У цветов есть интересная способность — они увянут раньше, чем ты успеешь насладиться ими вдоволь.
— Может заказать ещё одну чашечку кофе?Благоухающие лепестки чертовски быстро чернеют, когда перекрываешь им доступ к влаге.
— Тебя ещё не тошнит?Весенние цветы вообще живут всего несколько недель. Цветы не могут быть долговечными. В них этого не заложено.
— Мне кажется, я потерял что-то важное, но не могу понять что.А вот в сердце живет вечность; человек всегда старается ухватить последний вдох, отчаянно цепляясь за ускользающее время.
— Смысл своего существования?У некоторых людей времени меньше, чем у цветов.
— Не говори ерунды. Вкус кофе был отвратительным, раньше был лучше. Раньше — когда? Когда его варил другой человек в другом месте или когда твой заказ принимала девушка, чьи глаза были цвета фиалки?Фиалка — цветок невинности и застенчивости. На самом деле тут подошло бы определение «наивность» или «глупость».
Временной отрезок #1. За три года до основных событий. 20 район, кафе Антейку. — Да, я поняла, Йомо-сан обязательно заберёт и оформит Ваш заказ, — придерживая трубку между плечом и ухом, Тоука спеша писала диктуемый ей номер в углу салфетки, что первая попалась под руку. — Ожидайте. Спасибо за звонок, до свидания. В кофейне приятно пахло ванилью с какой-то горькой примесью. Запах ароматизаторов обманчиво создавал иллюзию свежей выпечки и придавал своеобразный уют. — Это действительно раздражает. Из подсобки вышел Нишики и, занеся руки за голову, направился к выходу, игнорируя Тоуку. Сегодня в кафе они были совершенно одни, без посетителей, которые не заходили к ним со вчерашнего дня, без остального персонала, причину отсутствия которых он прослушал и, следовательно, без работы. Все, что делал новоиспеченный официант, — это дремал, а сейчас решил прогуляться до университета. Сделать хоть что-то полезное за день нужно, иначе баланс внутри пошатнется, и внутреннее «я» может заставить работать, чего совсем не хотелось, потому что лично ему в Антейку хотелось лишь спать. — Я твою работу выполняю, придурок. — Твое право, идиотка. Я должен встретится с Кими. Тоука сжала зубы и, провожая взглядом Нишики, сдерживала себя, чтоб не запустить в него ручку, которая все ещё была зажата между пальцами. Вообще выбор у неё был велик: рядом стояли стеклянные банки с кофе, чистые чашки, а ещё под стойкой лежал набор серебряных ложек. Самообладание не было её лучшим качеством, и вселенная, способствуя, словно желала, чтоб Нишио получил чем-нибудь тяжёлым в затылок. — Помни, что я не считаю тебя за особу женского пола и дам сдачи, если сейчас какой-нибудь — с твоей помощи — предмет коснется меня. Не было нужды оборачиваться, чтоб понять намерения Тоуки. Каждый день одно и то же. Скучно. Ничего нового. В Антейку каждый день похож на предыдущий. В Антейку не бывает интересно. — Думаешь, хватит сил? Самодовольное заявление Нишио по привычке пропустил мимо ушей и не успел коснуться ручки, как перед ним распахнули дверь, небольшой колокольчик сверху дернулся, коротко зазвенев. На пороге стоял парень, который, судя по всему, хотел зайти, но Нишики, не меняя своего маршрута, не пропуская парня, вышел, отпихнув потенциального гостя, словно он его не заметил. Вошедший парень отпрянул и, когда Нишио вышел, залетел внутрь. Было немного неловко, и казалось, что все внимание гостей данного заведения сейчас обращено на него, но, как только он сел, то заметил, что в кафе находится совершенно один. Мгновением позже он обратил внимание на то, что под стеклом крышки стола была небольшая карта с названиями и составом разных кофейных напитков. — Добро пожаловать, я могу принять у Вас заказ? Парень медленно перевел взгляд с меню на подошедшую официантку, и первое, что бросилось ему в глаза, — это недовольные лицо девушки, моментом позже немного растрепанные волосы, что закрывали половину лица, и в конце — раздражение, что таилось в её тяжелом, как он про себя отметил, взгляде. — Мне… Я… Я хотел бы кофе. Брюнет растерялся и постарался улыбнуться ей, а она всё продолжала выглядеть так, будто он причина отсутствия у неё настроения. — Какой именно? — Любой. Я не пил кофе раньше. — Может Вам тогда лучше вообще не начинать его пить? — Я слышал, что здесь потрясающий кофе. Пожалуйста, принесите мне самый вкусный, что есть у Вас в меню! На выдохе протараторил он и смутился. Тоука опешила, необычные в своем роде, клиенты у них каждый день, а вот странный впервые. Нишио бы точно ему нагрубил. Любое кофе — так любое, ей-то что. Время немного превысило свой ход, ускорив шаг, новых клиентов, даже самых постоянных, так же не было, Нишики не вернулся, а странный парень продолжал сидеть и пить одну чашку с кофе весь день. Если быть точным, к кофе он почти не притронулся, отпил пару раз и весь погрузился в чтение какой-то книги. А Тоуке только и оставалось задаваться вопросом, почему он не пошел читать в какой-нибудь парк, читальный зал или в конце концов в библиотеку. — Прошу прощения, мы закрываемся. Тоука крикнула из-за стойки, парень среагировал не сразу, ушло секунд десять на обработку информации из построенного шума. После он быстро собрался и, взяв полупустую чашку, понес ее к стойке, чтоб Тоука не ходила туда-сюда. — Сколько с меня? — Что