***
Домой ноги не несли. Тень Сэнни преследовала, делая мир черно-белым. «Я лгал тебе, Сэнни». Когда-то давно он придумал мир, о котором так настойчиво расспрашивал храмовый омега, смешал обрывки детских воспоминаний (тогда в привычно-пасмурном небе изредка еще появлялось солнце) и мечты, рассказы путешественников, исторические зарисовки… Он придумал этот мир. Потому что говорить о том черно-багровом месиве, что заполняло небо, не хотелось. Царство вечного заката. Мир без солнца, без неба, без света. Сначала, когда они были просто глупыми подростками, и Джа изливал в этих сказках отчаянную тоску по дому. Потом не находил в себе решимости сказать правду. Потом, когда узнал, что пути наверх для храмовых нет – решил оставить все как есть. Его хорошо тренированная к тому моменту совесть не пискнула. Но вот сейчас было как-то не по себе. Джаред, в который уже раз мысленно вознеся хвалу богам, большим и малым, за то, что занимаемая им ступень Иерархии более не требует воздержания, решительно свернул с проспекта, играющего неверным, пляшущим светом фонарей, факелов на стенах домов, масляных светилен в окнах, в темное жерло переулка. Вонь, конечно, еще та, но и любопытных глаз меньше. Душевные раны нужно дезинфицировать, чтобы не гноились. Джаред привычным жестом толкнул почти невидимую в темноте дверь и нырнул в море звуков и запахов. В чем не откажешь хозяину заведения – это умении использовать слабые стороны. После тьмы переулка освещение в низком зале было вполне достаточным, аромат выпивки, духов, феромонов, закусок, что поспевали на кухне, сдобренный дымком «красного дракона», казался сладким, будоражащим. Гремели басы, на танцполе в тумане пыли и «драконьего» дыма колыхались невнятные фигуры. Полумрак давал условную анонимность, достаточную, чтобы принять ее и согласиться с ней. Джаред, уловив в полумраке призывно машущие руки, двинулся к столику в ароматной глубине зала. Высокий рост здесь не был преимуществом – он был слишком заметен. Он двигался мягко, пожалуй, даже грациозно, сильное и уверенное тело было благодарно за долгожданный отдых от сковывающих условностей Храма. Джаред чувствовал себя живым, полным сил, свободным. Вот оно: именно отсутствие свободы давило более прочих ограничений. Регламентированность и упорядоченность мира Иерархов заставляли контролировать себя каждую секунду – но сейчас это было не нужно. Сейчас он просто хотел забыться, стряхнуть, утопить воспоминание о мимолетном поцелуе на прощание, о легком теле в шелковом коконе, о своей лжи. Да и чувство вины забросить туда же, да поглубже. К чертям. В топку. «Гори всё… я лгал тебе. И, если боги позволят, солгу снова». - Джара, ты трезвый!!! Нет-нет-нет, не сегодня! Сегодня десять лет со дня моей инициации, чертов ты омежий сын, и я - не ты, я такого повода не замылю. – Мейд требовательно сжал его плечо, затягивая сквозь сидящих и полулежащих людей вглубь ниши, что заменяла в этом восхитительно убогом заведении отдельный кабинет. – Эй, все! Для тех, кто не в курсе – это Джа. Когда меня с треском выперли из Храма за наркоту, он единственный не сдал меня Иерархам. Для тех, кто в курсе – не стойте столбами, налейте человеку!.. Джаред просто позволил этому галдящему водовороту захлестнуть себя, и вот уже он не просто сидит за столиком, а сидит с удобством, и в одной руке – матерый кружбан с пивом, в другой – заботливо раскуренная длинная и тонкая сигара «красного дракона», на коленках – чья-то круглая попка, лица ее обладателя он не рассмотрел – да и что за беда? Посмотрит утром, если будет в том необходимость. Он затянулся, жгучий пряный дым наполнил легкие, а с ними – и всю грудь, живот, вены, вытесняя мрак. Черт, как же здорово! Он задержал дыхание, но «дракон» скоро вырвался наружу, заставляя смеяться до хрипа. Зажав сигару зубами, он освободившейся рукой деловито облапал упругую попку на коленях – весьма неплохо! – поднялся выше, по узкой спине, в талии такой узкой, что, кажется, не шире его ладони, зарылся длинными пальцами в шелковистую гриву, и омега послушно выгнулся, позволяя Джареду сжать