Выбитые стёкла

Северным ветром вдребезги стёкла оконные — давно пора, он ждал этих сквозняков. Коркой инея мерзкая бурда покрывается, благородный напиток имитирующая — пальцы сжимают хрупкий фарфор, треск, кровь по ладоням стекающая. Чёрная. Весьма отрезвляет. Порой он в бреду невыносимом забывает себя. Препараты порывы глушащие и иглы под кожу воткнутые. Должно помогать — вот только всё это блеф. Нет лекарства от безумия. И Гарри трескается, как этот фарфор. И Гарри разлетается вдребезги, как эти осколки под босыми ступнями. Ранят, только он не чувствует, пристально в темноту вглядываясь. Она придёт — это так привычно. Не может быть иначе. До освобождения три дня осталось — это так скоро. Только вот не повод вовсе от привычного распорядка отказываться. Гарри не сможет без её визитов. Без поддержки. Без ощущения нужности. У него никого не осталось. Дружба не прошла проверку на прочность. Рассыпалась. Противоположностью обернулась. Мнимые знакомые велись, как оказалось, лишь на блеск богатства и славы. Никому из них не нужен лишенный всего психопат. Но они — прошлое. А Фелиция — будущее. Неслышное перемещение. Тенью. Кошкой проскользнула. Привкус горького ментола на губах — это предательство. Гармония ночи и ветра холодного — это она. Нарушая запреты и по краю скользя не даёт ему вниз сорваться. Ничему не удивляться. Не задавать вопросов. Гарри стоит на краю подоконника одной рукой острый край разбитого окна сжимая. Всё глубже входит острие, но боли нет. Только не для него. Не для них. А она необъяснимо на краю балансирует, на него смотрит и молчит. Ему нравится молчать с ней вместе, рукой касаться, синхронно движения повторять. Уже без перегородок как в те, первичные, визиты. Слишком опасен. Был. Через три дня это закончится... И её визиты, их танцы в темноте запретные — тоже. Ради этого стоит продлить заточение. И бегство в этот ночной холод, не бегство вовсе — случайность. Всё северный ветер, что стёкла оконные выбил. Всё труба, некстати под руку подвернувшаяся. Спускаться по ней, рискуя сорваться — не безумие вовсе. Ему не в первой, с нею вместе, вот так, экстримом. Харди и вовсе без страховки спрыгивает. Ловко приземляется. Ждёт. Она необычна — он знает. Он улыбается. Ну привет, опять. Синхронность движений возобновляется. Танец в темноте. То отступая. То сближаясь. Мурашки из-за северного ветра в спину, а может вовсе не из-за него? Какие новости? Что происходит за этими стенами? Вопросы ничего не значат, они нелепы. Он сам узнает всё через три дня. А пока — молчание и танцы в темноте. Разделённое безумие. И новые стёкла бьются под напором северного ветра. Вонзаются осколки. В него. В неё. Не уклоняется, чтоб вместе с ним ощутить каково это — распадаться на части. Нет лекарства от безумия. Чёрная кошка в темноте невидима, но он знает её черты наизусть. В него проникает гармония этого плавного танца. Благодаря ей. Прошлое валяется под их ногами выбитыми стёклами. Она тоже движется по ним босиком. Непередаваемо. Будущее заключено в этом танце. В разделённости. В понимании друг друга без слов. И не хочется, чтобы танец в темноте заканчивался, но рассвет неизбежен. И придётся возвращаться обратно, чтобы с наступлением темноты повторить эти встречи вновь. Ещё трижды намеренно выбивать стёкла эти, но оно того стоит...