читал? Одновременно спросили они друг друга. Парень, выдержав небольшую паузу, по которой понял, что девушка ему уступает, ответил: — Цветы и их значения. Я стажируюсь на одну должность, и некоторые параллели в теории заинтересовали, третий день не могу оторваться. — Неужели захватывает? — Ага! Я вот только остановился на цветке белой Магнолии. — Хочешь сказать, есть тот, кто расписал несколько страниц об этом цветке? Мягкая улыбка говорила сама за себя. — Там есть много полезной информации. К примеру, разные цветы создают разное настроение, имеют особые целебные свойства, а также у каждого есть определенный смысл, с помощью которого дарящий может без слов сказать многое. Вот магнолии символизирует благородство, настойчивость, а в сноске можно посмотреть, что хочет сказать дарящий. — Вот делать людям нечего. Ну и что говорят эти твои магнолии? — «Ты будешь моей». Парень с минуту молчал, а затем под пристальным взглядом покраснел и замахал руками. — Ты не подумай. Это сноска. Сноска! И резко перевел тему. — Так сколько я Вам должен? — Считай это за счет заведения, потенциальный флорист-самоучка. … Утро следующего дня моросит дождь, обманчиво-яркое солнце прячется за облаками, стараясь скрыть свое присутствие, а мелодичное пение птиц затихает с каждым новым порывом легкого ветра. На дверях кофейни висит табличка с надписью «закрыто», пришедший Кома удивляется этому, потому что сам неделю назад случайно порвал плетенную веревку, с помощью которой держалась дощечка, и убрал её в декоративный горшок у входа, чтоб починить позже, но благополучно забыл. Становится интересно, чьих рук это дело, и, пока он переворачивает табличку на «открыто», краем глаза замечает в углу букет в прозрачной обертке. Мужчина берет цветы в руки, стряхивает попавшие на целлофан капли и заглядывает в него. Внутри, между цветками, была зажата открытка: «Спасибо за вкусный кофе. Канеки Кен.» Кома свободной рукой шарит в кармане, чтоб достать ключи и открыть «главную» дверь, спешит обрадовать Тоуку. В том, что букет предназначался ей, он не сомневался, ведь вчера работала она и Нишио, а последнему вряд ли бы стали делать подобные подарки. — У тебя, кажется, появился поклонник. Мужчина улыбается и указывает на букет у себя в руках девушке, что уже стояла в форме за стойкой, вытирает ноги о коврик у двери и входит. — Слепой, скорее всего, кто дарит девушке кувшинки? Следом за Энджи в кафе прошел Нишики и, заглянув в оберточную бумагу, лишь посмеялся, а когда проходил мимо стойки чуть было не получил по голове. — Заткнись, идиот. С утра пораньше портить настроение Тоуке — это что-то сродни чистке зубов. — А-а, мы же говорим о тебе, а я имею в виду девушку. Ошибся, прости. Кома вручает букет Тоуке, улыбается и кладет свои руки на плечи Нишио, направляя его в подсобку, чтоб переодеться, ну и для того, чтоб они ненароком не подрались с утра пораньше. Девушка разглядывает цветы и думает, действительно ли это кувшинки, как сказал Нишики. Белые лепестки цветов, среди зеленых, казались чуть ли не прозрачными, а только что вышедшая из подсобки Кая, завязывая галстук у себя на груди, вырвала Тоуку из своих размышлений. — О, это магнолии? Очень красивые. — Маг-но-ли-и? — Говорят они меняют жизнь. Посмотри от кого, должна же быть открытка. Тоуке в голову закрадывается мысль о том, что она была бы совсем не против если бы сегодня к ним снова зашел этот странный парень, даже если он и не пьет кофе. Кая немного пихает Тоуку в бок и достает из-под стойки журнал, отмечая новое начало дня, и видит, что сегодня у Йошимуры снова будет замена. — Не знаешь, где Ренджи? Скоро Рёко с Хинами подойдут. Часы показали девять утра. Воскресенье. Временной отрезок #2. Спустя два месяца после первой встречи. За три года до основных событий. 20 район, университет Камии. Прогноз погоды четвертый день подряд упрямо твердил о возможных осадках, которых, кажется, не было с прошлого месяца. Осень со всеми проливными дождями и холодными ночами последние несколько недель никак не хотела себя выдавать. Складывалось ощущение, что погода перепутала полюса или же летом, на сезоне дождей, у неё закончились все запасы осадков. Маленький, почти карманный зонт продолжал лежать на дне сумки, ожидая хотя бы небольшой дождь. Школьный день подошел к концу слишком быстро, ещё и продленку отменили в связи с подготовкой к какому-то празднику. Ни в одном из клубов Тоука не состояла, активисткой не была, поэтому оставаться в школе не было смысла. Собственно, как и торопиться сейчас в Антейку. Не спеша идя по улице, на пути ей встретилась группа студентов, которые занимались рекламой своего университета, приглашая на день открытых дверей. На секунду она задумалась о том, куда же в недалеком будущем поступать ей. Вроде как Камии очень хорошее место, и, если ей не изменяет память, в нем учится Нишио. Прикидывая в памяти график, она вспомнила, что сегодня у него выходной и, возможно, если Тоука хорошо попросит или возьмет на себя ночную смену, он проведет ей экскурсию. Телефон после продолжительных гудков молчал и сбрасывал вызов, Тоука начинала злиться, но настойчиво продолжала звонить, ведь знает же, что телефон у него всегда под рукой. После, наверное, восьми сбросов Нишики берет трубку, при