореть. Может быть, из-за этого треска слышно было не очень хорошо, словно Ринальдо находился далеко-далеко. — Не имею чести быть представленным вашей даме и не очень понимаю, откуда она взялась, но вам обоим надо немедленно уходить! Дейрдре бросила взгляд мне через плечо и отшатнулась, но продолжала держать меня за руку. — Что такое? — крикнул я. У моего голоса было эхо, такое гулкое, что Ринальдо встряхнулся, а Джарт потряс головой, словно лошадь, отгоняющая слепня. Кстати о лошади: я давно не видел Шаска…На миг мне показалось, что в тумане мелькнула синяя тень, но больше не было видно ничего. — Здесь творится что-то странное! Джарт говорит, что это приближение сил Хаоса, хотя по моему скромному мнению, Порядок тоже не останется в стороне. Прикажите своему Пути отнести вас как можно дальше отсюда, а мы будем сопротивляться их наступлению сколько возможно. — Тогда вы погибнете, — крикнул я. Дейрдре вздрогнула. — Велика беда! Мы ведь оба только призраки, вы не забыли? — Это не значит, что вас можно отправить на смерть. Пока вы живы, вы для меня ничем не отличаетесь от остальных. — Когда ваш Путь перестанет существовать, мы тоже исчезнем! — крикнул Ринальдо. – Уж лучше мы будем за него сражаться! — Тогда отдай машину Джарту, пусть он спасается один. Логрус сможет помочь ему. — Он говорит, Логрус ни за что не станет помогать тому, кто пошел против его воли. Я согласен с ним — глупо было бы ожидать иного. Мы останемся и будем делать все, что в наших силах, чтобы помешать разрушению. Он нажал на газ, и «шевроле» рванул в туман. Я стиснул зубы. Кажется, Ринальдо твердо вознамерился отдать все долги сполна — и свои, и своего отца, и не в моих силах было помешать ему. А может быть, он просто стыдился бежать, зная, что Джарту, в сущности, некуда податься. Без подпитки со стороны моего Пути логрусский призрак долго не проживет. — Корвин, — тихо окликнула меня Дейрдре. Пока мы переговаривались, она внимательно изучала окрестности, и в особенности машину и обоих пассажиров. Кровь из раны на ее щеке давно перестала идти — кажется, в тот самый момент, когда я выдернул Ди сюда, да и сам порез выглядел, пожалуй, уже не слишком страшно. — Объясни мне, что происходит? Кто этот человек с лицом Брэнда, почему мы оказались здесь и отчего этому месту грозит опасность? — Это не совсем человек — копия, созданная Огненным Путем. Впрочем, она наделена всеми свойствами человека… кроме разве что долговечности. И это копия Люка, или Ринальдо, сына Брэнда. А здесь мы потому, что именно мой Путь дал мне возможность добраться до тебя. Хотя чтобы сделать это, ему потребовалось немало времени. — Времени? Так вот, значит, как ты обошел Брэнда? — Дейрдре снова огляделась. Неоновые огни Пути вокруг нас пылали так ярко, что в воздухе повисло светящее марево. — Я ведь видела тебя у холма, ты бежал ко мне, но был еще далеко… и вдруг оказался рядом. Это сделал он, твой Путь? Значит, я должна была упасть? — Ты должна была остаться в живых, — я снова обнял ее. – И никак иначе. Никто из нас так и не смирился с иным вариантом. — Я должна была упасть вместе с Брэндом, — повторила моя упрямая сестра, снова отстраняясь. — А вместо этого очутилась здесь и теперь, наверно, должна буду погибнуть с тобой. — Ты не можешь погибнуть. — Могу, но это не так уж страшно. Хочу, чтобы ты знал: сейчас я счастлива, — она стиснула мою руку. — Послушай меня хотя бы раз в жизни! Позволь твоим друзьям действовать по их собственному разумению, если они знают, что делать, и скажи, чем я могу тебе помочь. — Дейрдре, — пробормотал я, не зная, как сказать все то, что я чувствовал. Я хотел отправить ее в Амбер, но разумно ли было отсылать ее в Тени одну и без оружия? Я не решился бы дать ей Грейсвандир, ибо меч мой совершенно спятил, не мог даже уговорить Фракир сопровождать ее. Шаск, конечно, отвез бы Ди, но кто знает, что могло встретиться им в дороге. Да и где теперь был Шаск? Мне оставались разве только Путь и Карты — наши фамильные Карты, которые здесь, так далеко от Амбера, действовали не всегда… Сумеет ли мой Путь в нынешнем своем состоянии перенести ее достаточно далеко для того, чтобы связь через Карты сделалась устойчивой? Да и сможет ли Ди пройти его? Фионе это не удалось… Вопросы, одни вопросы… И слишком мало времени для поиска ответов. — Дейрдре, позволь мне поговорить с Путем, — вот и все, что я произнес. — Мне нужна твоя помощь. Что я должен сделать для того, чтобы можно было воспользоваться ею? — обратился я к свету, вплавленному в спекшийся песок и камень у моих ног. Свет этот простирался во все стороны и, казалось, с каждой минутой делался все больше и ярче. — Ты обещал создать мне мир, — вздохнул он, и этот вздох отозвался во мне сильнее, чем недавнее сотрясение почвы. – Сделай это, пока не поздно. Это поможет мне, а если я устою, ты и твоя сестра будете в безопасности. Быть может, это место станет единственным, в котором ей ничто не будет угрожать. — Что ж, пришел мой черед действовать, — кивнул я. — Прости, что разрушил твой план. Впрочем, ты не мог всерьез рассчитывать, что я останусь только зрителем. Мне почудился смешок… но сколько я ни вслушивался, больше не различил ни звука. Я обернулся к Дейрдре. — Мы остаемся — те двое там, в стороне, а мы прямо тут, возле Пути. Я должен исполнить свою часть договора, и, боюсь, мне потребуется твое присутствие. Давай пока попробуем устроить тебя поудобнее. Как ты вообще себя чувствуешь? — Мне хорошо, — улыбнулась она. След от пореза на ее щеке сходил на глазах. — Очень хорошо. Если сниму доспехи, могу посидеть и на земле. Но я бы все на свете сейчас отдала за чашку горячего шоколада! — Ты слышал? – обратился я к Пути. — Это возможно? Огни вспыхнули и замерцали… и Дейрдре издала восхищенный вздох. Не наперсток с крохотной ручкой, какие подают в амберских кофейнях, — большая прозрачно-белая чашка с золотым ободком по внутренней, белейшей поверхности стояла перед ней на земле. Именно такая, какие нравились Ди. Я подхватил эту чашку и подал сестре. Путь действительно знал все, что было известно мне. * * * — Я готов приступать, — объявил я, отойдя от Дейрдре и озирая окружающую нас пустошь. С пустоши продолжал подниматься туман, он окутывал уже не только дальние ее части, но и окрестности самого Пути, закрывая все кремовой кисеей, и она становилось все гуще и гуще. Однако сам Путь по-прежнему светился так же ярко, как в тот момент, когда он открыл для меня окно в прошлое. — С чего следует начать? — С чего угодно, — досадливо отозвался он. — Зачем спрашивать, когда уже делал это? Начинай хоть с начала, хоть с конца — какая разница? Просто сделай нам мир — мне, твоему сыну, твоей сестре и вашим гостям — и все. — Действительно, куда уж проще, — усмехнулся я. — А не скажешь, когда это я уже занимался подобным? Он промолчал — вероятно, считал ответ слишком очевидным. Я сам так не считал, но, в сущности, это уже не имело значения. Был ли ответ мне известен давно или неизвестен до сих пор, мне требовалось найти его сейчас, именно сейчас, и неважно было, следовало ли выдумать его или вспомнить. Некоторое время я стоял, разглядывая кремовую, словно морщащуюся дымку в ближайшем окружении Пути и золотистое марево над самим световым узором, который сиял так ослепительно, что отбрасывал отсвет на то, что здесь заменяло небо, — стоял неподвижно до тех пор, пока мне не стало казаться, что электрический треск, который испускало сейчас мое творение, начал стихать, словно отдаляясь, а сквозь туман над ним начали проглядывать мелкие, колючие звезды, складывающиеся в незнакомые созвездия. Некоторые из них мне понравились… И я повелел им быть. Два или три особенно красивых я приблизил к тому, что здесь заменяло землю, и сделал ярче; я наполнил пространство между всеми звездами шелковой чернотой и выбрал из лучших светил то, что достойно было стать здешним Солнцем. Будучи избранным, оно вспыхнуло от восторга, и я повелел ему взойти. Стало светлее. Я опустил глаза и пожелал, чтобы эта земля обрела плоть: лесс и глину, болотную жижу и торф, пески и базальты, известняк и кварц, четырнадцать видов гранитов и десятков восемь пород, разглядывать осколки которых мне так нравилось в детстве или даже уже взрослым во время странствий в различных Тенях, — пород, осколки которых мне