Безумие

Я всегда была рядом. Твоей тенью, твоим фоном, твоим тылом. Той, к кому можно вернуться. Той, что не предаст. Я жила жизнью, которой жил ты. Почему все получилось именно так? Почему ты все равно выбрал ее? Почему она была постоянным и недостижимым? Рангику была отвратительной во всей своей натуре. Иногда мне кажется, что она уже родилась с этой гнилью, с этим запахом, заставляющим окружающих вывернуться наизнанку. Друг детства, единственная твоя любовь и привязанность. Единственный крюк, который ты не смог вырвать из своего сердца и жизни. Я плохо помню, но ты рассказывал однажды в алкогольном угаре, мелко подрагивая и желая разодрать себя на части. По сути, это была ее очередная прихоть — ей нравились музыканты. Известные и богатые музыканты. Возможно, она хотела стать частью биографии, двумя грязными словами, возможно, хотела денег. Это могло быть что угодно, даже порочной любопытство. Я до сих пор помню, как ты решил добиться ее сердца именно так. Пытался собрать группу в школе. В выпускном классе. Тогда мне тоже было интересно. Был интересен сам ты. Мы играли каверы популярных песен везде, где предоставится возможность. На школьных праздниках, в дешевых забегаловках по вечерам. Совершенно бесплатно, разумеется. Она рассказывала, какой ширины член и кошелек у тех, до кого смогла дотянутся своей внешностью и безотказностью. Рассказывала тебе, насколько хорошо или плохо ее трахали в дешевеньком мотеле с перепачканными простынями, как быстро кончал тот или иной мужчина, когда она отсасывала ему в темной подворотне. Ты слушал, ободрительно хлопал по плечу, нес какую-то чушь про исполнение желаний, сжимая кулаки. Ты действительно верил, что нужен ей. Что вот станешь музыкантом с большой буквы и она станет твоей. Уверена, она знала про твои чувства, видела их насквозь. Но вида не подавала. Ждала, когда ты признаешься ей, чтобы унизить тебя как можно сильнее, чтобы ударить как можно болезненнее. Наши друзья много раз пытались поговорить с тобой, но ты всегда оправдывал ее, Гин. Не обелял, нет. Принимал ее натуру. Мне, на тот момент уже влюбившейся в тебя, это казалось самым печальным. Потому что такое не проходит, кровоточит спустя десятки лет, даже когда ты решаешь начать новую жизнь. Ичимару пытался написать собственную песню, которая должна была покорить и ее сердце, и возможных продюсеров. Любовь, окрыляющая меня, дающая мне надежду, что однажды ты все таки увидишь во мне что-то большее, чем самый лучший, самый понимающий и надежный друг, мутировала в опухоль. Меня саму выворачивало от собственных чувств, заставляло презирать саму себя. Как я могла показать тебе такое? Наступали выпускные экзамены. Времени у нас двоих оставалось совсем мало — еще чуть-чуть и разбежимся по миру. Рангику даже нашла себе спонсора, чтобы поехать за границу. Наверняка прайс-лист раздвигания своих ножек даже составила. Я не хотела признавать нашу схожесть — болезненную манию. Нет, у нее она была еще отвратительнее. Я не делала никому больно, пытаясь достичь своей цели. Чем больше я слушала рассказы Гина, тем больше ненавидела эту шлюху, желая провернуть у нее нож в печени, и тем сильнее рвалась наружу моя любовь. Хотелось прикоснуться к нему, заключить в объятия. Но я не могла себе это позволить. Боялась, что стоит дать себе поблажку, наружу вылезет все, разрывая мой идеальный, молчаливый и понимающий, помогающий по мере возможностей образ в его глазах. В конечном итоге, это все таки вырвалось. Гин написал песню, мы подобрали приличный бар, запланировали вечер. Я лично пригласила это мясо товарного вида, не способное ни на что. К тому времени мы зарекомендовали себя как честные ребята, отдающие себя музыке. В районе, по-крайней мере точно. И знаете что? Эта тварь пришла с очередным спонсором своих капризов и уставилась на нас, что-то говоря этой свинье и хихикая ему в район шеи. Мне казалось, Ичимару сейчас съедет с катушек. Но нужно было начинать. Мы отыграли каверную программу, Гин собрался с силами, сделал вступление — что-то там про прекрасную девушку, которой посвящена эта песня. Я уставилась в пол, пытаясь совладать с собой. Если честно, я плохо помню, что было потом. Помню только, как избивала эту тварь возле черного выхода того самого бара. Помню, как здорово было слышать ее хрипы и крики. Как здорово было покрепче взять ее за волосы и впечатать в кирпичную стену ее личико. Испортить ее как можно сильнее, чтобы запомнила надолго. Помню, как оттаскивали меня от Рангику. И как оттаскивали Гина от меня. В отличии от меня, он ничего не кричал, а просто смотрел. Смотрел так, словно я лично топлю его, будто медленно сдираю с него кожу. Он просто стоял и тряс меня за плечи, увидев, что я сделала с его драгоценной Ран-чан. Теперь и я предала его. Я сделала ему больно, мечтая осчастливить и освободить. Осознание этого пришло внезапно. Я вырвалась из рук и попросту сбежала, чувствуя, как же горит все изнутри. Совершенно противно было от того, что я ни о чем ни жалела. Я считала, что сделала все правильно. Словно отшлепала ребенка за то, что лез к огню. Ну, знаете, сейчас ему больно и плачет, а потом поймет и будет благодарить. Чувство ревности и несправедливости все еще разрывали сердце на куски, а любовь душила, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. По-моему, я сходила с ума. В голове крутилось фоном Люблю-Люблю-Люблю-Люблю, а остальная моя часть выла. От того, что я никогда не буду похожей на Рангику, от того, что он никогда больше не полюбит меня. От того, что я никогда не буду отражаться в его глазах. Я не смогла сдержать себя. Я даже не смогу теперь любить его молча, со стороны. У такой как я и не должно быть права любить кого-то настолько светлого. Настолько хорошего. И ведь только его взгляд позволил осознать вся грязь и глупость моего поступка. Если бы у меня возможность вернуться назад, я бы растоптала все свои чувства, прикончила бы зверя, так взращиваемого мной. Того, что я принимала за любовь. Даже если бы я пострадала, если бы я сдохла. Я бы не причинила ему страданий.