Velkomin til Reykjavíkur

В тот день я проснулся как обычно – часы показывали шесть тридцать утра. Это было то самое время, в которое поднимается большинство добропорядочных граждан Сеула для того, чтобы отправиться по своим скучным и жизненно необходимым делам. К сожалению, моя жизнь также не отличалась весельем и разнообразием, скорее, наоборот, она была настолько непозволительно тосклива, что с определённого момента времени мне казалось, что каждодневная рутина сведёт меня с ума. Стоило просто констатировать факт – я проснулся в шесть тридцать утра, чтобы, как и любой человек, отправиться на работу, и факт этот совсем меня не радовал. С трудом разлепив глаза я, в которой раз, с удовлетворением отметил про себя, что поступил очень правильно, когда перестал раздвигать шторы по утрам. Приятный полумрак не раздражал мои чувствительные глаза по утрам, в то время, как солнце так и норовило ударить прямо по глазам и ослепить меня, а вечером придавал моей квартире ощущение уюта, хотя помещение это уютным можно было назвать с большой натяжкой. Я потёр глаза, тяжело вздохнул и, наконец, поднялся. Пытаясь отыскать в тёмной комнате разбросанную одежду, я очень неудачно ушиб колено об угол кровати, отчего моё и без того скверное настроение и вовсе упало до нуля. - Доброе утро, - раздражённо пробормотал я сам себе и похромал на кухню. Включив чайник, я попытался подбодрить себя тем, что утренняя чашка кофе разбудит меня и немного поднимет настроение, потом вспомнил, что кофе закончился вчера, а зайти и купить новую банку я, как всегда, поленился. Я всегда относился к той породе людей, для которых имеет значение любая мелочь – будь то чашка кофе или случайно сломавшийся напополам ластик – вроде бы, ничего важного, но настроение портится моментально. Я не оправдываю себя и прекрасно понимаю, что хорошего в этом мало, но поделать с собой ничего не могу. С ненавистью глядя на закипающий чайник, я понимал, что моё утро, а, благодаря этому и весь день, загублены окончательно. Я выглянул в окно. Улицы оживали, наполняясь людьми, машины сплошным потоком неслись по дорогам, всё, что находилось за пределами моего дома, двигалось, суетилось, жило своей жизнью – изо дня в день, без права на остановку или передышку, как в большом муравейнике. Я был частью этой отлаженной системы, я смотрел на эту урбанистическую романтику и я не чувствовал ничего, кроме отчаяния и тоски. Через некоторое время мне снова придётся слиться с монохромной толпой, с плотным потоком людей забиться в вагон метро, доехать до работы, провести там целый день и вернуться обратно в свой уютный полумрак. Я никогда не считал себя позитивным человеком. Я привык ждать от жизни неприятностей и предпочитал плыть по течению, думая: «Будь что будет». Когда я без особых проблем устроился на работу и стал снимать эту квартиру, я с тихой радостью подумал, что получил то, чего хотел больше всего в жизни – постоянства и спокойствия, а большего и не нужно было. Прошло пять лет до страшного стабильной жизни – стабильности, возведённой в абсолют – и я понял, что больше ничем не отличаюсь от окружающих меня людей. У меня был свой угол и работа, у меня копились деньги и я мог позволить себе приобретать приятные мелочи ради собственного удовольствия. Только счастливым я себя больше не чувствовал. Не спорю – я был скорее скучным человеком, однако стоит признать, что с годами моя жизнь стала лишь тоскливее. Я был молодым мужчиной, который предпочёл стабильность свободе, потому что когда-то я подумал, что так будет правильнее. Теперь же меня грызли сомнения. Ради чего я запираюсь в скорлупу раньше положенного срока? Настроение стало совсем ни к чёрту, мой организм требовал утренней дозы кофе, люди за окном всё бежали и бежали по своим делам. Я мог изменить свою жизнь – это было в моих руках. Я просто не мог понять, с чего же мне начинать. Отчаяние заполняло меня. Наверное, именно поэтому я не придумал ничего умнее, кроме как уволиться с работы. Бинго. Чжоу Ми - Вообще-то, пою я столько, сколько помню себя. Я пою везде, такой вот весёлый у меня характер. Пою, когда хожу за покупками и когда работаю, пою на улице и в метро, и мне постоянно снится, как я выступаю на сцене, а как я пою, пока моюсь, уф, зрелище не для слабонервных! Иногда доходит до смешного – стою я как-то в автобусе, в ушах наушники, рядом дяденька в годах. И я такой: «Как мне подойти к тебе?..», а дяденька мне: «Что, простите?», а я ведь даже не понимаю, что он мне говорит – не слышу! И пою дальше: «...Не могу оторвать взгляда, ты снова повторяешь это детка!». А дядька тот весь в лице поменялся, и снова мне: «Что?!» - и вот ведь дурачок, неужели не понимает, что я в наушниках? Забавно, правда?.. (смеётся) Живу я в Сеуле совсем недолго, года три. Но, знаете, мне этих трёх лет хватило с головой. Нет-нет, не в плохом смысле. С каждым годом влюбляюсь всё сильнее. Вы знаете, у этого города потрясающая энергетика! Я столько всего читал о вашей стране, изучал, интересовался. Жил себе такой в Китае, и жизнь-то, в общем, хорошей была – друзья, любимая работа – там я тоже пел, кстати, но чего-то мне не хватало... Я недолго думал, в один день просто взял – и уехал. Я лёгкий на подъём, друзья постоянно мне удивляются, говорят, что у меня шило в ж... Ну вы поняли! (смущённо смеётся) Вы же знаете – Пекин город красивый. У нас и Олимпиада была – помню, звёзды наши клип к Олимпиаде сняли, там даже Джеки Чан засветился! В кафе, где я работал, эта песня была хитом, постоянно её заказывали – и она год у меня из головы не выходила, разбуди посреди ночи – точно спою. Ну, так вот. Пекин город, конечно, классный, что уж там говорить. Но Сеул – это что-то с чем-то! Столько модных и красивых людей, кафешки всякие забавные, магазины, распродажи! И движение, движение – всё постоянно в движении! В Китае, конечно, тоже всё в движении. Просто кипит!! Но Сеул – это... это... (возбуждённо машет руками) В общем, я не мог не влюбиться. Первое время было ужасно трудно, на самом деле. Моя первая комната была с ужасно низким потолком, а дверные проёмы были ещё ниже, и я постоянно ударялся головой – ну тут уже рост виноват, у боженьки в тот день было явно очень хорошее настроение. Не то, чтобы я был против, я только за, мне нравится мой рост, и ноги у меня такие длинные, что мои подруги постоянно мне завидуют, и, знаете, я бы мог и