нравилось разглядывать, но названия которых я так и не удосужился узнать. Я уложил глубоко внизу, под нашими ногами неподвижные, огромные плиты и подвел спрятанный ниже огонь к ним так, чтобы спекающиеся от жара своды его темницы делались только крепче; для излишков жара я оставил целое ожерелье выходов. Я поднял над равниной горы и открыл в них пути для подземной воды и подземного пламени — далеко, очень далеко отсюда. Путь шевельнулся, устраиваясь на новом месте поудобнее. Я свел над нашими головами небо и наполнил его облаками, розовыми, как перья фламинго, белейшими, как лебяжий пух; наполнил его тучами глухими и темными, как немая, раненая память, тучами, отяжелевшими от дождя и снега, колючими от градин – возможно, разноцветных, я не был уверен, что все они белы. Я населил новое небо и сизыми родичами туч и облаков, в движении меняющими цвет, как перья на шейке голубя; наполнил его голубоватой ясностью — не глубокой синевой небес Амбера, но легкой, светящейся высокой голубизной, какою полны небеса октября и апреля. И я повелел воздуху стать сытным и душным лесным, горьковатым, все пропитывающим морским, перекаленным пустынным, повелел ему стать мертвым, ледяными ветрами стекающим с гор, оживающим, греющимся на песчаных и каменистых отмелях, и дремлющим неподвижно в душистых, туманных болотистых низинах. Тучи потянулись к нам и сошлись над нами. С гулом ударил дождь, и стало легче дышать. Я соединил падающие капли в струи и собрал из них лужи, заставил их растечься и сплел из них потоки. Я объединил их в ручьи и реки и разрешил им проложить себе русла; я уделил время подземным рекам и ледникам на вершинах гор; зачем-то я возложил ледник и на макушку воздушной, доселе незримой горы… под лучами нового Солнца лед заискрился и начал таять. Над нами встала радуга. Я повелел ей умножиться; она возлежала на макушке моего Иггдрасиля, как тройной венец, когда на ветку вечного дерева прямо под этим венцом опустилась птица. Серебряная, как роза-застежка, скрепляющая мой плащ, с земли она казалась крохотной, как муравей. Я гадал, каким будет ее голос, но она молчала… и вдруг слетела ниже, на одну из самых толстых ветвей, что отходила от ствола на высоте полутора моих ростов, и я увидел, что у птицы человеческое — женское — лицо. Высокие скулы. Ярко-голубые глаза. Небольшой аккуратный нос, на щеках – еле заметные веснушки. Крупные, ровные и очень белые зубы. Шея и плечи ее были человеческими, но верхнюю часть груди покрывал белый пух, а чуть ниже начинались мелкие серебристые перья. Женщина-птица улыбалась мне, и новое солнце засияло в ее каштановых с рыжиной волосах. Губы ее шевельнулись, и я услышал фразу на неизвестном мне языке… или птичью трель. — Кто ты, госпожа? Откуда ты? – спросил я ее. Она ответила. Это все-таки было похоже на слова, но не на тари… и ни на одном из известных мне языков. — Прости, — спохватился я, — я должен был представиться первым. Я Корвин, принц Амбера. Но кто ты? Всего несколько звуков в ответ — быть может, одно слово. Что-то наподобие «Лаура». Я пожелал, чтобы Иггдрасиль склонил ветви ниже. Но она расправила серебряные крылья и поднялась в воздух. Я смотрел ей вслед. Я не звал ее, но теперь не хотел, чтобы она улетала. С нею земля и небо казались более завершенными. Я не знал, кто она, но видел, что в ней не было зла. В ней не было зла… но она меня оставила. Я повелел было ветру дуть ей навстречу, но все, что мне досталось – один-два листа вечного дерева и несколько мелких серебристых перышек, слетевших откуда-то сверху. Я приказал ветру утихнуть и занялся кустами и травами. Теперь Дейрдре было мягче сидеть. *** Форели и кролики, черепахи и благородные олени, волки и бабочки, змеи и орлы, медведи, мыши, ежи и синицы, лягушки и ящерицы — я наполнил вами мир, и все же он не был полон. Там, за стеной тумана, отделившей нас от окраины новой вселенной, оставалось место и для чудесных теневых и хаосских созданий, и незаполненная пустота взывала ко мне, бросала вызов, требовала победить ее. Я чувствовал ее жажду, но не призывал чужаков в свою явь. Мне не хватало какой-то мелочи, блестки, белого огонька на краю поля зрения, чтобы разглядеть дорогу, по которой я мог бы провести сюда этих тварей, будь они выходцами из иного мира или же порождения моего собственного воображения. Может быть, не хватало всего лишь серебряного перышка — такого, как те два или три, что упали к подножию Иггдрасиля. Я прищурился, пытаясь разглядеть эти тонкие мазки серебра в темной, порой светлеющей, перебираемой ветром траве, и что-то сверкнуло в ней, поймав солнечный луч. Я взялся за этот луч и повел его, как леску удочки, на крючок которой попалась слишком крупная рыба, осторожно, но настойчиво подтягивая ее к себе… И они пришли. Мантикоры, рыжие, как глина; грифоны, черно-белые, напомнившие огромных сорок на плечах белых львов; виверны, разноцветные и блестящие, как обточенные водой голыши, но неизменно отливающие золотом; твари наподобие коней в тигровой шкуре, как Бенедиктов Глемденнинг; снежно-белые гиппогрифы, светло-песочные и голубые сфинксы, сизо-черные морские змеи и малахитовые и малиновые драконы — и гарпии, существа с прекрасными человеческими лицами и птичьими телами в черных и шоколадных перьях… в черных и шоколадных, но ни одной – в серебряных. Я стоял посреди них, как Иггдрасиль, возвышавшийся над моим миром… и знал, что ему не хватает совсем немного. И я обернулся к сестре. Дейрдре сидела там, где я ее оставил, только уже не на земле, в пыли, а в новой, блестящей траве, то и дело показывающей под ветерком свою мерцающую бледным зеленоватым светом изнанку; сидела, нахохлившись и обхватив руками колени — кусочек темноты на живом малахитовом фоне, непривычно маленькая в тени Всемирного древа. Ее вороненые доспехи казались безжизненными, как огромная скорлупа или сброшенная раковина рака-отшельника, и дыхание нового мира не трепало ее волосы, как шквал той последней в ее жизни грозы, но мягко перебирало их, так, как всегда мечтал это сделать я. Я поймал ее взгляд и произнес: — Я сделал то, что был должен. Помоги мне теперь. Назови это место, госпожа. Сестра легко поднялась. Она обвела взглядом то, из чего собрался этот мир, и тех, кем он оказался населен. Закинула голову и, прищурившись, подставила лицо его свету. — Кернгорм, — пронесся над его горами и равнинами ее ясный голос. — Вот имя этого мира. Я нарекаю его Кернгормом. — Дитя Янтаря, да будет так, — отозвался Путь или, может быть, весь Кернгорм, и туман, окутывавший его окраины и отделявший нас от остальной части мироздания, зашевелился и потек в нашу сторону. Я сделал четыре или пять шагов в сторону Дейрдре — и внезапно сила тяжести, доселе миловавшая этот новый мир, словно бы выросла вчетверо и обрушилась на меня. Я оступился от неожиданности, потом споткнулся снова и уже с трудом поймал равновесие. И в недоумении огляделся. Дейрдре тоже озиралась, пытаясь понять, что творится. Туман, приближаясь к нам, редел, но светлее не становилось. Вместе с туманом на нас надвигались шум и гул. Я чувствовал, как содрогается душа нового мира, как в нем мало-помалу пробуждается ощущение угрозы и гнев. И в то же самое время что-то происходило со мной. Двигаться, видеть и думать, просто существовать с каждым мигом делалось все тяжелее, словно вся энергия и даже самая способность дышать покидали меня столь же быстро, сколь быстро только что создавалась эта вселенная. И если бы расстояние само не сократилось под моими ногами, будто меня подняла и понесла незримая земляная река, я не преодолел эти несколько тысяч футов, что отделяли меня от сестры. Дейрдре бросилась мне навстречу, подхватила меня и бережно усадила на траву. Впрочем, я тут же вынужден был растянуться во весь рост. И, должно быть, на миг даже отключился. — Корвин! — сестра тормошила меня. Темно-синие, самые прекрасные в мире очи встревоженно глядели мне в глаза. Дейрдре стояла на коленях, склонившись надо мной. — Корвин, мой хороший, очнись! Ты это слышишь? Тяжелые звуки ударов, и свист, и скрежет, и гул, напоминающий многоголосый вой. И эта какофония, напоминающая шум битвы, мало-помалу приближалась к нам. Когда с той стороны рванул ветер, запахло паленым. Там же Ринальдо, только теперь спохватился я, Ринальдо, Джарт и нечто такое, к нападению чего они готовились. И похоже, обоим защитникам моего Пути приходится несладко. Без помощи им долго не продержаться. — Беги, Ди. Возьми мои Карты, — страх за нее заставил меня соображать чуточку быстрее. — Свяжись с Рэндомом или Бенедиктом, с кем угодно из семьи, до кого сможешь дозваться, и уходи в Амбер. Возвращайся через несколько дней, когда все уляжется. — Нет, — Дейрдре не выглядела ни испуганной, ни растерянной. — Я и вправду оставлю тебя, но ненадолго. И Карты мне не нужны, но я бы позаимствовала кое-кто другое… — Все, что тебе нужно, твое. