Т - значит Трезвость

***

14 февраля, девять часов вечера - Щечки твои-и-и! Как же я люблю твои щечки-и-и! - Скотт, дружище, ради всех святых и Супермена, отпусти мое лицо. - Я люблю твои щеки! - воскликнул МакКолл. - Да, после этого ты просто обязан на них жениться. Отпусти, а? Мне больно, вообще-то. МакКолл пьяно рассмеялся и перестал теребить щеки Стайлза. Они моментально пошли красными пятнами. На этой вечеринке МакКолл не пил. На этой вечеринке он напивался. Стайлз, с тоской наблюдая, как в руках друга меняются емкости, старался не пить вовсе. А если и пил, то градус не понижал, американские горки не устраивал и обязательно (ОБЯЗАТЕЛЬНО!) закусывал. Наблюдательный, но недалекий школьник мог бы решить, что сын шерифа приходит на вечеринку, чтобы пожрать. Но причина крылась в другом. Стайлз был очень привлекательным молодым человеком. И осознал он это довольно рано. Он был интересен как для девушек, так и для мужской аудитории. И чтобы сохранить свой зад свою способность здраво мыслить, приходилось идти на страшные жертвы - оставаться трезвым, в то время как все отрываются. Стайлз ненавидел вечеринки. Флэшбек, 12 февраля, восемь часов утра: Просторная комната в розовых тонах. Бархатные шторы плотно задернуты, но когда это останавливало утреннюю прохладу? Упрямые солнечные лучи с боем пробиваются в комнату, и, добравшись до кровати с балдахином, разбавляют царящую здесь атмосферу нежности и любви. Полная темнота превращается в приятный полумрак, что в свою очередь позволяет различать примерные очертания тех или иных предметов. Пение сирен за окном равносильно пытке. Звуки города по утрам кажутся неоправдано громкими, чтобы не нарушать зыбкий, волнительный сон. По утрам весь мир против тебя. На постели свободно раскинулись две прекрасные девушки, чьи тела прикрывала лишь легкая ткань ночнушек. Длинные ноги и ключицы – напоказ. Остальное, впрочем, тоже напоказ, но из-за плохого освещения ткань не просвечивает. Девушки лежат лицом к двери, рыжеволосая поглаживает оголенные плечи брюнетки, шутливо измеряет их шагами холеных пальцев и любовно воркует что-то под нос. Ее возлюбленная ловит кайф от приятных прикосновений, темные ресницы трепещут, а на них, таких прекрасных и густых, еще теплится сладкий сон. С каждым мгновением он забывается, гаснет в утреннем запахе новых забот. На краешке кровати скромно расположился Стайлз. Поджал левую ногу под себя, а правой болтает в воздухе, как ребенок. Тем не менее, даже малыш снял бы грязную обувь, прежде чем лезть на кровать, а Стайлз об этом как-то не подумал. Он вообще ни о чем не мог думать, кроме своего несчастья. Он погрузился в свои мысли и девушек, казалось бы, даже не замечал. На самом деле, он пришел к ним за советом. Лесбиянки его не торопили. Пока мальчишка соберется с мыслями, может, и сон досмотрят. Стайлз молчал. Нервный, бледный, страшный, как смерть. Его пальцы постоянно теребили краешек рубашки или распутывали шнурки на грязном кеде. Дураку понятно, что мальчик нервничает, только не каждому дураку - почему. Любой зрелый мужчина сказал бы, что в близи с такими горячими красотками его бы вообще кондратий хватил. Девочки своей страстью буквально нагревают помещение! Вот только этот умник и остряк ошибся бы. Лесбиянки интересуют Стайлза так же, как и предстоящие экзамены. Не интересуют вовсе. Даже эстетического наслаждения не вызывают. Он не художник, он - влюблен. В мыслях Стайлза паразитирует другой человек. И сейчас он излагает суть проблемы. Его неуверенную, сбивчивую речь подруги слушают с преувеличенным вниманием. - ...