моделью стать, но музыка для меня всё-таки на первом месте. Ой, опять отвлёкся, простите, я такой болтун! (смеётся) Ох, уж эта комната – жучки какие-то бегали, стены были тонкие – всё слышно, а соседи у меня такие горячие были – сначала ссорятся, а потом мирятся, и мирятся так... шумно! Ещё громче, чем ссорятся! (хихикает) Но ведь это всё пустяки! Да и приходил я такой уставший, что мне б только до матраса доползти и уснуть. Работу тоже сначала найти было трудно. Я работал в очень разных местах. Я сначала даже почти устроился в фирму, которая травит насекомых. А потом... Ну, в общем, не смог я. Как можно поднять руку на живое существо? Ну и что, что насекомое! Они, конечно, мерзкие, но самому их убивать – нет. «Жизнь – это великая драгоценность, Чжоу Ми» - мне так дед говорил, старой закалки был, суровый такой. А животных любил жутко! Иногда мне такой: «Эй, парень, тащи сюда свою тощую задницу!», а потом поворачивается в другую сторону и говорит: «Мин-Мин, девочка, иди сюда, красавица моя, милая, иди к папочке». Думаете, это он маму мою позвал? Ага, конечно. Мин-Мин – это собачка наша. Ой, как он плакал, когда Мин-Мин умерла... Мы все плакали. Хорошая была собачка... Ах, работа?.. Ну... Вот, например, я посуду мыл в ресторане. Потом снова пел, тоже в ресторане. А потом меня оттуда выгнали – из-за акцента, представляете! Сказали, слишком сильно искажаю слова, это не подходит для их супер-пупер-мега-крутого ресторана. Нет, не смотрите так, сейчас я произношу слова куда лучше, а когда пою – вообще ничего незаметно. В общем, было трудно. Но я не пожалел ни об одном дне, что провёл в этом городе. Здесь очень хорошо. И люди тут хорошие. Я встретил их уже очень много, и все такие добрые. Очень-очень. Я однажды сидел на лавочке и плакал, так плохо было, настроение было гадкое. И тут ко мне подошла какая-то бабушка и угостила меня булочкой. Незнакомого человека, ни за что, ни про что, просто потому, что я плакал. Такая добрая... Недавно просматривал объявления о работе, и увидел ваше. Название у вас просто класс! Кафе «Рейкьявик» – необычно, но звучит хорошо. И, представляете, я пока к вам сюда ехал ни в одну пробку не попал! И ещё мне целый день везёт. Тогда я прямо так и сказал себе: «Чжоу Ми, наверное, это судьба. Ты уж постарайся сегодня!». Вот так. - История, конечно интересная. Но ты – жуткий балабол... И, ещё один маленький нюанс. Ты тут не на приёме у психолога, а на собеседовании. И мы уже месяц не можем найти достойного вокалиста. И сейчас, с каждым своим лишним словом, ты отдалялся от нашего идеала на сто тысяч километров назад. Я даю тебе последний шанс и, если ты сейчас же не заговоришь по делу и не споёшь, я клянусь, что приклею твою фотографию на стену нашего кафе, обведу чёрной рамкой и подпишу «Худший клиент года, впускать строго воспрещается!» - и тебя не пустят на порог этого заведения даже как посетителя! Я достаточно доступно объясняю? - (испуганно) Понятно, куда ж не понятнее! Да и чёрный никогда не был моим цветом... Кюхён И всё-таки, я уволился. Первые несколько дней я никак не мог привыкнуть, что больше не нужно рано вставать, никак не мог свыкнуться с неожиданно свалившимся на меня бездельем. Я бродил по комнатам, часто не зная, чем себя занять. Но, постепенно, я освоился. Первую половину дня я спал. Потом, проснувшись около двух часов дня, помятый и растрёпанный, я готовил себе нехитрый обедо-завтрак, а затем до глубокой ночи сидел за компьютером – в общем-то, так и проходил каждый мой день. Раньше я проводил всё своё свободное время на работе, а теперь сидел дома – не ахти какая перемена. Я понимал, что не стоит запирать себя в четырёх стенах, понимал, что таким образом я ничего не поменяю в своей жизни, но на меня напала странная апатия. Мне ничего не хотелось делать. Иногда я ловил себя на мысли, что с полчаса сижу на диване, уставившись в одну точку, а в моей голове не было абсолютно никаких мыслей. Я чувствовал себя паршивым эгоистом – у меня было всё, что нужно человеку для того, чтобы жить нормальной жизнью, а я маялся, не понимая, чего же хочу на самом деле. Я не видел, в чём именно смысл моей жизни, не понимал, ради чего именно я существую. Я никогда не был импульсивным человеком, не поддавался сиюминутным порывам, однако что-то всё же заставило меня уйти с работы. Мне нужно было двигаться вперёд. Мне нужно было заставить себя встать с дивана, одеться и выйти наружу – оказаться среди людей, пройтись по улицам, забежать в маленькое уютное кафе и насладиться чашечкой ароматного кофе, понаблюдать из окна за уличной суетой – всё это было так легко и просто. Но я продолжал сидеть на одном месте, и ничего не могло вынудить меня сделать маленький первый шаг к новой жизни. Дни сменяли друг друга, люди по всему миру продолжали двигаться, работать, любить, ходить в кино, танцевать, собирать модели гоночных автомобилей, заниматься любовью, слушать музыку, посещать интересные места. Люди рождались и умирали, засыпали и просыпались – всё шло своим чередом, и, конечно же, никто ничего не замечал, никому и дела не было до того, что кто-то может неделями не выходить из дома, питаясь запасами быстрорастворимой лапши только потому, что у него не было никакого настроения и желания меняться. Людям несвойственно интересоваться жизнью других. Никто ничего не замечал... Каждый день я подходил к висящему в прихожей настенному календарю с двенадцатью видами города Рейкьявик, открытом на октябре, и зачёркивал чёрным маркером очередное число. Я повторял себе: «Ещё один день прошёл, когда ты уже начнёшь хоть что-то делать?», но, конечно же, это ничего не меняло. Я с минуту стоял у календаря, но больше смотрел не на числа, а на картинку с невысокими, обшитыми шифером и цветными металлическими листами домами. Этот маленький городок очень нравился мне. Когда я смотрел на эти заснеженные крыши, я ощущал невероятное спокойствие. Мне казалось, что северяне, которые живут там, под этими крышами, не обращают внимания на мелкие неприятности, так часто наводняющие жизнь. С философским спокойствием смотрят они на свои заснеженные вершины, любуются на водную гладь, окружающую их со всех сторон; их воспитывали мороз и ветер, холодное море и обжигающе горячие источники, бьющие из самых недр земли. Они сильные и смелые, удачливые и весёлые, хотя никогда не ждут, что жизнь будет простой и лёгкой. Я идеализировал