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб: — Спасибо. И бросилась к доспехам. — Жди здесь, — крикнула она, облачаясь в сталь, словно это я куда-то собирался. — Я вернусь. И прежде, чем я догадался, что должно случиться, она подбежала к Грейсвандир и одним рывком вытащила мой безумный меч из земли. — Ди! — Не знаю, какой именно катастрофы я ожидал, но в этот миг был уверен, что она наступила. И снова я не успел вмешаться, и теперь уже мой клинок погубит мою сестру! Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, я попытался сесть и преуспел в этом. О том, чтобы подняться на ноги, пока не могло быть и речи, но это меня не останавливало. Мне надо было добраться до Дейрдре. Я вообще не должен был отпускать ее от себя! Я попытался встать, рухнул на колени и только тогда сообразил, что могу действовать иначе. У меня есть Путь и власть над ним. Я могу просить его… я могу заставить весь этот мир защищать ее! Но Ди никогда не просила защиты — сама была готова защищать других. Быть может, Грейсвандир понимала это лучше, чем я. Быть может, поэтому Дейрдре удалось поладить с Лезвием ночи. Меч взметнулся в ее руке, образовав сверкающую лунным серебром дугу, и испустил торжествующий вопль. И под этим воплем туман разошелся надвое, как ткань под ударом ножа, и я увидел то, что он скрывал: Ринальдо, и Джарта, и пестрые огоньки над ними, и синего коня неподалеку оттуда, и стоящую перед ними тьму. Не ночь — тьму столь же глухую и мертвенную, как та, что накрыла меня во сне. Не просто отсутствие света — отрицание его. И, однако, тьма эта не была пустой. В ней ворочалось нечто, невообразимое в своей чудовищности — неразличимый набор когтей и зубов, алмазной прочности гребней и крыльев с острейшими крюками, ледяных пик и огненных топоров, ядовитых клювов и жгучих щупалец… и где-то там, за этой тьмой, но едва ли в ее границах, находились и те, кто заварил всю эту кашу. Кто-то из них отдал приказ — и тьма поползла вперед. И навстречу ей бросилась моя сестра, а за нею, огибая пылающий Путь с обеих сторон и заслоняя его собой, двинулись звери и птицы, насекомые и рептилии — все, кем я населил этот мир. Во тьме их поджидало, тяжело ворочаясь, нечто, исполненное ненависти. Оно касалось защитников Пути — и те падали ранеными, или обращались в живые факелы, или сразу осыпались пеплом. Но никто не поворачивал назад. И вслед за ними шли, летели, бежали все те волшебные и ужасные твари и монстры, которых я впустил в Кернгорм. Все воинство нового мира рычало, свистело, трубило и ревело, ржало, хлопало крыльями и клацало зубами, визжало и орало, свиристело и лаяло, выло и хрипело, заливая траву красной и черной кровью, осыпая ее пеплом, сражаясь и погибая... и я вскочил, забыв о слабости, услышав электрический треск заклинаний и стонущий, нежный и страшный голос Грейсвандир. Внезапно картина, которую я наблюдал, затмилась перед мной. Кто-то — некто, находящийся за пределами Амбера, ближе к моему Пути — настойчиво пытался связаться со мной через Карту. — Корвин! — услышал я. — Вы меня слышите? Это Люк, он же Ринальдо, приятель вашего сына и король Кашфы. Настоящий Ринальдо, не какой-нибудь призрак. Теперь я видел его довольно отчетливо: Люк сидел в каком-то помещении, отделанном более или менее в том стиле, что был принят в Тени Земля в те годы, когда я там жил. Во всяком случае, нечто подобное я видел в доме Флоры перед самым возвращением в Амбер. По тому, насколько свободно он держался, я заключил, что он уже здоров и находится дома. По-видимому, я смотрел на его кабинет в королевском дворце в Кашфе. Все это означало, что с момента нашей дуэли в Амбере прошло уже больше двух недель. Это не стало для меня совершенной неожиданностью: хотя мы ехали почти без остановок и, по моему личному счету, всего лишь один день, пусть и очень долгий, я отдавал себе отчет в том, что ход времени в Кернгорме может очень отличаться от амберского. А кроме того, я совершенно не представлял себе, что творилось со временем, когда Путь открывал дорожку в прошлое, не говоря уж о том, что происходило с ним, пока создавался этот мир. Больше того, я все еще толком не знал, с какой скоростью время движется в Кернгорме относительно Хаоса и Амбера. Ну, а что касается самого Люка, то не скажу, чтобы я ждал именно его вызова. Однако я был рад узнать, что с ним все в порядке и он не держит на меня зла. — Конечно, слышу, — отозвался я, постаравшись взять себя в руки и не хмуриться слишком сильно. — Как твоя рука? — Спасибо, все в хорошо, — он ухмыльнулся, словно я в самом деле сказал что-то смешное. — Рад слышать, — я улыбнулся в ответ. — Надеюсь, вы тоже в добром здравии, — вежливо произнес он. Нетерпение заставило меня бросить взор туда, где только что я видел начало битвы. Но изображение, которое давала Карта, пока перекрывало все остальное. — Да, более или менее. Но ты же обратился ко мне не затем, чтобы поговорить о здоровье? — В сущности, я хотел бы узнать, не происходило ли в последнее время чего-то необычного с вашим мечом, — сказал он. Я покачал головой, припомнив, что именно происходило. В двух словах этого не пересказать, а на большее у меня не было времени. Придется заканчивать разговор. Люк следил за моим лицом, как кошка за мышью, и сейчас как никогда сильно напоминал Брэнда. — Простите мне мое нахальство, но не могли бы вы показать мне Грейсвандир? — внезапно спросил он. — Извини, не выйдет, — отказался я, — мы тут все немного заняты. И мой меч в том числе. Если не возражаешь, поговорим об этом позже. И первым разорвал контакт, не желая тянуть время. Тут же звуки и краски мира вернулись ко мне, и я увидел, что Дейрдре наступает на границу тьмы и Грейсвандир в ее руке танцует, как прежде танцевала только в моей. И, однако, этот смертоносный вихрь был меньше и слабее того, что могла бы создать моя сестра, будь она вооружена привычным оружием. — Топор, сделай ей топор! — заорал я во весь голос, обернувшись к Пути. Вышло это у меня отнюдь не так громко, как в тот момент, когда я только готовился создать этот мир, но я надеялся, что Путь меня услышит. — Ди нужен ее топор! Да, Грейсвандир была необходима в этой битве, но сколь бы совершенным оружием ни была и какими бы чудесными свойствами ни обладала, она была создана под мою руку. Что же касается топора Ди, то он не обладал никакими особенностями, которые нельзя было бы повторить, и уж, конечно, я достаточно хорошо его помнил для того, чтобы Путь сумел воспроизвести его. Путь дрогнул, и по его узору прошла рябь, а земля задрожала, словно что-то стремительно приближалось ко мне. — Вернись сюда, — едва различил я сквозь шум. — И поторопись: его нужно будет забрать сразу же. — Садитесь, принц, так будет быстрее. А вот это было сказано уже прямо мне в ухо. Шаск, мой хаосский скакун, примчавшийся на мой голос, ткнулся носом мне в плечо. Я благодарно хлопнул его по шее и взобрался ему на спину. Фракир, обвивавшаяся вокруг седла, скользнула мне на руку и легонько сжала ее. — Я отнесу вас и отправлюсь за помощью. Нас ищут те, кто мог бы встать на нашу сторону, — объявил Шаск. — Возьми Фракир с собой, — попросил я его. — Там, где в дело идут огонь и клинки, для веревки не место. — Я останусь, — отрезала Фракир. — Я нужна здесь. —Мой Путь опасен для тебя, не говоря уже о самой битве. Поезжай с Шаском. Тебе важно уцелеть, ты нужна в Хаосе. — Хаос уже здесь, — прошелестела Фракир. — Вашему Пути не до меня. — И скоро станет еще труднее, — прибавил Шаск, останавливаясь в нескольких футах от моего Пути. — Я чувствую приближение сил Порядка. Спешите, принц! — Фракир! — воззвал я к удавке снова, сходя с седла. Она даже не шевельнулась. — Не теряйте времени, принц, — сказал