Врата Пандоры

From within the light a greater darkness, Sleepless nights and tortured days. / На обратной стороне света ещё большая тьма, Бессонные ночи и мучительные дни./ Devil You Know - For the Dead And Broken.

Ведьминское наследие.       Тишину разрезал острый, словно пощечина, крик. Жалобный, просящий, гортанный он раздался в глубине темного и мрачного дома и затих. Вспугнутые птицы возмущенно захлопали крыльями за толстыми стеклами окон, покрытых слоем пыли, срываясь с покатой крыши и улетая в ночь. Та встретила их безмолвно, пряча от того, что творилось на этой одинокой улице. И вновь наступила тишина. Звонкая и болезненная она не приносила успокоения. Наоборот. Лишь бередила старые раны, посыпая их солью и расслаивая сознание беспокойными мыслями.       Дом, в котором не горело ни одно из окон, смотрел во тьму так вызывающе, словно знал нечто такое, что могло низвергнуть ее со своего трона, словно мог обернуть ночь днем и рассеять звезды. Окутанный таинственностью, он сливался с мраком, пряча в каменных недрах все свои мысли. Единственным источником света было небо с россыпью мельчайших звезд, но и его было мало, чтобы выявить на лунный свет этот старинный дом. Рядом с ним не было ни одного соседа, и окруженный полями с густыми зарослями диких трав он выглядел до безумия страшно и одиноко одновременно. Тропа к парадному входу давно заросла, камень потрескался, а фонари почернели, ведь никто не зажигал их уже давным-давно. Тихая ночь была единственным окружением этого поистине странного места, как и расположенный посреди небольшого земляного закутка кэб. Лошадей не было, как и кучера, но эта деталь не могла никого заинтересовать из-за отсутствия каких-либо людей поблизости. Их и не было. И никто не мог услышать этот пугающий до мозга костей крик.       Под крышей, где должен был располагаться чердак, за запыленными окнами были видны мягкие просветы. В стенах той комнаты царил мягкий полумрак, разбавляемый мерцающим сиянием пары десятков свечей. Стоявшие тут и там: на полу, на подлокотниках кресел, полках, на лаковой глади стола, - они позволяли видеть лишь смутные очертания находящихся в комнате женских фигурок. Их было семеро, и в длинных черных одеяниях, скрывавших лица под тканью капюшонов, прячущих ноги и руки, они и сами были похожи на птиц. Нахохлившихся, напряженных, но осторожных. Каждая из них не сводила взгляда с пола, в центре нарисованного мелом круга которого лежал связанный по рукам и ногам мужчина. Сложно было сказать, сколько ему лет. Седина уже тронула его волосы и брови, серебристым блеском коснувшись густых усов и коротко стриженной бороды. Закутанный в темное одеяние, он не мог шелохнуться и лишь сдавленно стонал, пытаясь разлепить сухие губы. - Воды, - прошептал он, не открывая глаз, но зная, что его услышат. Его руки слегка шевельнулись, но не сумели ослабить плотный узел веревки. Несмотря на то, что пленник был полностью обездвижен, женщины стояли поодаль от него, не ступая за меловую черту. В полумраке сложно было различить состоящий из этих линий узор, но испещренный ими пол мог натолкнуть на мысль, что это был некий оккультный символ. Одна из темных фигурок слегка дернулась в ответ на мольбу пленника, словно в попытке подойти ближе, но ее тут же ухватила за рукав другая стоящая рядом женщина. - Даже не думай, Эдда. Нашла кого слушать, - ее голос был холоден как лед и не приветствовал никаких возражений. Пальцы крепко держали за ткань и в любой момент могли ухватиться за запястье, подарив ему пару синяков на память. Девушка сглотнула и боязливо подняла глаза. Она была самой молоденькой среди всех них, и в ее сердце еще было слишком много доверчивости. - Но... он же связан, Гвен. Что он может нам сделать в таком положении? - Ты еще слишком молода, - прошептала женщина, откидывая назад капюшон накидки и шумно вдыхая тяжелый воздух. Окна в комнате были наглухо запечатаны, отчего все вокруг было наполнено теплым запахом расплавленного свечного воска. - Это существо намного опаснее человека и даже зверя. То, что внутри него, не связано этими веревками, и оно смотрит на нас, выжидая нужный момент. Лишь черта круга может хоть как-то защитить нас. И то, до поры до времени. Нам нельзя медлить, мы и так слишком задержались. Остальные женщины в ответ слегка кивнули, соглашаясь и одновременно с этим сдергивая с макушек тяжелую ткань и обнажая свои лица. Хмурые и сосредоточенные, они, не сводя своих скрытых в тени глаз, смотрели прямо на пленника, который слегка притих, словно вслушиваясь в разговор. - Но, Гвенни, ведь мы уже сделали то, что было нужно, - Эдда осторожно посмотрела на свою соседку, потирая бледные пальцы, - мы запечатали грехи. Его план провалился, и теперь его крах предрешен... Тихий, клокочущий смех прервал слова молодой женщины, и тут же внимание всех вновь было приковано к пленнику. Он расслабленно, насколько это позволяло ему связанное тело, опрокинул голову на дощатый пол и засмеялся. Воздух со свистом вырывался сквозь рассеченные крылья носа, а на коже матово поблескивали пятна крови. Его