для меня небо треснуло... Стайлз болтает ногой в воздухе, стряхивая с нее на пол кусочки засохшей грязи. Девушки не перебивают и не возмущаются, хотя могли бы. Тот, кто ходит в одной и той же одежде целую неделю, влюбляется и страдает, как на приеме у стоматолога, заслуживает не взбучки, а подставленного плеча, жилетки, или хотя бы леденец. Ну, все же любят леденцы? Лидия пробегает пальчиками по оранжевой флиске Стайлза - той самой, которую он предлагал ей на катке, чтобы согреться. В тот раз она отказалась и заболела. С тех пор прошло года два. Гардероб Лидии успел поменяться полностью раза два, минимум, одежда Стайлза, кажется, даже не отправлялась в прачечную. - Никаких тебе облегающих футболок, никаких узеньких джинсов, - пробормотала Лидия. - Чтобы стать сладким мальчиком, тоже нужно постараться. Стайлз рассеяно оглядел свою одежду и даже не понял, к чему претензии. Его мысли были заняты другим. - Да я вообще не об этом! Лидия цокнула язычком и обменялась с Эллисон многозначительным взглядом. У Стайлза фигура отнюдь не модельная. Широкие джинсы, которые мешком болтаются на тощей заднице - это не привлекательно. От Стайлза не пахнет дорогим гелем для душа. Запах бензина, улицы и свежего молока - это не сексуально. Вообще-то геем его очень сложно назвать. Может, личиком он и ничего вышел, ну так это не его заслуга. Сам он для себя еще ничего не сделал. По улице пройдешь - и не заметишь. С другой стороны, чтобы явиться к Мартинам в гости, ему не требовалось прихорашиваться или как-то особенно выряжаться. Он пришел по делу, и теперь буравит Лидию взглядом, ожидая совета. - Не твое - не ходи, - резюмирует Эллисон, когда Стайлз закончил получасовое нытье о том, как ненавидит вечеринки. Скотт опять тащит его на проклятую пати, а он упирается. – Как по мне, ты все усложняешь. Королева драмы не ты, а Лили. Она своей ролью ни с кем не делится. - Я польщена, - улыбается Лидия, нежно обнимая свою девушку за талию. – Но ты упустила маленькую деталь. - Все дело в деталях, - припоминает их старый слоган Эллисон. - Он идет туда ради МакКолла, - продолжает Лидия и садится на кровати, чтобы лучше рассмотреть эмоции на лице Стайлза. - Разве я не права, дьяволенок? - Не могу же я бросить друга в полном одиночестве! – пылко возражает Стайлз, подскакивая с насиженного места и смешно взмахнув руками. - Да-да, - сладко тянет Лидия, падая обратно на кровать и подпирая голову рукой. – На подобных вечеринках на редкость скучно и одиноко. Никто не напивается, не лезет на стол, не утаскивает парней или девушек в уединенные места, не выходит на балкон покурить травку. Все обыденно и прилично. - Скукотища смертельная, - поддакивает Эллисон и лукаво улыбается. – А ты, что подчеркивает твое благородство, решил разбавить одиночество Скотта своим присутствием. - Ну, что скажешь, милый? Все так, как мы говорим? – Лидия игриво двигает бровями. Сын шерифа окончательно смущен. Он, как никто другой, мог оценить уровень сарказма в словах Лидии и Эллисон. В тот момент он был похож не на влюбленного гея. Скорее, на спелую помидорину (естественно, не потому, что превратился в овощ, а потому, что покраснел. Хотя каких только побочных эффектов от любви мир не видывал!). - Что скажешь, Стайлз? Что ж поделаешь, правду от сладкой парочки злобных фурий скрыть не удастся. Хотел бы утаить – не приходил. - Ладно, хорошо, пусть будет так! - сдался Стайлз. И он больше не ходил окольными путями. Сказал, что влюблен в своего лучшего друга. Сказал, что началось это в тринадцать, когда они со Скоттом впервые играли в лакросс. Обозвал Скотта тупым. Как можно быть таким слепым? Давно уже пора заметить отсутствие девушки у лучшего друга, и хоть что-нибудь заподозрить. Потому что претенденток на роль Джульетты было не мало, просто Стайлз старательно не замечал их. Но МакКолл - это МакКолл, и ведет себя, как тупой чурбан. Он ни о чем не догадывается. Шутки про их со Стайлзом гомосексуальность напоминали пытки. Иногда, чтобы обратить на себя внимание девушек, Скотт демонстративно засасывал Стайлза, вот только знал Стилински, что Скотт – самый натуральный натурал, и геем никогда не станет. Однако МакКолл позволял себе рассказывать небылицы о том, что опоздал из-за «сладкого мальчика», или, допустим, не выспался «из-за бурной ночки, не так ли, Стайлз?». Все это было шутками. Глупыми до безобразия. А Стайлзу было больно. Как люди поступают в подобных ситуациях? Как вообще живут другие люди? Есть инструкция?! 