Два Великих Волка

Сбегать с Псарни казалось Штефану уже не таким замечательным решением как раньше. Совсем причем. Даже когда он порвал глотку вожаку стаи, собственному отцу, он испытывал в разы больше уверенности в правильности своих действий. Но не сейчас. Второй день его гнали, травили по лесам и пролескам от самого замка едва ли не на границе Восточной Пруссии и Польского Королевства. Как он столько продержался в подобном обличии – это еще хороший вопрос. Серебряные кандалы на руках жгли кожу и не давали на долго обратиться полноценно в волка. Какой это был позор для Вервольфа – улепетывать от собственных братьев на двух ногах и брать передышку на деревьях. И как он вообще до такого докатился? Самый старший, самый бесполезный и самый своевольный сын вожака стаи Псарни Хольгера Майнхэрца ни разу не был похож ни на отца, ни на братьев. Он унаследовал больше от матери, украденной волчицы из восточных племен. Поджарый волк с неравномерным окрасом песочного и каштанового оттенка. Ничуть не похож на золотистых и пепельных массивных братьев. Которые, кстати, уступали ему в скорости значительно, чему он был сейчас несказанно рад! Зато были сильнее в ближнем бою. Так что приходилось бежать и радоваться своей скорости, а так же молить Фенрира, чтобы не подвели ноги и он не споткнулся о какую–нибудь корягу в самый неподходящий момент. Иначе все будет зря. Иначе у стаи появится новый вожак. Пока, по традиции, он был тем самым новым вожаком, но не признанным. Только тот, кто убил предыдущего главу, имел право стать во главе стаи. Никак иначе. Даже в таком случае, как сейчас, стая не могла быть управляемой, ведь тот, кому они подчинятся, сейчас не с ними, но и не убит. Несмотря на инстинкты, Псарня свободолюбивого волчонка не приняла ни разу совершенно, так что теперь была травля с целью определения нового вожака. К концу второго дня травли Штефан с трудом фокусировал взгляд, едва дышал, но старался не сбавлять скорости. Все, чего ему сейчас хотелось, так это упасть и не дышать. Остановиться, чтобы грудь так не разрывало от нехватки воздуха, чтобы так не саднило в боку от долгого бега… Вокруг были уже совершенно незнакомые леса, но его волчья суть с каждым шагом радовался все больше, едва ли не восторженно повизгивая. Странно. В какой–то момент Майнхэрц почувствовал, что пересек чужую территорию. Нет, конечно, они и раньше пробегали по чужим землям, но там запах стай был не таким явным, а здесь – перехватило и так сбитое дыхание и будто окутало этим сильным запахом, но отнюдь не резким, как у Псарни. В нем было что–то родное, что–то свое, совсем свое. Появилась какая–то уверенность и надежда. А еще прилив сил. И Штефан ускорился. За спиной раздался злобный лай братьев, что гнались за ним. Оглянувшись на мгновение, он только хмыкнул. Из восьми преследовавших его волков и двух Егерей, вырожденцев племени, неспособных принимать вид волка, остались только трое самых крупных и свирепых с золотистой шкуркой. Самые сильные. Гордость предыдущего вожака. Остальных, видимо, остановил запах. – Помогите… – тихонько прошептал Штефан, даже не зная толком, зачем он это делает и к кому обращается. – Что, зря я промчался столько миль, убил собственного отца, загрыз вампирьего сына… «Мы уже почти рядом с тобою, брат…» Так отчетливо голосов в своей голове молодой волк не слышал никогда. В теории, так демонстрируется братское единство. Когда волки одной крови, родственные духом обмениваются мыслями на расстоянии. Ценнейшее умение чистокровных. На Псарне голос Хольгера слышали все до единого волки, кроме Штефана. Он не подчинялся отцу и только в моменты самой ослепительной ярости матерого волка мог слышать отдаленный его шепот. А сейчас… Сейчас он даже чувствовал дыхание тех волков, что окружали его бывших братьев, как мягко прогибается земля под их бесшумными шагами, как ветер бодряще цепляет шерсть на морде и ушах. И еще Майнхэрц был уверен, что волки Псарни даже не замечают, как их окружают пять легких черных теней. Четверо обычных волков с двух сторон и один в хвосте – самый сильный из них. Тот, кто обращался к нему. Излишне упиваясь ощущением связи с другими волками, Штефан, который все еще был в человеческом подобии, очень неудачно перецепился через корягу на этой заболоченной почве странного юго–восточного леса и, в конце концов, упал. Но абсолютно не растерялся. Тут же перевернувшись на спину, он ухватил руками жгущуюся серебряную цепь между кандалами и приготовился защищаться. Один из братьев было прыгнул на него, открыв пасть и приготовившись уже вцепиться в глотку, как одна из тех самых теней сшибла его в бок. Точно такая же участь постигла и двух других. Вот только если на этого накинулся только один местный оборотень, то двух других грызли и рвали по двое более мелких. Тот самый волк, что был в хвосте, в несколько укусов порвал глотку осмелившемуся прыгать на Штефана. Поджарый, высокий, с изящными, но крепкими, длинными лапами, которые были хороши как для бега, так и для драки, с густой каштановой шерстью на загривке и спине, которая более светлым пятном выделялась на его черной шкуре. Волк с окровавленной пастью обернулся и посмотрел на изумленно таращащегося на него Штефана. Черные глаза с яркой алой окантовкой блеснули в полумраке опускающихся на лес сумерек. Плавно он трансформировался в человека, заставив Майнхэрца восхищенно ахнуть. Сделать трансформацию плавным перетеканием из одной формы в другую, а не адски больной мукой, умели только высшие Альфы, которые в Европе считались вымершими. Поднявшись в полный рост над телом поверженного врага, этот воитель поправил волчью шкуру, что осталась накидкой после трансформации и единственной одеждой на обнаженном теле, и подошел ко все еще изумленно пялящемуся Штефану. – Ты средь своих братьев, Яросвит… Пока солнце на небе, пока месяц среди звезд, пока волки поют пусть тебе даруют свое благословение Два Великих Волка!