Египетская сила

Ночью пустыня была похожа на бескрайнее синее море с айсбергами-пирамидами. Джагер придирчиво осмотрел свою левую ногу и подтянул бинты потуже. Исида, моралистка несчастная, обещала заглянуть с проверкой на этой неделе. Особенно ей не нравились длинные джагеровы волосы, назло времени, песчаным бурям и бактериям разложения уже несколько сотен лет остающиеся вьющимися и шелковистыми. — Где ты видел мумий с волосами? — возмущалась древняя, как сама пустыня, египетская богиня, уперев свои маленькие холеные ручки в бока. — Да будет тебе известно, презренный бывший человечишко, благородный народ Египта носил парики! Теоретически, Джагеру уже много лет были неведомы всякого рода эмоции. Однако, за волосы было чертовски обидно. Он даже наведался в гости к Хатшепсут и позаимствовал у нее прекрасный золотой гребень. Следуя логике Исиды, ей он уже вряд ли пригодится — волос у мумифицированной Хатшепсут не было уже много веков как — а вот волосы Джагера требовали ухода и заботы. Больше всего Джагера возмущало сравнение его с мумией. Кишечник мумии, как известно, хранил в себе Кебексенуф, легкие — жадный Хапи, а Джагер был убежден в том, что его внутренности все еще с ним. (Правда, насчет печени он не был так уверен, но легкие с желудком точно не квартировались ни в каких в канопах). Да и в отличие от безмозглых — в самом прямом смысле слова — мумий, джагеровы мозги никто через ноздри не вытаскивал. Пожалуй, сходство Джагера с мумией заканчивалось на бинтах, но вредную Исиду было не переубедить. История о том, как Джагер стал бессменным хранителем покоя египетских фараонов (мумий египетских фараонов), канула во тьме веков, песков и пирамид. Сам Джагер, хоть и хранил мозг в черепной коробке, а и то позабыл, как же он прибился к этим возвышающимся над пустыней безмолвным гробницам. Наверняка бинты оказались решающим фактором. После непродолжительного, но фееричного пребывания в теле младенца-Аркобалено его жизнь не отличалась большим разнообразием. Не отличалась, пожалуй, до недавнего времени. Несколько дней назад Джагер встретил самого странного человека за всю свою жизнь. Один тот факт, что этому человеку Джагер отдал в личном списке пальму первенства, не торгуясь — а за свою жизнь, вторую жизнь, смерть и посмертие он видел очень, очень много людей — говорил о многом. Человечек был ростом с ребенка, носил на голове шляпу-цилиндр, был укутан в черный плащ с меховой оторочкой и перемотан бинтами чуть больше, чем полностью. — Бермуда фон Вихтенштайн, — церемонно представился он, задирая голову. А бинты тебе не мешают на меня глазеть? — подумал Джагер, но вслух произнес «Очень приятно». Хотя, пока самой приятной деталью в фон Вихтенштайне была его шляпа. — Как ты уже догадался, я — Аркобалено, — продолжил Бермуда, не дождавшись более никакой реакции, — сильнейший Аркобалено. — Мертвый сильнейший Аркобалено, — уточнил Джагер. Он был готов поклясться, что под бинтами Бермуда наморщил свой нос — или, во всяком случае, то, что от него осталось после насильственного прерывания проклятия. — Вот смотрю я на тебя, и никак не могу понять, — задумчиво проговорил фон Вихтенштайн, — кому из Аркобалено больше повезло в итоге с новым телом: тем, кто умер бесповоротно, мне или тебе? Джагер вытянул руку, несколько раз сжал пальцы в кулак. Мышцы под бинтами напряглись, намекая на то, что некогда это тело было в превосходной форме. — Пожалуй, все-таки мне, — резюмировал он, — недоросток. Бермуда или не обиделся — эмоции, как уже говорилось, у бывших Аркобалено почти все атрофировались за ненадобностью — или просто очень хорошо держал себя в руках. В любом случае было очевидно, что разговор с Джагером ему нужен, и нужен позарез. — Я появился здесь, — фон Вихтенштайн сделал упор на слове «появился», будто Джагер должен был немедленно раскаяться в недостойном поведении и рухнуть на колени перед величайшим кудесником всех времен и народов. Однако, даже если