14 февраля, девять часов вечера Стайлз изо всех сил отбивается от пьяного МакКолла. Скотт пытается повалить его на диван и заобнимать до смерти. Может, он перепутал своего друга с плюшевым медведем, с которым спит с девяти лет. А может, решил таким оригинальным способом компенсировать отсутствие подушки. Это потрясающий шанс! Стайлз, бери его - и целуй. Он завтра все равно ничего не вспомнит. Но Стайлз не сволочь. Он не пользуется ситуацией. Возможно, у него застарелые требования. На трезвую голову и по обоюдному согласию - это слишком? По любви, большой и светлой - не модно? Никаких сожалений, хеппи энд и замок у моря. Разве это так много? Очевидно, да. - Ста-а-айлз, - стонет МакКолл, обхватывая вместо талии друга (тот увернулся) воздух, пропахший травой и алкоголем. Вечеринки! Голова Скотта глухо стукается о твердое сидение дивана, и он издает возглас, полный обиды и негодования. Надувает губы. Обижается. - Скотт, дружище,с тебя хватит. Отдай бутылку, - мальчишка тянется за пивом, которое начал Скотт. Неадекватный возлюбленный инстинктивно вцепляется в горлышко бутылки, не намериваясь отпускать. - Ну и ладно. Стайлз пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему уже наплевать на несчастный напиток, и что МакКолл может расслабиться. Дождавшись, пока друг спокойно вздохнет, ринулся в атаку за свободу Калифорнии за ненавистным алкоголем. Скотт, видимо, обученный где-то пьяному бою, просто отстранил бутылку подальше, и Стайлз, которого по инерции понесло вперед, неловко шлепнулся ему на колени. - О-ля-ля! – театрально воскликнул МакКолл, с наигранным удивлением рассматривая горе-ловца бутылок. – Посмотрите, кто тут у нас? – а потом его речь сбилась, и он переключился на какую-то до ужаса глупую дразнилку. – Кто не поймал бутылку? Стайлз не поймал бутылку! Акела промахнулся, Акела промахнулся! Позор Джунглям! – а потом совсем недобро усмехнулся. – Давай, чувак, отбери. Бутылка замаячила перед глазами Стайлза и тот, заревев, словно разъяренный медведь, опять бросился за ней. На этот раз он волшебным образом очутился между раздвинутых ног друга. Как? Как он, черт побери, это делает?! Если пошла такая пьянка, что же будет через пару минут? Стайлз окажется в позе «мама моет пол», а Скотт будет стоять сзади? Что за хрень! Не вечеринка, и даже не «Пятьдесят оттенков Грея». Камасутра! Стайлз разозлился. Дело было даже не в бутылке. И уж подавно не в его неуклюжести - с этим Стайлз давно смирился. Ноги тяжелой обиды росли из безобразного отношения друга к его чувствам. Конечно, МакКолл не знал. И Стайлз сам виноват, что не сказал ему. Но все эти фокусы, шутки, издевки! Они так утомили Стилински. Сын шерифа устал нервничать в присутствии возлюбленного, устал каждый раз тащить его пьяного с вечеринки, устал выслушивать тот бред, который он бормотал после очередной «тусы». Стайлз молча развернулся и пошел прочь. Но Скотт ухватил его за ремень джинсов и потянул обратно. Стайлз обернулся, друг отсалютовал ему проклятой бутылкой. - Ну? Чего ты? Вот же она. Бери. И опять бесполезная борьба, из которой Скотт снова выходит победителем. А Стайлз, соответственно, побежденным. Он всегда ему проигрывает. А уж быть поверженным пьяным безмозглым подростком – то еще оскорбление, когда у тебя IQ за двести и ты абсолютно трезв. - Хочешь пиво, Стайлз? Ты действительно его хочешь? Скажи мне, как ты его хочешь, - горячий шепот на ухо, и юноша начинает сомневаться, что разговор об алкоголе. Он решает в последний раз попытать счастья, ни на что особо не надеясь. Какое призрачное разрчарование! Горлышко бутылки по-прежнему зажато между большим и указательным пальцами друга. Такими смуглыми, потрясающими пальцами. - Не-от-дам, - чеканит Скотт и смеется, размахивая бутылкой, как волшебной палочкой, и поливая несчастного друга алкоголем. Возмущение Стайлза вызывает у МакКолла приступ хохота. - Новая футболка с Бэтменом, падла, - ругается он, переводя ненавидящий взгляд на новоиспеченного вандала. – Протрезвей, дружище, протрезвей. Я тебе потом ТАКОЕ УСТРОЮ. - Ты такой милый, когда