их, а оттого казался себе ещё более жалким. Я вспоминал, как в моём детстве родители однажды возили меня в Исландию на Рождество, и как часто я мёрз и жаловался, но, всё же, чувствовал себя удивительно счастливым. Я познакомился с мальчишкой из Китая, имени которого сейчас и вспомнить не могу, мы совсем не понимали друг друга, но быстро сдружились, объясняясь жестами. Все вместе мы ездили на экскурсии, а после них наши родители уходили гулять по Рейкьявику, оставляя нас вдвоём. Я зачёрпывал огромные пригоршни снега и кидался в него снежками, и он верещал совсем как девчонка, и, так не похожие на нас, голубоглазые светлокожие и светловолосые исландцы оборачивались на нас. Мы ели горячие булочки с джемом, запивая их молоком, и, так странно, что я всё ещё помнил именно это, мальчик постоянно задевал мои ноги своими, как-будто бы никак не мог поместить их под столом. Я часто ловил себя на мысли, что был бы рад снова оказаться в этом городе. Иногда во сне я видел себя стоящим на холме, под голым огромным деревом. Я стоял на мёрзлой заиндевевшей земле, вдыхал солоноватый морозный воздух и зачарованно смотрел на красные, зелёные и белые крыши. Почему-то я не понимал, где оказался и потому взбудоражено спрашивал у кого-то: «Где это мы?». И чей-то голос отвечал мне: «Добро пожаловать в Рейкьявик!» Чжоу Ми - Добро пожаловать в «Рейкьявик»!!! – бодро кричу я в микрофон каждому новому посетителю, если, конечно же, в это время я не занят тем, что пою очередную песню «Super Junior». На самом деле, я не считаю, что наши посетители так уж разборчивы в музыке, но песни этой группы мне и самому очень нравились. Некоторые из вновь прибывших скромно отвечают на моё приветствие, а кто-то даже машет рукой. Атмосфера в нашем заведении дружелюбная и уютная, быть может, поэтому никто не может удержаться от того, чтобы не отозваться. Хотя, Ким Хичоль, наш управляющий, говорит, что это просто потому, что я прилипчивый как мерзопакостная длиннющая пиявка. Честное слово, так и говорит. - Не домогайся до посетителей! Если они тебе не ответили, отстань от них, мало ли, в каком настроении они сюда приходят?! Ты такой приставучий, Чжоу Ми, просто ужас, - ругает меня он. - Я совсем не приставучий, я просто хочу, чтобы людям стало чуть веселее! – оправдываюсь я, широко улыбаясь. - От твоих приветствий им веселее не станет! Может, ты только наоборот разозлишь их. - Да как я их разозлю? - Они заходят, а ты им: «Добро пожаловать в «Рейкьявик»!!» – и, когда они не откликаются, нет, чтобы успокоиться, какая тебе разница? Но нет, ты успокоиться никак не можешь! «Добрый день!» – они молчат – «Привет!!» – они молчат – «Эй, насупленный мужчина за столиком у окна, я к вам обращаюсь!!!» - и когда они тебе, наконец, отвечают, они выглядят самыми несчастными людьми на земле! А потом посетители больше никогда не возвращаются, да ещё и друзьям своим рассказывают, что в кафе «Рейкьявик» работает сумасшедший певец, который не даёт им спокойно поесть!!! Я тебя уволю, вот увидишь, Чжоу Ми!!! Ещё один раз – и точно уволю!! На самом деле господин Ким Хичоль совсем не злой человек. Он красивый, харизматичный, общительный и справедливый руководитель. Он с удовольствием общается с посетителями и подчинёнными, он с удовольствием пробует все новые блюда, которые появляются в меню, и он с удовольствием слушает мои песни. Где-то в уголках его подкрашенных глаз затаилась какая-то необъяснимая тоска, и, хотя я знаю его совсем немного, иногда мне кажется, что он жутко устал от этой работы, и от этой круговерти, в которой совершенно нет времени как следует отдохнуть и расслабиться, но вида он никогда не подаёт. Хичоль – очень сильный человек. Когда он ругается, он не стесняется в выражениях, когда он смеётся – он смеётся от всей души. И когда я узнал, под чьим руководством мне придётся работать, я понял, что мне очень повезло. - Наше кафе называется «Рейкьявик» просто потому, что мне так захотелось. Мне просто нравится это слово: «Рейкьявик». Никаких детских воспоминаний, никакого символизма, просто красивое, стильное слово. Но это совсем не значит, что вы, лентяи, можете работать «на отвяжись»! Я хочу, чтобы вы работали на все сто! Я хочу, чтобы случайно забежав сюда, посетитель подумал, что попал в европейское уютное кафе с маленькой азиатской изюминкой, я хочу, чтобы ему захотелось заходить сюда снова, и снова, и снова. Повара должны вкладывать в каждое блюдо свою душу, официанты должны угадывать желания клиента, но не быть при этом навязчивыми, а ты, глупый Чжоу Ми – к тебе я обращаюсь отдельно, потому что поёшь ты очень хорошо, и мне бы всё-таки очень не хотелось тебя увольнять, так вот, ты, Чжоу Ми, должен быть более сдержанным. Просто пой. Будь нашей любимой певчей птичкой и не жди, что каждый посетитель будет здороваться с тобой только потому, что ты молодой, красивый, высокий и с обаятельной улыбкой... Господи, как же я вас всех иногда ненавижу... Всё. Идите. Работать. С богом. Ой. Нет, без всяких богов, чёртов Шивон, это всё из-за тебя... С такой речи господин Ким Хичоль, управляющий кафе под названием «Рейкьявик», начинает каждый новый рабочий день. Кто такой Шивон я так и не понял, но, наверное, он жутко религиозен, даже если Хичоль умудряется помянуть в своей речи имя господа нашего всуе. Впрочем, это неважно и к делу уже никак не относится, ведь рассказываю я о своей жизни. Итак, теперь я работаю в небольшом и очень милом кафе, который наш управляющий по своей прихоти решил назвать именем далёкого европейского города. Каждый вечер, около четырёх, я захожу в кафе с чёрного входа – при этом над дверью звякает маленький колокольчик. Я здороваюсь с поварами и официантами, а потом ухожу в подсобное помещение, где могу переодеться и накраситься. Краситься приходится, опять же, по прихоти Хичоля. «Артист со сцены должен сиять и выделяться!» - повторяет он мне почти каждый раз. Он и сам частенько приходит на работу с чуть подведёнными чёрным глазами и тинтом на губах. Иногда он одаривает меня своим вниманием, приходит ко мне в подсобку и лично красит меня. «О, это не стрелки, а произведение искусства!» - восхищается Хичоль своей работой. Получается у него и вправду очень хорошо и моё отражение бодро улыбается ему из зеркала. Я выхожу на небольшую сцену, расположенную в дальнем углу зала. Мне кажется, что к этому нельзя привыкнуть, и каждый