Шаск, — эту леди не так-то просто переубедить. Дайте ей делать то, чего она хочет. Мне некогда было спорить. Стоило мне приблизиться к Пути, как в самом его конце появился боевой топор Ди. Я схватился за топорище, обвитое лентами света, и почувствовал, как тяжело и неохотно, будто трясина со своей добычей, расстается со своим творением Путь. Похоже, он предпочел бы потратить силы иным образом — может быть, вообще пока ничего не создавать. Но мне нужно было оружие для Ди, и я рванул топор на себя. Тот вылетел из кокона света так резко, с хлопком, что я чуть было не упал. Но это меня мало волновало — главное, топор остался у меня. — Вы успели вовремя, принц, — шепнула Фракир. — Эти создания пожирают свои творения, когда устают. Логрус во всяком случае таков… Я подумал, что со стороны моего Пути было весьма любезно предупредить меня о необходимости забрать его произведение как можно скорее. А больше я не думал уже ни о чем, поскольку вокруг что-то изменилось. Воздух пошел радужными разводами и сделался словно бы маслянистым. Потом небесный фейерверк сжался в ослепительное пятно. Запахло грозой. Фракир стиснула мне руку, но я не ощущал страха. Словно небосвод стал выше, а краски этой Вселенной, терзаемой яростной тьмой, сделались чуть ярче. Я ощутил, как нужна мне Грейсвандир и как жаждет встретиться с нею тот, кто только что вошел в мой дом. Вервиндль, Лезвие дня, родной брат моего меча — это был он. Я еще не видел его, но ощущал его присутствие так остро, как если бы его острие готовилось снова воткнуться мне живот. Я инстинктивно обернулся туда, откуда исходила эта угроза, — — и там был он, Люк, с которым я только что говорил. Судя по всему, настоящий Люк. Не копия. Он стоял футах в ста от меня почти что в классической фехтовальной стойке, только левую руку, которой едва не лишился по моей вине, держал немного неуклюже. Должно быть, она еще не очень хорошо его слушалась. Правая рука его лежала на рукояти Вервиндля, и меч рвался из ножен, но Люк словно бы не обращал на это внимания, как не обращал внимания и на меня. Не я был сейчас его противником: взглядом он прикипел к границе тьмы, на которой среди моих зверей и монстров сейчас отчетливо был виден Джарт. Вот Джарт вскинул руку и крутанул ею над головой — и с пальцев его сорвалось некое прозрачное подобие «моргенштерна», шипастого шара на длинной цепи. Шар ударил во тьму, и та на миг отхлынула, как отхлынула бы вода, если бы в нее что-то упало. В этот момент я отчетливо разглядел, что из тьмы на Джарта смотрит его же собственное, хотя и искаженное лицо. Рядом с ним на мгновение обозначилось другое, более тонкое и нежное, как у женщины, но это видение тут же рассеялось во мраке, как если бы женщина сама истекала тьмой. Потом навстречу Джарту из тьмы вылетел другой призрачный шар-«моргенштрен», и еще только следя за его полетом, я уже понимал, что все кончено. Я повидал достаточно сражений, чтобы понять, хватит ли этому оружию длины цепи. И точно, «моргенштерн» снес Джарту-призраку голову. Тело колдуна-призрака даже не вспыхнуло — мгновенно истлело до головешек и осыпалось пеплом. И тьма, помедлив, словно не была уверена в результате, двинулась вперед. — Джарт! — донеслось до меня. Кричал Ринальдо, второй призрак, создание амберского Пути. Какие бы подозрения на счет нашего Джарта он ни питал, сейчас они очевидно были забыты. Я видел, как вздрогнул Люк, настоящий Ринальдо, рассмотрев свою копию. — Люк! — я кинулся к нему. — Откуда ты и зачем здесь? Он обернулся. Почудилось мне, или он в самом деле рад был меня видеть, словно я только что и не распрощался с ним довольно невежливо? — Откуда — это долгая история, а зачем... Пожалуй, чтобы помочь вам. — Так ты понимаешь, что за чертовщина тут творится? Он считал, что этот вопрос можно будет прояснить и позже, и я был полностью согласен с ним. Важнее всего сейчас было добраться до Ди, передать ей топор и забрать меч, не рискуя при этом ее жизнью. Конечно, доспехи в какой-то мере защищали ее, но после того, что мы только что видели, я не сомневался в том, что такой защиты в этой битве недостаточно. А Ди и думать не хотела об опасности: обнаружив, что справа от нее в ряды защитников глубоко врезалась тьма, она тотчас бросилась туда. Я кинулся к ней, а Люк выхватил меч и помчался за мной. Мне оставалось всего несколько шагов до цели, когда он обогнал меня и, прикрывая мою сестру, нанес по вытянувшемуся к ней черному щупальцу стремительный удар. Тьма отпрянула и взвыла, и голос ее был страшен. И я не узнал его, но был уверен, что слышал его раньше. На защитников Пути этот вопль произвел необыкновенное действие. Замер, опустив меч, и Люк; Ринальдо-призрак затряс головой, как боксер, пропустивший хороший апперкот. Ди тоже остановилась и прижала руки к груди, словно ей было больно. И все чудесные и ужасные существа, сражавшиеся с ними рядом, замерли. Не оттого, что враг сковал их заклятием: я отчетливо понимал, что причиной всему испуг и недоумение. Я и сам чувствовал то же самое, но слишком хорошо знал, что останавливаться нельзя, если только я не хочу утратить весь этот мир и всех его обитателей. Всех, кто уже оказался в нем, включая Дейрдре, и всех, кто еще только готовился прийти. И я врезался в строй своих, расталкивал их, пробиваясь к Ди, и заорал: — Вперед! Не сдавайтесь! Мой ли крик подстегнул их, или просто сами они опомнились, но оцепенение, вызванное тьмой, прошло. Ринальдо прицелился и швырнул в остановившуюся тьму небольшой зеленый шар света или льда, метя куда-то влево, далеко в сторону от того места, напротив которого стоял. В тот же миг Люк превосходным финтом отбил то, что показалось из мрака и что вполне могло быть как гигантским черным жалом, так и отличным клинком. Звери, птицы и монстры тоже встряхнулись, а Ди… Я добрался до нее и сунул ей руки рукоять ее топора, и она, отступив на шаг и не отрывая взгляда от тьмы, подала мне Грейсандир… а потом вдруг оглянулась на меня, словно у нас было время для разговоров, и сердце мое оборвалось. — Все будет хорошо, Корвин, — прочел я по ее губам. — Все будет в порядке. Повернулась и бросилась во тьму. Я ринулся за нею следом, ужасаясь мысли, что это слишком похоже на прощание, что Ди, быть может, ранена... я ринулся за нею, и Грейсвандир торжествующе крикнула, устремляясь вперед. И я настиг сестру и занял место подле нее, оставив призрака-Ринальдо прикрывать ее с левой стороны. Люк со своим чудесным мечом держался по правую руку от меня, хотя Грейсвандир и очутилась снова в опасной близости от его раненого плеча. Держался с трудом: какое-то многолапое тяжеловооруженное чудовище, напоминающее рака-переростка, наседало на него. Люк подпустил его к себе на опасно короткую дистанцию, надеясь добраться до какой-нибудь жизненно важной части тела твари, и та воспользовалась своим очевидным превосходством в размерах. Впрочем, Вервиндль тоже был немал, и Люк не только отбивался от своего врага, но и пытался перейти в нападение. Лезвие дня самозабвенно кромсало бесчисленные конечности твари, и то, что было текло в жилах этого существа, вскипало и испарялось от его прикосновений. Но тварь была так живуча — или так велика — что все еще продолжала сопротивляться, и Люк продолжал топтаться на месте. Я же с первой минуты боя теснил своего противника, и теснил довольно сильно. Слева от меня Дейрдре крутила свой черный и серебряный смерч, медленно, но неуклонно продвигавшийся вперед; благодаря доспехам и длинному топорищу она находилась в сравнительно неплохом положении. Оглядываясь на сестру, я видел, что брови ее сдвинуты и на лице нет того блаженного безумия, которое дает опьянения битвой, — только предельная сосредоточенность. Топор в ее руках казался таким же ловким и одушевленным, как Люков Вервиндль. Ди нуждалась разве что в защите от заклинаний, которые могли использовать наши противники, но рядом с Ринальдо и эта опасность была невелика. Помня обещание Шаска привести помощь, я продолжал наступать, и вскоре оставил их всех за спиной: под моим напором фронт темноты поддавался, и успех следовало развить. Грейсвандир была невесома, как ночной мотылек, и быстра, как смерть. Я чувствовал, как все новые и новые обитатели тьмы стекаются ко мне, но их было так много, что они мешали друг другу. Как бы они ни