С миру по нитке

Всё началось в ту минуту, когда разведчик Нил Доук стал не разведчиком, а полицейским. В ту минуту, когда он столкнулся на крыльце штаба с разведчиком Эрвином Смитом и показал тому подписанный и украшенный тремя печатями приказ о переводе. — Всё, значит? — улыбнулся Смит, но глаза его были прозрачными и холодными. — Всё, — ответил Доук. Он сбежал по ступенькам и больше не оборачивался, хоть и чувствовал отчетливо, как чужой взгляд холодит напряженную спину. Этот не покажет эмоций, знал Нил, не сплюнет, как прямолинейный Майк, в пыль и не обматерит затейливо, одновременно и обозвав трусом, и одобрив, ещё и с напутствием, детишек, мол, и за нас заведи, побольше. Этот слова не скажет и даже губ презрительно не подожмет, — не хочешь быть разведчиком, да? Зассал? — этот пожалеет только, что выпал из его отлаженного механизма один неплохой и не ржавый винтик. Письмами они не обменивались, но Нил всё об Эрвине знал, трудно было не знать, когда сталкиваешься с ним в коридорах столицы перед кабинетами важных начальников. Оба видели, как меняются нашивки, как прибавляются знаки отличия на форменных куртках, как толще становятся папки в руках. Они шли синхронно, нога в ногу, след в след: лейтенант разведки и лейтенант полиции, капитан полиции и капитан разведки, стекляшку на шею получили с разницей в две недели. Зеленую и красную. Изредка, когда доводилось столкнуться в коридорах с солдатом с крыльями свободы на спине, Нил касался своего красного камня и говорил себе, что всё сделал правильно. У Эрвина свои идеалы, и дай все святые ему сил и удачи на его пути, но не уйди он, Нил, тогда, не переступи он через гордость, не поддайся уговорам жены, так и плелся бы по той же дороге вслед за лейтенантом-капитаном-командором Смитом, так и был бы винтиком в его отлаженном механизме продвижения к мечте. Хорошей, большой мечте, Нил это признавал. Такие люди, как Эрвин Смит рождаются раз в столетие и созданы они для великих дел, а такие, как Нил Доук, каждый день являются на свет и выполняют всякую смешную работу вроде борьбы с преступностью. Они соревновались негласно, неявно, но торопясь, перешагивая широченными шагами там, где прочие долгие годы топтались на одном месте, а в лучшем случае семенили мелкими шажками, и в какой-то момент пришли к одному — к черте невозможного. Командор Доук не мог искоренить преступность, командор Смит не мог разгадать тайну титанов. Они замерли параллельно друг другу, дергаясь в бесплодных попытках хотя бы бороться за высшую цель, впрочем, Нил это делал вяло, понимая, что хоть в лепешку расшибись, а есть то, что никому не по силам. На исходе третьего года своего командорства Нил Доук решил, что соревнование это ему почудилось. В конце концов, они ни о чем не договаривались, ни на что не спорили и Майк Захариус не разбивал их сцепленных рук. Они столкнулись в очередной раз у кабинета Закклея, подождали друг друга, вышли на каменную мостовую и побрели вдоль канала, обмениваясь новостями. — Значит, второй сын? — Да, — ответил Нил. Принял поздравление. Сыну был уже год, и Нил был уверен, что Майк эту новость Смиту передал. Спросил: — Как Майк? — Как всегда, это же Майк. Живет с девушкой из своего отряда. — Он писал. Майк умнее нас с тобой, а, Эрвин? Смит кивнул: — Это точно. Хотя бы, потому что не ввязывается в сомнительные игры. Остановившись, Нил устроил локоть на балюстраде, Смит встал напротив, улыбаясь. — Ничья, да, Нил? Чувствуя, как где-то внутри с прежней силой натягивает тугая струна, он заставил себя улыбнуться и кивнул: — Да, Эрвин, ничья. Опершись обоими локтями, командор Смит глядел, как скользит по каналу груженая баржа, как прогуливаются парочки на другом берегу. — Хочешь правду? — спросил он вдруг и, дождавшись, когда старый друг и соперник кивнет, сказал: — Я всё ещё надеюсь выиграть.