этом кончено же не забыв кинуть заместо приветствия пару колкостей. На удивление он согласился слишком быстро, без лишних пререканий и споров. Нишио встретил Тоуку по дороге и кратко рассказал о Камии, зданиях, корпусах, факультетах и преподавателях. У ворот и вдоль территории университета цвела сакура белыми цветами. Студенты устанавливали палатки для предстоящей ярмарки, но Нишики был даже не в курсе, в честь чего её вообще устраивали. Как только они прошли первые палатки, он замолчал, а потом, и вовсе махнув рукой, направился в свой корпус, кинув на прощание что-то вроде «не хватало, чтоб нас увидели вместе». Сказать, что Тоука расстроилась, было бы ложью: он не слишком приятная для нее компания, но ходить одной в незнакомом месте, среди незнакомых людей и зданий, не слишком комфортно. Немного дальше центральной улицы студенческого городка, на лужайке, перед зданием факультета литературы, обедали несколько студентов. Столики, что были установлены возле этой самой лужайки, особой популярностью не пользовались. Подходя ближе, Тоуке показалось, что за одним из столов, который был и единственным занятым, сидит кто-то смутно знакомый. — Эй. Девушка заведя руки за спину, сцепила их в замок, наклонилась и взглянула на парня, чей взгляд был опущен в книгу. — Вы? — В первый раз Канеки видел эту девушку раздраженной и злой, сейчас она выглядела совсем иначе, он даже не сразу её узнал. — Добрый день! Присаживайтесь. — Тоука. Меня зовут Киришима Тоука. Тонкая полоска облака, мирно плывущая по небу, закрыла солнце, перекрывая дорогу ярким лучам. Тоука продолжала стоять. — А я… — Канеки Кен. Парень, который любит дарить цветы? — Ну… — Брюнет занес руку за голову и, прикрыв глаза, улыбнулся. — Я хотел как-нибудь отблагодарить. — Ты здесь учишься? — Да, на факультете японской литературы. А ты что тут делаешь, Тоука-чан? А бессмысленный разговор больше походил на викторину, в который, кажется, не будет победителя. — Думаю поступать. — Должно быть подготовка отнимает слишком много сил и вр… Канеки перебивает короткий сигнал сообщения, что пришло на телефон, который Тоука держала в руках. Глянув на дисплей, она одним движением разблокировала сенсорный экран и прочла входящее сообщение от Ирими, которая, похоже, спасла ее от долгих пауз в разговоре. — Я пойду, заходи на кофе как-нибудь. — До встречи, Тоука-чан! Девушка быстрым шагом направилась в обратном направлении, набирая телефон Нишики. Кая попросила съездить их за сервизом — новая официантка разбила утром почти все чашки. Ветер начал срывать белые лепестки сакуры, а на землю с неба сорвалась первая капля. Прогноз все-таки оказался прав, а Тоуке не очень то и хотелось делить один зонт с этим грубияном, которого она ждет у ворот уже больше трех минут. … Канеки приходит в Антейку на следующий день после встречи в университете — только со временем немного прогадал. В первой половине дня Тоука находилась в школе. И как-то так сложилось, что все последующие его визиты выпадали на дни отсутствия Киришимы. Но это не было такой уж проблемой; Канеки приходил в Антейку далеко не из-за вспыльчивой официантки. Постоянный гость, которым он стал, заказывал всегда один и тот же кофе, читал одну и ту же книгу, сидел за одним и тем же столиком, даже обслуживал его один и тот же официант, и это, пожалуй, была единственная цепочка стабильности его отдыха. С каждым днем количество гостей в кафе увеличивалось, читать становилось все проблематичней. Пару раз к нему даже подсаживалась маленькая девочка, которой было интересно, что же Канеки читает. К слову, он видел эту девочку довольно часто. Вместе с мамой. Временной отрезок #3. Конец осени. За три года до основных событий. 20 район, кафе Антейку. Тоука смотрит на синие лепестки маков в тонкой вазе на столе, которые принесла Итори для Хинами. Она думает о том, что, возможно, в книжке Канеки есть определение им, и, если она не забудет, то обязательно при встречи у него спросит. Хинами, которая только научилась читать, искала в школьном словаре Тоуки нужную ей формулировку. И почему-то, что она чувствует сейчас, имеет одно значение с тем, что она чувствовала, когда порезалась столовым прибором. Слову боль словарь дает такое определение, как страдание; слову страдания — мучения, а мучениям — смерть. Люди определяют смерть как конец земной жизни. Кто-то говорит, что хорошие люди после смерти идут на небо, а другие верят, что духовная оболочка продолжает жить рядом с нами до тех пор, пока не переродится. А в словаре сказано, что смерть — это состояние вечного сна. Когда человек спит, у него нет забот и тревог, ему всё равно на окружающий мир, его совершенно ничего не беспокоит. А ещё в какой-то книге написано, что существует тот, кто когда-нибудь разбудит тех, кто уснул. Даже если это выдумка, держаться за эту иллюзию намного приятней, чем перспектива жизни на небе или перерождение в другую личность. Верить, что тот, кто уснул, проснется, — утешительно. Тоука забирает у Хинами словарь и хочет спуститься вместе в кафе. Ризе вернулась, и пока сама Тоука будет разбираться с одним делом, она могла бы занять Хинами, к примеру, прочесть ей одну из любимых книг и дать что-нибудь не слишком сложное. … В сноске к смерти в словаре приводится