Ведьмин внук: начало

      Петька, механизатор с соседнего фермерского хозяйства, всё никак не мог привыкнуть, что у знахарки, бабки Нюры, объявился внучок. И вот сейчас опять — приехал Петр на велике, привез из сельпо два арбуза. И встал перед калиткой в растерянности, что ракитовый куст неприкаянный, покачиваясь в сомнениях под теплым ветерком.       Бабка Нюра хмыкнула. Махнула фартуком через заборчик в знак приветствия. И, кивнув внучку обслужить клиента, сама продолжила прополку.       Петька переминался с ноги на ногу: вот ведь старуха старой закалки! На дворе полдень, с самого Петьки пот в три ручья льет — а ей хоть бы хны, всё по хозяйству копошится без устали!       Васенька, внучок этот, с улыбкой пригласил клиента пройти в избу. Петька чуть слюной не поперхнулся от его радушной лыбы, белозубой и ослепляющей, как в рекламе по телику. Как волчонок оскалился — того гляди сожрет, вампирюжка юный. И эдакая ухмылочка сатанинская — при ангельской-то наружности! Лет шестнадцать от роду, ростом, правда, повыше Петьки вымахал. Да и не заглотыш, хоть до сего лета был истинным горожанином: плечист, мускулист, румян, кудряв — золотые локоны до плеч. Все девки-дачницы с ума посходят, когда разведают в лесной глуши эдакое сокровище. Дайте только сезон придет, ей-богу!       Один арбуз Петька притащил на веранду, в летнюю кухню. Типа в подарок, в благодарность. Но глядя, как внучара отливает из бочки бабкин первач, цедит в поллитру, ничего при этом не говоря, лишь паскудненько лыбясь и глазками из-под ресниц постреливая, Петька еле слышно бормотал обычные свои извинения-заверения: «С получки — сразу ж отдам! В долгу не останусь!» Только чем он теперь может отплатить ведьме? Ведьмин внучок ей теперь по хозяйству первый помощник — и спутниковую тарелку приладил, и ремонт в свинарнике навел, и в избе новые обои поклеил. Не парень, а золото! Одно непонятно: за какие-такие провинности его родители из города выгнали. И из ПТУ отчислили — это ж не универ, это ж надо постараться дел натворить!       Петька схватил вожделенную поллитру — и вскочил на велек, юля, укатил скорее в сторону речки.       Бабка разогнулась от грядок, пристально поглядела вослед: не укрылось от ее внимания торчащее из пакета горлышко пластикового пузыря с пивасиком. Ведьма кивнула внучку, маявшемуся на крыльце:       — Сходи-ка тоже на речку, поплавай. А то этот ведь на солнцепеке накатит да заполирует — как есть угробится с дури-то! А он парень хороший, жалко, если мозги себе спечет.       Васенька воссиял ярче солнышка — и радостно рванул в подпол, за квасом.       — Плавки не забудь! — напомнила бабка ворчливо.       — А пофиг! — отмахнулся внучара.       Улетел — без велика напрямки до речки по оврагам-буеракам вперед Петьки поспеет.       Бабка только вздохнула тяжко и головой покачала. Ничего-то у нее не получается! Зря сыну пообещала перевоспитать кровинушку — внучок скорее ее к толерантности приучил, чем она ему что-то успела доказать из вечного, правильного, предками завещанного…                     Петька на юного нудиста, весело плещущегося в речке, поглядывал искоса. Ну да — жара! Лето. Песочек ласковый, водичка как парное молоко. Зелень, кусты. Травные пряные ароматы. Сосны — медовая сладость нагретой смолистой хвои. Лес! Птички щебечут. Из людей — никого! Отдыхающие из соседнего санатория про этот бережок не ведают, они по проторенным тропкам лишь гуляют. А колхозный народ так далеко не забирается в глушь. Это только Петька всю ночь коровью карусель чинил — потому с обеда в самоволку ушел, отдыхать.       — Ты прикинь! — пожаловался механизатор, когда Васька устал плескаться и плюхнулся рядом, на расстеленное застиранное банное полотенце. Ну, как рядом? На расстоянии вытянутой руки. Пляжик малюсенький, не эмираты всё ж. Петька отодвинулся со своим резиновым половичком чуть не в самые кусты ивняка, чтобы поделиться местом.       — Ты прикинь! — повторил Петька. Глотнул еще пивка и с натугой отвел глаза от чужого хозяйства. — Удумали! Коровы — на карусели катаются! Там им и душ, и массаж щетками-чесалками. И доилки сами собой на вымя прилепляются! Коровки жуют комбикормовые вкусняшки, мычат от удовольствия, а их в это время доят. И молоко, хозяин уверяет, вкуснее от такого!       — Правда, что ли? Вкуснее? — сверкнул синющими глазами Васька. Хлебнул кваску, сморщив нос на предложенное пиво. И правильно, квас бабка ботварит еще лучше первача — ядреный, душистый, сдобренный травками. Вон, месяца не прошло, а городской недоросль на бабкином квасу мышцы нагулял, аж лоснится! И хозяйство отросло на зависть… Петька сглотнул, оторвал глаза от торчащего кверху «флагштока». А Васька хоть бы постеснялся — нет, ноги длинные, стройные, раскинул до самой кромки воды, пальцами во влажный песок закопался. Хозяйство на солнце греет. Загорает. В городском солярии так не загоришь — весь золотистый, без стыдливых белых полосок от плавок.       — Вкуснее — не вкуснее, а зарплата мне от этого не прибавилась! — ворчал механизатор. — Зато дел с этой заморской техникой — во! По горло! Вечно там что-то ломается, вечно что-то протекает! Что-то заедает! Навоз мимо навозоприёмника пролетает — и прямо в плату! А запчастей — месяц ждать! А коровы разве месяц ждать согласятся? Они уже привыкли, что им полный комфорт! Ты представляешь? И что? И я вечно крайний! Доярки не на ту кнопку ткнут — а орут меня! И поди разберись — какая корова виновата! Рогатая или патлатая? Я уже весь запарился с этой каруселью!       — Ну и зачем тогда сейчас паришься? В плавках преешь? Отдыхай душой и телом! — спросил как бы между прочим Васька. И глаза прищурил, а чертенята сквозь ресницы так и плещут пляшущими факелами. — Смотри, импотентом раньше старости сделаешься. Нам, мужикам, яйца перегревать никак нельзя.       — Да я это… — замялся Петька.       — Чего? — непонимающе приподнял бровки Васька. — Девок тут нет. Никто чужой не увидит. Меня стесняешься, что ли?       Петька покраснел. И полез в речку. Там постоял, подумал, ополоснулся, поплескав горстями воды на редко-волосатую впалую грудь, бледную, в веснушках. Да и поддался хмельку — стащил с себя плавки. Не глядя на хитро лыбящегося Ваську, прибрел обратно, уселся на место. И усилием воли заставил себя разогнуть коленки, вытянуть ноги. Что он, в самом деле, засмущался? Чем его хозяйство хуже, отчего его на ветерке не проветрить?..       Петька покосился на Васькино: мда, верно нудистик вещает. Скукожил Петька свое двадцатичетырехлетнее достоинство в тесных плавках, с шестнадцатилетним не сравнить — кривое, вялое. У ведьминого внучка от одной речной водицы «флагшток» воспрял, словно разворот «плейбоя» увидал. А Петькин — от ветерка совсем застыдился, завял и повис… Тьфу.       С горя и обиды Петька плеснул себе еще первача. И сразу же запил пивом. Стаканом! А в пластиковый стакан четверть полутаралитрового пузыря убулькалось… Петька слегка окосел.       — Вот и фиг ли ты в плавках тут мучился? Так же лучше! Верно? — мурлыкнул Васька, жмурясь, подставляя солнцу, мерцающему сквозь зелень деревьев, довольную мордашку.       От алкоголя Петьку слегка повело. И потом прошибло. Но зато в пальцах ног движение крови, вроде как, ощутилось. Он с удовольствием пошевелил пальцами, тоже в песок влажный, прохладненький ступнями закопался. И коленки пошире растопырил — хозяйство наконец-то почуяло свободу, оценило вольную волю. Петька с румянцем на щеках почуял, как стало теплее ТАМ, как стручок его стал разворачиваться, аки цветочный бутон. Наливаться мужской силой. Вот уже и с Васькиным можно сравнить, без ущерба для совести…       — Вот бл..! — шепотом ругнулся Васька.       Петька лениво приоткрыл осоловевшие глаза. И вытаращился тут же: Васька наклонился над его хозяйством и чтой-то там пристально разглядывал. Петька едва удержался, чтобы не шугануться в сторону от не в меру любопытного парня. Еще бы щупать полез, нудист малолетний!       — Чё ты там нашел? — подозрительно осведомился Петька.       — Вот носишь ты свои плавки — и нихрена не чуешь, что к тебе клещ прицепился! — заявил ведьмин внучок.       — Чё?! Где?! — взвился механизатор, покачиваясь, стал ловить свой же пенис неловкой рукой, щупать за яйца. От испуга первач стукнул в голову еще сильнее, всё перед глазами поплыло, закачалось.       — Да вот тут! На, гляди! — Васька ткнул пальцем в волосатое яйцо.       — Да где?.. — заныл Петька. Попытался сложиться в три погибели, чтобы разглядеть поближе красное пятнышко. Одной рукой пенис в сторону оттянул, в кулак стиснул. Другой рукой стал кожицу прощупывать, искать паразита. — Да где ты чё разглядел-то?       — Да вот тут! — Васька не побрезговал, стал помогать щупать.       Петька с сомнением взирал на красноватое пятнышко, очень напоминающее прыщик, вскочивший на распаренной потной коже.       — Всё, в больницу надо! — вещал хмуро ведьмин внук. — Через час клещ в простату влезет, тогда ничем не достанешь его. Разнесет тебе яйца со страусиный размерчик. В штаны не поместится. А если еще и энцефалитного подцепил — пиши пропало! Мозги слипнутся. Извилины разгладятся.       Петька сглотнул. Несмотря на жару, бросило в холод. По хребту мурашки побежали. А этот поганец продолжал яйца щупать и наговаривать дальше всяких ужасов!       — А если иглу нагреть? И проткнуть? — дрожащим голосом предположил Петька.       — Совсем сдурел? — серьезно спросил Васька. Другую ладошку положил «пострадавшему» на лоб, проверил, не перегрелся ли. — Каленой иглой себе в яйца тыкать собрался?       Петька понял, что ляпнул — и вознамерился грохнуться в обморок.       — Не поеду в больницу! — чуть слышно пролепетал он. Снова приложился к поллитровке — прямо из горла пососал. Утер губы запястьем, поглядел на бутылку — жалко, но если плеснуть горючим, чтобы продезинфицировать? Или скипидаром?       — А если скипидаром? — произнес задумчиво вслух.       — Точно импотентом станешь! — хмыкнул Васька. — Не хочешь в больницу — есть другой выход.       — Какой? — загорелся Петька.       — Высосать! — не моргнув глазом, предложил ведьмин внук. — Клещ уже глубоко вбуравился. Сейчас аккурат в яйце сидит, сперму твою жрет за обе щеки. Если сейчас, не теряя времени, высосать его через хрен — как пуля вылетит, без задёва!       — А просто выдрочить не получится? — робко вякнул Петька, бледнея и краснея под пристальным взглядом ведьминого внучка.       Тот удрученно покачал головой:       — Не получится. Ты ж кулаком туда-сюда двигать будешь — тогда точно клеща в простату себе загонишь, затолкаешь. Надо сосать.       Петька попробовал согнуться, попытался кулаком оттянуть повыше, причем стараясь не слишком стискивать хрен, согласно совету — да ничего не вышло. Не дотянуться самому до собственного хозяйства.       — Чего мучаешься? — пожалел его Васька. — Давай я тебе отсосу?       — Я не этот! Не такой! Не гей! — не сразу вспомнил слово Петька. Покраснел в бордово-свекольный колер.       — Ну, значит, импотентом станешь, — пожал плечами Васька. — Мне-то что.       Он отодвинулся было, обиженно надув пухлые губки.       Петька облизнулся. Его начинало потряхивать. От переживаний. От страхов. От ударившего в голову первача с пивом напополам. От жары. От тисканья и пристального разглядывания хозяйство заныло в кулачке, аж до боли.       — Ладно, — смиренно согласился Петька. — Давай. Только никому ни слова!       — Я чё, дурак, что ли? — дернул плечами Васька.       Сделал одолжение — пристроился между раскинутых ног, пригнулся низко. Осторожно взял в рот. Стал посасывать. Языком водить по головке. Рукой по длине поглаживать. Яйца пальцами массировать. А кудри по животу гладят, нежно эдак, приятно…       Петька не усидел — растянулся на своем половичке, головой в осоку рухнул. На солнечные зайчики зажмурился, на мозаику зеленой листвы…       Охренеть до чего дожил! Ему ни одна девка ни разу в жизни не отсасывала. Подружки брезговали, нос воротили, а он и не настаивал — хоть бы как дали. От проституток он сам шарахался, да и денег жалел. А попробовать всегда хотелось. Вот — сбылась мечта идиота… Либо энцефалит и импотенция — либо заголубеет! Хороший выбор, ага.       