бы Джагер не знал, что Бермуда просто-напросто прибыл сюда с мимо проходящим караваном верблюдов, он бы все равно вряд ли склонился перед этим коротышкой. — Чтобы сделать тебе предложение, от которого сложно отказаться. — Ну попробуй, — пожал плечами Джагер и поудобнее устроился на ступенях, ведущих в гробницу Тутмоса III, всем своим видом показывая, что поговорить можно и здесь. Бермуда покосился на вход в пирамиду, но спорить не стал. — Я создал организацию, — торжественно произнес он, — которая станет новым законом над самой разрушительной и бесконтрольной силой мира. Я — закон Мафии, ее страж и судья, палач и вершитель судеб. — Здорово, — оценил Джагер. — Порядок — это здорово. — Я набираю сторонников, — прозрачно намекнул Бермуда, — самых близких и преданных, которые займут наивысшие места в нашей иерархии. — Как жрецы при фараоне, — провел параллели Джагер. Бермуда ненадолго задумался, но потом утвердительно кивнул. — Именно, — польщено произнес он, — и я предлагаю тебе сотрудничество. — Сотрудничество — это хорошо, — согласился Джагер, — вот когда эта твоя Мафия придет расхищать мои гробницы, я их поймаю и передам тебе в руки. Все по-честному. Ты только скажи, как она выглядит, эта Мафия, а то я перепутаю еще ненароком. — То есть, ты не знаешь, что такое мафия? — глаза Бермуды, если они у него, конечно, остались, должны были сейчас практически выкатываться из глазниц. — Сколько ты торчишь в этих пустынях? Джагер показал комбинацию из пальцев. — Десятков лет? — уточнил Бермуда. — Веков. Фон Вихтенштайн некоторое время помолчал. Было слышно, как ветер гоняет песок с одного бархана на другой. — Ну, ладно, — наконец вздохнул он, — слушай. Дело было так… Рассказ занял довольно долгое время. Попутно пришлось объяснять Джагеру современную географию (например, что такое Америка и откуда она взялась), расстановку политических сил в мире, некоторые языковые европейские особенности и прочие не менее увлекательные вещи. Под конец повествования фон Вихтенштайн чувствовал себя уставшим настолько, будто он перебежал всю джагерову пустыню насквозь. — Теперь понял? — простонал он. Горло начинало нещадно саднить, голосовые связки сохранились в относительно хорошем состоянии, но Бермуда был уверен: еще пара-тройка таких сказительных марафонов, и они отвалятся. — Даа, — задумчиво протянул Джагер. — Мир несколько изменился. Ну, а я-то тебе зачем? — Как зачем? — возмутился Бермуда. — Чтобы следить за мафией. Мы назовем себя Виндиче: месть то есть. И построим свою тюрьму. И будем сажать туда всех, кто нам не понравится. Как тебе идея? — Идея неплохая, — признал Джагер. — Всегда мечтал сажать нарушителей в тюрьму. Но с расхитителями гробниц как-то обычно не получается. Вот, например, месяца три назад был у меня случай. Забрались в гробницу Аменхотепа II — это вон туда, на север отсюда — двое воров. Гробница еще неисследованная никем, кстати, мумий там лежит — видимо-невидимо. Ну, я аккуратно вытащил госпожу Тию из саркофага… — Тию? — переспросил Бермуда. — Это мумия такая, — пояснил Джагер и ревниво добавил, — с волосами, между прочим. И вместо нее притаился. Грабители эти все ловушки и проклятия обошли, добрались до саркофага, один вскрыл его аккуратненько… — И что? — склонил голову набок Бермуда, и его цилиндр покосился. — А там я лежу вместо мумии. Открыл глаза, сел и поздоровался с ними сначала на древнеегипетском, а потом на латыни. Вдруг они не знают древнеегипетского. — И что? — снова не понял Бермуда. — А ничего, — с некоторым разочарованием вздохнул Джагер, — инфаркт. Так в обнимку с саркофагом и помер. А помощник его вещи покидал, ломанулся назад и упал в яму с копьями. Вот к чему приводит нарушение техники безопасности. А ведь на каждой стене написано: нельзя бегать по гробнице, а то боги тебя хорошенько проклянут. — Ну и пойдем со мной, раз инфарктные воришки тебя не устраивают! — возмутился фон Вихтенштайн. — Не могу, — покачал головой