Над нами смеются навзрыд Небеса

Смешанная
PG-13
Завершён
42
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
42 Нравится 7 Отзывы 8 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

Бесплатное счастье твое и навек, После каждого дождика, каждый четверг. Мы проживем сотню лет и умрем в один день, Если нас раньше не убьет наша лень. Мы за церковную свечку щемимся в рай И плачем: «За что нас швыряет на край?» В ночной тишине услышь голоса: Над нами смеются навзрыд Небеса!

За замызганными окнами очередного мотеля серело затянутое облаками небо. А ведь с утра было солнце. Сэмми уехал часа два, а может, и три назад – собирать нужную информацию по их нынешнему делу. Дин даже дал ему ключи от своей драгоценной импалы – лишь бы отстал. Лишь бы оставил его, наконец, в покое. Полупустую маленькую комнатушку наполнило звучание аккордов – негромкое, переливчатое, мелодичное – а затем резко оборвалось с резким, режущим по ушам звуком. Дин чертыхнулся и подул на покрасневшие подушечки пальцев – давно не представлялось случая сыграть, даже пальцы отвыкли. Следовательно, снова здравствуйте, мозоли. Они уже которую неделю разъезжают по штатам, то в поисках кольта, то из-за очередных аномалий, устроенных демонами, или дьявольских знамений. Днем придуряются агентами ФБР или вовсе врачами, лечащими плюшевых мишек, ночью – проникают (обычно незаконно) в чужие дома и убивают нечисть. Ни тебе нормального сна, ни пожрать, ни отдохнуть. Одна работа и вечно нудящий Сэм над ухом. Да любой от такого устанет. – Фальшивишь, малышка, – поудобнее устроив старенькую поцарапанную акустику на колене, старший Винчестер начал старательно подкручивать колки, задевая пальцами струны и прислушиваясь к звучанию. Несмотря на вечно оглушающий тяжелый рок, от которого иногда даже его ненаглядная импала начинала дрожать, какой-никакой музыкальный слух у парня имелся. Дин начал играть на гитаре давно, еще до того, как снова встретил Сэма после нескольких лет разлуки, но собственную купить не мог – средства не всегда позволяли, да и вряд ли она бы протянула больше месяца, с его-то образом жизни. Дин очень сомневался, что такой хрупкий инструмент ужился бы с полным багажником оружия, а на заднем сиденье было не безопаснее – мало ли какой больной на голову призрак или вервульф решит пробить собой стекло машины, пока парень будет пытаться его убить? Настроив гитару, Дин обхватил рукой гриф и зажал пальцами несколько струн разом, вторую руку свободно положив на корпус и легко проводя ею вниз по струнам. Одна струна прозвучала глухо и коротко. Неплотно зажал. Дин снова выругался и переставил пальцы, проигрывая следующий простой аккорд. Чистое звучание. Пальцы снова легко подкручивают колки, а на губах появляется легкая улыбка. Он никогда не рассказывал Сэму о своем увлечении. Дин был на сто с лишним процентов уверен, что младший брат полезет со своими советами и найдет ему кучу ненужной информации о том, как правильно и профессионально научиться игре на гитаре. Сам Дин был самоучкой. Он бы наверняка исправлял его и называл аккорды сложным и пафосным языком, типа: «тональность ля-минор» или «ре-мажор», когда Дин привык к простым обозначениям «Em» и «D». А еще Сэм обязательно просил бы сыграть ему вживую. И через каждые один-два гребаных аккорда звучала бы насмешливая фраза: «Фальшивишь» и советы подтянуть ту или иную струну. И дело было даже не в том, что, в итоге, Дин бы взбесился настолько, что светлую головушку его младшего братца настиг бы корпус гитары. Дело было в его внутреннем ощущении. Он не хотел, чтобы кто-то слышал, как он играет. Он играл только для себя. Он любил играть для себя. Дину нравилось держать гитару в руках, нравилось ощущение гладкой поверхности под кончиками пальцев, нравился запах лакированного дерева, который