– ударив себя кулаком в грудь, он чуть кивнул. – Вставай, брат… Ходьмо домой! Молодой волк даже не понял, на каком языке к нему обратились, но прочувствовал, что да, теперь он в полной безопасности, что ем тут рады! Вот только силы после такого перегона его покидали слишком стремительно, а еще и эти чертовы кандалы! Серебро… Подняв руки, что цепь хлестнула и обожгла локти и плечи, Штефан потянулся к своему спасителю. И не так важно, что выглядел он абсолютно неприглядно в рванных кожаных штанах и оставшейся только кружевными манжетами под оковами рубахе. Прикосновение. Ему нужно было прикосновение, чтобы напитаться этим запахом, лучше которого он не чувствовал в этой жизни. *** Когда Штефан открыл глаза, он понял, что позорно капитулировал в обморок. Правда, перед этим он не менее позорно уткнулся носом в грудь собственного спасителя и начал тереться мордой… кхм, лицом, он был в человеческом виде, только чтобы почувствовать этот потрясающий запах, перетянуть на себя, нанюхаться вдоволь. Сейчас же он явно чувствовал, что тело покрыто шерстью и он снова волк. Приятное чувство, тем более, что под шерстью не видно, как заалели щеки. Слава Фенриру, волки не краснеют. Но и не слышат голоса тех вожаков, которым не присягали на верность и не пили одну воду. Судя по попадающей в поле зрения части комнаты, находился он в самой простой избушке, которые они иногда встречали в далеких селах, куда Псарню гоняли за людьми на ужин вампиру–хозяину. Деревня значит… вышитые рушники, травы по углам и над дверью… что за допотопные суеверия?! А еще на нем точно теплая медвежья выделанная шкура. В голове звучал очень приятный голос, который напевал абсолютно незнакомую песню. Мелодия была плавная и мягкая, как плеск ручья. «Чом твої очі сяють тим чаром, Що то запалює серце пожаром? Ох, тії очі темніші ночі, Хто в них задивиться, й сонця не хоче! І чом твій усміх – для мене скрута, Серце бентежить, як буря люта?» Наверное, что–то народное. Только откуда? Явно же, что не ушами слышно, явно. – Прокинулся уже? – и снова голос! Штефан подскочил было на все четыре лапы, но тут же рухнул обратно – не держали они его совершенно. А вот вопрос после такого мелодичного пения выбивал из колеи напрочь. Он тут же замотал головой в поисках говорившего. – Ау… – только тихонько пискнул волк и закрыл песочную морду лапами с каштановыми «носками». – Та бачу, что прокинулся. Как спалось тебе на новому месте? Твои кандалы я порвал еще там – они тебя слабили. Не могу понять, правда, почему… Именно тот самый спасший его оборотень сидел сейчас рядом на табурете с книжкой на коленях и смотрел на него своими потрясающими черными глазами. И улыбался. В груди разлилось приятное теплое чувство. При свете дня и без накинутой на голое тело огромной волчьей шкуры он был куда симпатичнее. А еще запах не забивался ничем и окружал, обволакивал. Итак, волк–спаситель был даже очень красивым: черные слегка удлиненные волосы были чуть обхвачены по лбу вышиваной узкой лентой, на шее тоже болтался шнурок, но развязанный; одет он был в вышитую по вороту, подолу и рукавам сорочку примерно до колена, подвязанную вышиваным же поясом, а так же в простые льняные светлые брюки и постопы, шнурки от которых были вокруг этих самых брюк обвернуты до колена. Типичная такая восточно–славянская морда. – Чего молчишь? – волк, хотя точнее – парень, насторожился и даже отложил книгу на кровать. – А… видно, ты не хочешь розмовлять, пока я не назовусь. Кхм…Я – Ярополк Полуночник, Светозаров сын, следующий вожак нашего племени. А твоё именование я наслышал в твоих воспоминаниях. И не так важно, как тебе кликали волки другого племени, важно токма то, как тебя нарекла наша сестра, что была матерью тебе. «И как же?» – только в голове поинтересовался Штефан. – Яросвит Золотокудрый, Хольгеров сын, – хмыкнул спаситель. Подавившись ехидным комментарием, Штефан вопросительно на него посмотрел, а потом полностью залез под шкуру и медленно начал трансформироваться. Сперва руки, потом морда, грудь и дальше. Высунув уже голову с вихрастой золотой макушкой, а не песочную волчью морду, он осведомился: – Откуда ж ты столько знаешь, а?! Ярополк искренне удивился и даже немного стормозил. Для него все было на столько просто и ясно, что это даже не требовало объяснений, а по сему и не поддавалось пояснению. – Ну, так ж… – только и выдавил спаситель, удивленно хлопая глазами. И вот по его лицу и вообще интонации было понятно, что стормозил тут как раз не он, а Штефан. Точнее – проморгал и вообще проявил себя редкостным кабаном – таким же твердолобым и недалеким. – Что? – Так связь же… – То есть ты воспользовался тем, что ты как сильнейший волк можешь контролировать сознание более слабых, и порылся у меня в голове?! – Майнхэрц воистину негодовал и высунулся из–под шкуры по пояс. – Та ты что! Без дозволения в думки никто не лез! Ты что, еще не уразумел? – тут же замахал на него руками Ярополк. – Нет? Или просто не знаешь? Хм… тогда не мне рассказывать… Лучше тут Дед погутарит. – Я ничего не понял, особенно того, что твои слова звучат на незнакомом языке, но смысл мне ясен… Так… я опять напортачил… Поругался, молодец! А надо было же поблагодарить… – Штефан звучно стукнулся головой об деревянный бортик кровати, на которой лежал. – Тада давай знакомиться как обычные? Ярополк… – Полуночник протянул руку и широко улыбнулся. Просто и очень открыто, абсолютно искренне. Мысленно Штефан отметил, что был бы он самкой – позорно бы уже терся о его колени в волчьем виде. – Будущий вожак племени та стаи Двух Великих Волков, лучший воин. – Штефан Фредерик Майнхэрц, – он пожал поданную руку. – Номинальный вожак стаи Псарни, изгой и выродок по мнению, собственно стаи… Все представления его волновали гораздо меньше того, что же было после той позорной капитуляции… позор же так ластиться к другому самцу, как течная сука! Непринято же, осудительно. Даже в отцовом гареме ни одна не позволяла так вести себя! Ярополк нахмурился. То ли представление ему не понравилось, то ли собственная характеристика… В конечном итоге волк только помотал головой и вздохнул. – Ты еще ничего не розумеешь, жаль. Ничего, ты еще все урозумеешь та научишься. В тебе наша кровь, потому наши законы на тебя распротраняются. Закономерности та традиции так же. А пока – я помогу тебе одеться та