месть. Месть определяется как убийство, желание отплатить обидчику той же монетой, а ещё способ удовлетворения собственной души. А после определения мести словарь перекидывает на прощение. Обидчика всегда можно простить, ведь если ты простишь, то и другой простит, да и никто не застрахован от того, что даже если ты воздашь всем по справедливости, никто не придет вершить суд над тобой. Тоука бы возможно приняла это во внимание, если бы от этого хоть что-то поменялось. Люди убежденны, что гули не достойны жизни, а она считает, что есть куча людей, которые больше заслуживают смерти, нежели такие, как она, и этот следователь в который раз убедил её в правоте своих суждений. Дневной свет бледнеет, небесные фонарики, подпитываясь уходящими в закат солнечными лучами, загораются один за другим, с каждой минутой все ярче. Обманчиво спокойное небо и тихие улицы становятся немыми свидетелями двух разных событий, объединёнными одним общим концом. Временной отрезок #4. Начало зимы. За три года до основных событий. 20 район, кафе Антейку. В этот раз, когда Канеки пришел в Антейку, посетителей было меньше, чем вообще в любой день его визитов, а ещё это был первый, когда на смене была Тоука. Сегодня, в их третью встречу, она заметила, что он был каким-то другим: в нем определенно что-то поменялось, будто переустановили программу, запустив новое приложение с поведением. Он не выглядел рассеянным или смущенным, каким она привыкла его видеть. Он был слишком на чем-то сосредоточен и глубоко погружен в свои раздумья. — Тоука. Можете мне помочь? — Посоветовать что-нибудь? Взгляд Канеки был устремлен в меню под стеклянной крышкой стола, а Тоука приготовилась записывать кофе, который когда-то принесла ему в день их знакомства. Нишио сказал, он пьет его чуть ли не третий месяц. — Нет, вы были знакомы с Рёко Фуэгучи? Обычный тон с нотками серьезности привел Тоуку в замешательство, собственно, как и внезапный вопрос. — Я знала её. — Тогда, думаю, Вы примите мои соболезнования. У нее ведь осталась дочь, Вы не знаете её нынешнее местоположение? Канеки упрямо читал меню, словно там успело появиться что-то новое, и он может это упустить. — Она, кажется, живет с отцом, я ничего не знаю, госпожа Рёко иногда заходила к нам на кофе, а о девочке я знаю лишь из коротких рассказов. — Вот как. — А зачем тебе её дочь? Он закрыл глаза, а затем зажмурился так, словно давал глазам передышку после несколько часовой работы за компьютером, поднял голову и свежим взглядом посмотрел на Тоуку. — Незадолго до смерти госпожи Фуэгучи, к ней ходил мой знакомый уточнить что-то насчет смерти ее супруга. Некоторое время спустя он был убит гулем, и я подозреваю, что это тот же самый, что причастен к их смерти. Мой хороший друг был лечащим врачом их семьи, поэтому он высказал мне свое беспокойство и готов взять девочку под свою опеку, потому что та осталась совсем одна. Брюнет смотрел в упор, не выражая эмоций, говорил так, будто пересказывал текст в школе, который он тупо заучил, не вникая в смысл. Тоука же напротив не могла понять, что к чему, и всем своим видом выдавала свою ложь. — Я сказала всё, что знала. Её дочь я никогда не видела. Временной отрезок #5. 31 декабря. За три года до основных событий. 20 район. Небосвод заполнили красочные вспышки салютов. Яркие искорки, словно цветы, распускались на небе радужными звездами, а от громких взрывов закладывало уши. Неоновые вывески, гирлянды, фонари, большие экраны телевизоров на витринах магазинов или зданиях центра города горели белым светом, освещая даже самый темный угол. С начала месяца снег не давал о себе знать, а сейчас, словно в подарок к новому году, белыми хлопьями, тонким слоем ложился на всю горизонтальную поверхность. Йорико, с которой Тоука весь день ходила по магазинам, попрощавшись, убежала домой. Стрелка часов перебралась за одиннадцать ночи, Тоука только поняла, что не появлялась в Антейку с утра, и тоже ужасно опаздывает. Множество пакетов радужной раскраски путались между собой и били по ногам, а длинный красный шарф почти развязался. Девушка остановилась у витрин одного пустующего магазина и, поставив пакеты на тротуар, принялась завязывать шарф. — Тоука? Закончив поправлять свою одежду, через отражение она посмотрела на того, кто позвал ее по имени. Парень с пепельными волосами стоял от нее в трех шагах, и она всё не могла понять, знает ли его вообще. Затем, переведя взгляд с отражения на оригинал, долго всматриваясь в него, но так и не вспомнила человека перед ней, перебирая в памяти чуть ли не всех знакомых. — Канеки? — Давно не виделись. — Ты… — Устроился на очень стрессовую работу. Не бери в голову. Парень сократил расстояние между ними, сразу же беря пакеты под ногами Тоуки в руки, согнул правую в локте, чтобы она за нее взялась, и мягко улыбнулся. — Ты домой? Давай я тебя провожу. Тоука неуверенно взяла его под руку, все ещё прибывая в каком-то роде потрясении. Иногда так бывает, что мозг совершенно отказывается думать, заставляя стоять на месте, копаться в собственном сознании, пытаясь наладить нужные контакты. Разгорается внутренний конфликт, потому что глаза, ощущения и тело расходятся в своих мнениях. — В Антейку. Казалось, кто-то выключил звук у внешнего мира, потому что