раз, перед каждым своим выходом на эту сцену, я волнуюсь, словно выступаю впервые в своей жизни. Но потом я глубоко вздыхаю, закрываю глаза и просто пою. Я люблю петь, и думаю, что музыка – это моё призвание. Я люблю этот прекрасный город и уже люблю это уютное кафе. Всю мою жизнь я был уверен в одном – ничего не случается просто так. Наверное, есть в этом какой-то знак – петь песни в кафе под странным названием «Рейкьявик». Даже если я пока не вижу никакой причинно-следственной связи между чудом и моей нынешней работой, это ещё не означает, что чудо не произойдёт. Поэтому я продолжаю петь, здороваюсь с посетителями, учусь мудрости у управляющего Ким Хичоля и терпеливо жду – чего-то невероятно прекрасного. Кюхён Ещё через две недели что-то, всё-таки, произошло. Сонмин ворвался ко мне в квартиру запыхавшийся и растрёпанный, что было совсем ему не свойственно, он был злой и, немного, испуганный, но все его эмоции разом сошли на нет, когда он увидел меня – живого, целого и невредимого. - Ты куда пропал?! – закричал Мин, кидаясь мне на шею – и это тоже было мало походило на него. - Никуда, - ответил я, аккуратно отодвигая Сонмина и проходя вглубь квартиры. - Ты мне, вроде как, зайти не предложил, но я всё-таки захожу, - сообщил мне он, потом громко ойкнул, спотыкаясь обо что-то (я, почему-то, злорадно усмехнулся), потом я услышал, как в прихожей что-то упало, поскребло по полу, Сонмин чертыхнулся, чтобы затем, наконец, добраться до меня – ещё более растрёпанным и взволнованным. - У тебя в прихожей куча вещей на полу валяется. И не только вещей, ещё мусор какой-то... И вообще, что такое с твоей квартирой случилось? Ну и срач у тебя. - Да как-то... времени не было убраться. - Так, ладно. Я по-другому поводу, - к нему вернулся его привычный деловой и серьёзный тон, а от взволнованности не осталось и следа. – Что-то давненько не сталкивались мы в одном коридоре. Ты что, ушёл с работы? - Ну да. Мне как-то... надоело. Даже в темноте я увидел, как вытянулось лицо Сонмина, а его рот стал похожим на аккуратную букву «о». - Ты, наверное, так неудачно шутишь, да? – теперь настала его очередь думать, что я повёл себя совсем не свойственным мне образом. - Чай, кофе? – ответил я вопросом на вопрос. Сонмин возмущённо моргнул, а потом покачал головой: - Не шутишь. Я кивнул, обогнул Сонмина и прошёл на кухню, чтобы уже оттуда сообщить, что кофе закончился. Чтоб его, не везёт мне с этим кофе, не успел перед увольнением купить большую банку, как его уже и нет. - Чай подойдёт. Сонмин прошёл на кухню и тихонечко вздохнул – чистых кружек в моей квартире не осталось. - Я не буду пить чай из грязной чашки, - траурным голосом сказал он. - Я не хочу мыть посуду, - доверительным шёпотом доложил я Мину. - Я вымою, - вздохнул Сонмин. В следующие несколько часов он развернул в квартире бурную деятельность – что-то мыл, что-то чистил, вытирал пыль, пылесосил пол, раздвигал шторы («Я ослеп!!» - бурчал я), отправил в стирку вещи. - Я абсолютно обессилен, - пожаловался мне Сонмин, падая на кресло. - Я тебя ни о чём не просил, - отрезал я. - Бессердечный... Так, почему же ты ушёл с работы? - Директор домогался меня. Сначала всё началось с похлопываний по коленке – я даже внимания не обращал, думал, что так он проявляет своё дружелюбие по отношению ко мне. Потом он начал делать это всё чаще и чаще, а потом напрямую предложил мне сделать ему минет за повышение. Я, конечно же, отказался. - Ты совсем дурак? - Зато теперь это точно была шутка. - С другой стороны, - продолжил Мин как ни в чём не бывало – я бы согласился – директор слово держать умеет, а предложения о повышении с неба не падают. Я усмехнулся. Уж кто, а я-то точно знал, что и Сонмин бы никогда не поступил подобным образом. Он был человеком высоких нравственных и моральных идеалов, честный, трудолюбивый и ответственный. Мы были коллегами, и, хотя встречаться непосредственно по работе нам приходилось редко, было в Сонмине что-то особенное, отчего меня, в своё время, к нему ужасно потянуло. И, пусть человеком я был нелюдимым, а Мин и вовсе не любил отвлекаться от работы, мы, каким-то образом, сдружились. И даже пробовали встречаться – попытка, кстати, была неудачной. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как мы уживались под одной крышей в самом начале наших отношений. Наверное, в такие моменты и начинаешь понимать смысл фразы о том, что противоположности притягиваются. Мы были разные – слишком правильный Сонмин, флегматичный ко всему я, пусть оба трудоголики, но абсолютно по разным причинам; живущий вне режима я, отправляющийся спать в десять по будням и в двенадцать по выходным Сонмин. Несмотря на различия, нам, всё же, было удобно рядом друг с другом, и я до сих пор помню, как было приятно прикасаться к Сонмину и вдыхать его запах, как дурел и радовался я поначалу от поразительного чувства спокойствия и защищённости рядом с этим человеком. Но, со временем, Мин, предупредительный и положительный, словно бы безо всяких изъянов, Мин, который умел делать если не всё, то очень многое, стал тяготить меня. Каждый день я видел рядом с собой идеального человека, а из-за этого казался себе... посредственным. Я уже упоминал, что не хотел от жизни ничего, кроме тишины и покоя. Рядом с Сонмином, который, пусть и пропадал на работе, но, при этом, успевал сделать ещё миллион полезных дел, помогал людям вокруг себя и вертелся как белка в колесе, я ощущал, насколько уныло и заурядно моё желание. Однажды, около трёх часов ночи, у Сонмина зазвонил телефон. Мин поднялся с кровати, принял звонок и ушёл в коридор, боясь разбудить меня разговором. Но я ещё не уснул и краем уха услышал, как чей-то громкий голос умоляет его приехать. В ту секунду я испытал невероятное облегчение. Не знаю, с чего я решил, что Сонмин изменяет мне. Может быть, я так хотел прекратить эти отношения, что нарисовал у себя в голове картину, как другой парень среди ночи звонит ему, чтобы закатить истерику и Мин не может не уехать, чтобы успокоить его. Он и уехал – оделся быстро и тихо, так и не узнав, что я не спал. А на следующее утро, вернувшись, он спокойно рассказал мне, как ночью позвонил его друг, у которого приключилось несчастье, и ему нужна была помощь. Я понял, что Сонмин мне не врал – чувство, разрастающееся во мне, звалось отчаянием. Когда через минуту Сонмин зашёл в ванную умыться, он