О дискриминации и велосипедистах

Если спросить первого встречного на улице: кто, по-вашему, в нашем обществе подвергается наибольшей дискриминации? – ответы будут самыми разными. Женщины, инвалиды, этнические и расовые меньшинства, гомосексуалисты, транссексуалы, велосипедисты… Каждый из ответивших будет по-своему прав, но есть нюанс. Дело в том, что все эти категории граждан принадлежат к своей угнетаемой категории по умолчанию. Они не могут внезапно взять и перестать быть женщинами, инвалидами, гомосексуалистами и так далее. Ну, кроме велосипедистов, конечно, у них все-таки есть возможность избежать дискриминации, перейдя с велосипедов на дорогой в обслуживании, неуклюжий и неэкологичный автотранспорт. Остальные могут только смириться и организовать сообщество по самозащите, где одним из аргументов требования равных возможностей будет именно невозможность изменения своей сущности. Звучит диковато для современного, привыкшего к повсеместной толерантности уха, но изначально все так и было: человек не виноват в том, что родился женщиной, евреем или черным. Если бы он имел возможность выбирать, он бы никогда так не поступил! Но, поскольку от него это не зависело, давайте работать с тем, что имеем, и позволим этому неполноценному жить, как остальные. Ведь мы достаточно богаты, чтобы себе это позволить. Аргументация части гей-активистов, кстати, до сих пор откровенно эксплуатирует этот подход. Мы такими родились, это не наш выбор, никто не имеет права осуждать нас за то, что от нас не зависит… Подразумевается, что если бы мы выбирали, ну, что смеяться-то, кто же захочет выбрать для себя жизнь изгоя и парии, да?.. Этих людей, конечно же, можно понять. Но что делать тому, кто действительно имеет возможность выбирать? Тому, кого не принимает ни одна, ни другая сторона, потому что с точки зрения одних он просто развратник, потакающий своим слабостям, а с точки зрения других – недостаточно стигматизирован, чтобы получать какую-то помощь и защиту?.. – Ну, не знаю, – пожал плечами Себастьян. – Лично я выбирал встречаться с классными девчонками, получать классные роли и быть американцем. Спать с волосатым мужиком, сниматься в ебаном говне и на всю жизнь остаться в глазах окружающих румыном, хотя я, блядь, практически вообще не помню эту Румынию, – этого я не выбирал. Это оно как-то само. – Я не об этом говорю. – Ты говоришь о би-фобии, я понял. Я не знаю. Ты что, со Скоттом поругался? – При чем тут Скотт? – А при чем тут твои бисексуальные страдания и метания? – Они такие же твои, как и мои, вообще-то. – Не, я не страдаю. Мне все норм. – Тебе не говорят: вот, мог бы жениться на Марго, завести детей, а вместо этого обрекаешь себя на неполноценную жизнь, рискуешь карьерой, и ладно, если бы у тебя не было выбора, а ведь ты сам, своими руками портишь себе жизнь? – Ммм… – Себастьян задумчиво нахмурился, почесал ухо, потер нос и наконец помотал головой, прозрачно глядя на Криса. – Неа. – А сам ты никогда не задумывался о том, что… – Стоп, – перебил его Себастьян, нехорошо так щурясь. – Что происходит? У тебя очередной кризис идентичности? Ты собираешься усыновить ребенка из Уганды? Ты хочешь бросить меня и срочно жениться на женщине с сиськами? Что? Крис с укоризненным видом вздохнул, качая головой. – Не говори глупости. – Да я вообще молчу. Это ты распинаешься уже полчаса про выбор, дискриминацию и прочие абстракции… Я не понимаю намеков, Крис, давай, не еби мне мозг. – Я просто рассуждал… – Крис? Себастьян смотрел на него уже с легким беспокойством, да что там, уже с сильным беспокойством на него смотрел. Как Крис молчит, опустив голову, размышляет о чем-то там, черт возьми, иногда ему нельзя было давать много думать, это же непредсказуемо совершенно и черт знает, к чему может привести. – Есть одна вещь, – сказал наконец Крис, поднимая взгляд. – Я тебе не рассказывал, потому что… это личное. То есть, ты имеешь право об этом знать, конечно… – У тебя ВИЧ? – быстро спросил Себастьян. – Что? Нет! – Слава богу. Все остальное лечится. – Ты… – Крис ошеломленно помотал головой. – Я не об этом вообще! Я не