толпились, я всегда имел дело с небольшим числом противников, и Лезвие ночи прилагало все усилия к тому, чтобы число их стремительно сокращалось. Моя дева-меч то и дело покрывалась черными и алыми кляксами и тотчас стряхивала с себя пятнавшие ее яд и кровь. И продолжала рваться вперед… пока мы не встретили очень сильного сопротивления. Я не видел, с кем имею дело, но сомневался в том, что мне противостоит человек: то, что показывалось порой из бесформенной тьмы и казалось мне мечом, двигалось настолько стремительно и безупречно, что я терялся. Казалось, это существо заранее знает, как я поверну руку и из какой позиции нанесу удар. К тому же походило на то, что его реакция была лучше моей. Мне никак не удавалось задеть его, но уже дважды я уходил от его ударов только чудом. Я понимал, что без какой-либо хитрости мне с ним не сладить. И я обратился к ним, как когда-то в сражении с Брэндом: теперь у меня не было Судного Камня, королевской реликвии, которую Брэнд украл у меня и которую я мог заставить повлиять на него, но у меня был Путь, основа этого мира, а значит, и власть над окружающим… И отбиваясь и пятясь, я приказал земле и небесам истребить нападавших. Ничего не произошло, и я продолжал отступать перед необоримой силой, стараясь все уклониться в сторону Люка, а не Дейрдре. Но парировать удары противника мне становилось все сложнее и на душе делалось все тягостнее… пока я не обнаружил, что небо над Кернгормом незаметным образом сменило цвет, сделавшись пепельно-серым. Потом над нашими головами сверкнуло и грохнуло так, словно небосвод лопнул и раскололся надвое. А потом небеса и земля перед нами раскрылись. Прямо перед черным воинством раскрылся чудовищный, наполненный лиловым светом провал. Сверху по нему хлестали кнуты молний. И, помедлив мгновение, лавина тьмы и твари, ее населявшие, хлынули вниз, в открывшуюся пропасть. Но мой необоримый соперник — проклятье, мне следовало догадаться, что от него так просто не отделаться! — вместе с несколькими другими созданиями перемахнул через нее и вырвался за пределы тьмы. И мне почудилось, будто я схожу с ума. Передо мной стоял Бенедикт. У меня мелькнула было мысль, что это призрак… и я растерялся, не будучи в силах понять, зачем было амберскому Пути воссоздавать Владыку оружия Янтарного королевства, уже лишенного правой руки, и почему творение Пути сражается на стороне Хаоса. Или мой недруг происходит не из Хаоса? Словно в качестве ответа на этот вопрос вдали над тьмой, продолжавшей низвергаться в лиловое ничто, встал багрово-серый знак Логруса — шевелящееся переплетение каких-то светящихся червей. А спустя несколько мгновений гром над моей головой зарокотал снова, но уже помимо моего желания, и этот рокот отдавался в самых костях мира, а багрово-серый отблеск на всем, что только могло блестеть, дополнился ослепительно голубым, исходящим от другого источника света. Я оглянулся, уже понимая, что именно увижу: моей спиной появился знак Огненного Пути. И в мире на несколько мгновений установилась яростная, обжигающая слух тишина. — Это опять ты? — услыхал я в этой тишине голос Бенедикта, и вздрогнул от неожиданности, полагая, что он обращается ко мне. Тон его не предвещал ничего хорошего. Бенедикт был разгневан, хотя ярость не затуманила ему голову, как то было в Авалоне, когда он гнался за мной, считая меня убийцей своих людей. В тот раз меня спасло то, что было проклятием этого мира — след Хаоса, Черная Дорога. В этот раз Хаос был на его стороне. А сам Бенедикт сейчас удивительным образом напоминал мне Ди: так же сдвинутые брови, то же выражение крайней сосредоточенности на застывшем, безучастном лице… Но смотрел мой старший брат не на меня, а выше — точь-в-точь как в моем видении в Лунном городе в ту ночь, когда я поднимался туда за пророчеством и разговаривал с тенью Дары, а тень Бенедикта защищала мою леди, обещавшую, что Амбер будет разрушен. Тот, лунный Бенедикт, тень моего брата, не видел меня и различал только мой меч; сейчас же взгляд Владыки оружия был устремлен поверх моей головы — туда, где невыносимым светом горел знак Пути. — Я же говорил, что дал обещание и все равно должен буду проехать. Теперь пришла пора выполнить то, зачем меня звали, — объявил ему Бенедикт. — Что ты сделаешь на этот раз — здесь, так далеко от Амбера? Кого на меня натравишь? Я не успел узнать, что хотел ответить на это Путь — Логрус не стал дожидаться окончания их беседы и нанес удар своему вечному противнику. Вспыхнул белым, закипая и съеживаясь высоко над нашими головами воздух, заливая мертвенным светом Грейсвандир и живым огнем пламенея на Вервиндле; Фракир сдавила мне руку, едва не перерезав ее; шевельнулась, вновь поднимаясь из пропасти, тьма за плечами Бенедикта — и тотчас зеленый огонь, брошенный рукой Ринальдо, полетел моему брату в лицо. И, в ужасе от того, что должно было случиться, я вскинул свой меч и подставил его под заклятье. Зеленое пламя облило нас обоих — и откатилось от Бенедикта, словно бы он был заключен в оболочку из стекла, а меня прошило насквозь. Грейсвандир содрогнулась в моей руке и ахнула, а я почувствовал себя куском льда, тающим под бешеным светом сотни зеленых солнц. Кажется, кричала Ди — просто мое имя, не давая мне забыть себя и обратиться в ничто; кричал Ринальдо — что-то о чарах, но его слова ничего не значили; кажется, где-то чертыхался Люк. Я услыхал и возглас Бенедикта, словно вспышка эта, прежде чем уничтожить меня, сделала меня видимым: «Корвин?!». И я успел еще разглядеть на его лице выражение глубочайшего сожаления, яснее всяких слов говорившее: прости, но если ты сам не умрешь, я вынужден буду тебя убить… Потом я ослеп, сожженный зеленым огнем дотла. А когда зрение, слух и прочие чувства вновь вернулись ко мне, я увидел, что тьма наступает на оставшихся защитников моего Пути широкой полосой, поднималась, подобно приливу, и Дейрдре бежит ко мне вдоль этой черной воды. Грейсвандир яростно визжа, выворачивала мне кисть, парируя выпады и удары Бенедиктова клинка, но тот все-таки был быстрее. Меч вошел мне в грудь прямо под левой ключицей, легко, как в пуховую подушку — клинки Бенедикта не были волшебными, но славились хорошей заточкой… Меч вошел мне в грудь и продолжал двигаться дальше так, словно на пути его не было никаких препятствий, и сам я не ощущал ровным счетом ничего, как если бы этот меч не был материальным. Наследие поездки по Танцующим Горам, от которого я с таким трудом избавился при помощи дуэли с Люком, вернулось. Но точно так же, как тогда, Грейсвандир в моей руке оставалась опасной. И улучив момент, когда Бенедикт, с легкостью парировавший удары Люка и с несколько большим трудом, но все же без чрезмерных усилий отражавший атаки Ди, раскрылся, Лезвие ночи ужалило его в правое плечо. Бенедикт отшатнулся, и Лезвие дня, по-видимому, тоже само, без намерения Люка, клюнуло моего брата совсем близко от этой раны. Серьезно задеть его наши мечи не смогли, но все-таки на рукаве его искалеченной руки выступила кровь. И прямо оттуда по всему его телу побежали узкие огненные ручейки. Бенедикт, казалось, не обращал на них внимания, как не придавал значения полученным от нас царапинам. Выбив из рук Ди топор и тотчас отведя в сторону острие Вервиндля, он продолжал сражаться со мной, а ручейки пламени все растекались по нему, скрещивались и сплетались… Потом огненная сеть заключила его в себя целиком — и пропала. В этот миг Бенедикт снова пробил мою защиту и пронзил мой правый бок чуть ниже ребер. И остановился. — Корвин?! — прочел я вновь по его губам. Лицо его выразило ужас и изумление, и он опустил клинок. Вервиндль в руке изнемогавшего Люка опустился сам. — Дейрдре? Ринальдо? Что вы здесь делаете? — Это ты что делаешь! — выкрикнула Ди. — Ты хотел убить нас! — Я никогда не причинил бы тебе вреда, — Бенедикт вздрогнул, как от пощечины. — Да и если бы я мог этого хотеть… — Если бы Бенедикт этого хотел, он бы это сделал, Ди, — гаркнул я. Люк не участвовал в общей беседе, и не столько потому, что не мог или стеснялся орать на нас во весь голос, сколько из-за усталости. Хотя в сече он держался достойно, было очевидно, что он не привык иметь дело со столь жадным до чужой крови мечом, как Лезвие Дня. Чуть отдышавшись, он переложил чудесный меч в левую руку и как-то