Без слов.

Его дыхание слишком горячее, оно опаляет кожу, прожигая плоть до костей. Так кажется... Хакуэй жмурится, этим самым пытаясь не позволить себе слабость в таком унизительном виде, как слёзы. Она не напугана. Нет. Нисколько. Просто сердце пропускает нервный стук и слабая дрожь в теле совсем неконтролируема. Не против не видеть его лица, только спиной ощущать сильную грудь, чувствовать сухие и властные губы на своей шее. Рэн жмурится. Эта единственная самозащита, которую она может проявить. Не показывать слабостей. Не показывать саму себя. Хакуэй кусает губы, чувствуя горячие ладони на своей обнажённой груди, что так по-хозяйски проникают в разрез кимоно. Только тихий прерывистый выдох. Это единственное, что ей позволяется... Мягкая ткань скользит по плечу вниз, сильнее обнажая бледную кожу. И грубые губы покрывают оголившуюся часть. Слишком жарко в чужих руках. Слишком явственно ощущается подавляющая власть. И ей не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться. Покориться. Наверное, это слишком походит на сумасшествие, но Хакуэй не против считать себя немного больной. Было бы неплохо, если бы ко всему происходящему было причастно расстройство рассудка. Но руки Коэна так же реальны, как и то, что она первая принцесса империи Коу. Ничего не меняется, ничего не исправляется... У Хакуэй кружится голова и пересыхает во рту, перед глазами всё плывёт, а приятное, но вместе с тем и противное, тепло поднимается в её теле, расплываясь волною, превращаясь в лихорадку. Щёки горят, приятная истома сводит низ живота. Человеческая суть проявляется только в животных инстинктах. Нет ни гордости, ни чести. Только пронизывающие душу ощущения, неподвластные разуму желания. Без слов. Беспрекословное подчинение. И деревянный пол не кажется таким холодным, только через открытое окно слишком яркий лунный свет втекает в комнату. Рэн лежит неподвижно, с обнажённой грудью, слегка раздвинутыми ногами и сжатыми в кулаки ладонями. Лицо Коэна освещается лунным светом, от чего кажется бледным и недовольным. Он не улыбается. Как всегда... Может ли тронуть его губы улыбка хоть когда-нибудь? Его имя застревает где-то в горле и вместо этого из груди вырываются тихие хрипы, поясница выгибается, грудь поднимается выше, к его властным губам. Он целует её душу. Он клеймит её совесть. Без слов... Её глаза широко раскрыты, по вискам вниз стекают крупные капли, губы приоткрыты, а тело поддаётся сильным и грубым движениям. Хакуэй не настолько противно, но и не совсем приятно. Чувства плавно перетекают из одного состояния в другое. Но это не помогает отделаться от мысли, что она предала саму себя. Самое страшное, это когда в конце тело пронзает тысяча иголочек наслаждения и ловя его тяжёлый взгляд, Хакуэй чувствует себя такой грязной и опороченной, что от отчаянья кусает губы, не позволяя этому отчаянью вырваться наружу. Но Рэн научилась не сожалеть, в её жизни было слишком много плохого и так мало хорошего. А ещё у неё остался Хакурю, ради него она вытерпит многое, хоть унижения, хоть предательство самой себя. И Коэн не сможет сломить её волю, как бы он не смотрел. Но они оба понимают, что она любит его, любит неправильной и извращённой любовью человека близкого себе по крови. И Коэну достаточно знать об этой любви, чтобы иметь над ней власть. Хакуэй закрывает глаза и ждёт, когда он покинет её комнату. Без слов. Они уже давно научились понимать друг друга не произнося ни единого звука. Им не нужны слова, ведь самое важное в жизни любого человека произносится без слов... Надо лишь уметь слышать.