Джагер. — У нас сейчас особенный наплыв всяких нарушителей. Египтомания же. — Египто… что? — переспросил Бермуда, и в ответ получил такой взгляд, будто это он, а не Джагер, проторчал несколько веков в пустыне и был не в курсе, что Америку уже успели не только открыть, но и поделить, облагородить и запатентовать. — Египтомания, — в голосе Джагера можно было уловить легкие нотки презрения. Миф о том, что бывшие Аркобалено лишены эмоций, рассыпался карточным домиком. — Весь мир увлекается Древним Египтом, величественной и загадочной цивилизацией. Что вы там делаете в своей Италии-то? В Мафию-Виндиче играете? А что ты делаешь в пустыне? Лежишь в женских саркофагах и расчесываешься золотым гребнем? — хотелось огрызнуться Бермуде. Но это было совершенно не в его интересах. — Буду знать, — повинился он. — Но гробницы без тебя что… совсем-совсем никак? — Совсем-совсем, — передразнил его Джагер, истратив на эту фразу весь жалкий остаток сарказма, какой у него был. И отвернулся, показывая, что разговор окончен. — Я еще некоторое время пробуду здесь, — вздохнул Бермуда, — так что у тебя будет возможность подумать. Вероятно, это означало «Мне придется проторчать в этом рассаднике верблюдов и песчаных бурь до тех пор, пока ты, мумиеподобный египтолог, не соизволишь принять мое предложение». Джагер пожал плечами. У него в запасе была вечность и еще немного. Итак, пустыня, как и вчера, позавчера, и, вероятно, в ночь сотворения мира, была отвратительно синей, почти что даже черной. Богиня Исида была все той же моралисткой. Джагер считал, что для женщины, носящей на голове трон, она слишком принципиальна в вопросах причесок. Днем пустыня была отвратительно желтой, изредка разбавляя горизонт рыжими верблюдами. Джагер слышал, как проходящие с караванами торговцы предсказывают: скоро, скоро сюда потянутся люди со всего мира. Всех будут интересовать пирамиды: а что, а как? Будут проводиться исследования, вскрываться саркофаги, пополняться музейные коллекции. Джагер даже подумывал устроиться к ним переводчиком с древнеегипетского. Но вряд ли люди будут в восторге от говорящей — Джагер сделал над собой усилие, и все же закончил мысль — мумии. Даже если у нее есть роскошные черные волосы, кишки и мозги. Устроившись у подножия одной из пирамид, прямо под статуей Осириса, Джагер принялся размышлять о своей дальнейшей судьбе, механически расчесывая волосы золотым гребнем. Это помогало сосредоточиться. Бермуда фон Вихтенштайн беззвучно материализовался рядом и вежливо покашлял в кулачок. За время пребывания в Египте он изменил своему стилю. На голове у него была намотана белая чалма, а цилиндр он держал в руках. — Хочешь примерить? — предложил он Джагеру, протягивая головной убор, — спорим, к твоим волосам хорошо подойдет? Джагер примерил. Цилиндр оказался несколько мал, но в целом ему понравилось. — Если присоединишься ко мне, — с видом зазывалы в экскурсионный тур, принялся увещевать Бермуда, — я подарю тебе такой же, только побольше размером. И еще черный плащ на меху. Черный — это стильно, писк сезона. Джагер с сомнением покосился на него. — И еще у нас будет разрешено ходить с длинными волосами, — поспешно добавил Бермуда, — я даже в Уставе могу прописать. — Ладно, — наконец сдался Джагер. — Где ты там, говоришь, хочешь построить тюрьму? — В Альпах, — мечтательно произнес Бермуда. Джагер призадумался. — Альпы — это не пустыня? Название знакомое. — Альпы — это горы. Там холодно и много снега. Ну, знаешь, холод — это хорошо для кожи, мозгов и легких, или что у нас там от них осталось. Органика на холоде разлагается медленнее. — Снег — белый, — утвердительно кивнул Джагер, — не желтый. Меня это устраивает. И про шляпу не забудь. — Если бы все присоединялись ко мне за снег и шляпу… — тяжело вздохнул фон Вихтенштайн, но, заметив вопросительный взгляд Джагера, замотал головой. — Не обращай внимания. Мысли вслух. Вперед, мой долгожданный партнер, нас ждут великие дела!