Давай я тебя согрею.

Холод. Зверский холод и беспощадный ветер, который дул со всех сторон. Достоевский еле удерживался на ногах и пытался собрать в себе все силы, чтобы дойти домой. Тяжелые пакеты – единственное, что не позволяло ветру унести Достоевского восвояси. Этакий балласт, удерживающий на земле это худощавое создание. Бедный Дост, стуча зубами, проклинал эту зиму. Руки уже давным-давно онемели, потому что он благополучно забыл перчатки. Ну вот надо же так, а. Штирлиц точно будет ругаться, когда Гуманист придет домой. Но именно мысли о Штирле – единственное, что сейчас согревает такого беспомощного парня с покрасневшим носом и щеками. Как назло снег летел не в спину, а прямо в лицо, от чего было еще холоднее и тяжелее идти. А ведь Штирлиц говорил, что не надо было сегодня никуда идти. Предупреждал, что на улице слишком холодно и тот просто напросто замерзнет, а потом еще и заболеет. А перед уходом Доста попросил не забыть перчатки. И вот надо было родиться с дыркой в голове, чтобы это так быстро вылетело из памяти. Единственное, чего сейчас хотел Гуманист – горячего чая и крепких теплых объятий. Было бы еще неплохо укутаться во все пледы, которые только есть дома, и смотреть со Штиром какие-нибудь семейные фильмы. Или мультики. Благо, что у него сегодня выходной и Достоевский может вдоволь насладиться присутствием своего Администратора. Ведь из-за его работы они так мало времени проводят вместе, но Гуманист привык. Он все понимает и с терпением к этому относится, за что Штир его и любит. А Достоевский ведь раньше обожал зиму, потому что именно в эту пору года они и познакомились. И ситуация, кстати, была похожая. Гуманист плелся по городу, как беспомощный котенок, которого только выкинули из дома. Вы бы знали, насколько несчастным он тогда выглядел, а все из-за этого треклятого холода. Снег падал хлопьями и это было бы жутко красиво, если бы не ветер, сумбурно разносящий их. Было холодно почти так же, как и сейчас. А на противоположной стороне дороги шел прагматичный и деловой Штирлиц, которого Гуманист даже не замечал, ибо не поднимал голову из-за ветра. Администратор не замерзал, он любил холод, любил зиму. Называл ее самым красивым временем года и отчасти был прав, зима действительно красивая. Но для Достоевского она была красива, когда он сидел дома, в тепле, и наблюдал из окна за падающим снегом. А не тогда, когда этот снег летел ему в глаза и рот. Податься Гуманисту было некуда, он не заплатил за квартиру и его, конечно же, выперли пинком под зад. А не заплатил потому, что так же его выперли и с работы. Видите ли, он слишком мягкотелый, неуверенный и слабый, чтобы подрабатывать охранником. Вначале его взяли только из-за смазливой мордашки и того, что ему чертовски подходила форма и дубинка, но этого, как оказалось, было мало. И даже аргумент «меня мама в детстве на карате отправляла…» не сработал. Так что теперь он шел по улице и думал, где ему пережить хотя бы эту ночь. К друзьям идти не вариант, сейчас зимние каникулы и все они разъехались, а родители.. не будем об этом. По счастливым обстоятельствам Штирлиц, решивший отдохнуть от работы, увидел на улице сие чудо и не мог не подойти. Желание позаботиться взяло вверх над ним. Он всегда тащил домой всяких котят и собачек, а сейчас решил притащить нечто большее – Достоевского. Администратору давно не хватало домашнего ангела, а работа со временем не предоставляла такого счастья, потому что одиночество – штука серьезная. А прожить всю жизнь одному, наедине с бумагами он не хотел. Отношения с девушками не складывались, потому что ни одна из них не могла терпеть постоянного отсутствия своего партнера и сбегала. В скором времени Штирлиц разочаровался и думал, что никогда не найдет человека, который будет все это терпеть и любить так искренне, как только можно. И изначально Достоевского забрал домой только в качестве сожителя, даже не думая ни о чем большем. Но кто же не влюбится, когда по дому ходит взъерошенная прелесть, радуется твоему приходу, приносит чай и еду, когда работаешь, а потом накрывает пледом, потому что засыпаешь на рабочем месте? Но подобное «сожительство» было недолгим, и в очередной раз, когда Администратор пришел домой, увидел искреннюю улыбку, покрасневшие щечки и услышал тихое «я рад тебя видеть», без всяких приветствия просто поцеловал. А Гуманист и не был против, он ведь уже давно влюбился и просто преданно ждал, когда его примеру последует эта работяга. С тех пор прошло уже два года и именно сейчас Штирлиц нервно набирает номер своего непутевого парня, который уже восемь раз не берет трубку. «Снова телефон на беззвучном режиме! Говорил не ставить, а он все равно за свое». Но Достоевский убрал с беззвучки и прекрасно слышал, что ему звонят. Даже знал, кто. Просто трубку взять не мог, потому что пальцы онемели и единственное, что они могут – держать тяжелейший, как для него, пакеты со всякой едой и бытовыми милыми штучками. Уже будучи у подъезда он думал, как бы ему открыть дверь с домофоном, ключи-то он тоже достать не может. Благо, в подъезде он услышал приближающиеся шаги и понял, что вот-вот откроется дверь и его наконец-то впустят. Совсем скоро он будет в теплом доме, рядом со Штиром, греться и пить горячий чай с тремя ложками сахара.

***

- Ну и? – Администратор скрестил руки на груди и сверлил парня своим серьезнейшим взглядом. - Я тут просто.. это.. – Достоевский стоял и мямлил, смотря на лужу воды возле себя, потому что снег таял и капал с пальто, ботинок и пакетов. Только с шапочки с бубенчиком вода не капала, ибо впиталась уже и Штирлиц поспешил снять ее, чтобы волосы не намокли. - Я говорил о перчатках? - Говорил. - И где они? - Дома, - Гуманист стоял с самым виноватым видом, который только мог быть. Знал, что это сработает и Штирлиц не сможет долго ругаться. - Быстро переодевайся во все самое теплое и марш к батарее греться, а я пока чайник включу. - Есть, сэр! – Достоевский хихикнул, отдал Администратору пакеты и побежал в комнату. Теплую и любимую комнату. Из-за резкой смены температуры пальцы стали приходить в себя и это было чертовски больно. Он мог их и вовсе отморозить, а теперь, когда грелся у горячей батареи, они стали понемногу шевелиться, размораживаться, и плакать хотелось от той боли, которую парень сейчас чувствовал. Как будто пальцы изнутри ломаются, как будто кровь заморозилась, а сейчас ожила и снова стала гоняться по венам. Штирлиц вошел в комнату с горячим чаем и увидел у батареи маленький, дрожащий и шмыгающий носом комочек. - Давай я тебя согрею.