болен. – Супер, – Себастьян кивнул. – Тогда говори уже скорее, что с тобой, я есть хочу. С утра не ел, а ты мне про дискриминацию уже полчаса задвигаешь... На самом деле в том, чтобы быть бисексуалом, есть свои преимущества. По большей части теоретические, но все-таки они есть: выбор партнеров увеличивается на несколько процентов – теперь тебе доступны и би-гомосексуалы своего пола. Расширяется спектр чувственных удовольствий – с этим не поспоришь. Ну и самое сомнительное преимущество: раздаются границы дозволенного, падают стены и исчезают рамки. Вроде бы. На это любят напирать сторонники концепций «Это все разврат» и «Докатились!», но на себе Себастьян ничего такого не испытывал. Никаких поразительных расширений сознания, никаких новых видений и теорий, никакого желания бесконтрольно совокупляться с каждым встречным. Скорее даже наоборот, осознание собственной бисексуальности как-то примирило Себастьяна с недружелюбным окружающим миром и остановило попытки что-то доказать себе и окружающим. Себастьян выбрал сам: ему больше нравились девушки. Яркие, сильные, красивые и уверенные в себе, их было так приятно обнимать и целовать их сладкие губы, очаровывать их, сдаваться им, утопать в их мягких телах и зарываться носом в их ароматные волосы… Наверное, в этом и была причина, по которой он в результате съехался с Эвансом. Подсознательно почуял. Черт возьми. – Это… – Себастьян облизнул пересохшие губы, окидывая взглядом замершего Криса, и помотал головой, пытаясь отогнать горячий дурман. – Это – да. Конечно же, даже в облегающем темно-бордовом платье в пол Крис не был похож на женщину. Слишком широкие плечи, слишком мощные руки и шея, короткий ежик волос, но, но, но… Чувствуя, как перехватывает дыхание от волнения, Себастьян подошел ближе, почти вплотную. Под темным испытывающим взглядом Криса он чувствовал себя так, как не чувствовал перед самыми красивыми и недоступными девушками в своей жизни. Эти губы, кажущиеся еще более полными из-за аккуратно нанесенной помады. Черные длинные ресницы, мазки бронзового сияния на скулах, синие-синие глаза… Себастьян еле касаясь провел кончиками пальцев по щеке Криса, и от того, как тот опустил ресницы, тихо вздыхая, голову окончательно повело. – Красивый… – благоговейно прошептал Себастьян, скользя ладонями по затянутым в плотную ткань плечам, бокам, обнял за талию, осторожно, почти невесомо касаясь губами губ. Вишневый, сладкий, такой мягкий и упругий, что хотелось куснуть, вцепиться зубами, чтобы брызнул ароматный сок. И вместе с тем такой далекий и незнакомый, непривычно молчаливый, словно монолитный в этом своем текучем бордовом атласе – от шеи – и до самого пола… Будто поняв его колебания, Крис молча положил ему ладонь на плечо, тяжело надавливая, и Себастьян с облегчением стек на пол, опускаясь на колени. Жадно провел по бедрам ладонями вверх и вниз, собирая гладкое платье складками, прижимаясь щекой к напряженному паху. Здесь Крис пах привычней – острым возбуждением, мускусом, от которого кружилась голова, и тяжелыми, вечерними, удивительно идущими ему в этом наряде духами. Себастьян терся лицом, закрыв глаза, жадно вдыхая смесь запахов, попытался было обхватить напряженный ствол губами сквозь платье, но ткань слишком плотно облегала бедра. Он осторожно приподнял струящийся подол у лодыжек, провел ладонями по гладким икрам, замирая от неожиданно прострелившей новой волны возбуждения – Крис был гладким, для него, для Себастьяна. Ему хотелось целовать ноги, вылизывать и жаться лицом, как к девушке, Крис и был сейчас его девушкой, его почти девушкой, его девушкой и его парнем одновременно, черт возьми, да так можно с ума сойти!.. Он даже не стал поднимать подол до конца, ему не хотелось обнажать Криса, ему нужно было только добраться до него, приласкать, вылизать, собрать все его будоражащие запахи. Себастьян провел ладонями под юбкой по горячим гладким бедрам, приподнимая ткань и освобождая пах, погладил напряженные ягодицы и, облизнув губы, нырнул под платье. Там тоже было все гладко, горячо и душисто, и Себастьян, сам себя не слыша, застонал, приникая