То. что осталось

Она носила только чёрное и серебряное - государственные цвета новой родины. Хотела сказать: «Смотрите, теперь я - ваша, я отреклась от всего, что было у меня раньше, я люблю своего мужа, я люблю его страну, я хочу быть с ней!». Но они услышали - «Я гордячка из Людей Короля и ненавижу всё яркое и радостное». Она обставляла свои покои по возможности скромно. Не любила роскошь, да и навлекать на мужа упрёки досужих сплетников - мол, растрачивает на жену государственные средства, а меж тем корабли не достроены, стены ветшают, оружие ржавеет и вообще. А досужие сплетники упрекали её мужа: мало что притащил нищую чужачку, так ещё и научить её жить подстать новому статусу не может научить. Её любили кошки. Она их не выносила, часто говорила об этом - и фрейлины шептались, что королева мучает кошек. А кошки льнули к ней, норовили забраться под жёсткие юбки, потереться об лодыжку, запрыгнуть на колени... И пошёл слух, что они - колдовские. - А белая кошка у неё затем, чтоб следить за чёрными и их мучать! Вот как! - говорили друг другу кухарки и горничные. Она хорошо знала людей. Слишком хорошо, может быть. И слишком плохо умела это скрывать. - Дама Анайре, вам не стоит так часто показываться в обществе с господином Берегласом. Я понимаю, сердцу не прикажешь, но он ведь женатый человек. Себя не жалеете - его пожалейте. И его супругу, - сказала она вполголоса, отведя фрейлину в сторону. На другой день все уже шептались о том, что колдовские кошки Королевы-Ведьмы подсмотрели, как женатый Береглас сношался с дамой Анайре в тайном алькове за потайной дверью. И не важно, совсем неважно, что нуменорцы почти физически не способны любить больше одного человека за всю свою жизнь. Вообще ничего не важно, когда сплетня перебегает из уст в уста. А пустила её - то ли "коварная совратительница", то ли "несчастная жертва" Анайре. Может быть, чтобы хоть так приблизиться к объекту своей страсти? А муж её любил. И она любила его. Он убивал её родных в Умбаре, и ей казалось, что морской воздух солон от их крови. Но она любила мужа. А он - её, бесплодную, ненавистную всем, худую чёрно-серебряную ведьму с острым профилем и серыми глазами. Прятал её от морского ветра в садах, которые специально разбил на мёртвом камне Минас-Анора, обнимал по ночам, гонял от неё кошек, утешал, когда ей снились кошмары. А потом - возвращался к своим кораблям, и к своей войне, и Берутиэль снова оставалась один-на-один с гондорским двором. Однажды она исчезла - кто-то говорил, что на рассвете, кто-то - что на закате. Просто исчезла, пропала из Минас-Анора и не нашлась ни в Осгилиате, ни, тем паче, в Пеларгире. Кто первый буркнул, что утопили клятую ведьму с её кошками вместе? Кто возразил, что не утопили (недолжно, королева всё-таки), а посадили в лодку без еды и воды и отправили по воле вод, как в старых сказках? Кто соврал, что своими глазами видел - «и на самой высокой мачте белая сидела»? А бывшая королева Берутиэль, ныне мирная обывательница Марголиант, улыбалась, поливая растения в своём саду в Лоссарнахе, подметая пол своей полупустой комнаты, слушая ветер, который не мог принести вестей с моря... ...зато доносил стук копыт. И всадник в черном плаще спрыгивал с коня, и заходил в дом, и скидывал капюшон, и обнимал свою жену - любимую и бесценную. И Марголиант смеялась, впервые за долгие годы, и целовала мужа в лоб между бровей, и тревожилась об его здоровье... Её всё равно считали изрядной ведьмой, да и тайный ухажёр не добавлял ей любви соседей, но она была так хороша собой, спокойна и внимательна, а сад её был так прекрасен, что слухи быстро стихли. А розы бывшей королевы - розы из Имлот-Мелуи - помнили ещё много-много лет спустя после того, как не стало ни женщины в чёрном и серебре, ни её мужа, так любившего море и корабли...