привычно проворчал: «Опять ты не закрутил колпачок у зубной пасты» - что-то во мне будто щёлкнуло: «Сонмин. Мне кажется, что нам не нужно больше встречаться» – сказал я, зайдя в ванную. И он просто кивнул. Нам не было смысла ссориться. Изжили себя наши отношения как пары, но дружба осталась. Просто Сонмин был слишком хорошим человеком, который всегда был готов придти мне на помощь. Как пришёл сегодня. Он без лишних слов убрал мою квартиру, словно это ничего ему не стоило, он спокойно выслушал мою историю, меня будто прорвало, я рассказал Мину всё без утайки – всё также спокойно он сказал мне: - Одевайся. Идём дышать свежим воздухом. Сейчас. И я с радостью подчинился. Я был абсолютно никчёмным человеком, которому в качестве руководства к действию был необходим хороший пинок под зад. Я был жалок и ненавидел себя. Чжоу Ми Он появился будто из ниоткуда, этот красивый молодой человек. Он был очень бледен и выглядел нездорово, и, может быть, мучился от бессонницы, раз пришёл в кафе так поздно. Работаем мы до последнего посетителя, было около трёх ночи и я знал, что стафф уже не мог дождаться окончания этого длинного рабочего дня – именно поэтому лицо официанта перекосило от бессильной злобы, когда этот парень неуверенно открыл дверь и прошёл в слабо освещённый зал. - Добро пожаловать в «Рейкьявик», - улыбнулся я. Он скользнул по мне взглядом, но ничего не ответил. Просто прошёл мимо, сел за столик у окна и подозвал официанта. - Просто кофе попросил – значит ненадолго, - шепнул мне официант, пробегая мимо. – Хотя кофе, между прочим, и дома можно попить. Я усмехнулся. Юноша смотрел в окно, я изучал его взглядом, и мне казалось, что у него очень красивый профиль. То, что происходило в эту минуту, заставило меня тут же придумать сюжет для какого-нибудь романтического фильма – о том, как загадочный мужчина заглянул в богом забытый паб на окраине города. В этот поздний час в пабе обычно уже никто не бывал, а потому хозяин, словно впав в забытье, вот уже полчаса протирал один и тот же стакан. Время здесь словно остановилось, и только девушка на сцене вполголоса напевала о том, как же ей хочется, чтобы когда-нибудь сюда пришёл какой-нибудь симпатичный смельчак и забрал бы отсюда далеко-далеко – быть может, этот мужчина и есть тот самый?.. Мужчина и вправду пришёл за ней, но суровый хозяин не отпустит певичку так просто, началась драка, в тяжёлой схватке путник побеждает и забирает красавицу с собой. И жили они долго и счастливо и умерли в один день... Я вздрогнул и покачал головой. Я любил романтические истории, но эта была так себе и, если бы мне на самом деле пришлось бы пойти на такой фильм, то я, скорее всего, заснул прямо в зрительном зале. К тому же, посетитель, хоть и был очень привлекательным, явно не подходил на роль брутального самца, похитителя невинных дев – да и я, кстати, на невинную девушку не походил от слова совсем. Официант принёс молодому человеку кофе, а тот, делая небольшие глотки, продолжал смотреть в окно. Он выглядел подавленным, и мне хотелось немного подбодрить его. - Я принимаю заказы, - обратился я к нему. – Если хотите, я спою что-нибудь для вас. Юноша посмотрел на меня удивлённо, а потом покачал головой. - Вы не выглядите счастливым. Просто подумал, что подниму вам немного настроение... Точно ничего не хотите послушать? - Нет, спасибо. - Просто предложил, - пробормотал я. Потом немного помолчал и произнес: - Знаете, это моя работа. Надеюсь, я вам не помешаю, если всё-таки спою. Я увидел, как юноша спрятал лицо в ладони. - Песня посвящается унылому парню у окна, - сообщил я, тот поглядел на меня приподняв бровь, и только я собрался спеть, как услышал возмущённый голос, который узнал бы везде: - Чжоу Ми!! Миллион раз тебе говорил – не приставай к клиентам!!! – и в зал вбежал управляющий Ким Хичоль. - Пожалуйста, не злитесь! – воскликнул я. – Я просто выполняю свою работу. Спел бы одну песенку и всё. - Человек пришёл культурно отдохнуть, - продолжал злиться Хичоль. - Да я разве мешаю?? - В тишине и спокойствии! - Я бы спел тихонечко, ему бы понравилось! Ким Хичоль сердился, я оправдывался, и оба мы совсем не отдавали себе отчёта в том, что наш посетитель наблюдает за нами, а когда всё же обнаружили это, я увидел в глазах юноши неподдельный интерес к нашей беседе. - Извините за весь этот шум, - поспешил сказать Хичоль. - Ничего-ничего, мне просто стало интересно, уволите вы его или нет. - Эй! – обиделся я. - Я бы рад, но хорошего вокалиста в наше время совсем не найти, - развёл руками управляющий. - Ну, это уже вообще ни в какие ворота, - пробубнил я и краем глаза заметил, как посетитель чуть улыбнулся. Моё сердце, кажется, пропустило удар. Мы помолчали. Юноша разглядывал кофе в своей чашке, вид у него при этом был такой, словно он ожидал увидеть на дне что-то, что прояснит ему смысл существования жизни на земле, я вертел в руках микрофон, по-прежнему дуясь на Хичоля, который, в свою очередь, просто оглядывался вокруг – так, как-будто видел своё кафе в первый раз в жизни. - Чёрти что, - заявил, наконец, он. – Дурацкий какой-то у нас тут дизайн. Слишком тускло. - Вы не правы! – поспешил заверить его посетитель. Не то, чтобы Хичоль к кому-то из нас обращался. Но парню, возможно, действительно понравилось здесь – по крайней мере, взгляд его поменялся, точно он испугался, что хозяин кафе может прямо сейчас начать тут грандиозный ремонт. - У вас тут уютно. И название такое... славное, - продолжил юноша. – Я так давно не бывал в кафе. Да что там, в кафе, я из дома почти месяц никуда не выходил. Думал, что упаду в обморок, как только окажусь на свежем воздухе. Совсем расклеился... Внезапная откровенность произвела на Хичоля впечатление. - Молодой красивый мужик, а уже депрессиями мучается, - цокнул он языком. – Бери себя в руки, совсем что ли? - Господин Ким, это не очень-то прилично, - нервно улыбнулся я. – Меня ругаете, а сами клиентов злите не хуже меня. - Я тебя точно уволю! – огрызнулся тот. - Да нет. Вы правы, - покачал головой юноша и усмехнулся. Его окружал ореол загадочности, и его улыбка была совсем невесёлой, и грустинки в его глазах словно были отражением глаз Ким Хичоля. Моё сердце забилось сильней, и он и вправду был красив, мне хотелось спеть ему, меня потянуло к нему, странное предчувствие захватило меня – а может ли быть так, что вот то самое, чего я ждал, может быть, ради