злишься, - улыбается МакКолл и неловко обнимает Стайлза за плечи. Но дружеские сантименты длятся недолго, ровно до того момента, как гиперактивный скидывает с себя обнаглевшую руку и встает. - Я не милый, - ворчит Стайлз, пересаживаясь подальше от Скотта. – Я мужественный. Флешбек, 13 февраля, час дня - Лидия, я в этой футболке похож на гея? – Стайлз крутится около зеркала уже гребанные полчаса, а толку от этого никакого. Ему кажется, что вещи смотрятся на нем либо просто, либо по-пидорски. Без вариантов. Занавески раздвигаются в стороны, и в проеме появляется накрашенное личико Лидии Мартин. Королева школы закусывает губу и окидывает его оценивающим взглядом. Стайлз не поворачивается к ней лицом. Нервничает. Ну ничего, ничего, он же собирается на свидание с МакКоллом, волнение оправдано. Ах, не свидание? Тренировка? Ну да, Лидия так и поверила. На лице нету даже тени сомнения в искренности Стайлза. - Да, Стайлз, - девушка поджимает губы и манерно улыбается смущенному другу. – Ты похож в этой футболке на гея. Личико исчезает из проема, шторы задергиваются. Сын шерифа еле слышно ругается и с отвращением отбрасывает футболку на пол. Куча отстойной одежды на полу растет. Стайлз надевает другую футболку. Голубого цвета, с какими-то глупыми надписями японских рок-групп. Сидит, вроде бы, хорошо. Даже мышцы видно там, где их нет. - Эллисон, - капризно зовет Стайлз. – Эллисон, я похож в этой футболке на гея? Шторы снова беспокойно дергаются, красавица Арджент пятый по счету раз заглядывает в примерочную. Смотрит пару секунд на товарища, потом обреченно вздыхает: - Да, Стайлз. Да, мне жаль, но ты похож в этой футболке на гея. Опять ругательства, как только девушка задергивает штору. Опять футболка летит в кучку вещей под названием «бесполезные, но мне нравятся». Последний шанс, последняя футболка. Стилински долго думает, прежде чем ее примерить. Не хватает еще будоражащей, накаляющей обстановку музыки. Но в конечном счете, Стайлз перестает ломаться и все-таки надевает. Крутится перед зеркалом и так, и эдак. И остается доволен. - Лидия! На этот раз шторка распахивается шире, и в проеме возникают две любопытные головы. Видимо, Эллисон тоже не терпится взглянуть на финальный выбор Стилински. - Розовая, Стайлз? – недоверчиво переспрашивает Лидия. - Ну да, - невозмутимо отвечает мальчик. – Последний пик моды. Парни сейчас такое носят. - Да, Стайлз, - хором отвечают девушки. – Ты похож в ней на гея. Стайлз пинает стенку примерочной и обреченно смотрит на подруг. - Вы хотя бы изобразите сочувствие! - возмущается он, завидев хитрые улыбки. - Давайте, уголки губ вниз (нет, это - вверх, а вам надо вниз), жалобный взгляд. Убедите меня, что вам грустно. - Но нам не грустно, Стайлз. - Зато мне грустно! Вот скажи, Лидия, я что, во всех футболках смотрюсь, как гей? – голос дает петуха, и Стилински окончательно огорчается. - Милый, ты даже голым будешь похож на гея, - Лидия обменивается с Эллисон таинственными взглядами и они заканчивают фразу вместе. – Потому что ты гей и есть. - Что?! – Стайлз давится воздухом. - Это стеб, да?! – потом переводит жалобный взгляд на гору примеренной одежды. Одежда лежит на полу и никаких признаков сострадания не проявляет. Эллисон тихо хихикает. – Да я!.. Да вы!.. А, пофигу, возьму самую первую, с Бэтменом, и не буду париться. Гей – значит гей. Но вы, девочки… вы – сучки. Почему-то Мартин и Арджент принимают последнюю фразу за комплимент. 