В гостях у страха

— Вот зараза! — связка ключей выскользнула из его рук и свалившись сначала на крыльцо, затем провалилась в широкую щель между досками. — Проклятие!       Дон быстро сбежал по ступеням и, в очередной раз быстро оглядевшись в силу привычки, уселся на корточки. Крыльцо было построено основательно: высокое, прочное, оно и по бокам было отделано досками, закрывая «подкрылечное» пространство. Но к его радости, Дон заметил небольшую дверцу, сделанную, видимо, для возможности хранить внизу разное барахло.       Быстро распахнув её, он залез внутрь, подсвечивая себе фонариком, всегда предусмотрительно носимым с собой. Прямой необходимости в нем не было, так как сквозь щели и так пробивалось достаточно света.       Ключей нигде не было. Не успев разозлиться, он заметил щель в фундаменте, прямо между стеной дома и землёй. С учётом того, что раз связки нигде больше нет, а значит ключи там, Дон смело сунул туда руку. Точнее, попытался. Щель оказалась узкой для его широкой ладони.       Коротко выматерившись, он повторил попытку, на этот раз медленнее и осторожнее, потому что верхний край состоял из очень прочной древесины, а нижний из бетонного фундамента. Аккуратно, по сантиметру ему удалось просунуть руку внутрь. С брезгливой гримасой Дон пошарил ею, но нащупал только какую-то труху. В недоумении он повторил попытку, и снова ничего. Несмотря на узость щели, дальше было довольно свободно, и сколько он ни шарил, стенок нащупать не смог.  — Где вы, мать вашу? — прорычал он и потянул конечность обратно.       Но не тут-то было. Рука, с таким трудом пролезшая внутрь, обратно возвращаться не пожелала. Слегка притихший Дон снова попробовал тактику осторожного и медленного движения, но безрезультатно.  — Да ты издеваешься что ли? — взревел он и принялся дергать застрявшую руку изо всех сил, чем только усугубил ситуацию. Когда он успокоился, было уже поздно, от его резких движений ладонь и запястье опухли, окончательно застряв.       Тут Дон серьёзно задумался. Этот дачный дом не имел соседей и располагался довольно далеко от ближайшего человеческого жилья. То что раньше казалось ему преимуществом, сейчас грозило превратиться в ловушку. Телефон, идя на очередное дело, он с собой, как обычно, не взял.       А ведь всё так хорошо начиналось! Присмотрел домик на отшибе, выяснил, что у приезжающего только на выходные хозяина, куры деньги не клюют. Сделал дубликаты ключей, будь они неладны!       И что теперь? Ждать пятницы? До неё ещё три дня, за это время он и так похудеет и освободится сам, без помощи разъяренного хозяина дома… Надо просто успокоиться, дождаться, когда опухоль спадёт и снова попытаться вытащить руку.       Его размышления прервало какое-то странное ощущение. Дон напрягся, почувствовав, что пальцы что-то щекочет. Он пошевелил ими и щекотание прекратилось, но лишь на пару секунд, возобновившись уже с двух сторон: на большом и безымянном пальцах. Его нюхают. Он понял это мгновенно и неотвратимо. Дом за городом, внизу наверняка есть подвал. Настоящее раздолье. Крысы. Его нюхают крысы. Крысы нюхают его застрявшую руку…  — А ну пошли, мелкие твари! — завопил он, задергавшись. Его начало трясти от омерзения, но почти сразу же пришло понимание, что этим он делает себе только хуже. Надо успокоиться, иначе опухоль никогда не спадёт. Пусть нюхают, надо лишь потерпеть и он получит свободу. Лежать становилось всё неудобнее, тело начало затекать, но маленькое пространство не позволяло изменить позу.       Щекотание крысиными усами вернулось, и у Дона волосы встали дыбом. Их было много, очень много. Почти вся его ладонь ощущала на себе их интерес. Стараясь не тревожить руку, он громко заорал, наклонившись поближе к щели. Подействовало это ненадолго, крысы, казалось, поняли, что человек в ловушке и ничего не может им сделать и совсем осмелели. Дон почувствовал как его лизнули раз, другой. Теперь он просто боялся пошевелиться. Резкий и болезненный укол в средний палец заставил его вскрикнуть. Не успел он осмыслить всего ужаса происходящего, как укусы посыпались со всех сторон.       Завопив, он заметался по тесному пространству, начав с остервенением дергать руку, которая в мгновение ока превратилась в клубок неиссякаемой боли. Дон уже не чувствовал отдельных укусов, казалось, что у него попросту сняли кожу с ладони, а после сунули её в огонь.       Он кричал, тянул руку из западни, бился ногами и всем телом об окружающие его стены, но боль не прекращалась, а, наоборот, усиливалась. Крысы не просто кусали его. Они его жрали.       Они впивались в него своими маленькими острыми зубами, грызли, поедали его плоть. От осознания этого Дон ещё больше заходился дикими криками, ещё судорожнее рвал руку на свободу, но его положение не позволяло ему принять более устойчивую позу, найти точку опоры. Он мог только упираться плечом в стену, над пленившей его дырой и тянуть, тянуть левой рукой, застрявшую правую.       В какой-то момент он почувствовал, как зубы очередной крысы яростно проскребли прямо по кости. Его кости.       В очередной раз истошно закричав, он остервенело дернул руку, и она, оставив на краях дыры обрывки кожи, очутилась на свободе.       Потеряв равновесие, Дон завалился на бок и, с безумием в глазах, уставился на свою ладонь. Точнее на то, что от неё осталось. Крысы успели обгладать её практически до костей. Не было больше пальцев, фаланг, остались только кости слегка покрытые обрывками мышц и связок. Кровь, которую, видимо, до этого слизывали крысы, начала заливать всё вокруг тёплым алым потоком.       Тонко заскулив, Дон попытался перевернуться, чтобы выползти наружу. Перед глазами у него всё поплыло, а неудачное движение искалеченной рукой принесло приступ такой жестокой боли, что болевой шок не заставил себя долго ждать. Всё вокруг потемнело и он, жалобно всхлипнув, потерял сознание, провалившись отнюдь не в спасительную темноту.       Не прошло и минуты, как из щели начали выбираться сотни крыс. Многие из них не успели попробовать свежего мяса и собирались наверстать упущенное. Они покрыли свою жертву живым ковром и начали кровавый пир.