пойдемо знакомиться со твоею новою семьей! *** Деревня для Штефана была чем–то весьма странным – никаких религиозных сооружений или храмов в ней он не обнаружил, кроме вырезанной из дерева композиции в самом центре деревни. Высокий мощный столб–идол, изображавший, видимо, верховного бога, и два очень искусно вырезанных волка, которых можно было бы вполне принять за живых, если бы не чуть потрескавшееся от времени и влаги дерево, гордо украшали собой центральное коло деревни, стоя посреди площади. Да и деревня была очень странным и необычным поселением. Невысокие домики были погружены почти до середины в землю, чтобы сверху оставались только окна да сенник под крышей. Деревянная кладка домов была засыпана землей, а крыша покрыта камышом и дерном. Не присмотришься – холмик холмиком! Какой там дом! Похожие жилища располагались кругами от центра поселения и тотема. В первом ряду стояли дома главного знахаря, вожака и членов его семьи, жреца, а так же общественные дома, которые были на два этажа высотой и имели какое–то узкоспециализированное предназначение. Был дом детей, где маленькие поселенцы учились обращаться во вторую форму, а так же искусству врачевания, письма и чтения. Был дом добычи, где трижды в сутки собиралось все племя: утром и вечером для большой трапезы из пойманной накануне дичи, а днем для легкой пищи, состоящей в основном из отваров, компотов и прочих яств, которые готовились из ягод и кореньев. Был дом стариков, где старые волки могли доживать свои дни, не обременяя молодых – от стаи им отдавали пищи достаточно, чтобы они могли прокормиться. Был дом запасов, где для холодной поры заготавливали дичь и другие продукты, которые выторговывали у живущих за лесом крестьян, как то картошка, зерно, лук и еще что по мелочи, щедро оплачивая свои закупки мясом, рыбой и шкурами. А еще был дом помощи, в котором могли попросить приюта другие племена в случае беды. Вот только племя не верило, что еще остались другие представители их народа, которые в свое время могли обращаться не только в волков, но и медведей, рысей, вепрей, оленей, диких коней–тарпанов. Все эти роды разошлись много лет назад по своим поселениям и редко встречались. Иногда около их земель пробегали оборотни других стай, но то были совсем инородцы–европейцы, которые отринули двоякость своей натуры и забывшие учения предков, а оттого и вырожденцы. Единичные случаи были, когда кто–то уходил. За последние несколько веков единственной подобной убылью стала мать Штефана, которую украли на приграничной территории, где молодая и неопытная волчица собирала ягоды. Сейчас племенем правил старик–вождь, который, поговаривали, знавал еще некрещеную Русь и помнит пришествие варягов на кораблях в Киев. Этот старик и был дедом Ярополка. Древний и могущественный Борзомысл. Не смотря на годы и седины, он был воином хоть куда, ведь недаром волки этого племени спокойно живут много–много лет, сохраняя силу духа. Хотя у каждого свой срок. Вот сын его, Святозар, прожил всего две сотни лет и отправился в Небесные Леса. А вот внук древнего вождя оказался наделен той самой кровью вожаков в полной мере. Все это рассказал Штефану сам Ярополк, пока водил его по деревне и все показывал, знакомил с жителями. В простой рубахе, брюках и постопах волк–западник чувствовал себя куда более комфортно, нежели в закрытой и вычурной одежде Псарни. Да и вообще, воздух тут даже был удивительным. И Майнхэрц старался себя убедить, что эта замечательность совсем не от того, что у него есть возможность вдоволь упиваться странным ароматом Ярополка. А еще он заметил странность – в домах все жители ходят просто в одежде, как он сам сейчас, но на улицу не смеют появиться без наброшенной на плечи шкуры волка, которую на шее привязывали тем самым шнурком за специальные петельки. Интересная традиция. Старик–вождь оказался не таким уже и дряхлым, как представлял его Штефан. Высокий, крепкий, явно, что матерый волк. Седые курчавые волосы были завязаны в низкий хвост, который доходил ему до поясницы, а длинные казачьи усы свешивались до груди. Если бы не седина, на вид ему можно было дать не больше лет пятидесяти. Одет он был так же просто, как и его внук, а большая волчья черная шкура с седыми волосками висела у дверей. Что еще порадовало пришлого волка, так это то, что в вожде не было той надменности и чванливости, что была у его отца. Дом его был так же прост – землянка не больше, чем у остальных. Плетеные настилы из камыша покрывали весь пол, а у большой печи лежал толстый тканый ковер, который, видимо, выменяли у живущих за лесом людей. На этом ковре как раз и сидел старый Борзомысл, перебирая травы и раскладывая перед собой. – Приветствую. Да прибудут с тобою Великие Волки, вождь! – Ярополк отвесил поясной поклон, толкнув Штефана. Тот поспешил повторить его слова и действия, но на своем языке, поскольку не знал, как произносить слова на языке этого племени. – Хай боронят тебя Великие Волки, внуче мой. Берите настилы, садитесь передо мною. Что ж, как имя этого молодого брата нашего? – указав на лежащие немного в стороне кучкой подстилки, поинтересовался вождь. – Его спрашивать не буду – я его речень не разумею. – Верна, дочка нашего племени, дала ему имя Яросвит Золотокудрый, Хольгеров сын, – взяв подстилки себе и Штефану, ответил Ярополк. Штефан кивнул в благодарность за подстилку и уселся. Было странно, что Ярополка он понимал, а его деда – нет. Точнее, не так четко и доступно. – Он был посвяченый за обычаями того племени? – Нет. Он убив родного батьку, волка, что украл Верну та довел до самоубийства. За обычаем, он – глава того роду, но его не признали, поскольку он не только их дитя. – Его мать успела росповесть про наши обычаи и свойства наших других сущностей? – Нет. За этим я его до тебя и привёл, Дед… Штефан понимал их разговор примерно через слово. Четко он слышал только имена да что–то об инициации. Запах трав, которые он не почуял сразу при входе в землянку, щекотали нос и кружили голову. – Тогда кинь травы в кострище. Он уже нанюхался волчьего дурману… – старик усмехнулся и подвинул к Ярополку пучок душистой травы. Тот