Два на два с половиной

      Смотреть на облезлые стены не хотелось, но больше смотреть было здесь не на что. Окно бы что ли сделали — ну хоть капельку неба! Пусть грозно-серого, вечно затянутого тучами, но это всё-таки лучше, чем стены клетки, в которой она оказалась. Хоть глоток свежего воздуха!       Хотя иногда думалось, а есть ли он вообще этот свежий воздух и небо? Она сидела тут уже целую вечность. И всё, что когда-то она знала, казалось таким призрачным и зыбким, как мираж в пустыне.       Девушка на кровати оперлась спиной о стену и медленно прикрыла покрасневшие глаза.       Шевелиться не хотелось. Казалось, что даже мысли вяло копошились в голове, еле двигаясь. Когда-то она знала правду. Когда-то она видела этот мир, но это было так давно и, кажется, совершенно в другой жизни. В этой же есть только облезлые стены, комната два на два с половиной и апатия.       Комната два на два с половиной. Два с половиной чего? Она старалась вспомнить и не могла, хотя была абсолютно уверена, что знала это когда-то. Поначалу её раздражала собственная тупость и неспособность сообразить простые вещи. А ведь когда-то ей говорили, что она умная женщина.       Умная. Смешно. Да и какая разница, всё равно шевелиться не хочется.       Там за закрытой дверью в коридоре масса звуков, но это не помешало ей услышать Его шаги. И ничто бы не помешало. Эти шаги она не спутала бы ни с чьими другими. И пусть многие не слышали их — он двигался почти бесшумно, как тень, но она слышала его. Всегда.       Вот и сейчас — он медленно идёт по коридору. И кажется, сюда.       Сердце пропустило удар, дыхание на миг перехватило. Как зверь, загнанный в ловушку. И хотелось бы думать, что это от страха.       Шелест ключа в замочной скважине. Щелчок. Время тянется невыносимо медленно. И хочется бежать. Из этой прогнившей комнаты. Из этой прогнившей лечебницы. Из этого прогнившего города. Из этой прогнившей жизни.       Выброс адреналина разгоняет туман, окутывающий голову, и она вспоминает.       Бежать! Немедленно! Пока не поздно. Подкараулить у двери и напасть. У неё получится — он не слишком силён, она ведь помнит. Она сможет с ним справиться.       Но взгляды скрещиваются, она смотрит в прозрачные серые глаза за стёклами очков и не может пошевелиться. Он смотрит ей в глаза, и все идеи о побеге и сопротивлении куда-то улетучиваются из головы. Иногда ей кажется, что он умеет читать мысли. Например, сейчас, когда уголки его губ чуть приподнимаются в подобии улыбки. Отвратительной понимающей улыбке. И не хочется ничего. Только стоять и смотреть в его глаза, растворяясь в их прозрачности.       Ну сколько можно себе врать? Она никогда не сбежит отсюда. И сердце в его присутствии стучит быстрее вовсе не от страха. И эти чувственные губы…       — Доброе утро, — голос льдисто-вежлив, устало равнодушен, — как вы себя чувствуете сегодня?       А сам даже не смотрит.       — Побеседуем?       Жестом гостеприимного хозяина предлагает прилечь на кровать. Она не сопротивляется — чувствует, что бесполезно. Он присаживается рядом, нарушая личное пространство, и она вздрагивает, когда на краткий миг его рука вскользь касается её.       — А есть о чём? — предполагаемый сарказм отдаёт горечью и болью.       Он, не мигая, смотрит ей в глаза. Ей хочется, чтобы он её ударил. Она закрывает глаза и чувствует, что сходит с ума. Как будто падение в бездну. Раскинуть руки и падать. Туда, вниз, в своё подсознание. Позволить себе быть собой хоть на миг.       Доктор, я схожу с ума, вылечите меня.       Он очень близко. Два на два с половиной. И двое. Каждому почти по одному, но странным образом двое умещаются на одном.       Я схожу с ума.       Слишком близко. Почему эти чёртовы палаты такие маленькие? Почему он не хочет беседовать с ней в своём кабинете? Там можно сесть по разные стороны стола — хоть какая-то преграда между ними. Нет же, он всегда предпочитает заходить в палату, вторгаться в личное пространство и замораживать своим равнодушием. А так хочется…       Вы же вылечите меня, доктор?       Он смотрит немигающим взглядом. И этот холод раздирает всё внутри на куски. Хочется вцепиться ему в глотку, прокусить и ощутить вкус его крови. Он ведь обычный человек, правда? Он из плоти и крови.       Ударь меня.       Только бы не молчал! Пробиться сквозь стену его равнодушия и заставить его обратить внимание.       И когда огромный мир сумел так сузиться? Два на два с половиной. И он здесь. И больше ничего не надо.       — Вы боитесь?       И поясняет, глядя в её изумлённые глаза:       — Странный взгляд.       Ледяная волна прокатывается по телу. А следом за ней — огненная. Откуда он знает?       — Я пытаюсь понять… когда успела настолько сойти с ума.       …что произошло. И почему я… именно в вас.       …здесь?       Он молчит. Слышен только шелест ручки по бумаге. Раздражает.       — Хватит! — излишне громко, излишне резко.       — Простите?       Он удостоил её взглядом, ну надо же! Ярость затуманивает разум…       Легко уходит с линии атаки, как будто был готов.       Схлынуло, словно и не было, принося опустошение. Возвращается и апатия. Она обессилено падает на кровать и смотрит в потолок пустым взглядом.       — Как насчёт укола?       Она даже не смотрит на шприц в его руках. И не вздрагивает, когда острая сталь вспарывает кожу и вену. Но когда прохладные пальцы касаются кожи…       Полностью раствориться в этом прикосновении, выпав из реальности.       Я сошла с ума.       — Прощайте.       — До свидания, — вяло отзывается она.       — Прощайте, — странная настойчивость заставляет очнуться.       Он с удовлетворением ловит искру интереса в её взгляде. А теперь последний эксперимент.       — Завтра я передаю вас другому доктору.       Расширенные от страха глаза — наконец-то ему удалось пробиться сквозь её новую броню. С каждым разом это всё труднее. Она учится. Как и он. Он — её вскрывать, она — защищаться, выживать там, куда он вышвыривает её раз за разом.       Она не хочет этого говорить, но бескровные губы размыкаются:       — Нет…       В глазах плещется паника. Её страх изменился.       Я просила ударить меня, а не убить.       — Почему?..       — У меня новая… игрушка       …пациентка.       Она уже рядом, и он к этому не готов. Прильнула сухими потрескавшимися губами к губам и закрыла глаза. Он замер, выжидая, не отстранился.       Она отступает на шаг, смотрит в его глаза. Нежность и благодарность. Вполне ожидаемо, но всё-таки оказывается неожиданным.       — Прощай, — улыбается и ложится обратно на кровать.       Он задумчиво проводит пальцами по губам, словно стирая её поцелуй, и выходит.

***

      — Доктор Крейн, доктор Крейн! — запыхавшаяся медсестра врывается в его кабинет, его мысли.       — Слушаю вас, — неодобрительно поджимает он губы.       Неплохо бы поучить персонал хорошим манерам.       — Триста вторая. Она…       …Два на два с половиной. Стандартная палата Аркхэма. Джонатан Крейн окидывает небольшое пространство равнодушным взглядом. Бесформенное на кровати, накрытое простынёй, приковывает внимание. Смотрит, не мигая, около минуты. А потом задумчиво проводит пальцем по губам.       Чёрт.       Кажется, ему будет её не хватать…