Ночь накануне

Some of us down here were born as angels

      Этот февраль был таким же неистовым и нежданным, как и все произошедшее в моей жизни, которой больше никогда не стать нашей. Признаться, я мало что понимала в мире в целом, я вообще не знаю, как после случившегося еще сохраняла в себе способность воспринимать окружающую действительность, однако верность ритуалу, непонятно зачем придуманному мной в тот страшный день, сохранила.       Ровно год. Я не знаю, много это или мало, да и у каждого своя глубина измерения срока давности. Ровно год, но мне кажется, я стояла на этом месте только секунду назад. Паперть жаждет очередного кровавого жертвоприношения. Жертва во имя Бога, освещенная величественным Собором, нужны ли Богу жертвы? И ответа мне уже не узнать…. Надеюсь, Земля все-таки вертится…. Бессмысленно. Еще один нелепый поступок из сотни-другой таких же, поступок, в котором я выискиваю одной мне понятную логику, и иду дальше. Обхожу площадь, опускаюсь на колени, слегка касаюсь холодных как лед камней и тут же одергиваю обожженную руку. Адов цветок все еще цветет, в моих кошмарах, бывших ничуть не радостнее яви.       Я старательно скрываю свою маленькую тайну – тайну о том, как нарекла Гревскую площадь кладбищем, как прихожу сюда раз в год или когда станет совсем невыносимо, да…. Часто прихожу, мессир де Пейрак, простите мне эту маленькую слабость. Вдовам ведь дозволено навещать могилу своего мужа? Наверное. Только я даже не знаю, достойна ли считаться вашей вдовой? А перед глазами вновь встают личики Кантора и Флоримона, и я понимаю, что прошлое мне не привиделось…..       Мне кажется, прошла уже тысяча лет, и честно могу ответить, что не боюсь попасть в Ад, я и так в нем живу, засыпаю и все никак не могу проснуться, да и надо ли? Рай же больше похож на сон, от которого я нечаянно пробудилась, позабыв самое важное.       Я брожу по площади и слушаю колокола, предатели-колокола, изгнавшие Бога из собора. И только лунный свет сияет сквозь витражи, изо всех сил пытаясь вселить в меня надежду. Нет, Жоффрей, не пытайтесь даже – я не умею надеяться. Вера в лучшее – это прерогатива чистых душой существ, а не дочери лесной колдуньи, какой я была и останусь. Я улыбаюсь этим нелепым мыслям, это все же лучше, чем плакать. Мои слезы, моя жизнь, любовь, мечты, счастье – все сгорело в день Богоявления ровно год назад. Ровно год…. Фея, сиятельная светская дама, любимая жена (мне хотелось в это верить), нежная мать, предавшая все, что было ей дорого, нет, Жоффрей, я никогда не была ангелом и вряд ли когда-нибудь им стану, вот потому я отказываюсь внимать лунному свету. Ангелы не грабят богатых мадам, ангелы не изменяют мужьям и уж точно не бродят в полночь по площади, изображая из себя ведьму. Хотя, почему изображая?       В детстве я мечтала стать маркизой и начать войну…. Против кого-нибудь. Знаете, иногда мечты сбываются, хоть и несколько иначе: я сражаюсь с целым светом, мои ангелы – такие же отверженные, как и я, а маркизами в Ночном Парижском королевстве называют любовниц разбойничьих главарей…. И цветы им дарят, с горящими лепестками костров, с кровью от плетей, с остриженными волосами. Я истратила все наше золото, Жоффрей, и даже золото волос.       Скоро рассвет…. Скоро волшебство этой странной ночи исчезнет, а кроваво красный рассвет разукрасит всю грязь, боль и разрушенные жизни города, собора и этой площади. Я не хочу этого видеть, потому я опускаюсь на колени, касаюсь камней и ухожу прочь, не оборачиваясь. У нас бытовало поверье: души умерших смотрят вслед живым, и, обернувшись, можно испугаться или испугать, только нам ли бояться друг друга?       До встречи, любовь моя, до встречи через год. 26.11.14