в ответ на это кивнул, взял траву в руки и, быстро вскочив на ноги, подошел к печи. Кинув пучок в огонь, он взял маленькую деревянную дощечку и начал ею гнать дым в сторону вождя и Штефана. Результат себя долго ждать не заставил и молодой волк провалился в тяжелый наркотический дурман, рухнув лицом в ковер. – От что значить, токма половина… Надо её разбурхать до целой… – только и услышал он отдаленно голос. Дальше была темнота. *** В кромешной темноте Майнхэрц чувствовал себя абсолютно спокойно и мирно. Полное душевное равновесие. Он знал, что эта земля всегда ему поможет и его укроет. И что те, кто рядом, защитят и подадут руку помощи. Приятное чувство. Он никогда не ощущал этого на Псарне. В кромешной темноте он услышал голос. Это был Ярополк. Говорил он с ним на понятном языке, но не на том, что раньше. Воспринималась речь так же, как привычный ему немецкий. – С древнейших времен в этих лесах поклонялись зверям и духам. Медведям, рысям, оленям, волкам и многим другим. Силу черпали люди из этой веры. Наше племя – самое старое из всех. Поклоняемся мы Двум Великим Волкам. В тех северных краях, откуда родом ты, их описывают как сопровождающих Одина. К нам же они пришли на заре веков. Они обращались в сильных и красивых молодых братьев, которым не было равных во всей округе. И, естественно, все девушки хотели рожать потомство от них, а не от местных. В скором времени приплод принесли все женщины племени. Только не дети это были, а волчата, щенки. Двое братьев–волков за этим наблюдали с высоты своего положения божеств. Дети росли. В скором времени они научились обращаться в людей, сбрасывая шкурки и оставляя их на плечах. Тогда маленькие волки выбили всех мужчин другого племени, а матерей пообещали прокормить, защищать и не давать никому в обиду. Они ходили на охоту с Двумя Великими, приносили дичь женщинам, что ждали их в поселении. Великие учили их мастерству знахарства, охоты и рунам. Женщины были в их полном распоряжении. Великие же и возвели первый городок, оградив его земляными валами, поставив частоколы из дерна и устроив теплые землянки, в которых было прохладно летом и тепло зимой, когда хоть пару бревен тлело в печи. За время пребывания древних прародителей в племени успело родиться и вырасти десять поколений волчат. Завещав, чтобы они развивались и расширяли вои земли, а так же брали в племя жен других родов, но не брали мужей, Великие обратились волками и ушли обратно на небо. Мы же до сих пор живем по их законам. Так же есть ряд неписаных правил нашей натуры. Ярило не любит, если мы выходим без шкур под его лучи. Так тоже говорили Великие. По их же завету мы ищем свою истинную пару. Запах пары всегда непередаваемо прекрасен, мысли слышишь равно как свои, будьте даже вы разделены морями и землями. Пара – это единая душа на два тела. Пару можно ждать всю жизнь и не найти, так бывает. Но коли нашел, то надо закрепить связь до третьего полнолуния. Иначе пара может погибнуть. Не знаю я исключений – все успевали. Еще есть вечный завет – волк обязан слушаться вождя, заботиться о слабых племени и помнить, что все мы дети Великих Волков, одна у нас кровь, проливать ее – зло и непростительный грех, за который отбирается шкура. А именно она дает нам жизненные силы, принимает на себя наши раны. Лишишься шкуры – лучше убей себя сразу. Мучительна жизнь без нее. Много веков назад мы были в союзе с другими племенами – медведей, рысей, лис, оленей, белок и птиц. Кто выжил из них за эти годы – мы не знаем. Но тогда, века и века назад, мы воевали так отчаянно и жестоко, что в ужасе бежали от нас враги, даже самые сильные. Звался наш народ собирательно Невры. А страну называли Невридой пришлые люди, что с миром шли в ниши поселения. У каждого племени была своя сила и свои дружественные лесные духи. Наше племя славится Воскрешением – мы можем поднять мертвых из могил и обратить их гнев на врагов наших. Только дар этот передавался в семье главного жреца многие поколения, но украли его единственную кровиночку. Как понимаешь, это была твоя мать. Твое возвращение в стаю для нас радостно тем, что вернулась кровь колдунов. Это все, что я мог тебе сказать… Разве что еще то, что ты должен выбраться сам из темноты. Тогда считается, что инициацию ты прошел. После этих слов Ярополка в голову Штефана влилось неимоверное количество информации. Казалось. Отрывками он слышал голос матери, которая рассказывала что–то, чему–то учила. Еще множество голосов. И нова масса информации. От этого голова разрывалась и хотелось орать. Надо было выбираться отсюда. Надо было открыть глаза… но это было слишком сложно. Приложив усилия, Штефан все же смог это сделать. Открыв глаза, он обнаружил себя лежащим на лавке в уголке избушки вождя. Рядом сидел взволнованный Ярополк, у которого на лице было написано все, что он успел себе передумать. – Мне снилась какая–то чертовщина, закрыв лицо руками, пробурчал Майнхэрц. – Ну и на сколько меня укурили эти травки? – Три дня, – взволнованно ответил без малого вождь. – Сколько?! – Ты очень быстро выбрался, – кивнул Ярополк. – Ты сильный. – Ага… а еще некромант с какого–то перепугу… – Штефан фыркнул. – Кто? – недоумевающее изогнул брови местный оборотень. – Мертвых поднимаю. Ты же мне сам это рассказывал… – цыкнул юноша. – Мне приятно, что ты слышал во время просвещения мой голос, но это рассказывал тебе не я, а твоя кровь. – У меня от информации сейчас взорвется голова. Стоп… Твоя речь… Ты говоришь на понятном мне языке! – Штефан аж сел от удивления, но тут же ухватился рукой за стену, так у него закружилась голова. – Нет, это просто ты стал говорить на моем языке. Твоя кровь дала тебе возможность разбудить эти знания, – Ярополк только что не светился от радости. – И то дело, что я хоть понимаю всех… – Майнхэрц улегся на лавку обратно. – Но столько информации… это сложно. И я абсолютно не понимаю, что значит быть жрецом. А эта информация в крови есть. И кровь со мной говорит даже сейчас. Трудно. Как же это трудно. Ярополк положил ему руку на плечо и сочувствующе улыбнулся. У Штефана снова закружилась голова, но в этот раз от запаха сидящего