блестящие и черные, словно глянцевые пуговицы, глаза неотрывно смотрели на своих мучительниц, так цепко и пронзительно, отчего казалось, что глаза и рот живут и действуют сами по себе. Губы содрогались в безудержном смехе, в то время как верхняя половина лица была неподвижна, словно маска. Горящий взор следил за нахмурившимися и озадаченными лицами женщин, а в глубине темных глаз плескалась холодная ярость. - Наивные. Глупые смертные, - просипел пленник сухим голосом, что давалось ему с большим трудом. Жажда иссушила его глотку, губы потрескались, и язык, неторопливо облизывающий их, не мог ничего сделать, чтобы облегчить страдания. - Семена посеяны, и вы все сделали для этого. Теперь миру наступит конец, рано или поздно, - мужчина закашлялся, отчего на губах выступила кровь, темная и густая. - Его срок скоро закончится, - с мрачной радостью в голосе промолвила одна из женщин, сидя в мягком кресле и внимательно следя за пленником из темноты своего угла, куда не проникал свет от свечного пламени, - нужно выяснить, что он имел в виду, покуда не поздно. - Это тело умирает, несмотря на то, что дьявольское отродье еще внутри, - проговорила Гвендолин и сделала шаг к кругу. В ее руках был стеклянный графин, из которого женщина плеснула прямо на лицо мужчине. Тот тут же отрыл свой рот, судорожно зашевелив губами и позволяя благодатным каплям воды проникнуть в свое жаждущее нутро. Он больше не смеялся, но взгляд продолжать буравить присутствующих в комнате женщин. - Говори! Говори, что знаешь, покуда... - Покуда что? - мужчина осмелел и, с трудом повернув голову в сторону, посмотрел на женщину, облизывая влажные губы, - а то что, ведьма? Моя участь предрешена, как и ваша, не так ли? Как и всего мира. Можете убить этого несчастного, хоть пытайте до смерти, вас же это уже не спасет. - Не слушайте его, мои милые, - женщина из угла вышла на свет, позволяя теплому свету озарить острые черты своего лица, глубоко посаженные глаза и длинный нос, - он может говорить что угодно, коли срок его близок. Но ему нас не одурачить. Демон, твои потуги бессмысленны. Смертные грехи теперь потеряны для вас навсегда. Мужчина издал короткий смешок, всем своим видом показывая наполняющее его пренебрежение. - Глупая ведьма. Ты ведь сама не знаешь, что говоришь. Но твоя наивность так веселит, так забавит. Вы думаете, что спасли мир? Одурачили самого Господина? Спрятали дьявольские семена? Ха! - пленник резко повернул лицо и сплюнул кровью на пол, отчего стоявшая рядом с кругом Эдда тут же отшатнулась, - Вы лишь отсрочили его царствование. Вас даже хочется восхвалить. Наградить! А почему бы и нет? Желаете ли вы получить дар от умирающего? От так ненавистного вами исчадия? - О чем ты? - потрясенно пробормотала Гвендолин, сжимая руки в кулаки. В воздухе разлилось тяжелое и горючее напряжение, оседающее в легких запахом полыни. Она сорвалась на крик, чувствуя недоброе: - говори немедленно, тварь!       Пленник криво усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы, и шевельнул руками, как бы подсказывая женщинам, что он ждет от них. Он понимал, что у него оставалось слишком мало времени для продолжительных разговоров, что жизнь в этом теле гаснет, но не желал завершать свой ход связанным. В любом случае это ему никак бы не помогло, и ведьмы это знали. Это можно было назвать последним желанием демона. Остролицая поняла это, поэтому промолчала в ответ и хмуро щелкнула пальцами, отзывая путы. Пропитанная кровью и потом, пропахшая темным духом веревка соскользнула с затекших конечностей и упала на пол. Мужчина медленно приподнялся, впрочем не вставая полностью. Размял запястья и потянул шею в бок, словно расслабляя мышцы. При этом с его лица не сходила веселая улыбка, будто бы все происходящее приносило ему нескончаемую радость. Гвен стиснула зубы и пальцы, чтобы не сорваться, но бывший пленник и не собирался тянуть. Поправив одеяние, он вздохнул и продолжил: - Мой Господин вернется в этот мир, когда посеянные семена взойдут и пустят ростки. Они впитают все то, что вы так пытались уберечь, наполнятся людскими пороками и набухнут, напившись человеческой крови. Вы посеяли их, ведьмы. Это ваш грех, - мужчина рассмеялся, а вокруг него расползлась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием и тяжелыми вздохами, - теперь этот мир обречен, и это лишь вопрос времени, когда грехи расцветут в полной своей красе... Эдда жалобно всхлипнула, отходя на шаг, а остальные женщины смотрели на пленника, словно боясь поверить, осознать, что все эти слова - правда. В глазах их промелькнуло понимание, сменившееся болью и отчаянием. Мужчина же, промолвивший свои последние слова, упал на пол и затих с царившей на губах улыбкой. Его кожа посерела прямо на глазах, сморщившись и превратив тело в видавшего виды трупа. Запрокинутая голова обнажила кожу на шее и выжженный на ней черный рисунок. В форме перевернутого пентакля. А в следующее мгновение с тела легким дымком, словно сорванная тень, вылетело нечто невесомое и со свистом ударилось о барьер, своим воем пронзив ночную тишь.