пальцы, собирая в кулак гладкие пряди, а затем и вовсе откинулся назад, на него, подставляя жадной ладони тонкую шею, узкую грудь, впалый вздрагивающий живот. На них никто не смотрел – тут, знаете ли, так не принято, да особо и некому: после очередного тоста Мэйд выманил своих гостей на танцпол, где они, хором ухая и топая, пытались сбацать нечто коллективное и замысловатое под аплодисменты остальных посетителей. Джаред на ощупь пристроил пиво на безопасном расстоянии, еще раз затянулся, - в голове тонко зазвенело, а где-то внутри заворочалось, урча, тяжелея, сжимаясь в алчущий комок, пульсируя и растекаясь по венам тягучим медом. Он уткнулся лицом в пахнущие кабаком и юностью волосы, он что-то отрывисто и жарко шептал, отыскав в щекотной глубине маленькое ушко, касаясь его губами, прикусывая мочку. Он шарил по тонкому телу сначала изучающее, потом настойчиво, а омега, лежащий на нем, горячий и вдруг потяжелевший, постанывал, выгибал спинку и терся о каменный стояк, и два слоя ткани, разделявшие их, вскоре намокли, пропитавшись. Джаред лихорадочно соображал, стоит ли отвезти мальчишку домой, - и безвозвратно разрушить очарование анонимности и внезапно нахлынувшего желания, - или взять прямо здесь, в душном, красноватом мареве, под ритмичный грохот чего-то ультрамодного, мозг отказывался работать, алый дым, спиртное и сладкий, властный запах омеги свели на нет его попытки остаться джентльменом. Джаред мягко, но решительно сжал зубами кожу на холке омеги, пока тот лихорадочно освобождался от одежды. Чуть отстранив прижимающиеся к нему бедра, Джа, уже не колеблясь, расстегнул застежку на брюках, высвобождаясь, и тут же медленно, вопреки требовательно воющему нутру, стараясь не торопиться, прочувствовать каждый миллиметр чужого податливого тела, вошел в плотную жаркую глубину. Мир исчез, уступив на время чувству полета и падения, хотелось рвать зубами, втиснуться в это тело, вжимая, вбивая в него себя, но Джаред принуждал себя двигаться медленно, превращая секс в мучительно сладкую пытку, оттягивая финал, насколько это возможно, чувствуя себя живым, просто живым, это такая малость!.. Музыка гремела где-то внутри переставшей контролировать ситуацию голове. Нет контроля. Нет времени. Нет ничего, кроме пульсирующего слияния тел, пьянящего восторга обладания. Утро обязательно наступит. Но не сейчас.Часть 2
4 марта 2015 г. в 10:38
Настроение испорчено безнадежно. Весь это суетный день, череда больших и маленьких дел, одно из которых, невинное поручение, обернулось визитом в гарем и встречей со стареющим омегой. На душе было гадостно, и идти домой в таком настроении просто неразумно.
Джаред покинул Храм с явным облегчением. Суровые каменные стены верхних залов, уходящие куда-то в темноту над светом факелов колонны, комнаты для молитв с колышущимися драпировками вместо занавесей, - всё это угнетало не меньше Лабиринта под Храмом.
Выйдя, наконец, под темнеющее небо, Джаред постоял немного, запрокинув голову, чувствуя горящей кожей оседающую на ней влагу. Он улыбался, и эта улыбка странно шла его обычно каменно-бесстрастному лицу. Она заставила разгладиться суровую складку между прямыми бровями, наметила тонкие лучики вокруг рысьих глаз. Если бы его увидели сейчас все те, кто пытались вжаться в стены Лабиринта, заслышав его стремительную походку, они бы не поверили своим глазам. Нет, не может быть, что бы это был Джаред! Он никогда так не делает! Он движется невесомой суровой тенью, от его внимания не укроется ничто, ни содержание мыслей, ни карманов. В его присутствии послушники не пытались сократить тексты молитв, что читали про себя, или уменьшить количество поклонов, или нацедить в золотые чаши меньше крови, чем положено – нет, нет. Только не при Джареде. Сам Верховный Иерарх, потерявший право на имя, поглядывал на него настолько явно гордясь и любуясь, что, если б не знать наверняка, что Джаред альфа, можно было бы предположить – но нет, нет… Как бы там ни было, храмовая площадь была пуста, а стремительно сгущающиеся багровые сумерки прятали лицо Джаред надежнее капюшона.