Тоука не слышала ничего кроме хруста мелких снежинок у себя под ногами и сердца, которое внезапно стало биться чаще. Казалось, кто-то выключил весь свет, ярких улиц, потому что Тоука не видела дороги и интуитивно шла за Канеки, все сильнее хватаясь и комкая рукав его куртки. Все казалось настолько ненастоящим, что она хотела ущипнуть себя и проверить, с каких пор ей снятся настолько реалистичные сны и настолько не реалистичный Канеки, которого будто бы подменили на совершенно иного человека. Дорога тянулась к площади, оставляя за собой только следы прошедших по ней людей. У множества палаток, в которых продавали салюты или сладости, выстроились огромные очереди. По центру были установлены цветочные арки, что тянулись через всю площадь, в них горели сотни ярких огней. Мелкие снежинки путались в волосах, а холодный воздух царапал горло. Всё казалось хрупким фарфором, на который страшно даже дышать. Канеки за всё это время не проронил и слова, пока не потянул Тоуку пройти через этот «цветочный туннель». На последней арке висела веточка омелы, с которой свисали вниз длинные красные ленты, скорее всего для того, чтоб выходящие уж точно заметили такой сюрприз, и, кажется, девушка поняла, для чего вообще эти арки установили. — Тоука? — Если ты сейчас скажешь, что я должна тебя поцеловать, то… — Я хотел сказать, что это священное растение Индии. И пока у девушки не возникло желание ударить его, он быстро наклонился и, поцеловав её в щеку, добавил: — Но традиции чтить надо хотя бы в честь праздника, ты так не считаешь? Этот момент врезался в память, глубоко пуская корни. Особо четко ей запомнился слишком идеальный для всего Канеки; Тоуке казалось, что она наблюдает за всем происходящем со стороны, это не она после смеялась над какими-то шутками и не она просила его остаться в Антейку со всеми хотя бы на час. Временной отрезок #6. За два с половиной года до основных событий. 20 район. Антейку. Конец весны пахнет свежестью, а вот Азалии не имеют запаха. Тоука, опрыскивая комнатные растения, поглядывает на розовые лепестки, стараясь угадать, в честь чего и с каким смыслом, ломая голову над этим уже более двадцати минут. Канеки вряд ли стал бы дарить их просто так, с ним вообще всё и всегда было не просто так. Что-то говорил, что-то делал — с определенным подтекстом, который Тоука устала искать. — Береги себя, для меня. Девушка слышит слишком громкий в такой тишине стук поставленной чашки на стеклянный столик и оборачивается, отвлекаясь от полива растений на парня, который первый за полчаса нарушил молчание. — Что? — Ты разве не об этом думаешь? За три минуты опрыскала один цветок раз десять, не взглянув даже. У него сейчас из-за тебя перенасыщение будет. — Я выбрала биологический факультет и в последнее время благодаря тебе думаю о том, чтоб перевестись на кафедру ботаники. Копируя манеру его речи, Тоука заметила, что у нее закончилась вода, а Канеки пообещал в следующий раз, наблюдая такое, промолчать, за что девушка кинула в него пустой распылитель. … Падающие звезды стремятся к земле, врываются в море и погружаются глубоко на дно, остывая и холодными камнями оставаясь погребенными тысячами литрами ледяной воды. Канеки вспоминает некогда данное обещание, и где-то в недрах сознания, сквозь стены тонко-плетенных нитей, сокрыто желание никогда его не выполнять. — Тоука-чан, хотела бы ты исправить какой-нибудь момент своей жизни? Ночной ветер пробирается под куртку, закрадываясь под футболку, и скользит по спине, обнимая липким холодом. Тоука кутается сильнее, скидывает балетки, встает на качели босыми ногами и, обнимая железные прутья локтями, начинает раскачиваться, смотря на впереди стоящую фигуру Канеки, что терялась на фоне черного неба и ярких звезд. — Думаю, нет. — А я все думаю... что хотел бы никогда не совершать один из двух поступков. При первом я бы ни о чем не сожалел, а при втором… не знаю, сложились бы мои дела так же, без этой составляющей, но тоже довольно не плохая альтернатива. — О, что, жалеешь, что не работаешь в цветочном? — Может так оно и есть. Сознание тонуло в пучине, разрываясь миллионами крупицами, которые вряд ли уже можно будет собрать. Океан эмоций затягивал и тащил на дно, солнце входило в закат, а небо перестало виднеться в дали. Хотелось смеяться, пока не проступят слезы. Хотелось, чтоб кто-нибудь услышал, как ты загибаешься, и вытащил из этого водоворота. Когда тело пробивает мелкая дрожь, а сознание кричит, что совсем не готово к тому, к чему ты так долго шел и давно уже должен был быть настроен, просит перерыв. Совсем небольшой. Канеки смотрит на время, которого уже нет, и мысленно дает себе лишнее, а точнее, ставит на заморозку. — Пошли, пока ты совсем не замерзла. Тоука садится, опуская ноги, а он, словно принц для золушки, аккуратно одевает ей обувь. — До закрытия Антейку еще час, может, попьешь кофе? Канеки молчит, а потом кладет свои руки ей на колени и смотрит в глаза так, будто старается сказать что-то настолько важное, что даже не произнести вслух; девушка не выдерживает этого, прикрывает глаза ладонями и несильно трет их. — Тебе не следует больше туда возвращаться. Секундное молчание, и Тоука резко встает, отпихивая парня на землю. Тон, с которым была сказана эта