С миру по нитке

Такси оплачивал ресторан, и сотрудники разъезжались по домам быстро и с комфортом. Со службой такси был заключен долгосрочный контракт, многие даже успели завести хороших знакомых среди таксистов и пользовались их услугами в собственные выходные. Многие, но не Анни. Анни и в рабочие дни предпочитала добираться до дома дежурным автобусом, благо ехать хоть и далеко, зато одним маршрутом. Анни любила ночи, особенно теплые и звездные, как в далекие дни детства, когда, измученные жарой, они с мамой застилали тахту на веранде, и маленькая Анни разглядывала мерцающее небо в большое, настежь распахнутое окно. Бертольд Фубар службой такси не пользовался тоже, но исключительно по той причине, что был счастливым владельцем собственного горячо любимого автомобиля. Ну и пусть его нужно ставить в гараж и дважды возиться с замком, ну и пусть на сон остается меньше времени, зато он сядет в удобное, тщательно подогнанное водительское кресло, проведет пальцами по знакомому до мельчайшей шероховатости рулю и плавно повернет ключ в замке зажигания. Больше всего на свете Бертольд любил водить свою машину. Хоть тут он терялся, потому как помнил, что всего каких-то полчаса назад был уверен, что самое любимое его занятие — готовить рыбу. Но последний месяц, тот самый месяц, что в ресторане «Времена года» работал новый бармен, этот момент перехода от одного любимого занятия к другому был омрачен созерцанием ровной спины удаляющейся к автобусной остановке девушки. Она не бывала грустной или подавленной, удрученной или расстроенной, нет, она стояла, распутывая наушники-пуговки, и просто ждала дежурного автобуса, который подойдет по графику через пятнадцать минут. Ресторан — обитель болтливых людей. Никакого труда не составило узнать, что бармен Анни Леонхард сумму, выделенную владельцами на оплату такси, получает наличной прибавкой к жалованью. То, что в свои восемнадцать она живет одна и обеспечивает себя самостоятельно, повар Бертольд Фубар и так знал. Как же ей нужны деньги, сокрушался он, проезжая мимо автобусной остановки. Слабак, ругал он себя каждый раз, отводя ногу от педали тормоза. Ради вождения Берт отрывает полчаса от положенного времени сна, она же отрывает час, а то и больше, да и вставать ей нужно раньше, чтобы успеть на работу. Ещё через месяц Бертольд Фубар вместо традиционного «слабака» вслух обложил себя матом и решительно затормозил у остановки. — Анни, — сказал он твердо, когда она вынула наушник из левого уха и привычно заправила длинную прядь, — садись. — Спасибо, — холодно сказала она в ответ, — доеду автобусом. — Но мы живем в одном районе, мне всё равно по пути. К тому же скоро, — добавил он убедительно, — пойдет дождь, об этом говорят мои ноги, а они никогда мне не врут. С переломанными некогда ногами Бертольда Фубара Анни спорить не решилась, вернее, её собственные натертые новыми спортивными туфлями ноги прозрачно намекнули ей не спорить, а сесть в уютный салон и поставить их так, чтобы свеженатертые мозоли не вышибали искры из льдисто-голубых глаз. — Я и не знал раньше, что мы живем неподалеку. Ты ведь прямо за мостом, да? — Нет, через мост и налево, возле старого сада. — Ах там, — протянул Берт, чувствуя, как стекает горячая капля пота по виску, щекочет шею и впитывается в воротник. — Так это даже лучше, мне совсем по пути. Несмотря на довольно резкие и холодные протесты, Бертольд остановился только непосредственно у нужного крыльца. — Не боишься добираться ночами в такую глушь? — Не боюсь. Я по статье за тяжкие телесные отсидела, не знал? Но Бертольд ответил: — Знал. Знал и всё равно не понимал, как она не боится — хрупкая и маленькая, он не представлял, как она способна себя защитить. Узнай Анни, насколько он сомневается в её возможностях — врезала бы. Впрочем, она подумала об этом утром, когда выйдя из дома, увидела машину Фубара у крыльца. Он выскочил, открыл перед ней переднюю дверцу и ответил на немой, но настойчивый вопрос: — Мне же по пути. Я подумал, что доехать с комфортом гораздо приятнее, чем трястись в переполненном автобусе. Если бы ты дала мне свой номер, мы могли бы договариваться о времени, я мог бы приезжать на полчаса позже, к чему торопиться, если не нужно ждать автобус. Анни молча села в машину. Прошла неделя. Целых семь дней, в которые Анни раньше ложилась ночами и чуть позже вставала по утрам, когда у Бертольда Фубара выдался выходной. Замешкавшись в баре, Анни почти опаздывала на дежурный ночной автобус, и, выбегая из ресторана, столкнулась у входа с Ханджи Зоэ. Та посторонилась: — Опять на автобус? У твоего кавалера выходной? — Он не кавалер, — ответила Анни. — Он подвозит меня, потому что нам по пути. Ханджи расхохоталась: — Неужели я была такой же наивной в свои восемнадцать? Анни, милая, он живет на другом конце города. Бертольд прекрасно понимал, что его обман неминуемо раскроется, это всего лишь вопрос времени. С замирающим сердцем каждое утро и каждый вечер он ждал, что Анни залепит ему пощечину и откажется садиться в машину. Он лихорадочно придумывал слова оправдания, но каждый раз мысленно благодарил Бога за то, что она узнала правду не сегодня. Утром следующего дня Анни снова застала Бертольда Фубара прислонившимся к багажнику автомобиля, припаркованного у её крыльца. — Доброе утро, Анни, — сказал он ей. Анни вскинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо и холодно ответила: — Доброе утро, Берт. Потом села на привычное, уже подогнанное под её маленький рост переднее пассажирское сиденье и заправила прядь длинной челки за ухо. Звездами можно любоваться и сквозь натертое лобовое стекло, а поспать подольше Анни любила.