долго не выветривается, если новую акустику постоянно держать в чехле. Дин любил звуки, которые издавал инструмент даже под неопытными пальцами, он любил его голос. Он любил мозоли на непривычных к такой работе пальцах, которые с каждым разом стираются все больше, а затем грубеют. Ему нравилось ощущение, когда закидываешь чехол на одно плечо и под дождем, натягивая воротник отцовской кожанки повыше, спешишь до номера мотеля – так он ощущал себя особенным, не для других, а для себя. Играть первые несколько аккордов его научили в старом обветшалом баре, которого сейчас нет и в помине, а потом Дин втянулся. Но он и сейчас мог часами просто бездумно перебирать струны, слушая звучание инструмента, эхом отдающееся внутри полого деревянного корпуса, чувствуя его вибрацию и разделяя ее вместе с ним. Это успокаивало. Он не мог назвать себя мастерским музыкантом. Кто он? Всего лишь любитель-самоучка без идеального слуха, который часто фальшивит и не умеет петь. Дин никогда не играл для других не потому, что опасался осуждений и насмешек – нет, скорее, из принципа. Странного принципа, не понятного даже самому себе. Но ему было достаточно того, что он может играть для себя. Играть и наслаждаться этим. В этом мире не существует идеалов, но Дин все же сделал исключение для одного. Вернее, для нескольких. Наравне с музыкой, с гитарой, с этим неимоверно живым и чувственным инструментом, он ставил еще одного существо. И им был ангел. Да, Дин не верил в ангелов. Никогда. Пока своими глазами не увидел темный силуэт огромных крыльев в обрамлении вспышек лопнувших электрических лампочек. Пока не увидел яркие, голубые, почти синие глаза, глядящие прямо в сердце, в самую душу. И это его заворожило. Как впервые заворожило звучание акустических струн. Но было в этих идеалах некое различие. Дин не мог позволить себе иметь свою личную гитару, поэтому при малейшей возможности, когда он оставался один хоть на пару часов, приходилось искать любой подходящий вариант. В основном, местами поиска оказывались бары – там всегда были сердобольные уличные артисты, которые могли с радостью одолжить хорошенько потрепанный, но живой инструмент за пару баксов или лишний стаканчик пива. Но Дина это не смущало. Наоборот, ему нравилось каждый раз приручать чужую гитару, как приручаешь дикого коня – находить к ней подход, настраивать на свой лад, подстраиваться под толщину струн и управляться с особо строптивыми инструментами. С ангелами же было по-другому. Для счастья Дину не нужно было иметь свою личную гитару – достаточно было любого рабочего инструмента. Но под второй идеал подходил далеко не каждый ангел – взять хотя бы Захарию или Уриэля – крылья те же, но вот по характеру засранцы знатные. Истинный ангел для него был один. Кастиэль. И дело тут было даже не в крыльях. Кастиэль был идеален сам по себе – чистый, невинный, наивный и доверчивый. Словно ребенок. Но принимал такие взрослые решения, что об этом и думать не хотелось. Многие говорили, что Кас не понимает, что хорошо, а что плохо. Чушь. Прекрасно понимает, просто эти понятия у ангела свои. И, быть может, они во многом более правильные, чем у людей? А еще кто-то говорил, что ангелы не могут чувствовать. Вот за такие слова Дин обязательно заехал бы ему по роже. Это не так. Кас может чувствовать. Просто, утонув в синеве этих бесконечно глубоких глаз, ты не видишь ничего, кроме омута спокойствия, за коим сокрыты все эмоции, которые ангелам показывать запрещено. Но теперь Касу можно все. Он пошел против своих, против воли Господа, или как там… Дин не помнил. Он лишь знал, что теперь Кастиэль засветился там, скажем так, в неблагоприятном свете и почти растерял всю свою благодать. Но Дину было плевать. Да пусть он даже падет и потеряет свои крылья – для него он все равно останется