14 февраля, девять часов вечера Может, Стайлзу удалось бы уговорить друга покинуть вечеринку, и он со спокойным сердцем отвез бы его домой. Возможно, долгие пять минут уговоров – и Скотт сдался под давлением щенячьих взглядов и обещаниями всех земных богатств. Но какая-то дрянь включила музыку, и все надежды рухнули. Скотт был романтиком. Он не упускал такие моменты. Сейчас потащит на танцпол очаровашку из параллельного, или девушку, курсом старше. Правда, с девчонками Скотту не везет: все время попадаются лесбиянки или девушки, уже состоящие в отношениях. "Все потому, что Скотт предназначен мне,"- мечтает Стайлз. Разборки и разговоры становятся тише, трезвее. Играет медляк, молодежь активно ищет себе пару и выходит на танцпол. В «Мадагаскаре – 1» звучал этот трек, - вдруг понимает Стайлз. "Мадагаскар" он впервые посмотрел тоже со Скоттом, когда они, юные искатели приключений, остались ночевать в палатке. Им было по десять, и палатку папа Джон разрешил поставить только возле дома, но им все равно было весело и немного страшно. Тогда был сильный ливень, и до утра досидеть им никто не дал. Мелисса предложила пойти к ним и посмотреть по телику мультфильм. Вот тогда... Такой медовый, бархатный медляк. Под него бы танцевать целую ночь в объятиях Скотта… Опять Скотт. Опять мечты. «Ста-а-айлз, - обратился к себе Стайлз. – Замолчи, а?» Но как только замолчал внутренний Стайлз, заговорил МакКолл. И знаете, что? Лучше бы продолжал говорить Стилински. - А я сейчас, - будничным тоном начинаеь бро, но язык заплетается, и на трезвого он, как ни старается, походит мало. – А сейчас я приглашу тебя на танец. Стайлз опешил. Что МакКолл говорит? Он перепутал его с девчонкой? Или успел за пару часов ориентацию поменять? Это же ему не товар, чтобы обменивать. Это ориентация! Штука серьезная. Ох, наверное, он просто пошутил. Ведь пошутил же? - Ну, - торопит его Скотт. – Милый, я приглашаю тебя на танец. - На медленный танец? – глупо переспрашивает Стайлз, наблюдая безуспешные попытки МакКолла подняться. - На немедленный! – рычит Скотт, наконец, приняв вертикальную позу. – Все, пошли! Он хватает друга за руку и тащит в самый центр танцпола. - Нет-нет-нет, чувак, ты на ногах еле стоишь, пожалуйста, давай поедем домой, - умоляет Стайлз. Его преследует чувство дежавю, как будто он пытается скачать любимый фильм с непростительно медленным интернетом, а потом отключают свет, и приходится скачивать заново. - Потанцуем и поедем, - невозмутимый Скотт одной рукой обнимает друга за талию, а другую пытается сплести с пальцами Стайлза. Но поскольку Стилински сопротивляется, это похоже скорее на обоюдное выламывание рук. - Скотт, поехали домой, - настаивает Стайлз. – От тебя несет алкоголем, ты смешал виски с вином. А потом разбавил это все пивом и русской водкой. Где ты вообще русскую водку взял? - У медведей с балалайками купил. Стайлз и не замечает, как начинает двигаться в такт музыке, а пальцы потихоньку сплетаются с пальцами Скотта. Если уж он так настаивает, почему бы не уступить другу? Если уж тело так просит прикосновений. И не просто банального секса, а именно нежности. Стилински практически смирился со своим положением. - Замечательно! – фыркает Стайлз. – Зачем ты всего намешал? Нельзя было выпить что-то одно? - Экзотика, друг мой, экзотика! - Да из-за этой экзотики тебе еще недели две с отравлением дома лежать. - Дома? Нет-нет, мне завтра в школу. И на работу. Сегодня Стайлз кайфует. Это завтра. Завтра будет больно. Скотт ничего не вспомнит, будет ежесекундно стенать и жаловаться, как у него болит голова, а Стайлз запомнит каждую секунду, и они будут отзываться в голове самым жестким похмельем, острейшей сердечной болью. Только дети умеют любить так сильно. - Скотт, - Стайлз отцепляет от воротника своей рубашки смуглые пальц МакКолла. Того ведет, и он едва не падает. - Тебе завтра рано вставать. Поехали домой. - К тебе или ко мне, сладкий? - Скотт! - Значит, ко мне… - Чувак, я не шучу. Тебе завтра на учебу. Перестань смеяться. Да блин, Скотт, я серьезно! - Да, дорогой, ты серьезен. Я тоже! Серьезные отношения – это вам не какие-то там одноразовые перепихоны. Серьезные отношения – это… - Если не прекратишь, я уйду. Скотт вдруг улыбается: - А вот и не уйдешь. - А вот и уйду! - А вот и нет. - Скотт, закончится танец – и я уйду. - А я сказал – нет. Зачем спорить с мужчиной, если он все равно всегда прав? - Скотт, дорогой, если ты не заметил, я тоже мужчина. - Да ну? – МакКолл опять смеется. Дьявол. – И чем докажешь? «Что докажу? Что я мужчина? Штаны мне перед ним спустить?» - Стайлз немного опешил от такой провокации. Он ловит