рядом волка. Такое впечатление складывалось, что этот хитрый оборотень натирался тем самым волчьим дурманом, только чтобы морочить ему несчастному голову. И Майнхэрц сам не заметил, что пробормотал это вслух. – Для меня ты пахнешь точно так же, но это не повод списывать это на травы, – как–то обиженно фыркнул Ярополк. – Полежи, пока придешь в себя. Еще раз фыркнув, будто ему воды на нос налили, волк накинул на плечи шкуру и вышел из хаты. Штефан точно понял, что снова где–то наглупил, что–то пропустил и наверняка умудрился обидеть Ярополка. Но голова так нещадно гудела от новых знаний, что хотелось как минимум сдохнуть. *** После пробуждения крови с каждым днем, проведенным в стае Двух Великих Волков, Штефан все меньше чувствовал имя данное Псарней и с большим откликом реагировал на имя, которое дала ему мать. Он сидел в доме детей и на нюх разучивал травы и коренья, наблюдал за тем, как другие волки ведут хозяйство, как проходит их день, а, главное, он старался внимательнее всех наблюдать за нынешним жрецом. Цукан был пусть и не самым сильным и молодым, но великолепно знал все, что положено: читал руны, вел летопись, изучал древние книги, в теории мог объяснить любое колдовство, даже то, которое было ему не по силам из–за слабой крови. Главной его силой была мудрость. У него Штефан просиживал часами, выведывая все, что тот знал о некромантии. Цукан радовался безмерно и готовил пришлого волка себе достойной сменой. Еще они изучали руны. Старые и странные, которые отличались от немецкого языка, который знал Майнхерц. Тем не менее, давались они подозрительно легко и просто. Еще старый жрец рассказал ученику большой секрет, который положено было знать только жрецам да знахарям. У племени было две силы – оживление мертвых у жрецов и управление духами природы у вождей. Но этой силой не пользовались так давно, что даже никто не знал, осталась ли она ещё у старого вождя. В том, что она точно есть у Ярополка, Цукан не сомневался. С самим будущим вождем Штефан при этом обучении общался мало. С головой он уходил в новые знания, которые осваивал с невероятной скоростью. Меньше чем за месяц он выучил руны и перечитал все книги в землянке жреца, которые только можно. Не тронутой осталась одна лишь Летопись, поскольку старик запретил. После обучения науке трав и мудрости в доме детей и у жреца, Штефан решил научиться искусству охоты. Все же, в племени к тому времени он уже прожил месяц, и дальше было уже как–то совестно тунеядствовать. Подумав, золотистый волк решил, что лучшего учителя, чем Ярополк, он не сыщет. Кстати говоря о Ярополке… Каждый день вечером, когда заканчивал свои дела, он приходил к Штефану, будь тот у себя в домике или у жреца, садился поодаль в уголке и мысленно пел удивительно красивые песни. Говорил, что подслушивал их у людей залесья. Одуряющий запах никуда не девался и очень многих усилий стоило Майнхерцу не плюнуть на занятия и не капитулировать, подползя к Полуночнику и начав тереться об него мордой. Иногда действительно так получалось. Тогда Ярополк смеялся и валил его на пол, дурачась, будто они оба были щенками, и хохоча от души. Цукан часто бранил их за подобные игры, но потом просто махал рукой и бурчал что–то про молодо и зелено. В такие вечера засыпали молодые волки традиционно «кучкой» друг на друге без задних мыслей, продолжая разговоры уже в спящем состоянии по мысленной связи. Штефан понимал, что может означать подобная связь и слегка побаивался такой перспективы. Ярополк это чувствовал, слышал и все чаще ходил смурной. *** – Яр! Постой! – абсолютно фамильярно сократив имя будущего вожака, Майнхерц, поспешил догнать уже стоящего у ворот в лес Ярополка. Штефан, хотя вернее уже говорить Яросвит, выглядел уже куда лучше, чем по прибытии в деревню. Тело окрепло, глаза прояснились, снова став искристо–голубыми, а кудри отросли и теперь доставали до плеч. – Что–то случилось? – тот мгновенно остановился и обернулся, едва успев уклониться от буквально пролетевшего мимо и рисковавшего его сбить растрепанного ученика жреца. – Научи меня охотиться! – пытаясь отдышаться, протарахтел он. Выражение лица Ярополка было красочнее, чем у зайца, узревшего перед собой стаю волков. Помотав головой, он внимательно посмотрел на Штефана. Судя по всему, считал будущий вожак, что жрецу это умение ни к чему… а может и вовсе считал, что такому как Штефан только и сидеть с волчатами да вести хозяйство. – На кой? – только и выдавил Ярополк. – Меня учили охотиться на людей. Как запугать, загнать, подчинить, – вздохнул Яросвит. – Меня не учили охоте на дичь – это считалось постыдным. Псарню кормили мясом вампиры. Мы ели обескровленную человеческую плоть их жертв. Сейчас у меня есть возможность питаться мясом зверей, избавиться от этого жуткого привкуса человечины. Я благодарен за это и хочу быть полезен, тоже носить добычу к общему столу. Яр, ты должен меня понять… Полуночник, смотрел на Золотокудрого и во взгляде его отчетливо читалось, что покусать его за уши он хочет даже больше, чем обернуться и задрать где–то в чаще оленя. – Хорошо, пошли. Но учти. Ты будешь слушаться меня беспрекословно. Охотиться будем на зайцев. Дичь крупнее тебя, неопытного, затопчет, – скрепя сердце, выдохнул Ярополк. Яросвит же улыбался от уха до уха так, что будь он в волчьей форме, то хвост бы крутился пропеллером. Будущий вожак только махнул на него рукой и вручил мешок для дичи, который держал в руках. *** «Левее!» – рявкнул по мысленной связи Ярополк. «Знаю!» – прорычал ему в ответ Яросвит. Второй час к ряду они загоняли очумевшего от бега зайца уже из принципа, хотя все начиналось со спортивного интереса. Проклятый русак явно продал своему заячьему дьяволу душу за пару лишних лошадиных сил и мчался так, будто хотел развить скорость велосипеда. Погоня по болотным кочкам, между вековыми соснами и колючими кустарниками будоражила кровь, которая стучала в висках. Тело требовало предыха после длительной лети и столь внезапного пробега. Заяц тоже уставал, сбавляя скорость. В конце концов, Яросвит сделал резкий прыжок вперёд и сжал мощными челюстями тонкую заячью шейку. Зверек