ангелом. Истинным. Идеальным. Нет, Дин не хотел себе личную акустику. Но он хотел иметь личного ангела. – Кас, – имя само сорвалось с губ, прозвучав одновременно с задетой струной. Дин замер, облизнув пересохшие губы – оба звука пронзили его насквозь, отдаваясь эхом где-то в сердце. Привычное чувство при игре на инструменте. Но не при призвании ангела. Кто бы мог подумать, что он сможет совместить два идеала? – Кас. Он не звал его – просто произносил его имя. Легко, без ритма, даже не вдумываясь, перебирал струны и резко дергал вверх первую попавшуюся, произнося имя. Снова и снова. Третий раз, пятый, десятый. С разной интонацией, разным чувством, разными мыслями, сравнивая и прикидывая, как ему нравится больше. Он исследовал его имя, изменял, как хотел, словно пробовал на вкус. – Кастиил, – он снова дернул струну вниз, и окончание имени утонуло в глухом, чуть дребезжащем звучании струны, словно инструмент был возмущен и недоумевал над таким обращением с ним. Но Дин об этом не думал. – Кастиэль, – он прикрыл глаза, чувствуя вибрации собственного голоса и лакированного дерева, так остро чувствовал, что почти дрожали руки. Он слушал, как звучание произносимого имени переплетается с различными тональностями, сливается с ними и становится одним целым. – Кас… – случайно открыв глаза и заметив слишком хорошо знакомую фигуру в бежевом плаще, Дин чуть не выронил гитару от неожиданности, но вовремя спохватился, и акустика лишь хорошенько приложилась корпусом об пол, обиженно и глухо зазвучав. – Кас, мать твою, ты что тут забыл? Кастиэль даже не вздрогнул. Ну, конечно же, это был он – свободно опущенные вдоль тела руки, извечный бежевый плащ, ярко-синий галстук и спокойный возвышенный взгляд. Нет, не надменный, а именно возвышенный. Ангельский, одним словом. Ну вот, доигрался. И чуть гитару не угрохал, и Каса потревожил просто так. Да и, Бог знает, сколько он тут уже стоит… – Здравствуй, Дин. Ты звал меня, – раздался в наступившей неловкой тишине тихий и вкрадчивый голос. Дин постарался сделать невозмутимое выражение лица и даже закинул ногу на ногу, но малясь просчитался, и гитара снова чуть не грохнулась на пол, что немного подпортило все впечатление. – Я… Я тебя не звал, – серо-зеленые глаза так и излучали искренность и недоумение, но вот сидел старший Винчестер, как на иголках, и старательно улыбался. Кас слегка нахмурился. – Ты повторял мое имя. Раз за разом. Я слышал, – настойчиво повторил он. Дин отвел взгляд и почесал затылок, затем просто потирая шею. – Ну… Повторял, и что с того? Не звал же, – поставив гитару рядом и подняв взгляд, тот отшатнулся – Кастиил стоял в шаге от него, наклонившись и пристально вглядываясь в его лицо. – Кас. Личное пространство. – Дин, – словно пропустив последние слова Винчестера мимо ушей, произнес ангел, и Дин вздрогнул. – Дин. Дин, – четко, раздельно, вкрадчиво, словно пытался этим что-то сказать, повторял Кастиэль, глядя прямо в глаза ошарашенного парня. – Вот так. Много раз подряд. Разве же ты не звал меня? Дин пару раз моргнул и спустил ноги с дивана, сев ровно и глядя на не отступающегося от своего Каса. «Дин» – все еще настойчиво звучало в голове собственное имя. Это было странно, но даже приятно. Да, определенно. Приятно слышать свое имя из этих уст. Внезапно захотелось провести эксперимент. – Повтори-ка. Мое имя. Но с другой интонацией, – немного сузив глаза и снова облизнув обветренные губы, попросил Дин, сцепив пальцы в замок. Кастиэль моргнул, а в голубых глазах отразилось чистой воды недоумение. – С какой? – Да, с какой хочешь, – заметив еще большее недоумение, к которому примешалась растерянность, парень поспешно добавил. – Ну там, со злостью или так, словно я последний идиот в мире. Ангел распрямился, но слегка склонил голову набок, не сводя с него задумчивого