А мальчишка сосал умеючи! Сладко-сладко…       Через несколько минут блаженства Петька обкончался, выгибаясь всем телом и пошло охая. И остро пожалел, что клеща так легко и быстро удалось вытащить! Васька выплюнул на руку белесое семя — и вместе с ним какую-то черную козявку продемонстрировал:       — Во, гляди!       Петька разглядывать не стал, сморщился:       — Гадость какая! — сказал с чувством. Насилу совладал с подгибающимися ногами, поднялся, побрел в речку ополоснуться.       Васька ему в спину ухмыльнулся. Со вкусом облизнул раскрасневшиеся, припухшие губы. И выбросил козявку в прибрежную осоку: клещ это попался ему под руку или паучок несчастный — хрен ли теперь разницы? Главное, Петька поверил и в город на экспертизу не подумал потребовать. Вот в лаборатории ржали бы!       Поплескавшись, несчастный механизатор выбрался на бережок. Встал во весь рост, гордо выпятив бедра вперед — подхватил успевшее нагреться пиво, жадно припал к горлышку, забулькал.       — Бл…! Не твой сегодня денёк! — с сочувствием покачал головой Васька.       Петр поперхнулся, облился пивом до пупа — пена в кучерявых волосках на впалом брюхе запузырилась.       — Чё? — обмерев, выдавил он.       — Пиявку подхватил, — сообщил Васька, разглядывая поджавшиеся булки.       — А? — глупо вякнул Петька. Покрутился аки глобус на спице, пытаясь разглядеть собственный зад.       — Да вот! — ничтоже сумняшися, ведьмин внучок взялся теплыми ладошками за дрогнувшие ягодицы — и смело развел в стороны, открыв задний проход. Пальчиком ткнул в дернувшееся «очко»: — Пиявка в тебя влезла! Только хвостиком махнула — и в кишку ввинтилась.       — … … …!! — разразился трехэтажным великим и могучим механизатор. Рухнул, как подкошенный, на колени, взялся запихивать себе в задницу пальцы, да взвыл: — Какого?! Бл…!!! Да что за нах….?!!       — Эй, стой, порвешь же задницу! Как потом ср…ть будешь? — остановил самодеятельность Васька. Мягко, но решительно надавил ему на плечо, заставил встать на четвереньки: — Ладно, так и быть — вытащу сам. Не дергайся только. Расслабься!       — Да какое нах… тут расслабишься?! — захныкал несчастный механизатор. Послушно принял позу, расставил коленки, чтобы доставать лазутчицу удобней было. — Да что сегодня за день такой? Да за что ж мне такая непруха?..       — Потерпи, достанем! — уверенно приговаривал Васька. — Главное, ее сейчас ухватить, пока в печень не вцепилась…       — В печень? У, ё-о!..       Поплевав на пальцы, ведьмин внук, поглаживая прогнувшуюся поясницу другой ладонью, взялся растягивать и разминать подрагивающее очко. Сперва влез одним пальчиком, потом двумя. Потом тремя. Благо размягченный недавним минетом и пивом с первачом, Петр не оказывал сопротивления. Колечко мышц подавалось на ласки. Да и сам он вскоре начал подергивать бедрами, тело подлаживалось, приглашало к удовольствию само помимо затуманившегося разума.       Петька терпел. Чего только не стерпишь ради здоровья! Лишь бы в больницу не пришлось ехать. И объяснять там: пиявка, мол, в задницу заползла! Достаньте, пожалуйста! Позорище… Так что мужественно терпел. Постанывал, кусая губы. И старался не зажиматься. Впрочем, очень скоро стараться не пришлось — Васькины пальчики копошились в заднице умело, искали чертову пиявку осторожно, не причиняя неприятных ощущений. Даже очень наоборот — весьма приятно, если честно. Если самому себе не врать — процедура получилась возбуждающая. Даже член в этом с Петром согласился, гордо восстал снова. Второй раз за день! А что там — второй раз за четверть часа! Это нечто из ряда вон! Петька за собой такого мужества давно припомнить не мог. И Васька заметил — руку с поясницы переместил на живот, а затем и на ствол. Поглаживать стал, охаживать. Черт, Петька сейчас сам себе напомнил тех же коров — когда их зоотехник осеменяет, запихивая руку по локоть. А те стоят смирно и мычат только!       — Ну, что там? Нашел? — проскулил механизатор.       — Неа, — вздохнул сочувствующе Васька. — Глубже уползла, гадина. Пальцами не дотянуться.       — Да мать ее… — всхлипнул Петр. — И чё делать?       — Не дергайся, достанем, — успокоил ведьмин внук. — Не пальцами, так есть чем!       — Чем? — жалобно вздохнул Петька.       — А на живца сейчас приманю! — решительно объявил самоотверженный спаситель. — Хрен длиннее пальцев, правильно? И горячий. Пиявка кровь почует — и в головку вцепится. Я ее так и вытащу!       — В головку? Больно же будет! — усовестился механизатор.       — Ничо, мне полезно, — настаивал спаситель. — А то вон уже, кровь застоялась. Надо спустить маленько.       — Ну, давай тогда. Пихай, — со вздохом разрешил Петр.       Ваську дважды просить не пришлось — вогнал своё орудие в растянутый зад. Петька только охнул и лбом в коврик уткнулся, припав на локти.       — Ну, как? Укусила? — проскулил Петька.       — Нет пока, — пропыхтел Васька, старательно продолжая «забрасывать удочку». Всё глубже и глубже. Всё решительней. Всё резче! И под разными углами.       — Ой, я что-то почувствовал! — пискнул механизатор под особо глубоким проникновением. Аж мурашки по всему телу рассыпались! Аж перед глазами светляки замерцали, заплясали! — Ну как, цапнула?       — Сейчас, терпи, — пыхтел Васька, закатывая глаза и трудясь в поте лица. — Еще немножко. Еще чуть-чуть! Сейчас выудим!..       — Давай, а то я уж вообще… — пыхтел в ответ Петр. — Я щас того-этого…       Васька, чтобы не мучить «потерпевшего» зазря, вспомнил о подергивающемся орудии — вернул руку на горячий ствол, стиснул посильнее, пошуровал туда-сюда, передернув, точно обрез в боевиках.       И Петька выгнулся под ним. Сжал очком сильно-сильно. Сладко-сладко! Взвыл тихонько — и плеснулся в кулак, толкаясь бедрами.       И Васенька втиснулся до самых яиц. Впихнулся еще глубже. Еще глубже. Еще резче затолкнулся… И выдохнул протяжно. Излился горячей струей. Всё накопившееся за купание спустил.       И нехотя выскользнул. Погладил ладонью ягодицы, полюбовался, как из растянутой дырки сперма потекла на ноги.       Петр не спешил менять позу. Оглянулся через плечо, подергивая влажно блестящим очком:       — Ну что? Выудил? Вылезла?       — Неа, — мотнул головой Васька. — Не подцепилась.       — Да … … …! — прохныкал Петр. Осторожно тронул растянутую дырку, ощупал, и от размера растяжки волосы на голове и груди дыбком встали. Это ж если она не сомкнется — так и придется ходить с дырищей?..       — Не психуй, — сказал Васька. — Пиявки сперму не выносят. Через полчаса в туалет сбегаешь — она сама из тебя вылетит, как миленькая. По смазке-то.       — Думаешь? — шмыгнул носом механизатор. Попробовал сесть на задницу, что получилось с трудом.       — Не веришь — у моей бабки спроси, она подтвердит! — заверил ведьмин внучок. — Ну, ладно, мне пора. Огород поливать надо… Тебя домой-то проводить? Или сам дойдешь?       — Сам доеду, — поморщился Петр. — То есть, дойду. Спасибо.       — Да ладно, если б мне помощь была нужна — неужто ты не помог бы?       Петр отвел глаза, щеки покраснели. Хмель постепенно выветривался из головы — после второго-то оргазма! И постепенно в голове стало вырисовываться четкое представление, что именно они сейчас делали. Чем занимались. Подозрение, был ли клещ, была ли пиявка — закрадывающееся подозрение Петр постарался отогнать к лешей бабушке. Иначе получалось, что он идиот. Полный придурок.       А нечего пить на жаре! Чтобы он еще хоть раз пиво с первачом смешал? Да ни в жизнь!..       На велик он сесть побоялся. Так и повел «железного коня» за рога. Арбуз остался неразрезанным. Болтался в пакете, повешенном на руле. При взгляде на него Петру казалось, что точно так же болтаются в штанах его яйца, припухшие, обтисканные, общупанные. Ведьминым внуком. Златокудрым ангелочком, натуральной курвой с чертовски обаятельной ухмылочкой.