жалобно пискнул и отправился в мир иной на клеверные поля. Штефан же таки споткнулся и пролетел кубарем по земле через кусты, выкатившись к поросшим мхом поваленным деревьям. Именно благодаря мху падение было мягким. Довольный, как слон после купания, Золотокудрый лежал в волчьем подобии на спине, крепко сжимая в зубах зайца и поджав лапы к брюху. На песочной морде было довольнейшее выражение. «Да–а–а–а!» – проурчал он по мысленной связи. Ярополк вылетел через кусты, неловко налетев на разлегшегося на бревнышках Яросвита. Тот тявкнул и выпустил из зубов дохлого зайца. Черно–каштановый волк перепугано смотрел на золотисто–песочного, который лежал все с такой же блаженной мордой. «Поймал», – мысленно передал Штефан. «Ты мог сломать шею, самоубийца несчастный!» – зарычал Полуночник и не больно, но поучительно, тяпнул его за ухо. «Но не сломал!» – фыркнул Золотокудрый. Ярополк зарычал и плавно обратился в человека. Из–под волчьей головы на шкуре сверкнули еще красноватые глаза. Будущий вождь был зол. Он тяжело дышал после бега, а еще мысленно костерил Майнхерца всеми ласковыми за дурацкое поведение. Взяв крепкой рукой его за шкирку и подняв над землей как кошку, он трухнул его хорошенько. – Яросвит, ты должен понять, что теперь ты в стае и твоя жизнь не только твоя! На это Яросвит тоже практически так же плавно перетек в человеческую форму, но пока без шкуры на плечах, и остался полностью нагим. Рука Полуночника крепко держала его за волосы, да и был он сам по себе выше более широкоплечего Золотокудрого. – Моя жизнь всегда была не моя, и я не мог распоряжаться ею! Я никогда не мог делать то, что хотел, охотиться, на кого хотел… Ты же должен понимать, что значит чувствовать свободу! – тыкая пальцем в грудь Ярополку, прорычал Штефан. – Я это ощущаю, но это не повод, чтобы убиться! – отпустив загривок, тот перехватил его за плечи. – Я же с ума сойду, если прервется связь! На это Яросвит только тихо рыкнул и отвел взгляд. Мысленно попросив Великих Волков даровать им разума и терпения, Ярополк чуть наклонился и поцеловал его. Пречем этот поцелуй должен был быть пояснением, почему Штефан – идиот, а еще как с этим бороться. Судя по тому, что на поцелуй вредный западный волк ответил, упираться связи он больше не собирался. *** В поселение они вернулись уже затемно, пропусти и обед, и ужин. В мешке сиротливо валялся тот самый единственный пойманный заяц. С таким «уловом» на глаза поварам и кладовщикам было появляться стыдно. Так что закрывшись в домике Ярополка и обернувшись волками, несчастного косого они сжевали вместе. Утром, естественно, оба «охотника» схлопотали нагоняй и от рассерженного Цукана, и от Борзомысла. Пригрозив, что за подобные задерживания в лесу до ночи без предупреждения их лишат права охотиться, вождь отпустил обоих виновато опустивших голову волков на попечение к жрецу. Тот взял посох и погнал их на болота, где, как он знал, было много мертвецов. – Яросвит! Кабан ты необразованный! – уже на пункте назначения костерил Золотокудрого Цукан. – Я тебе сказал кого поднять из мертвых!? Волка! А ты кого вытащил?! Белку! Седой и одетый в длинный до пола балахон с пестрым поясом жрец чертами лица скорее напоминал ворона. Жил он не так и давно, как могло показаться. Много лет назад, когда седина еще не так выбелила его волосы, он был помолвлен с Верной, до того, как ее украли. Сейчас же он был внешне очень стар, зато все еще при здравом уме и скверном характере. Ярополк в сторонке ухохатывался, пугая призванных им маленьких болотных огоньков, а Штефан недовольно смотрел на учителя и гладил по грязной шерстке только что воскрешенную белку. Так уж вышло, на их глазах беспечная прыгунья соскользнула с ветки и упала в трясину. – Но она же тоже живое существо и заслуживает права на жизнь! – Она свое право пропрыгала! – рыкнул на него учители и выкинул зверька обратно в болото. Хитрый зверек вывернулся в полете и вцепился в дерево. – Вот паскуда! Ярополк продолжал хохотать еще громче, да и духи вторили ему тихим мягким смехом–перезвоном. Цукан продолжал ругаться. Штефан продолжал молча кипеть от упреков жреца, а после… – Да хватит уже! – не выдержал Яросвит и топнул ногой. Из болотной топи, из земли и из полу засыпанных волчьих нор начали вылезать мертвые звери и, временами, странные скелеты в доспехах. Он выкапывались и вытраивались вдоль кромки воды шеренгами. – Твою ж… - только и выдал Золотокудрый. – Не приведите Великие Волки сражаться против такого… – несколько нервно пробурчал Ярополк, который замер в сторонке. – Зато представь, что с такой силой я запросто смогу добить и Барона! – Яросвит радостно расхохотался. Он был до неприличного счастлив, а еще внезапно почувствовал, что силу он уже не контролирует. Из земли полезли все новые и новые мертвецы – иссохшиеся до костей, еще обремененные плотью или более свежие, которые еще могли подобрать выпадающие внутренности. – Яросвит! – кинулся к нему Полуночник. – Паршиво дело.... – Штефан еле стоял на ногах и по бледности готов был сравниться с собственной рубахой. Цукан недоверчиво рычал, забравшись на небольшой пригорок, но все еще не обращаясь в волка. Посохом он отбивал головы особо настырным неупокоенным. Оперевшись на Ярополка, Золотокудрый хорошенько собрался с силами и рявкнул во весь голос: – А ну назад, паскуды! Мертвецы замерли на месте, а потом развернулись и ушли обратно в болото. Штефан же грохнулся в обморок. Полуночник успел его поймать и поднять на руки. Жрец был перепуган до крайней степени и совсем не хотел спускаться с холмика. – Я все понимаю, но такой силы призыва на первой попытке даже у Верны не было, а она была одной из самых одаренных. Другое дело, что на том куске леса тогда не нашлось ни одного покойника, – хмыкнув, Цукан слез и подошел к юношам. – Тебе надо дозваться до него по связи. Поскольку сил он потратил очень много и ему необходимо восстановиться. Ярополк кивнул и, держа Штефана на руках, направился обратно в деревню. Воскрешенная первой белка спрыгнула с дерева на грудь Яросвиту и зашипела на попытку ее прогнать. Махнув на наглую зверюгу, жрец и будущий вождь медленно