на себе взгляд Лидии. Она разливает пунш и угощает гостей. Встретившись глазами со Стайлзом, незаметно кивает. Время пришло. Стилински хватает с подноса у проходящего мимо официанта стакан, и выплескивает в лицо другу. Скотт отшатывается, часто моргая и отфыркиваясь. Но Стайлз не дает ему далеко уйти. Он хватает МакКолла за галстук, притягивает на себя. На них глазеют. Стилински плевать. Они предельно близко друг к другу, и Стайлз горячо шепчет Скотту в губы, не на шутку взбешенный, уязвимый, влюбленный: - Ты – самая большая задница в мире, вот что! Хочешь, чтобы я доказал тебе, что я мужчина? Так слушай! Ты нравишься мне со средней школы, и этого не замечаешь. И мне плевать, - он наматывает галстук на кулак и дергает на себя. – Мне плевать, если у тебя какие-то заскоки по поводу геев. Я знаю тебя так давно, что уже перестал заикаться в твоем присутствии, перестал краснеть. Я больше не боюсь ни тебя, ни будущего. Стайлз отпускает друга. Тяжело дышит. Делает шаг назад. Есть еще кое-что. Собравшись с духом, Стайлз орет: - Ты хотел, чтобы я доказал тебе, что я мужчина! И как мужчина я заявляю, что люблю тебя. Я люблю тебя, черт побери! Я тебя люблю, хоть ты этого и не заслуживаешь! Что дальше?! Я отвратителен тебе? Нет, я не хочу этого знать, уйди с дороги. Стайлз толкнул друга плечом и отправился к выходу. Пускай Скотт ночует у Лидии. Хватит с него этого дерьма. Когда Стилински вышел, в доме Мартинов было так же тихо, как и минуту назад. Только медляк подходит к концу. Все буду обсуждать, - мельком подумал Стайлз. Впрочем, это его никак не касается. Пусть Скотт разгребает. Очень уж Стайлз на него зол. 15 февраля, восемь часов утра Утро наступает неожиданно. Стайлз просыпается в восемь часов и сонно трет глаза. - Что вчера было? – спрашивает он у Бэтмена, который взирает с помятого плаката на бардак в комнате. Плакат криво висит над кроватью вот уже шесть лет. Бэтмен молчит, предоставляя Стайлзу самому вспомнить. Капелька разбивается о водную гладь. Еще одна капелька - бульк. А потом воспоминания накрывают его волной-убийцей. Отчаяние. Сожаление. - О-о-о, нет, - стонет Стайлз, приподнимаясь на локтях. – Кажется, я помню, что вчера было. Первым делом мальчишка тянется к мобильнику. Новых сообщений нет. Тогда он откидывает одеяло и подлетает к компу, который вчера не потрудился выключить. На почте, в скайпе... ни единого уведомления. - Умница, Стайлз, - мальчишка злиться и выключает технику. – Поздравляю! Ты в испортил себе жизнь! Бэтмен за его спиной неодобрительно изгибает бровь, но молчит. Наверное, он думает о том, что мальчишка придет в себя. Эти чувства… они пройдкт. Пройдут обязательно, но не сразу. Будет больно, а потом - пусто. Уж Бэтмен знает. Стилински загружает в портфель учебники, выискивая нужные в куче всякого хлама. Чего только не разбросано на полу в комнате Стилински! От старых комиксов до игрушечных замков, попадается даже обезьянка из «Аладдина», которая раньше хлопала в тарелки, пока Стайлз не извел у нее батарейки. И где-то там, в самом низу, сидят в засаде математика и английский, которые у мальчика сегодня - первые. - Стайлз, иди пить молоко, - он копирует голос отца, пока ищет книгу по литературе. Суровые интонации так напоминают оригинал, что Стайлз не сдерживается и прыскает. - Не, спасибо, пап, я в депрессии, - за себя он отвечает писклявым голосом. - Но сын, депрессия депрессией, а завтрак по расписанию, - опять низкий тембр и насупленные брови. - Не, пап, у меня сегодня на завтрак боль и отчаяние. И, кажется, я переел, - Стайлз отвлекается от беседы, извлекая из хлама учебник по математике. – Ага, вот он! - А зачем ты ел такие калорийные продукты, сын? – опять бубнит «отец», запихивая находку с сумку. - Я не специально. Понимаешь, пап, вчера на вечеринке я признался одному парню в любви. И поскольку теперь я в депрессии, то решил ее вывести из организма с помощью хавчика, - объясняет гений. - Сынок, что ты делаешь? На этот раз голос звучит очень даже правдоподобно. Наверное, потому, что принадлежит