занятно пошевелил пальцами правой. Нас словно накрыло вуалью: краски этого чудовищного дня слегка смягчились, а шум сражения ослабел. — У нас пять минут относительного покоя. Я Люк, с вашего позволения, — вставил этот хитрец. — Ринальдо вон там, правее. Мы осмотрелись. И точно, Ринальдо, которого в бою оттеснили от нас на довольно значительное расстояние, продолжал биться. Впрочем, он явно заметил заклинание, которое использовал Люк, и получившийся в результате колдовства островок затишья, и начал пробиваться к нам. Мне показалось, что он что-то кричал, но чудесная вуаль заглушала и его голос. — Еще один призрак? — Бенедикт кинул на него короткий взгляд. — Как вы сумели с ним договориться? — Просто мы очень обаятельны, — расплылся в улыбке Люк, и снова посерьезнел, глядя в сторону приближающегося Ринальдо. — Повезло, — без улыбки кивнул Бенедикт. — Мне пришлось сражаться. Он оглянулся с недоумением на живую черноту, высоко вздымавшуюся за провалом. Она волновалась, как море в непогоду. Казалось, в ней забили ключи пузырящейся тьмы. — Что это за место? И что здесь творится? На чьей вы стороне? Корвин, ты… — На своей собственной, как водится; это мир Корвина, — Люк в замешательстве потер подбородок, пытаясь хотя угадать, раз уж не удавалось расслышать, что именно кричит Ринальдо. — Я решил, что следует помочь ему. — Бенедикт, — вставила Ди, явно переживающая из-за того, что только что упрекала его, — поверь, это хорошее место. Оно стоит того, чтобы его защищать. И я… — Тебя я мог бы и не спрашивать, прекрасная принцесса, — тень улыбки скользнула по его губам, — ты, конечно, на стороне Корвина. Впрочем, может быть, ты и права. Но где Мерлин? Я бы уверен, что вы сражаетесь вместе. Люк закусил губу. — Мерлин? — переспросила Дейрдре с тревогой. — Разве он должен быть здесь? — Ты не знаешь, Ди, Мерлин — это… — начал было я. — Твой сын, да, — она тряхнула головой. — Я знаю, кто он такой. Но почему он должен быть здесь? Бенедикт? — Мерлин позвал меня на помощь, — сказал он неохотно. — Я добрался до него и узнал… я узнал… — Бенедикт потер лоб и нахмурился. — Странное дело: когда я об этом не думаю, все представляется мне кристально ясным. Но вспомнить, что именно он мне сказал, я не могу. Я был… — Вы были под чарами, — выдавил из себя Люк, мрачнея на глазах. Казалось, он все еще прислушивался к чему-то, и услышанное его беспокоит. — Если бы не Ринальдо, через пару минут вы бы покрошили нас в капусту, всех по одному или даже вместе. Сдается мне, кто-то этого и хотел. — Разве я… — Бенедикт стиснул рукоять своего меча. — Так вот, значит, как… Кому-то придется за это заплатить, и очень скоро! — Так ты не станешь мешать нам? — спросил я, не вполне веря своей удаче.— Клянусь, мы не злоумышляем против Амбера. Кажется, вокруг темнело, но настроение мое стремительно улучшалось. Бесконечный день подходил к концу, и заканчивался он самим прекрасным образом. — Я с вами, — объявил Бенедикт. — И я уверен: нам нужно найти Мерлина. Если все это случилось со мной из-за того, что я отправился к нему на помощь, то, значит, кто-то пытается изолировать его от всех нас. — Кажется, мы уже его нашли, — пробормотал Люк. — И хорошо бы не встречаться с ним лицом к лицу, пока мы не придумаем, как себя вести. — Что-то происходит, — перебила его Дейрдре. — Корвин, по-моему, тебе бы стоило… — Осторожнее, принц! — крикнул у меня в голове бесплотный голос Фракир. Укрывавшая нас вуаль разодралась с оглушительным треском, и в уши нам хлынул рев и грохот битвы, а прямо над нами нависло багровое, подобное осьминожьему, щупальце Логруса. Оно качнулось, выбирая, как бы половчее схватить всех нас разом, потом вздрогнуло и рванулось ввысь. Я вскинул глаза ему вслед. Знак Логруса, как и знак Пути, увеличившиеся до чудовищных размеров, парили высоко в небе, там, где ясный золотистый свет Кернгорма словно бы действительно выгорел, оставив по себе только пепельный, рассеянный сумрак. Они обменивались вспышками света и ползучего разноцветного огня. И шевелящаяся громада Знака Хаоса, казалась, была почти полностью поглощена сражением с Огненным Путем Амбера, стоявшим в самом зените, а мы были лишь одной из мелких, второстепенных Логрусовых целей. Но теперь откуда-то с земли, почти от корней моего Иггдраисля, к Логрусу поднималось нечто эфемерное, подобное кольцам дыма. Ярко-желтые, эти кольца пульсировали и двигались вперед рывками, озаряя все вспышками лимонного света, словно морские огурцы, выталкивающие воду из своих тел. И вдруг их подхватил, нанизывая на себя, и бросил вверх вспыхнувший поблизости тонкий оранжевый луч. Он мгновенно одолел расстояние до цели и воткнулся Логрусу в бок, а мигом взлетевшие по нему кольца повисли на противнике, как собаки на медведе… или, подсказала мне память, явно желавшая оставаться в рамках водной тематики, как пиявки на купальщике. Только, судя по конвульсиям Логруса, в отличие от пиявок, напавшая на него светящаяся субстанция кусалась весьма болезненно. Тьма, из которой вышел Бенедикт, заметно притихла. Зато битва в небесах вспыхнула с новой силой: амберский Путь, обнаружив, что положение его противника осложнилось, нанес по нему сильнейший удар. Логрус опутало широкой лентой бледного племени; но в тот же миг с земли снова ударил свет. Только этот свет был тускло-фиолетовым, и бил он по Огненному Пути. И точно так же, как в случае с Логрусом, к противнику Пути тотчас присоединился кто-то еще: ярко-зеленый луч вплелся в фиолетовое свечение, и Путь скорчился, как бумага, упавшая в камин. Черные твари в черноте чуть оживились. Вот их-то целью точно были мы. — Корвин! — рявкнул мне в ухо Бенедикт. — Поймай того, кто гонит тьму сюда! Думаю, это его опасался Мерлин! — Как это сделать? — Это же твой мир! — возмутился он. — Придумай что угодно, оно должно действовать! Проклятье, спохватился я, стряхивая с себя оцепенение, что со мной? Что в этом такого? Ведь даже полководцу или шахматисту приходится что-то выдумывать, действовать на основе ресурсов, которыми он располагает. Моя беда заключалась в том, что я не мог себе представить, как велики силы, которые мне подчиняются. Одно я понимал отчетливо: мое могущество непостоянно. Пока я нахожусь подле своего Пути, мне по плечу практически все. Можно снарядить бесчисленные отряды воинов, предпринять обходной маневр и попытаться захватить незнакомца в плен: они сделали бы это, даже если бы погибли десятки тысяч. Можно велеть земле и небу выпить эту тьму до капли: они сделали бы это, даже если бы тьма их отравила. Но мне стало жалко своих творений. И я придумал сеть, сеть на особую рыбу, я пожелал забросить придуманную мною снасть далеко за пределы этого мира, а затем приказал своему Пути подтянуть ее к нам. Это оказалось неожиданно тяжело, словно я пытался в одиночку и голыми руками сдвинуть с места локомотив. Я все еще сомневался, что это подействует, когда чернота снова заволновалась, как если бы ее в самом деле что-то ворошило. А потом она содрогнулась и изрыгнула копье багрового света, напоминающего цветом Логрус, и это копье ударило Ринальдо. Он пошатнулся и упал. Невероятный, пронзительный вопль пробился сквозь грохот небесного сражения, и, оглянувшись, я увидел Шаска, лазурной молнией летящего к поверженной копии Люка. На спине у моего скакуна, припав к его шее, сидела маленькая женщина. Ее темные волосы растрепались и сбились, и она, я мог бы поклясться, торопила несущий ее живой ураган… И все исчезло, как если бы оборвалась показывающая нашу жизнь кинолента. Нас швырнуло наземь, как при столкновении с препятствием — и, поднимаясь, мы обнаружили, что мир, за который мы бились, в самом деле исчез. Мы оказались в полутьме, в подобии пещеры, и перед нами открывалась целая анфилада таких пещер. В них находились некие источники света, и по стенам в тишине метались чьи-то гротескные, уродливые тени. Огня у нас не было, но Грейсвандир и Вервиндль пока продолжали светиться, хотя свечение это, казалось, понемногу угасало. Тем не менее, оно еще жило и отражалось голубоватыми бликами от камней, из которых состояла пещера. Люк вдруг поднес клинок к стене и сдавленно выругался. — Что там? — бросил Бенедикт, мгновенно заняв место у прохода в следующую пещеру. — Боюсь, что ничего хорошего, — понизил голос Люк, бросил взгляд