встречи с этим человеком пришёл я работать в кафе «Рейкьявик»? Всё это звучало глупо, но в это так хотелось верить. Я всегда был неисправимым романтиком. Юноша так и не допил свой кофе. Он встал из-за стола, вытащил из кармана куртки деньги и положил рядом с чашкой. - Спасибо, - кивнул он головой Хичолю. – Не надо ничего здесь менять, - добавил он. Хичоль хмыкнул и слабо улыбнулся – почему-то я сразу понял, что он прислушался к мнению. - До свидания. Моя судьба уходила от меня, и я попытался успеть поймать её. - Приходите к нам ещё! – крикнул я вслед посетителю. Получилось жалостливо и жалко. - Приду. Я ведь так и не услышал, как ты поёшь, - он улыбнулся, и я понял, что это была его первая настоящая улыбка за то короткое время, что он провёл здесь. А ещё именно из-за этой улыбки мне показалось, что история только начинается. *** Погода первых чисел ноября была омрачена дождями и холодным ветром. Чжоу Ми повязал на шею длинный тёплый шарф и вооружился стильным чёрным зонтом, что никак не помешало ему промокнуть и замёрзнуть. - Всегда мечтал побывать здесь просто как посетитель! – доверительным шёпотом поведал он Кюхёну, грея пальцы о кружку с горячим шоколадом. Кюхён улыбнулся и посмотрел в окно. Глядя на мерцающие стёкла магазинных витрин, спасающихся от непогоды людей, машины, с шумом проезжающие по мокрому асфальту, он не ощутил привычной меланхолии, и это было непривычно. ...Когда Кюхён посетил кафе «Рейкьявик» во второй раз, он увидел, как Чжоу Ми помахал ему рукой, будто старому знакомому. Кивая ему головой в ответ, он чувствовал себя странно, потому что успел отвыкнуть от человеческого внимания. Как и в прошлый раз, Кюхён заказал только чашку кофе и посмотрел на сцену. Песня, которую пел Чжоу Ми, была смутно знакомой, но Кюхён никак не мог вспомнить исполнителя. В общем-то, это было совсем неважно, значение имело лишь то, как пел её сам Чжоу Ми. Кюхён не знал, всегда ли пение юноши звучало так проникновенно или в этот раз он старался потому, что хотел произвести впечатление, но одно было точно – с первых строк его словно ударило током. Чжоу Ми пел песню, которая проникала прямо в сердце Кюхёна, Чжоу Ми сам был этой песней, словами, которые уверяли, что уныние – это самый страшный грех и не было ещё таких трудностей, которые нельзя было бы не преодолеть. Слова были самыми простыми, но в устах Чжоу Ми они имели страшную силу, которая странным образом влияла на Кюхёна. Позже он нашёл эту песню, но, послушав её, не испытал ничего похожего на чувства, захватившие его в кафе. Когда он решил посетить кафе в третий раз, был вторник. Оказалось, что у Чжоу Ми был выходной, и послушать его ещё раз не было никакой возможности. Кюхён никогда не верил в счастливые случайности и совпадения, но именно в этот день Чжоу Ми понадобилось что-то забрать из своей подсобки, а потому они встретились у пешеходного перехода недалеко от «Рейкьявика». Чжоу Ми улыбался от уха до уха и оказался на полголовы выше Кюхёна. - Меня зовут Чжоу Ми, а это мой номер, - сказал он легко и просто, и Кюхён вздохнул с облегчением, понимая, что ему не придётся выдумывать повод и говорить ненужные глупости. Чжоу Ми отдал ему чуть помятую бумажку – помятую так, будто она лежала в кармане достаточно давно, но всё ещё ждала своего часа быть врученной нужному человеку. - Я Кюхён. И мне нужно идти, - брякнул он прежде, чем успел подумать, но Чжоу Ми отпустил его, махнув на прощание рукой. Кюхён отважился набрать номер только с пятой попытки, когда понял, что думает о высоченном улыбчивом парне чуть больше, чем, наверное, стоило бы думать, и он придумывал себе оправдания (я только поболтаю с ним, я встречусь с ним, чтобы убедиться, что в нём нет ничего особенного, я познакомлюсь с ним ближе, потому что Сонмин убедил меня завести новых знакомых), но, попросту, забыл о них, когда услышал голос Чжоу Ми. Потом они сидели в очень шумном кафе, в котором Кюхён сперва почувствовал себя ужасно неуютно, а потом просто перестал обращать на это внимание – лишь потому, что Чжоу Ми стал рассказывать ему о том, как оказался в Сеуле. Он смеялся и тараторил без умолку, и Кюхён совсем не понимал, как такой болтливый парень не может вызвать в нём привычного раздражения. Однажды Кюхён понял, что просто пропустил тот момент своей жизни, в который понял, что не может дождаться следующей встречи с Чжоу Ми. Чжоу Ми был славным. Он был простым и добрым, совсем не таким идеальным другом, как Сонмин, и, может быть, поэтому Кюхёну было так хорошо с ним. - Я надоем тебе, вот увидишь, - предупредил он Чжоу Ми. - О, нет, никогда в жизни, - засмеялся Чжоу Ми в ответ. - Ты не понимаешь. Тебе будет трудно вечно тянуть меня за собой. Тебе надоест видеть мою унылую рожу. Я слишком скучный для тебя. - Мне не придётся тащить тебя, ты справишься со всем сам. Тебе просто нужно разобраться в себе. Для Чжоу Ми весь Сеул был наполнен местами, посетить которые было просто жизненной необходимостью, равно, как необходимо было посещать их обязательно вдвоём. Он говорил Кюхёну: «Я не был здесь, а ещё здесь, и здесь тоже не был – мы просто обязаны там побывать!», и Кюхён был рад послушно следовать за Чжоу Ми туда, куда он его позовёт – просто потому, что это было весело, здорово и помогало разогнать тоску. - Может быть, тебе стоит уехать из города, развеяться? – предложил как-то Чжоу Ми. Он сидел за кухонным столом, разглядывал своё острое колено и пытался ногтём отскоблить присохший к джинсам соус. Кюхён посмотрел на календарь с Рейкьявиком. - Всегда мечтал слетать в Исландию, - пожал он плечами. – Это единственная страна, которую я всегда любил. - Ну, так слетай. Если, конечно, бюджет позволяет. - Я почти никогда не тратил денег на себя, так что они есть. Просто... Это несерьёзно. Просто взять и слетать на недельку в Исландию? Тебе не кажется, что это как-то безответственно? - Представь, что ты в отпуске. Ты поступил безответственно ещё тогда, когда ушёл с работы ни с того ни с сего – и не думай, что я тебя осуждаю. Я лишь говорю о том, что ты никому ничего не должен, так почему бы и нет? Когда ты вернёшься, отдохнувший и счастливый, ты поймёшь, что всё, что произошло с тобой за это время – не более чем маленькая ошибка. Ты просто стоял на распутье... Когда-нибудь я смогу написать песню об этом, - неожиданно добавил он. Чжоу Ми беспрекословно верил в него – это пугало, вселяло надежду и, одновременно, грызло, словно немой укор. Кюхён вдруг подумал о том, что было бы здорово сбежать в Рейкьявик, словно на край земли, и там решить, что же следует делать со своей жизнью дальше. Когда-то, много лет назад, Кюхён очутился в этом городе и стал самым счастливым человеком на земле. Кто знает, быть может, вернувшись туда, он снова научится смотреть на жизнь проще? Может быть, всё вернётся на круги своя? Ещё никогда Кюхён не принимал решения так быстро... ...