ртом к тонкой коже между бедром и пахом, длинно лизнул, собирая соль и мускус. Налитая головка будто сама ткнулась в губы, и Себастьян закрыл глаза, уплывая в душную темноту горячечного возбуждения. Двигаться было неудобно, опустившаяся юбка сковывала движения, но почему-то это только добавляло удовольствия. Он чувствовал, как поверх ткани на его голову опускаются ладони Криса, подталкивают, насаживают на рвущийся в горло член, и отпустил себя, перестав сопротивляться. Несколько минут прошли в упоительном смирении, Себастьяну уже казалось, что он сейчас потеряет сознание от невозможности нормально вдохнуть, и слаще этого предобморочного состояния не было ничего. Но в самый последний момент Крис остановился и окликнул его, и пришлось выпускать изо рта и выбираться из тяжелого шелкового вороха наружу. Впрочем, взглянув на Криса, Себастьян ни на секунду не пожалел о том, что его прервали. Потому что сейчас – разгоряченный и яростный, с потемневшими глазами и вишневыми губами – Крис был еще прекрасней, чем холодная мраморная статуя вначале. Путаясь пальцами в пуговицах и складках, Себастьян быстро скинул одежду и прямо на пол встал на четвереньки, опуская голову и тяжело дыша. Крис только легко коснулся его, вложив прохладные пальцы между ягодиц, от чего в животе резко дернуло судорогой. Зашуршала ткань, накрывая Себастьяна по самые лопатки, и Крис вошел по оставшейся слюне сразу целиком, выбивая судорожный всхлип. Себастьян непроизвольно дернулся, но Крис рывком удержал его на месте, еще плотнее насаживая на член. Выгнул к себе за плечи, прижался щекой к щеке и зашептал горячо, смазывая по коже вишневым следом, медленно и глубоко двигаясь, вытрахивая, выворачивая наизнанку. Себастьян не разбирал слов, он просто запрокинул голову и жмурился, вздрагивая в такт толчкам, стонал, когда мягкие от помады губы скользили по горлу, когда зубы прихватывали кожу под ухом, а мокрый язык оставлял холодящие дорожки, от которых мурашки пробегали по хребту… Себастьян даже не понял, в какой момент он кончил, – бесконечное движение и пряный запах духов закружили голову, на какое-то мгновение свет померк, и ладонь Криса прижалась к животу, а член внутри ударился особенно сильно и сладко. А потом он уже лежал на животе, и рядом лежал Крис с закрытыми глазами. Через силу Себастьян перевернулся, поправил на Крисе платье и лег рядом, обнимая и утыкаясь лицом в шею. – Что ты говорил? – через несколько минут спросил Крис. Голос у него был хриплый и тихий. – Ты что-то бормотал постоянно, а я не разобрал ни слова. – Не помню, – выдохнул Себастьян и коснулся губами его шеи, бьющейся прямо подо ртом артерии. – Ты тоже что-то говорил, но я ничего не слышал. – Исповедовался, наверное, – хмыкнул Крис, и Себастьян улыбнулся, еще раз целуя соленую кожу, быстро касаясь языком. – В чем? – В том, что скрывал… это. Себастьян приподнялся на локте, заглядывая ему в лицо. – Если ты скажешь, что был таким с кем-то еще, я из ревности подсыплю ему яда. – А мне что, передушить всех девчонок, которым ты давал себя трахнуть? Рассмеявшись, Себастьян улегся обратно, снова обнимая и закидывая ногу Крису на бедра. – Ты – моя самая лучшая девчонка, – сказал он довольно. – Самая красивая. Крис скептически, но польщено хмыкнул и обнял его одной рукой. – Но самая плоская, – добавил Себастьян и поцеловал Криса в подбородок. – Впрочем, это тебя не портит… Только я так и не понял, к чему это все было про дискриминацию и выбор. Такие фетиши, они тоже или есть, или нет, сильно не повыбираешь. Крис снова хмыкнул, закрывая глаза, и Себастьян пихнул его в бок, чтобы не засыпал. – Я ни с кем больше этого не делал, – сказал наконец Крис, так и не открыв глаз. – Я вообще, знаешь… всегда выбирал другие вещи. До тебя. Себастьян помолчал, с нежностью его разглядывая. – Мне кажется, дело тут не в выборе, – все-таки сказал он негромко. – Это просто приходит, само. Ты можешь выбирать только одно: сопротивляться этому или нет. – Я сопротивлялся. – Больше так не делай. Крис рассмеялся, притискивая его к себе, и поцеловал в улыбающиеся губы. – Больше не стану.