настоящему отцу Стайлза, который сейчас стоит в дверном проеме, облокотившись об косяки, и внимательно наблюдает за сыном. - Ой! Пап! – Стайлз вскакивает и мечется из одного угла комнаты, в другой, запинывая под кровать валяющиеся на полу неприличные журналы. – Я думал, ты на работе. Давно тут стоишь? - Я собирался на работу, - невозмутимо начинает шериф, скрещивая руки на груди и приподнимая брови. – Но услышал, как мой сын разговаривает со мной, и решил подойти, послушать. Было очень познавательно. Спасибо. Стайлз не находится, что ответить. - У меня только один вопрос, сынок. - Да, папа? – Стайлз проклинает дрожащий голос. - Я что, когда разговариваю, действительно так смешно брови хмурю, или это твое авторское включение? - Сейчас хмуришь. - Правда? Вот черт! – отец пытается расслабить лицо, но выходит у него это еще смешнее, чем хмуриться. Стайлз смеется. Какое облегчение! Про Скотта и вечеринку ни слова. Ура! И только подросток расслабляется, отец невзначай спрашивает: - Так что ты там про вечеринку и парня говорил? Как будто мысли подслушал! - Э-э-э, пап, ты уверен, что хочешь об этом поговорить? Ты вроде бы на работу собирался. - Собирался, - кивает Джон. – Но мне важно знать. Стайлз, ты расстался со Скоттом? Стайлз давится воздухом. Что? РАССТАЛСЯ?! - Пап, с чего ты взял? Мы даже не встречались! Я ему просто вчера в любви признался, а потом ушел, поэтому я в депрессии. Да, звучит не очень, я знаю. Но...расстался? Пап, откуда такие выводы?! Шериф пожимает плечами и усмехается. Похоже, его сын не видел, какие взгляды бросал на него друг. Не понимал, что даже самые близкие друзья не ведут себя так, как они со Скоттом. Не догадывался, что МакКолл уже говорил с папой Джоном по этому поводу. "Вы не будете против, если я буду встречаться с вашим сыном?" Шериф не был против. Потому что он знал, что пускай МакКолл – абсолютно безответственный тип, он всегда готов помочь Стайлзу, выручить его в трудную минуту. И вообще, почему это Джон должен быть против? Решать-то все равно сыну… Но вместо того, чтобы озвучить свои мысли, отец пожимает плечами: - Не знаю. Просто показалось. А мне действительно пора. Дверь за шерифом тихонько закрывается. 15 февраля, три часа дня Стайлз не пошел сегодня на занятия. Лежать и простодушно смотреть в потолок - чем не выход? Мобильник выключен, перегревшийся за ночь компьютер – тоже. А белые своды комнаты интересуют Стайлза куда больше, чем урчащий желудок. Почему бы ему просто не спуститься на кухню и не выпить молока? Не перекусить? Потолок? Голод? Стилински шмыгает носом и переворачивается на другой бок. Мобильный летит на пол. Стайлз не двигается с места. И не двигался бы целый день, если бы мобильник не издал «приветствие» и не включился. - О, нет-нет-нет-нет! – Стайлз дергается, выпутываясь из одеяла, и падает вслед за техникой. – Нет, только не это! Поздно. Голосовая почта включается и говорит взволнованным голосом Скотта: «Привет, дружище, тебя сегодня не было на занятиях» - А то я не знаю, - ворчит Стайлз, прислушиваясь к приятному тембру. «Ты в порядке? Тут вся команда переживает. И больше всех – Гринберг. Финсток обещал тебе клюшку в задницу засунуть, если ты так часто тренировки будешь пропускать. Тебе не жалко своей задницы? Ты как вообще себя чувствуешь?» - Паршиво. И мне нет дела до команды по лакроссу. Ты не переживаешь – значит, тебе наплевать. Пиликает следующее сообщение. На этот раз от Лидии: «Привет, малыш. Ну ты вчера устроил! Просто отжег! Скажи честно, пил для смелости, или абсолютно трезво эти глупости нес? Я просто в восторге. Эллисон передает, что она за тебя болеет. Если в течение девяти часов Скотт тебе напишет, значит, еще ничего не потеряно. В любом случае, ты пытался и…» Стайлз нажимает «отбой», ему не хочется дальше слушать. Даже Мартин заметила, что он переборщил. Издалека, намеком, но мальчик понимает. Что же подумает Скотт? Текстовое сообщение. Надо же! Сразу после вечеринки он внезапно всем понадобился. Прямо как знаменитость какая-то! От кого же? - О, Боги. Всем