фраза, взбесил на ровном месте. Она не слушает, что он говорит дальше, собирается уходить, всё одергивая руку, когда он старается её ухватить. Хочется верить, что она ослышалась, потому что совсем забыла о таком коротком времени, надеясь, что есть хотя бы сутки. — CCG заблокировали двадцатый район. Людям запрещено находиться там. Говорит он, когда удается поймать ее за руку, Тоука остановилась и, не пытаясь её выхватить, пошептала твердое: — Я домой. Буря пришла незаметно, бетонные плиты зданий бесшумно падают, рассыпаясь и крошась. Пылающий яркий свет сжигает всё на своем пути, обращая всё в прах и пепел. Остается только заткнуть уши и завязать глаза плотной лентой, чтоб не заметить как всё, что казалось вечным, исчезает в одночасье. Канеки обнял Тоуку со спины, удерживая одной рукой за талию, а второй старался перехватить её руки, и ждал, пока истерика девушки достигнет немого крика. Время перешло точку невозврата, начиная отсчитывать свои последние часы. Финишная прямая была совсем близко, и так хотелось, чтоб никто и никогда её не пересек. Канеки исчез, а в Камии, как оказалось, студент с таким именем никогда и не числился вовсе. Все произошедшее казалось не реалистичным сном, который она смотрела на протяжении всего этого времени, живя в выстроенном иллюзорном мире. Тоука бы думала, что все события за последнее время — за всю ее жизнь — никогда и не случались. Не было ни прошлого, ни Антейку, ни Канеки, ни даже раздражающего Нишио, ничего, никого и никогда. Но, иногда закрывая глаза, она видела шумную, новогоднюю ночь, чувствовала сладкий запах шоколада и даже помнила тепло, исходящее от парня, который провожал её до дома. Временной отрезок #7. За полтора месяца до основных событий. — Всё, записала, как дождусь управляющего, он с вами свяжется. Да, Йомо Ренджи, всё правильно. Хорошего дня. — Кто звонил? — Как всегда. Тебе бы лучше перезвонить. Ренджи берет у Тоуки маленький блокнот, смотрит на выведенные цифры и думает, стоит ли вообще их когда-нибудь набирать; девушка снимает фартук и кидает его на стойку. — И разбирайся со всем сам, мне пора в университет. Старосты университета Камии сегодня должны подать списки студентов, которые на выходные поедут на остров Хоккайдо. Внеплановые поездки совет преподавателей решил ввести с целью привить студентам любовь к внешнему миру — в рамках социального эксперимента. Придя в аудиторию к своему куратору, Киришима листала папку, стараясь найти нужный ей файл. От ее группы едут пятнадцать человек, а остальные десять будут привлечены к общественной работе во дворе университета. … Остров Хоккайдо славится тем, что сюда съезжаются люди со всех уголков страны, для того чтоб своими глазами увидеть цветение полей лаванды. Лаванда цветет фиолетовыми, голубыми, розовыми и белыми цветками всего один сезон. Тоука смотрит на красочное поле, которое кажется неполной радугой и невольно думает о том, что в какой-то момент жизни ей встречался этот пестрый букет цветов. Такую красоту удается лицезреть лишь ей одной — группа предпочла остаться в коттедже, который снял университет для студентов; вместо того чтобы осматривать в первый день «достопримечательности», она думает, что, если завтра история повторится, то можно смело писать в отчете, что её группа с треском провалила эксперимент. Возможно, если бы университет выдвинул призовой фонд, то их поток бы точно взял первый приз, а так им только освобождение от пар на три дня и оплачиваемый отпуск. Она смотрит на время и прикидывает в уме, что если поторопится, то до ужина успеет ещё посетить другую ферму, на которой преимущественно выращивают только поля фиолетовых цветов. В небольшой палатке у забора к полям продаются эфирные масла и мыла, Тоука потратила почти все свое время здесь на выбор сувенира для Йомо. Девушке хочется глянуть хотя бы одним глазком на море цветов, поэтому она быстро поднимается по тропинке к верху, откуда открывается вид на всю ферму. Широкие поля фиолетового цвета вызывают несказанный восторг, а запах, исходящий от них, веет морем и свежестью. — Лаванду дарили девушкам, чтобы выразить глубокое сожаление по поводу расставания. Человек, что преподнес лаванду, будто говорит «ты лучшее, что было в моей жизни, и я очень огорчен, что мы не можем быть вместе» Когда Тоука оборачивается на голос, слишком хрупкие, душистые баночки выпадают из рук и разбиваются о землю. Запахи смешиваются и резким ароматом бьют в нос, с чего непроизвольно проступают слезы. Глаза щиплет, и она совсем не верит в то, что видит. Где-то на соседних полях ветер срывал белые, синие, розовые и фиолетовые лепестки. Иронией было то, что она вспомнила, где встречала цветы таких окрасок. Она делает шаг вперед, и, когда протягивает к нему руку, в душе таится опаска, что сейчас всё растает, поэтому вторая рука тут же смыкается на запястье и не дает продолжить свой путь. Пока внутри происходит борьба между тем, что она видит, и между тем, что она внушила себе, он обнимает её, не крепко смыкая руки. Столько времени спустя она думает о том, что он стал выше, а еще то, что её чувства сейчас тупой болью колотят и бьют внутри. Тоука хватается за полы серого плаща и видит, что он смотрит на неё так же, как и тогда, в их последнюю встречу, около трех