взгляда с легким прищуром. Знал бы он, как Дин любил, когда он так делает. – Зачем? А Сэм бы ответил что-то вроде: «А почему «словно»?» – Просто повтори. Может быть, поймешь, зачем я это делал, – Дин неловко улыбнулся – он и сам не особо понимал, зачем сказал Касу это сделать. Просто хотел услышать это еще раз. Остро хотелось взять в руки гитару. Перебирать пальцами струны, ловя созвучие со своим собственным именем, слетающим с сухих губ ангела. Его идеального ангела. – Дин, – еле слышным шелестом крыла прозвучало его имя, и даже Кастиэль вздрогнул от непривычного ощущения – произносить чье-то имя просто так казалось ему нелогичным и бессмысленным, но это чувство теперь вызывало у него сомнения. Парень же замер, прислушиваясь. – Дин, – его никто не просил повторять, но Кас повторил. Второй раз вышел громче, но в нем не было ни злости, ни гнева, ни радости, ни даже скептицизма – в голосе Кастиэля звучала непонятная грусть и, одновременно с тем, свет. Не тепло – божественный свет, самый настоящий. Господи, да Кас одним словом мог возвысить любого человека до лика Святых. – Дин, – сам Винчестер вздрогнул и поднял взгляд на ангела – зря. Кастиэль не отводил от него взгляда все это время, и Дин утонул в его глазах – слишком глубоких и бездонных, наполненных непонятной печалью, смирением и задумчивостью. Новая попытка вышла тихой, светлой и почти нежной. Кас замолк и недоуменно захлопал ресницами – кажется, он и сам не понял, как так вышло. А вот Дину было уже все равно. Дин поднялся с потрепанного диванчика и в пару шагов сократил расстояние между ним и растерянным Кастиилом. Ухватив ангела за ворот бежевого плаща, парень одним движением притянул его ближе к себе и ткнулся губами в сухие губы мужчины. Он поцеловал легко – всего лишь прихватил чужие губы своими. Да это даже поцелуем назвать было нельзя. Да Дин никогда в жизни так не целовался. Но такого тепла и удовлетворения от поцелуев он еще не получал. Нет, его имя не умело переплетаться с различными тональностями акустических гитар, как имя ангела. Но оно нашло созвучие с его собственным сердцем. Отстранившись, Дин опасливо приоткрыл один глаз, пытаясь предположить реакцию ангела, но Кас лишь стоял, опустив взгляд в пол и хмурясь. А когда он поднял все тот же задумчивый, изучающий взгляд, открыв рот для вопроса, Дин приложил к его губам указательный палец. Кастиэль замер. – Вот только не спрашивай, зачем люди соприкасаются губами, ладно? – чувствуя себя донельзя глупо, спросил парень. Кас посмотрел на его палец, затем снова на Дина и кивнул. Все-таки угадал. Господи, на Небесах там, наверное, со смеху помирают. Вдруг в голове что-то щелкнуло. Дин опустил руку и вернулся на родимый диванчик, легко подхватывая заскучавшую гитару и поудобнее устраивая ее на колене. Небеса, да? Пальцы легко коснулись струн, вспоминая нужный перебор, а глаза следили за тем, чтобы были зажаты нужные аккорды. Расстроиться гитара не успела, так что настраивать ее заново, к счастью, было не надо. Хотя Дин за этим не особо следил. Он не заметил, как начал играть – просто перешел от тихих и неосторожных прикосновений к более уверенным, знакомым; от тихого напевания себе под нос, чтобы не сбиться – к более мелодичному и громкому завыванию. Дин прикрыл глаза, слушая собственный голос, и, казалось, не замечал по-прежнему стоящего на месте Кастиэля. Нет, он не забыл о его присутствии. Но оно почему-то не напрягало. – И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей. Мы не сможем быть добрее, чем есть. Мы не сможем быть добрее людей… – от своих же слов на глаза напрашивались слезы, а в душе что-то болезненно защемило. Голос слегка надломился, и Дин смолк, приглушив струны, поднял взгляд на своего первого и единственного слушателя. Кастиэль не осуждал и не одобрял, не