начали пробираться по кочкам. *** Штефан неделю валялся в беспамятстве после этого случая. Цукан с Борзомыслом долго выхаживали некроманта–недоучку, который так безрассудно выплеснул с эмоциями свою энергию. Ярополк сидел рядом с ним все это время и пытался дозваться до него по мысленной связи. Яросвит отвечал слабо, но отвечал, что не могло не радовать Полуночника. Тем временем на Псарне оправились более менее от потери вожака, а Барон, старый вампир и хозяин стаи, более менее смог контролировать свои припадки ярости. Тогда он не убил этого паршивого волчонка только по тому, что был не в замке и узнал обо всем случившемся слишком поздно. Вампир, которого загрыз перед побегом Штефан, был родным сыном Барона, которого тот воспитывал еще при жизни и позже обратил так же в вампира. Отвратительный, самовлюбленный и ни на что, кроме праздных увеселений негодный юноша любил часто притащить к себе в спальню симпатичного волка с Псарни и долго и унизительно над ним издевался. Штефан такого не стерпел и загрыз самодура. После гордеца притащили уже в кандалах на суд к вожаку Псарни, которого до сих пор взбешенный Майнхерц и загрыз там же, оглушив хорошенько серебряной цепью. Когда Барон вернулся из Берлина, куда ездил по делам поместья, и узнал обо всем случившемся, то был в неописуемой ярости. Не дав и пискнуть, он разорвал на части сообщивших ему это волков, а после на долго закрылся в башне. Едва гнев перестал быть обжигающим и стал ледяной яростью, он спустился на Псарню, собрал всех волков и волчиц и отправился свершать праведную месть. Добрались до лесов, где скрылся Штефан, они за три дня, щадя силы и не срываясь на самый быстрый бег. Леса дышали старой магией. От этой древней силы у Барона зашевелились волосы на голове, а волки Псари жалобно заскулили и попытались отползти назад, что у них абсолютно не вышло. – Стоять, сучьи дети! – рявкнул Барон. Сейчас вся его фигура приобрела какую–то демоническую ауру, и он казался живой горой, хотя сам по себе был не таким уже и крепким на вид седовласым мужчиной с неприятными орлиными чертами лица. – Вперед! Выкурим этого урода! *** – Вождь, да прибудет с тобой мудрость Великих Волков! Беда пришла! Не снимая шкуры в землянку вождя влетел Остромысл, дежурный волк с северной границы. Он был потрепан и очень взволнован. Борзомысл, который как раз сидел на ковре с едва пришедшим в себя Яросвитом и Ярополком, поднял на него недовольный и хмурый взгляд. – Да что у тебя уже случилось?! – без традиционного приветствия рявкнул вождь. – На границе вампир и стая оборотней. Голов пятьдесят. Зайти пытаются, но пока их держат еще заклятия. Больше годины не продержатся. Нужно на опережение! – затарахтел в привычной манере дозорный. – Вампир?! – Яросвит аж подскочил с ковра, на котором лежал под одеялом. – Это Барон! Это Псарня! Это за мной! Дайте мне сражаться! Я хочу быть полезным! – Умолкни! – Полуночник уложил его обратно. – Ты и встать не можешь самостоятельно, так что лежи и не дергайся! – Пойдем мы со жрецом и дюжина добровольцев, – прорычал Борзомысл. – Ярополк и самые сильные волки останутся ждать в деревне и защищать женщин и щенков. Это последнее слово. Остромысл тут же кивнул и побежал собирать добровольцев. Вождь же встал, подошел к печи и снял с нее плоский славянский меч. Проверив лезвие на остроту, он удовлетворенно кивнул. – Барон очень силен. А сейчас еще и зол... – хрипло предупредил его Яросвит. – Я же задрал его сына. И верного ему главу Псарни, своего отца. Теперь стая в смятении, может отвернуться от него и последовать за мной и своими инстинктами. – Будь что будет, – пожал плечами Борзомысл. – Ярополк... если наблюдатель принесет дурные вести, ты знаешь, где ожерелье вождя. Ох чую я, последний это будет бой Борзомысла Хутколапого! Ярополк понурил голову так, что Золотокудрый представил, что если у него была бы волчья форма, то сидел бы он с опущенными ушами.Общая атмосфера была траурной и похоронной, давила так, что дышать было трудно. Вождя, жреца и дюжину добровольцев провожали с почестями всей деревней и молили великих волков помочь им в этом бою. И только Яросвит смотрел им в след и понимал, не вернутся. *** Спустя часа два после ухода отряда из–за частокола полетели отрубленные головы вышедших на встречу Барону и Псарне. В селении поднялся тоскливый обреченный вой. Естественно, на шум выбежал Ярополк и медленно вышел Яросвит. Человеческие головы живописно лежали перед воротами, а под ними растекались небольшие лужи крови. – Если вы не выдадите нам этого выродка Майнхерца, то мы сожжем вашу деревню и вырежем всех! – раздался рокочущий голос Барона. – Я пойду… – Золотокудрый оперся на плечо теперь уже нового вожака. – Я – часть стаи. Помнишь, ты сам говорил? Так что уж прости, но я должен выступить, чтобы спасти остальных. – Только посмей! – прорычал Полуночник. – Ты – моя пара, кабанья твоя голова! Ты хочешь окончательно обезглавить стаю, если следом за тобой умру и я от разрыва связи?! – Я не позволю тебе умирать, – Яросвит очень коварно усмехнулся и резко надавил Ярополку на точку на стыке шеи и плеча. Тот мгновенно рухнул, потеряв сознание. Дальше у ставшего жрецом волка уже был план действий. – Дитя! – позвал он пробегавшего мимо парнишку лет десяти. – Позови кого–то из воинов, чтобы занесли Полуночника в землянку и довели после меня к дому жреца. Мальчишка кивнул и убежал к караульным. Те не заставили долго себя ждать. Двое волков подошли к землянке вожака практически сразу. Один поднял на руки Ярополка и отнес его внутрь, а второй таким же образом доправил Яросвита до дома жреца. Там юный некромант выбрал один из посохов, нарядился в белый балахон с длинными расшитыми рунами рукавами и красным вышиваным поясом, подвязал волосы лентой с нашитыми на ней оберегами. Закончив облачение, он медленно вышел и направился к главным воротам, за которыми стояли сейчас Псарня и Барон. Оживленная им белка по крышам догнала своего хозяина и спрыгнула на плечо, лапками проведя по золотистым волосам, будто бы пыталась сказать «Хозяин, я с тобой!» – Откройте, – тяжело дыша, приказал страже Яросвит. Те вынуждены