лет назад. — Ты стала еще красивей. — А к тебе возвращается старый цвет. … Канеки подкрадывается к спинке скамейки, закрывает глаза Тоуки одной ладонью, и ему кажется, что под ней сейчас махают пушистыми крыльями бабочки. Девушка накрывает его ладонь своей и отводит в сторону. — Ты что опаздываешь? — Прости, пришлось заехать на работу. Но я не с пустыми руками. Парень смеется, обходит, садится рядом и вытаскивает букет, который прятал за спиной. — Белые Магнолии? Ты повторяешься. — А ты могла бы удивиться. Золотое солнце оттеняло переменчивое небо, заслонив своими лучами весь видимый небосвод, делая его таким же белым, как и подаренные цветы. Если кто-то там наверху есть, и ему не все равно на происходящее, и таким образом он пытается что-то сказать, то Канеки благополучно игнорирует намеки на перемирие. Если бы кто-то наверху действительно был, нынешнего положения вещей не было бы вовсе, и парню просто интересно, когда это лживое небо покажет себя в истинном свете. Временной отрезок #8. За неделю до основных событий. Тоука видела, как свинцово-серые тучи затмили небо, не давая просвету солнечным лучам; небольшой раскат грома слышался где-то за горизонтом, нависшие тучи растворялись, одна за другой превращаясь в проливной дождь. Безликие люди, укутавшись в черные плащи, сновали мимо тысячами фигур, без остановки летя в пункт своего назначения. Дождь объемными каплями летел к земле, разбиваясь о твердую поверхность. Капли неприятно барабанили по крышам и громко стучали по трубам. Волосы намокали так, словно девушка встала под душ. Через дорогу, в начале другой улицы Тоука видела силуэт высоко человека с чемоданом, который размеренным шагом приближался к ней. Она не могла оторвать взгляд от этой тени. Забыв о своем первоначальном маршруте, осталась стоять на месте, а когда человек стал немного четче, она делает шаг назад, совершенно не смотря на то, что заходит в улочку между высокими домами, медленно отступая назад шаг за шагом, пока не упирается спиной в тупик. Дождь понемногу начинает затихать, волосы неприятно липли к лицу, а высоким стенам домов, которые смотрели друг на друга в расстоянии не менее трех метров, казалось, не было конца. Подняв голову к верху, она даже не была уверенна, существует ли он вообще — вдалеке была видна только тонкая полоска хмурого неба. Последняя, маленькая капля упала на щеку и скатилась вниз к шее. — Ты плачешь? Шепот вырывает Тоуку из сна, резко возвращая сознание в реальность. Девушке даже кажется, что она и не спала вовсе, потому что не чувствует расслабленного состояния, которое обычно бывает после пробуждения. Потому что все ещё чувствует запах дождя. Справа мягко падает свет от настолько лампы и она только заметила перед собой — совсем рядом — Канеки. На коленях была книга, а в глазах растерянность. Она чувствует его руку на своем лице и то, как он стирает соленную дорожку с ее щеки. — Плохой сон. — У снов нет особенности сбываться, спи дальше. Он наклоняется и целует девушку в лоб, обнимает одной рукой, стараясь защитить и показывая, что бояться ей больше нечего. Тоука устраивает свою голову у него на плече и засыпает, а Канеки смотрит перед собой в пустоту и не может вернуться к чтению. Его время точно уже подошло к концу. Совсем скоро небо поменяет свой цвет, звезды выгорят, и с рассветом его обещание вступит в силу. Он уже давно решил, что правильней всего, а всё остальное не так важно. Временной отрезок #9. День доживает последние минуты, чтобы совсем скоро уступить свое место ночи. Стул за последним клиентом был поднят, и Йомо понимает, что Тоука с утра не давала о себе знать, но особых причин для беспокойств он не видит. Может быть пережидала ливень и сейчас возвращается домой. Он смотрит в блокнот, в который девушка записала номер, и решает ответить на один из пяти звонков старого друга. Становится интересно, что так сильно он жаждет ему сказать. Когда гудки сменились какой-то мелодией, Йомо решает сбросить вызов, как в кафе кто-то вошел. — Ута? — Ренджи. Жив ещё? Нежданный гость прошел во внутрь и кинул на стойку паралоид. — В последнее время в вашем районе слишком много голубей. Итори говорит, что этот следователь довольно часто мелькает возле твоей подопечной. Смотри не повтори судьбу своего Антейку. Мужчина набирает Тоуку, но не услышал даже гудков. Телефон девушки находился вне зоне действия сети. … Свинцово-серые тучи затмили небо, не давая просвету солнечным лучам; небольшой раскат грома слышался где-то за горизонтом, нависшие тучи растворялись, одна за другой превращаясь в проливной дождь. Безликие люди, укутавшись в черные плащи, сновали мимо тысячами фигурами, без остановки летя в пункт своего назначения. Дождь объемными каплями летел к земле, разбиваясь о твердую поверхность. Капли неприятно барабанили по крышам и громко стучали по трубам. Волосы намокали так, словно девушка встала под душ. Через дорогу, в начале другой улицы, Тоука видела силуэт высокого человека с чемоданом, который размеренным шагом приближался к ней. Она не могла оторвать взгляд от этой тени, забыв о своем первоначальном маршруте, осталась стоять на месте, а когда человек стал немного четче, она делает шаг назад, совершенно не смотря на то, что заходит в улочку между высокими