на Дейрдре и отвернулся. — Простите, обычно я веду себя лучше. Просто никак не ожидал попасть в подобное место. Скажите, Корвин, это была ваша идея? — Отправиться в пещеры? Нет, я всего лишь пытался притянуть к нам тех, кто посылал эти черные полки. — Ну, так он, похоже, попытался сделать с нами то же самое, вот мы и встретились где-то посредине. И отнюдь не в самом удачном месте. — Чем оно плохо? — это был Бенедикт. — Ты говоришь об одном существе. Почему? Мы до сих пор считали, что их несколько, — заметила Дейрдре. — Не обращайте внимания, — Люк вдруг сделался очень несчастным. — Это была просто фигура речи. А место… если я правильно представляю себе свойства этих камней, то сюда нельзя призвать магию. С нами останется только то, что уже попало сюда. Корвин, ваш Путь не сможет нам помочь. — Значит, и наши соперники не смогут призвать ее, — успокаивающе произнес я. Ди улыбнулась мне, взглянула на Бенедикта и улыбнулась еще раз, уже откровенно торжествующе. Похоже, при таком раскладе перевес сил будет на нашей стороне. — Да ему… им и не надо. У них при себе спикарды, — пробормотал Люк. — У нас тоже, — напомнил Бенедикт, указывая взглядом на наши клинки. —Думаете, мы сумеем ими воспользоваться? Вместо ответа Бенедикт сделал несколько шагов вперед — и замер. Фракир отчаянно сдавила мне руку. Я услышал, как вздохнула Ди. Лицо того, кто появился в проеме ближайшей пещеры, было невероятно похоже на изображение с моей собственной Карты, но черты его казались отяжелевшими и почти безжизненными. Мерлин, мой сын, некоторое время смотрел на нас без интереса. Потом кивнул: — Идите за мной. Повернулся и побрел назад, не слишком заботясь о том, следуем ли мы за ним. — Можно не спешить, — сказал нам еще один Мерлин в следующей пещере. Свет в ней изливался из странной выпуклой линзы, стоявшей у дальней стены. — Они еще не пришли в себя. — Эти, похоже, покрепче будут, — заметил третий. Четвертый, стоявший рядом с ним, ничего не говорил, но разглядывал нас довольно бесцеремонно. — Чего вы хотите от уроженки Теней? А Джарт всегда был слабак, — пожал плечами наш провожатый. — Ну, а вообще-то – отчего нашим пленникам не быть крепче нашего оригинала? Им ведь не пришлось колдовать сутками напролет… — Я всегда считал, что к призракам Пути и Логруса отношусь терпимо, — ни к кому не обращаясь, заметил Бенедикт. — Но вижу, что ошибался. Возможно, Логрус искажает все, к чему прикоснется. «Выворачивает наизнанку», — вспомнил я слова Фракир. Похоже, так оно и было. Призраки Логруса Бенедикту не ответили, но отступили подальше. Внезапно Фракир сжала мне запястье и скользнула глубже в рукав. Послышались неровные, неуверенные шаги, и навстречу нам вышла девушка. Темный длинный плащ, который окутывал ее, по подолу и на локтях был испачкан серо-голубой пылью, словно она, как и мы, при перемещении не устояла на ногах. Она вгляделась в наши лица и просияла. — Великолепно! Я даже не наделась, что получится так удачно. Что ж, пойдемте, Владыка Хаоса ждет вас. — Это Джулия, бывшая девушка Мерлина, — услыхал я в собственной голове разгневанное шипение Фракир. — Она обманывала его и преследовала! Я бы не доверила ей и мусор вынести! Это чрезвычайно походило на ревность, но на всякий случай я решил держаться к Джулии поближе. И тотчас обнаружил, что в этом мне отчаянно мешает Люк. Люк? Я поднял на него глаза и споткнулся от неожиданности. Человек, двигавшийся справа от меня, был русоволос и бородат, невысок ростом и ничем не напоминал потомка Брэнда. Заметив мое изумление, он приложил палец к губам: тсс! Я кивнул, оглянулся наследующих за нами призраков и снова бросил взгляд вперед. Мерлин действительно ждал нас там, но кто из них был Мерлин? На валуне, возвышавшемся посреди пещеры, подобно трону в большом зале дворца, сидели трое во всем одинаковых созданий… А у подножия этого «трона», слева от него расположился один-единственный Джарт. Он казался чрезвычайно измученным и напуганным; а те, кто носил обличье Мерлина, держались спокойнее, но отнюдь не выглядели счастливыми. Они скользнули взглядами по нам, словно бы никого не узнавая. Лишь при виде Дейрдре в глазах у одного из них что-то вспыхнуло, словно где-то глубоко под толщей льда в этом странно оцепенелом существе, на самом его дне, еще был спрятан мой сын. И Ди, моя умница Ди, заметила это и окликнула его: — Мерлин! Я Дейрдре, сестра твоего отца; он сумел спасти меня. Теперь я здесь, и я рада тебя видеть. — Я тоже рад, что вы спасены, — пробормотал Мерлин, опуская голову. Пальцы его правой руки, лежавшей поверх левой на колене, беспокойно задвигались. — Я помню ваш призрак, созданный амберским Путем… я всегда хотел, чтобы вы спаслись. Папа, наверное, теперь счастлив. Не знаете, как его дела? Я оцепенел. Бенедикт стиснул рукоять меча так, что пальцы побелели. Люк переступил с ноги на ногу. Джарт еще потемнел лицом. Мне показалось, что я заметил улыбку на лице Джулии, но Люк заслонил ее от меня. Ди бросила на меня умоляющий взгляд и медленно приблизилась к трону. — Знаю. Если хочешь, расскажу. — Мне сейчас некогда, — извиняющимся тоном проговорил Мерлин и повернул на пальце массивный, синего камня перстень. — Мне очень нужно кое-что закончить… но я постараюсь сделать это быстро и после с удовольствием выслушаю все, что вы захотите мне рассказать. Я в самом деле хочу это услышать. В этот момент Люк швырнул наземь Вервиндль и кинулся на Джулию. Джарт мгновенно ожил и ринулся к ним, словно это не он только что изнемогал от усталости. Я заступил ему дорогу и тотчас получил в грудь чем-то вроде короткого светящегося копья. Но оно, точь-в-точь как прежде меч Бенедикта, прошло меня насквозь, не причинив никакого вреда, и я направил на Джарта свой меч. Грейсвандир ярко вспыхнула, полыхнул у нас под ногами Вервиндль, и Джарт пошатнулся, словно боксер, пропустивший сильнейший удар в голову. В тот же миг Фракир засверкала, как раскаленная проволока, и дернула меня за руку: — Брось меня! — рявкнула она в моей голове. Я взмахнул рукой. Мерлин вскочил, начиная заклинание, но Дейрдре кинулась к нему, и он чуть промедлил, не решаясь ударить ее. А удавка сорвалась с моего запястья, как камень из пращи, и мгновенно обвила моего сына. Миг — и обе его руки оказались плотно прижаты к телу, а щиколотки стянуты вместе. Мерлин застыл, а потом попытался обратиться в столп огня, потом начал оплывать, потек, как гигантское мороженое, меняя форму и размеры. Перед мной мелькали черты Минотавра и гидры, змеи и осьминога, но Дейрдре непоколебимо стояла перед ним, не выдавая страха, а Фракир крепко держала Мерлина за шею, не давая завершить ни одно из превращений. Я оглянулся. Люк без чьей-либо помощи ловко стягивал рукавами плаща руки Джулии. Бенедикт стоял у нас за спиной с мечом наизготовку, держа в поле зрения призраков Логруса. Те не нападали, отлично представляя себе, что он успеет ранить хотя бы одного-двух. Учитывая небольшие размеры пещеры и то, с какой легкостью их кровь обращалась в пламя, шансов уцелеть у них не было никаких. — Ну, а теперь, — объявил Люк, сбрасывая чужую личину, — кто-нибудь расскажет нам, что здесь произошло? — Ты! — выплюнула Джулия ему в лицо. — Это опять ты?! — По-моему, мне здесь не рады, — пожаловался Люк. — И это после всего, что я сделал! Так что все-таки с Мерлином? — Ты убедил Мерлина меня бросить! — заорала она. Джарт побелел. Люк заметно разозлился. — Если бы я в самом деле сделал это, — объявил он, — я считал бы это своей заслугой! Что ты с ним сделала? — Я ничего тебе не скажу, — отрезала она. — Все останется так, как есть. Мерлин вот-вот освободится от вашего жалкого заклятья и убьет вас всех! — Тогда спрошу я, — крикнул я. — Что с ним? — Он убьет вас, — охотно откликнулась Джулия, — а потом я сделаю так, что все это у него пройдет… и вот тогда будет действительно интересно. Убьет вас, Корвин, и всех ос... Она не договорила — Дейрдре оставила Мерлина без присмотра. Быстрее разъяренной медведицы она пересекла пещеру и влепила Джулии тяжелую, гулкую пощечину. Мгновение Джулия сверлила Ди безумным взором, но вдруг глаза ее закатились, и она рухнула на руки Люку. — Что за черт! — рявкнул тот. — Только этого мне не хватало! — Истеричка, — с отвращением проворчал Бенедикт. — Кольцо, — в первый момент я не узнал голос