Это всего лишь сердце...

Вот и все. Ты там, за чертой, и больше не видишь меня. Я превратилась для тебя в пустоту, а была ли чем-то большим? И о чем ты думал, Румпель, предавая меня из разу в раз. - Это всего лишь чашка, - однажды успокоил меня ты, держа в руках надколотый фарфор – следствие моей тогдашней неуклюжести. И кто бы мог знать, что ты сохранишь эту надбитую посудину навеки? Но тогда это была действительно лишь чашка. Маленькая, до безумия значимая для нас по исходу времен, но чашка. И разбила ее я. - Это всего лишь сердце, скажешь теперь, когда разбил уже ты? Я окунаюсь в едкую тишину библиотеки, тишину, которая прежде дарила мне покой и умиротворение, а теперь стала тюрьмой, где я горю изнутри. Одна. И уже не Фицджеральд, не Диккенс не смогут понять меня и помочь. Мое сердце осталось у тебя, а значит и моя любовь ко всему в этом бренном мире. Мне теперь страшно, пусто и холодно здесь, мне теперь в е з д е страшно, пусто и холодно. В одной из книг я все еще, конечно же, храню розу. Ту самую, которую ты галантно преподнес однажды мне, а я смущенно присела в реверансе, прикрывая счастливую улыбку бутоном этой, самой алой в мире, розы. Даже тогда ты старался выглядеть чудовищем, но видела я лишь прекрасного принца. А помнишь, как я вешала занавески и сорвалась? Сорвалась, замирая от страха, а ты поймал меня. Ты поймал меня так уверенно, так испуганно, что взгляд твой говорил мне о чистоте твоих чувств, а слова… да тогда не было слов, они были ни к чему. Ты спасал меня и после, а я всегда благодарно обнимала тебя, веруя в то, что значу для тебя все. Но оказалась даже не лучше кинжала. Ты знаешь, каково это, когда волшебство должно показать тебе истинную любовь твоего возлюбленного, и ты не стоишь на месте, а бежишь, слепо бежишь вслед за этим треклятым волшебством и находишь кинжал? Даже не другую девушку, нет. Магию. Эта магия, словно ядовитая змея, обвила все мое тело и ужалила прямо в сердце. Я рухнула на колени, Румпель. Я рухнула прямо там, на могиле твоего сына, где ты безжалостно закопал свою истинную любовь от меня. Я держала этот чертов кинжал в руке, сжимая так сильно, что рука покраснела, а ногти впились в кожу ладони. И плевать мне было на ладонь, на все было плевать, кроме тебя. Я думала о каждом мгновении, когда ты обещал, клялся, божился, что магия больше никогда не разлучит нас. Я верила в это «никогда», Румпель. Однажды ты отдал мне свой кинжал, я думала, что отдал. Знаешь, как я доверяла тебе в ту минуту? Это был тот самый момент, когда больше нет сомнений, что все будет хорошо, когда расслабляешься и доверяешь себя, всю себя. Тебе. И тогда-то я по-настоящему и сорвалась. Уже не так, как когда вешала твои занавески. Нет. Не так, потому что ты больше не поймал меня. Я рухнула. Разбилась. Сейчас перед собой я не вижу ничего. Мне гораздо страшнее, чем тогда, когда я сидела в темнице у тебя, ведь тогда ты пришел и выпустил меня, подарил мне свет, радость, счастье. А сейчас у меня есть только пустота и он… твой кинжал. Вот и все. Ты там, за чертой, и больше не видишь меня.