- Всегда мечтал побывать здесь просто как посетитель! – прошептал Чжоу Ми Кюхёну. - У меня есть для тебя кое-что, - улыбаясь, ответил Кюхён. - Господи, неужели обручальное кольцо?! – округлил глаза Ми. - Давай пока повременим со свадьбой, - усмехнулся он в ответ. – На самом деле, это ключи от моей квартиры. Я хочу, чтобы ты присмотрел за ней некоторое время. - Ты всё-таки решил побывать в любимом Рейкьявике? – почему-то сразу догадался Чжоу Ми. – Знаешь, ты правильно поступаешь. Мне кажется, если ты развеешься где-то, где тебе действительно будет хорошо, то ты быстро придёшь в норму. Меня одного недостаточно, чтобы поднять тебе настроение. - Мне очень хорошо рядом с тобой, - честно признался Кюхён, краснея. – Но побывать там это как-будто... совершить паломничество. - Я желаю тебе удачи, - Чжоу Ми накрыл руку Кюхёна своей. Это был очень естественный жест, который, однако, очень смутил Кюхёна. Отвернувшись от Чжоу Ми, он снова посмотрел в окно – над городом по-прежнему нависали тучи, но дождь на какое-то время закончился. *** Рейкьявик Рейкьявик – это серое высокое небо и чайки, кружащие над крышами домов. Это тёмные, припорошенные снегом холмы за твоей спиной, и залив где-то далеко впереди. Это Аустурстрайти с её многочисленными сувенирными магазинами и бесконечными кафе и Адалстрайти с парками, музеями и соборами. Кюхён оставляет дорожную сумку в маленьком гостиничном номере, одевает под куртку тёплую кофту и отправляется изучать окрестности. В Рейкьявике тихо и спокойно, а его узкие улицы чисты. Ароматы города пьянят и, глубоко вдыхая, Кюхён может почувствовать, как в его груди словно что-то сжимается и чуть кружится голова. Он проходит по центральной улице, по которой никогда не ездят автомобили, обедает в одной из небольших кафешек, а потом держит своё направление к юго-восточному холму, где расположилось здание «Перлан», которое, судя по описанию, является одновременно и резервуаром, и музеем истории, и рестораном. Кюхёну кажется, что здание с круглой голубой стеклянной крышей больше напоминает обсерваторию или институт по изучению инопланетных технологий. Он бродит по музею, дожидаясь, пока на улице стемнеет – для того, чтобы с обзорной площадки посмотреть на город. Отсюда Рейкьявик виден как на ладони, а его вечерние огни как-будто горстями разбрасывали по городу – чуть больше в центре, меньше у окраин. Возвращаясь в гостиницу, Кюхён встречает на улицах ярко одетую оживленную молодёжь, которая направляется в бары, чтобы развлечься. Он знает, что спокойная днём, к ночи столица этой северной страны становится свободной и разнузданной. Ему кажется, что жители Исландии похожи на её вулканы – готовы шумно и ярко пробудиться как только подходит их время. Он всё ещё не готов окунуться в эту шумную ночную жизнь, потому обходит стороной веселящихся молодых людей – ему по душе тишина. Следующие несколько дней Кюхён разъезжает по экскурсиям. Он смотрит на одинокие дома, стоящие посреди островков полей, на то, как пасутся на лугах низкорослые гривастые лошади, любуется шумными водопадами и гейзерами. Погода здесь меняется каждый день, Кюхёна то и дело обливает дождём, сносит ветром или засыпает снегом. Его окружают зелёный, синий, серый, чёрный, белый и бесчисленные оттенки этих цветов – гордая, холодная, сочная красота пастбищ, обочин, вулканических пустынь, припорошенных снегом, и океана. За пределами причёсанного Рейкьявика природа бурлит, клокочет, шевелится, дышит – это даже немного пугает Кюхёна, и он кажется себе мелкой букашкой, оказавшейся у логова огромного великана, готового в любую секунду уничтожить его. Когда ему надоедают экскурсии, он снова возвращается в город – гуляет по улицам, бродит по кластерам, в которых совсем уж тихо, сидит на лавочках в парке или у городского пруда. Кюхён наслаждается каждой минутой, проведённой в Рейкьявике, и иногда ему кажется, что здесь время и пространство как-будто отличаются от привычного, чувство, словно он оказался где-то на другой планете или в параллельном мире не покидает его. Здесь необыкновенно здорово, вот только острое чувство одиночества иногда просыпается где-то глубоко внутри него, разливается по телу, пытаясь достать до самого сердца. Ему не с кем поболтать о поднадоевшей смене погоды, некого пригласить на обед, некому рассказать о том, как его удивило специальное место, отведённое для зарядки автомобиля, внезапно встретившееся ему на одной из улиц. Кюхён думает, что когда он был тут в прошлый раз, ему было, наверное, чуть веселее, рядом с эти забавным китайским мальчиком. В приглянувшемся ему баре под названием "Боомкикер" исполняют живую музыку. Группа молодых людей поёт неистовые песни о жизни и смерти, и Кюхён невольно вспоминает Чжоу Ми, который за тысячи километров от него поёт в своём кафе совсем о другом, и эта музыка наполнена теплом и уютом. Кюхён вздыхает – он ужасно скучает по Чжоу Ми, и это чувство нельзя заглушить даже восхищением от невероятно прекрасных пейзажей Исландии. Он думает: «Ещё несколько дней – и я снова прилечу в Сеул. Я снова окажусь в большом городе, который постоянно двигается и не останавливается ни на минуту. Я ещё пожалею, что вернулся» – но уже знает, что мысли напрасны и толку от них нет. Кюхён чувствует себя загнанным в угол. На секунду его охватывает лёгкая паника – «где он, что это за место и что он тут делает?», но потом он успокаивается. В конце концов, Чжоу Ми сам предложил ему здесь побывать, и вряд ли у него самого есть время скучать по Кюхёну. Кюхён ухмыляется, допивает пиво, расплачивается накопившимися в кармане джинс монетами и возвращается в гостиницу – сегодня пятница, дикая молодёжь будет гулять всю ночь, а значит, нужно успеть вернуться в свой номер до начала безумной вакханалии. В свой последний день в Рейкьявике Кюхён спохватывается, что не купил никаких вещей или открыток, которые напоминали бы ему о его