Джарта. На него и смотреть было страшно — словно половина жизни вытекла из него за несколько секунд. — Это кольцо... Думаю, это из-за кольца. Мерлин добавил его к своим спикардам, и с тех пор... началось все это. Оно было не для того: Дара хотела сделать так, чтобы Мерлин больше прислушивался к ней и к Логрусу... а Джулия предложила заменить ее подарок. Чтобы Мерлин не слушал... — Надо снять его, — я бросился к сыну. — Не получится, — безнадежно бросил Джарт. — Спикард нельзя снять вопреки его воле. Он сам заботится о том, чтобы не потеряться. И действительно, я видел, что несколько колец на руках, лапах, крыльях, плавниках или щупальцах Мерлина постоянно меняли форму и размер, приспосабливаясь к меняющейся форме владельца. — Придется постараться, — резюмировал Бенедикт. — А вам лучше убраться отсюда, пока целы, — обратился он к копиям Мерлина. — Не знаю, что за судьбу уготовил вам Логрус, но если вы останетесь здесь, ваша жизнь уж наверняка будет очень короткой. — Не думаю, что мы можем выйти, — отозвался один из них. — Без помощи снаружи эту пещеру не открыть. Люк знает и не даст нам соврать. — Люк? — Это верно, — вздохнул тот и бросил раздраженный взгляд на Джулию. Та смирнехонько лежала на земле. — Потому-то я так и вышел из себя, когда сообразил, куда мы попали. — У нас два спикарда, — напомнил Бенедикт. — И еще несколько у Мерлина. — Три, — автоматически уточнил Джарт. — По-моему. То кольцо — синее. — Учитывая, что выход закрыт камнем, отражающим все виды воздействия, это не имеет большого значения, — махнул рукой Люк. — Открыть эту ловушку можно только снаружи. Я снова взглянул на Мерлина. Фракир еще держалась. К моей тревоге, веревка сама начала менять цвет. Я не видел прежде ничего подобного, но отчего-то мне показалось, что это явление стало результатом воздействия магии самого Мерлина. Я протянул руку и коснулся Фракир. Она кричала. Во всяком случае, то, что я услышал, больше всего напоминало крик или вой, и каждой вспышке нового цвета соответствовал новый крик. Если бы речь шла о живом существе, я бы сказал, что Фракир терзала боль. А мой сын умирал от ужаса. Снаружи не было слышно ни звука, словно кто-то запечатал ему рот, но внутри у него кипело страшное, черное, все выедающее варево. Мерлин сейчас был не только слеп, но и глух и, похоже, полностью лишен осязания, и я не знал, что с этим сделать. Я позвал его так, как звала меня Фракир, но он не ответил. Я звал его снова и снова, но не получал никакого ответа. — Корвин? — услышал я глухо, как сквозь подушку. — Что с тобою? Дейрдре. Ее голос так близко, ее лицо перед моими глазами. Даже сейчас, глядя прямо ей в очи, я с трудом выбирался оттуда, куда ввергло меня прикосновение к Фракир, сделавшейся невольной посредницей между нашим миром и миром, в котором сейчас пребывал рассудок Мерлина. — Дотронься до них. Дотронься до веревки и сразу отдерни руку, — прокаркал я. — Очень быстро. Она коснулась Фракир, и закрыла глаза. Страдание исказило ее черты. А потом Ди вскинула голову и завыла — безнадежно, страшно, как собака над покойником. Мне показалось, что я схожу с ума. Под сводами пещеры сгустилась странная клочковатая тьма. — Я пришел, — раздалось у нас над головами. Дейрдре открыла глаза. — Кергма! — крикнула она. — Кергма, милый, хороший, помоги! Поговори с ним! Тьма не ответила, но опустилась Мерлину на голову. Через полминуты мерцание, терзающее Фракир начало стихать. Мерлин же продолжал превращаться, пока не сделался снова похожим на человека. В этот миг Фракир разжала свои объятия и тотчас снова заключила его в них. Только теперь один из ее кончиков обвивал пальцы левой руки Мерлина — той самой, на которой он носил спикарды. Пальцы на глазах покраснели, а у самой веревки побелели. Фракир продолжала сдавливать их все туже… а потом отпустила, и Ди мгновенно ухватила синее кольцо и принялась скручивать его с пальца. Два других кольца, как приклеенные, двинулись за синим следом; они мешали Дейрдре, но через несколько секунд все три оказались в ее ладони. Она протянула их мне и прошептала: — Неужели все? Я подставил руку, и Ди разжала пальцы. Едва коснувшись моей ладони, кольца вспыхнули и рассыпались фонтаном искр. Где-то высоко над нами, по ту сторону толщи камня, отделявшего нас от свободы, что-то тяжко громыхнуло, и Кергма воспарил к потолку. Мерлин стоял перед нами, со счастливым недоверием оглядывая всех. — Рад был повидать вас, — объявил Кергма сверху. — Зовите еще. И исчез, просочившись сквозь непреодолимую, по словам Люка, преграду. Дейрдре, смеясь и плача, кинулась Мерлину на шею, и у него в глазах, кажется, стояли слезы. Он взглянул на меня, обвел взглядом остальных, и на лице его отразились стыд и раскаянье. Я шагнул к нему, чтобы обнять… Сверху раздался странный тихий треск и шорох, словно где-то поблизости вращались огромные каменные жернова. Потом в потолке пещеры открылась небольшая щель, и я услышал голос Блейза: — Ну, ну, ты умница… думаешь, они под этим камнем? Ну-ка, давай посмотрим… Я задрал голову. Большая часть потолка пещеры просто исчезла. В образовавшийся проем заглянула рыжая голова. — Смотри-ка, Сэнд, — произнес Блейз с явным удовольствием, — вот они, голубчики! Я же говорил, что Уна их найдет! А все потому, что когда я берусь кого-нибудь искать, я уж ищу на совесть… — И я говорила, что найдет, — ответил ему женский голос, — я сразу поняла, что Уна очень умная девочка. И с Блейзом действительно была Сэнд, наша младшая сестра, вместе со своим старшим братом Делвином много веков назад добровольно покинувшая Амбер! Она наклонилась над нами, улыбнулась и позвала: — Идите все на свет, мы вас сейчас вытащим! — Предоставь это мне, — объявил Блейз. — Сейчас они окажутся на поверхности. — Магия тут не действует, — крикнул им Люк. — Вам придется поискать веревку. И не одну — нас тут много… — Это ничего, — Блейз сбросил вниз несколько веревок. — Обвяжитесь ими и скажите, когда будете готовы! Нет, ну и счет я предъявлю Брэнду — век не расплатится… Я ведь и нападение на Путь посчитаю… и, кстати, он же ухитрился подбить на это и Делвина! — Ты ведь тоже убедил меня действовать с тобой заодно, — рассмеялась Сэнд. — И что же? Мы-то нападали на Логрус! Ну, как вы там, внизу? Готовы? Да? Уна, тяни! Мы взлетели наверх, как пух взлетает под ветром — и, увидев Уну, я уже не удивлялся этому. Огромная каменная собака, державшая в пасти веревки, кажется, вытащила нас без особых усилий и теперь отчаянно махала хвостом, а Сэнд в награду чесала ей палочкой за каменным треугольником уха. Я так и не понял, кому именно принадлежало это удивительное существо. Во всяком случае, мне показалось, что приказывал собаке Блейз. — Ну? Все целы? — он глядел на нас как будто бы вскользь, невнимательно, но я хорошо знал этот его взгляд. В голове у Блейза постоянно крутились разные удивительные идеи, но они не мешали ему замечать все, что имело для него значение. При виде многочисленных призраков Мерлина он лишь демонстративно поднял бровь, никак не отреагировал на мрачную Джулию и подавленного Джарта, искренне улыбнулся Дейрдре… но при виде меня глаза его расширились. Он даже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его перебил Люк. — Мы вам очень признательны, — вежливо начал он, но тут же сбился. — Вы обещали предъявить счет моему отцу. Что это значит? Как это возможно? — Думаю, об этом он расскажет сам, как только закончит беседу с Делвином, Найдой и твоим двойником, — беззаботно отозвался Блейз. — Конечно, он сейчас не совсем в форме, если сравнивать, к примеру, с тобой или Мерлином… но если говорить о Корвине — то различия между ними минимальны. — О Корвине? — Люк обернулся с изумлением. — Что вы имеете в виду? Корвин только что превосходным образом расправился с несколькими спикардами. — Я же говорил, что теперь у Хаоса стало меньше спикардов, — обернулся Блейз к Сэнд. — Так в чем тут дело? — продолжал настаивать Люк. Вместо ответа Блейз бросил в меня камешек. Тот пролетел насквозь. Последствия ночевки в Танцующих горах все еще были со мной. — Я ошибался на твой счет, Корвин, — повинился передо мной Блейз. — Вряд ли ты тогда ранил Люка нарочно. В любом случае, сейчас все будет по-другому. Хотя способ снять заклятие Фиона вычислила точно. — О нет! — простонал Люк. Конец