критиковал и не хвалил, даже не просил продолжения. Просто стоял, с непонятной тоской глядя на Дина, а голубые глаза слегка блестели. Или это просто солнце так отсвечивало от окна? – Дин, там дождь. Продолжая на автомате перебираться тихо отзывающиеся струны, парень перевел взгляд на окно и удивленно отметил, что ангел прав – за окном действительно шел дождь. А ведь было просто облачно. – Кофе будешь? – отставив гитару, поинтересовался старший Винчестер, дабы избежать обязательно последующего за этим неловкого молчания. Кас всегда молчит. Его не смущает тишина, даже в присутствии другого человека. Увы, Дин этим похвастаться не мог. – Что такое «кофе»? – чуть наклонив голову вперед и прищурив глаза, на полном серьезе спросил тот. Настолько серьезно, что Дин еле сдержал смех. – То, что люди обычно пьют по утрам. Его, конечно, по-хорошему, варить бы надо, но у нас только растворимый. Дрянь редкостная, но этот вроде ничего, – бодро отозвался тот. Настроение внезапно стало хорошим. Даже очень. – Ангелам Господним не требуется пища и вода, а также… – но только начатое повествование Каса прервал сам Винчестер, прекрасно понимая, что иначе это затянется надолго. – Знаю я, знаю. Не надо мне расписывать свои биологические потребности, – смеясь, Дин похлопал его по плечу и обошел диван, включив небольшой чайник с надтреснутой крышкой, одиноко стоявший на тумбочке и, видимо, оставленный здесь предыдущим постояльцем. Порывшись по внутренним карманам кожаной куртки, Дин вытащил пару смятых пакетиков не такого уж дурного растворимого кофе и вскрыл один, высыпая его содержимое в небольшую прозрачную стеклянную кружку – подарок Сэма, которому надоело, что старший братец вечно тырит его любимую чашку. И все это время ощущал на себе пристальный взгляд Кастиэля. – Вот, держи, – спустя пару минут, перед носом ангела показалась чашка, от которой шел приятный аромат вместе с витками белесого пара. На лице ангела не отразилось почти ни единой эмоции, но брови удивленно приподнялись, и Дин незаметно улыбнулся. Он действительно напоминает порой ребенка, только-только открывающего для себя мир. Покосившись на пару пластырей, скрывающих исколотые пальцы, парень вздохнул. Ну, была – не была. – Кас, закрой глаза. Кастиэль, который только присел на диван, аккуратно удерживая горячую кружку, поднял на Дина взгляд и слегка склонил голову набок, но после послушно закрыл глаза. Старший Винчестер вновь начал рыться в карманах, то и дело приговаривая: «Да куда же я мог засунуть?», а затем облегченно выдохнул. – Можешь открыть глаза, – обойдя диванчик и встав позади него, негромко произнес тот на ухо ангела, и Кастиил открыл глаза, чуть удивленно отшатнувшись и чудом не расплескав кофе – Дин держал перед ним миниатюрный брелок на ключи, в виде куколки Каса. Деревянная бусинка вместо головы, растрепанная шевелюра из черных ниток, синие бусины под цвет его глаз, даже собственноручно сшитый бежевый плащик и синий галстук. А еще маленькие крылышки из белой ткани. Сделано немного неуклюже, но старательно. Кас примерно с минуту как-то завороженно смотрел на это маленькое произведение искусства, а затем улыбнулся – легко, неосознанно, но тепло и искренне. – Крылья? – он протянул руку к брелоку, и тот аккуратно упал в его ладонь. – Ага. Помнишь, ты говорил, что, продолжая помогать нам, ты можешь пасть? А так твои крылья всегда будут с тобой, – Дин говорил первое, что взбредет в голову, совершенно не будучи уверенным, что это и есть нужные слова. Но, судя по тому, как внимательно Кастиэль рассматривал куколку, умещавшуюся на его ладони, подарок ему понравился. – Он твой. – Спасибо, Дин, – отозвался ангел, а Дин легко улыбнулся. Похоже, его мечта сбылась. У него появился его личный ангел.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.