было известно, что Скотт не любил писать длинные сообщения. Он их вообще никогда не писал. Мало того, что грамотностью он, как и половина школы Бикон Хиллз, не отличался, так еще и ограничивался одному ему понятными сокращениями. Например, «спс встртмс взл шкл» - это спасибо, встретимся возле школы. Как будто мартышке дали в руки телефон. Ну детский сад, ясельная группа! Неужели сложно четыре слова написать? - Ладно, и что же мне этот Шекспир написал? – Стайлз дрожащими от волнения пальцами клацает по экрану телефона. Долго не может попасть. Открывает какие-то бесполезные вкладки, закрывает, потом они открываются снова. Стайлз ужи кипит от раздражения. И вот, наконец, перед ним появляются строчки ММС-ного сообщения. «Привет Стайлз. Я по поводу вчерашнего. Да не удивляйся я все помню. Ты вчера реально доказал что ты мужчина. Молодец чувак. Только ты так спешил уйти что даже не дождался моего ответа. Так вот Стайлз это ты самая настоящая задница ясно тебе? Ты так зациклился на своих чувствах что умудрился упустить тот момент когда они стали взаимными. Каждый чертов день я пытался найти к тебе подход но ты меня грубо отшивал. И как ты думаешь как мне нужно было объяснять свое поведение если не шутками? Я над тобой и не думал издеваться. Скорее все было наоборот. Я чувствовал себя полным идиотом и никак не мог понять нравлюсь тебе или нет. Твою реакцию невозможно предсказать Стайлз Стилински. Хотя первоначально мне показалось что у тебя есть ко мне чувства. Ну вот скажи нельзя было вот сразу как вчера на вечеринке? И еще Стайлз. Я тоже люблю тебя». У Стайлза блестят глаза. Он оживленно ворочается в одеяле, как гусеница,освобождается, наконец, и вскакивает на ноги. Садится на кровать. Перечитывает сообщение. И, даже не пытаясь себя остановить, плачет. - Идиот, - бормочет он, и лезет обратно под одеяло, чтобы напечатать другу ответ. Он мог бы предложить ему встречаться. Мог послать какую-нибудь глупую улыбочку. Мог даже песню скинуть. Но Стайлз не был бы Стайлзом, если бы не написал: «Скотт, у тебя что, запятые платные? Чувак, пиши грамотно, грамотность – это сексуально!». И затаил дыхание в ожидании ответа. Если бы возлюбленный не поторопился ответить, сын шерифа умер бы самой глупой смертью. А так он облегченно вздыхает и принимается читать возмущения Скотта по поводу того, что в ответ на любовное письмо он получил порцию сарказма. Такого материального, что его впору резать ножиком. «Ничто так не греет душу, как светлая мысль о том, что кто-то искренне ненавидит тебя за твой сарказм», - отправляет Стайлз, переворачивается на живот, и болтает ногами в воздухе. «Завались Стайлз, - приходит в ответ. – Достал уже. Честное слово приду к тебе после работы и каааак…». - И каааак что? – улыбается Стайлз и тут же печатает свой вопрос слово в слово. «А это ты узнаешь, когда я приду. Насколько я помню, у твоего отца сегодня ночная смена?..» 15 февраля, семь часов вечера - Кошмар, - хмыкает Стайлз, оторвавшись от пухлых губ МакКолла. Они стоят в темной прихожей и никак не могут оторваться друг от друга, даже чтобы банально включить свет. Скотт целует его, как голодный волк. Стайлз целует его, как будто его замучала жажда. Безумие. И страшно, и волнительно, и сердце стучит уже не у Стайлза в груди, а на языке Маккола. Возбуждение захватывает тело, Стайлз подается навстречу, ближе, еще, до хруста в костях, максимально вжаться в человека, пропахнуть им, стать им самим. – Скотт, когда ты стал таким испорченным? - выдыхает Стайлз, которого повело как после неудачно смешанного алкоголя. - Как это – когда? – наигранно удивляется парень, и сильнее прижимает к себе Стайлза. - Когда встретил тебя, разумеется. Стилински, мученически вздохнув, увлекает Скотта за собой на второй этаж. Сегодня его ждет обещанный «кааак», и Стайлз, проинструктированный Лидией по поводу секса с парнями, к этому готов. Теоретически. *** А шериф, тем временем, попивает чай у Мелиссы МакКолл, и тихо смеется над тем, что скоро они с ней станут родственниками. Совсем-совсем скоро.