были послушаться. По ту сторону зрелище оказалось более грозным, нежели ожидал новоявленный жрец. Пасти у песочных и серых волков были в крови, настрой был свирепым. Хотя их знатно поубавилось после схватки с волками племени. Так что вместо пяти десятков его ждали всего две дюжины. Барон стоял впереди всех и опирался на меч, который принадлежал погибшему Борзомыслу. Яросвит от этого рассвирепел и окончательно утвердился в той мысли, что просто сдаться бессмысленно. Все равно они убьют всех. Так что, почему не попытаться. – Ну и что же? Крепко вам намяли бока в Невриде? – Золотокудрый зло усмехнулся. – Майнхер–р–р–р–рц! – прорычал Барон. – Ты осужден на смерть за убийство моего сына. То, что ты до сих пор жив, только признак тупости и нерасторопности твоих братьев! – Не братья они мне, – зло отрезал жрец. – И не мое ты называешь имя. Я – Яросвит Золотокудрый, Хольгеров сын, жрец племени Двух Великих Волков. А еще, я тот, кто убьет тебя! Барон на это заявление только рассмеялся. Волки Псарни же залаяли. Но Яросвит от своих слов не отказывался, хотя и готов был рухнуть с ног. Во время разговора он медленно и старательно собирал все силы в навершие посоха. Когда же древесина от этой энергии засветилась, он поднял его над головой. – Да будьте же вы прокляты и станьте частью моей армии! С гулким стуком он опустил посох на землю. Болотистая почва Полесских лесов от такого загудела и задрожала. Волки псарни заскулили, прижимая уши к голове, а Барон начал оглядываться по сторонам, пытаясь найти источник шума и вибрации. Жители племени вывалили на крепостные стены, чтобы посмотреть, что же там творится. А посмотреть было на что. Рядами из трясины поднялись сперва копья, потом навершия шлемов, а после – целые скифские конные и пешие отряды. Другие мертвые звери откапывались прямо под ногами у Псарни и Барона. Несколько неопознанных копейщиков, которые представляли из себя, как и скифы, только скелеты при оружии и в доспехах, выскочили прямо под волками, насадив их на свои копья. Волки хрипели, обливаясь кровью, которая хлестала из пасти, а воины безжалостно вырывали из них оружие с зацепившимися на остриях кишками. Из чащи вышли полуразложившиеся волки и медведи, которые воняли смертью и гнилым мясом, заставляя Псарню чихать и морщиться, теряя ориентацию в пространстве. – Уничтожить… – шёпотом отдал приказ Яросвит. Нежить будто только этого и ждала. Бесчисленное множество скелетов в доспехах, погнивших зверей, людей, а так же уже едва ли не разваливающихся на части мертвецов, что волокли внутренности по земле за собой, со всех сторон набросились на четверть сотни противников. Как не метал огнем и заклятиями Барон, как не старались рвать мощными челюстями и драть сильными лапами трупы волки, все было бессмысленно – нежить убить нельзя, а любой погибший моментально переходил на их сторону. Волкам Псарни вспарывали брюха акинаками, их садили на длинные польские копья, полосовали плоскими славянскими мечами и грубыми рыцарскими двуручниками. Двух единоутробных младших братьев Яросвита, что были целиком и полностью на стороне вампира, разорвали напополам огромные медведи, тут же лапами вытаскивая нутро, проламывая головы за вкусными мозгами и пожирая. Барона же подняли на копья дюжина скифов, а еще практически не разложившиеся медведи оторвали руки и ноги. – Принеси меч Борзомысла… – шепнул едва стоящий на ногах Яросвит белке. Та сорвалась с плеча и помчалась в гущу бойни, где от крови земля раскисла сильнее, чем от воды. – Тащите этого ублюдка сюда! Скифы тут же плавненько продвинулись с захлебывающимся кровью и орущим от боли вампиром на копьях к призывателю. – Бросьте… Послушав команду, мертвецы скинули ношу на землю и построились в ряд. Тут и белка подоспела. Волоча по земле окровавленный старославянский меч. Повинуясь мысленному приказу Золотокудрого, один из скифов подал ему клинок. Взяв оружие в руки, жрец наступил одной ногой на грудь Барону и сильно надавил. Лежащий на спине обрубок с одной головой заорал. – За все грехи против волчьего племени я приговариваю тебя к смерти. Да будь ты проклят! Чтобы после смерти быть тебе нетленным слугой моих потомков до скончания веков! Этими словами он резким взмахом обезглавил тело. Теперь вампир был окончательно мертв. Но ничего, он его потом призовет. И точно эта мразь будет уже целой, но тупой. В гуще бойни взвизгнул последний волк. Больше никого не осталось. С чувством выполненного долга Яросвит отпустил всех призванных на покой. Теперь он мог не бояться за племя. Силы его покинули. Вокруг стало становиться темнее. – Ярополк, прости… – только и хрипло выдохнул он и рухнул… в крепкие руки, что поймали его до падения на землю. – Не прощу. Ты будешь жить! – донеслось уже через мрак. *** – … И прогнав супостатов проклятых, рухнул наземь Яросвит Золотокудрый! Но успел его поймать вождь наш великий Ярополк Полуночник, внук того самого Борзомыслв Хутколапого, что жил долее всех прочих вождей. – И он умер?! Возле дома детей сидела молодая волчица и рассказывала байки прошлых времен, когда она сама была волчонком. Её абсолютно бессовестно перебил маленький златокудрый волчонок, выбивающийся из общей массы чернявых детей. – Нет, Красимир, – улыбнулась девушка. – Если бы он почил в мире, то не родился бы ты! Ты же сам знаешь лучше прочих, что верховный жрец бодрствует и регулярно портит нервы вождю, своей паре. – Но если они пара, то откуда я?! – в который раз, удя по реакции волчицы, возмутился мальчик. – У Жреца и у Вождя всегда должны быть наследники, даже не от пары. Так заведено. И уж вам с Искром это знать лучше всего! Чернявый мальчишка, сидящий рядом с златокудрым, довольно заулыбался щербатым ртом. – Наши чада не доставляют тебе проблем, Янислава? – за спинами детей стояли двое статных мужчин. Обращался тот, что был немного ниже, в балахоне жреца и с золотисто–песочной шкурой на плечах. – Если они опять скверно себя ведут, то мы можем запретить им ходить на охоту, – улыбнулся другой, у которого на груди было резное золотое ожерелье вождя племени. – Папа! – в один голос вскрикнули те самые двое, Красимир и Искр.