поездке или которые можно было бы подарить потом Сонмину или Чжоу Ми, и он бежит в центр, к сувенирным лавкам, где, в числе прочих туристов, прогуливающихся здесь, покупает кучу мелких сувениров. Город провожает его снегом, который тает, не успев долететь до земли. Покидать Рейкьявик немного грустно, но Кюхён ловит себя на мысли, что переживает даже меньше, чем рассчитывал. Просто он понял, что если он сильно захочет, то всегда сможет вернуться. Нет смысла запирать себя в раковине, когда мир за привычными, пусть и родными и безопасными стенами, так прекрасен. Кюхён Я всё рассчитал так, чтобы вернуться в Корею ко вторнику. По дороге из аэропорта я постоянно думал, стал ли Чжоу Ми ждать меня или всё-таки уехал к себе домой. Я понял, что мне ужасно не хочется возвращаться в пустую квартиру. Я так привык, что здесь, в Сеуле, Чжоу Ми постоянно крутится рядом со мной, что хотелось увидеть его снова как можно скорее. У меня были фотографии, сувениры и куча всего, о чём мне хотелось бы рассказать ему. Было бы просто несправедливо провести в одиночестве полторы недели в чужой стране и опять оказаться одному в родной. Я поднялся на нужный мне этаж, вышел из лифта, подошёл к своей двери и остановился в замешательстве. Лестничная клетка была наполнена ароматом еды, и я вдруг понял, что запах идёт из моей квартиры. Со времён Сонмина никто и никогда не готовил для меня домашней еды, и моё сердце заколотилось так, что захотелось схватиться за грудную клетку. Чжоу Ми ждал меня. Когда я позвонил в дверь своей собственной квартиры, её открыли почти сразу, словно караулили меня под ней. - Ты вернулся! – заверещал Чжоу Ми и крепко обнял меня. - Задушишь, - пробормотал я, впрочем, не особо сопротивляясь. Чжоу Ми выпустил меня из своих невероятно сильных для такого худого человека объятий и впустил меня. Я кинул сумки на пол в коридоре и огляделся вокруг. Квартира за время моего отсутствия стала выглядеть даже более обжитой и уютной – и мне нравилось это. - Ну как, как там было? Здорово, да? Красиво, наверное? – начал допрашивать меня он. - Я всё расскажу, только дай дух перевести, - попросил я. - Чёрт возьми, у меня там сейчас всё сгорит! – спохватился Чжоу Ми и унёсся на кухню, а я поймал себя на том, что улыбаюсь. В следующий час, пока он продолжал возиться на кухне, я принял душ, переоделся и быстро достал из сумки те немногие вещи, что брал с собой. - Я тебе привёз кое-что, - сказал я, зайдя на кухню. – Позже отдам. Чжоу Ми кивнул, не отрывая взгляда от сковороды. Я привычно скользнул взглядом по своему календарю и увидел, как все цифры, включающие сегодняшнее число, были аккуратно зачёркнуты чёрным маркером. - Эй, Чжоу Ми, - позвал я. - Что? - Спасибо, что присмотрел за квартирой. - Глупости какие, мне это совсем ничего не стоило. - Всё равно спасибо. Знаешь, я дождаться не мог, когда уже вернусь сюда. - Неужели так плохо было? – удивлённо протянул Чжоу Ми. - Нет, очень здорово было. Просто... одиноко. Спасибо, что дождался меня здесь. Всё случилось мгновенно – вот Чжоу Ми резко разворачивается ко мне, вот в два шага преодолевает маленькое расстояние между нами, а вот уже целует меня, так крепко, что перехватывает дыхание. - Я ужасно скучал! – пожаловался он. – Ты даже ни разу не позвонил! Я уж подумал, что ты про меня совсем забыл в этом своём Рейкьявике. Я почувствовал себя бессердечным болваном. - Прости, - только и смог выдавить из себя я. - Ладно уж. Садись давай, у меня тут всё готово, - улыбка Чжоу Ми была беззаботной и радостной – и уж точно самой красивой, что я когда-либо видел. Мне нравилось, что он улыбался мне именно так, в это самое мгновение. Мы ели, потом я увёл его в комнату, где, сев на пол, высыпал перед ним все сувениры, которые накупил в исландских магазинах и сказал, что он может выбрать любые из них. На самом деле, мне бы хотелось подарить ему намного больше, хотелось, чтобы он был там со мной, и я в тысячный раз обзывал себя идиотом за то, что не позвал Чжоу Ми с собой в Рейкьявик. - Представляешь, пока тебя не было, я песенку придумал, - засмеялся Чжоу Ми, перебирая цветные безделушки. – Слушай: Я уже давно хочу к северу в Исландию, Потоптать загадочную ледяную мантию. Нет больших деревьев там, все растенья карлики, Северяне заселяют... И потом слово «Рейкьявик» повторяешь до бесконечности. Забавно, правда? Может спеть её в кафе? Я засмеялся и, преодолев смущение, которое всегда мучило меня в подобные моменты, потянулся к Чжоу Ми, чтобы поцеловать его. Это был только второй наш поцелуй, а я уже привык к этому невероятно захватывающему чувству, когда его губы прикасались к моим. - А ещё, помнишь, как ты рассказывал мне про то, как ездил в Рейкьявик с родителями на Рождество? И что встретил там мальчика из Китая? Я тут подумал. Я ведь тоже был там. В детстве, тоже с родителями, и тоже на Рождество. И, кажется, играл там с каким-то мальчишкой. Странно, ага? Может это ты был, а? Я смотрел на Чжоу Ми так, словно увидел его впервые в жизни. - И ты молчал?! - Ну, я же не думал, что это будет иметь какое-то значение. Просто не сказал и всё. Я никогда не верил в такие вещи, но доказательства были налицо – такие странные совпадения происходят один раз на миллион. Мой далёкий товарищ из детства сидел прямо передо мной и виновато улыбался. - Представляешь, мы с тобой друг друга не искали, а всё равно нашли. Судьба, - Чжоу Ми протянул мне руку, и я просто пожал её. – Ну, так как там, в Рейкьявике? - Потрясающе, - ответил я. – Только скучно, когда один. Это была поездка моей мечты, но, если бы меня никто не ждал, я бы так и не почувствовал себя до конца счастливым. Так что я рад, что, наконец, вернулся. Я уже знал, что нужно будет найти новую работу, снова втискивать себя в распорядок дня, каждый день выполнять определённый алгоритм действий, находиться среди людей и общаться с ними. Но, как ни странно, я уже не чувствовал себя расстроенным этим знанием, ведь я, также, знал, что рядом со мной будет Чжоу Ми, которого я обязательно уговорю переехать ко мне. Потому что когда ты не один, уже неважно ни как ты живёшь, ни где ты работаешь. Есть вещи, которые куда важнее этой рутины – наверное, они и помогают нам всё это терпеть, день за днём, из года в год. На улице темнело, в комнату пробирались сумерки, но даже в полумраке я различил улыбку Чжоу Ми, который сказал мне: «Добро пожаловать домой».