домами, медленно отступая шаг за шагом, пока не упирается спиной в тупик. Дождь понемногу начинает затихать, волосы неприятно липли к лицу, а высоким стенам домов, которые смотрели друг на друга в расстоянии не менее трех метров, казалось, не было конца. Подняв голову к верху, она даже не была уверенна, существует ли он вообще — вдалеке была видна только тонкая полоска хмурого неба. Последняя, маленькая капля упала на щеку и скатилась вниз к шее, Тоуке казалось, что еще чуть-чуть — и она сможет разглядеть небо, которое с каждым мгновением становилось все четче и чище, окрашиваясь темно-розовыми красками. Маленькие звезды небесными фонариками загорались ярким светом, разгоняя мутную пелену. Когда особо яркая светила прям над ней, четко являя свой просвет, Тоука ощутила болезненный укол в плечо. Несколько мгновений — и внутри всё разрывало от жгучей боли. Непроизвольно кашлянув, с губ к подбородку начала стекать какая-та жидкость, а когда она перевела взгляд с кусочка открытого неба над ней, вперед, как она думала, у неё по щеке снова прокатилась дождевая капля. — Ответь Тоука-чан, от чего тебе больней больше? От раздробленной ключицы или от осознания происходящего? Он стоит прямо, а взгляд пустой и направлен куда-то в угол. Секунда тянулась вечностью, медленно волоча за собой и без того тягучее время. Следующий укол невыносимой и обжигающей болью пронзил прям в кость между ребрами, пробивая насквозь, ломая мелкими и острыми крошками, осколки которых больно впивались во внутренние ткани. — Ей ведь тоже было больно. Она тоже любила его. — Канеки… Время остановилось; чистое после дождя небо будто бы окрасилось в красный, стекающие по стенам дождевые капли резали кожу, а воздух казалось можно было ощутить на вкус, стоило только высунуть кончик языка, но что-то подсказало, что он был горьким. — Я Сасаки Хайсе, а ты кролик, убивший Курео Мадо. Отца моего семпая. Слова застряли в горле, связки не могли выдать ни единого звука. Наступила оглушающая тишина, от которой еще чуть-чуть — и с ушей хлынет кровь от разорвавшихся барабанных перепонок. В голове образовался плотный вакуум, который перекрыл все команды мозга; тело казалось мягким облаком, которое в любой момент может растаять. Перед глазами полетели птицы, оставляя за собой разводы от взмаха крыльев. У Тоуки оставалось несколько секунд, и она видела, как среди этой мутной пелены прорвался четкий образ брюнета, что смущенно улыбался, протягивая ей руку, а потом и он растворился, унося призрачный образ, оставляя за собой такого незнакомого парня с пепельными концами. Возможно, ей показалось, но она чувствовала его пальцы у себе на щеке и видела, как он плакал. Временной отрезок #10. Три недели после. Сасаки крутит в руках пластиковый карандаш, всё никак не решаясь вычеркнуть последний пункт своего плана, написанный на пол-листа блокнота с тремя листами поправок и заметок, несколько раз переписанные, перечеркнутые и свернутые, будто бы не отпускали его, напоминая о прожитых днях. Два иероглифа, написанные ниже трех переписанных и замазанных предложений, были выведены красной ручкой и бросались в глаза в первую очередь. Когда-то все начиналось довольно просто — первым заданием после академии. Продуманный план, написанный несколько лет назад, был составлен всего в два дня. 1. Установить личность гуля № 723. Заметка номер один на следующей странице: Рёгу Фиегучи. 2. Составить картину кафе двадцатого района изнутри. Заметка номер два на следующей странице: выбрал день отсутствия половины персонала, обеспечил отсутствие посетителей. 3. Передать собранный материал следователю старшего класса. Заметка номер три на следующей странице: каждый день с трех до пяти сидит с дочкой в кафе. Девочка подросткового возраста.Раньше — когда? Когда его варил другой человек в другом месте? Или когда твой заказ принимала девушка, чьи глаза были цвета фиалки?
Вопрос риторический. Парень для себя решает, что на сегодня и, скорее всего, на эту неделю кофе ему хватит. Да и вроде как у них есть кучу других дел, возможно, важных, а может, только рутинная бумажная работа. За окном он видит серое небо и понимает, что, пока не начался дождь, надо уходить. Промокнуть в его планы совсем не входило. В его планы много чего не входило, но кому это вообще интересно. Он открывает дверь и пропускает Акиру вперед, а затем видит палатку с цветами, которой не было ещё вчера. Сасаки бежит через дорогу, на соседнюю улицу, и покупает там маленький горшочек с цветком для Акиры, которая, не дожидаясь парня, подошла к палатке. — Знаешь, говорят, что если ты сорвешь первую фиалку, то будешь счастлив всю жизнь, а в древней Греции это был цветок скорби и утраты. Он двумя руками вручает ей подарок и размеренным шагом идет вверх по улице от палатки с цветами. Акира стоит на месте и смотрит Сасаки в спину, который отошел уже на расстояние нескольких шагов. Маленький горшочек в руках кажется слишком не правильным. Даже красные розы были бы уместней. — Должно быть, ты был счастлив три года. Он останавливается, а затем оборачивается и улыбается так, что в контрасте хмурому небу кажется ясным солнцем. Акира не видит тонкой грани между искренностью и наигранностью, потому что именно сейчас улыбка Сасаки такая чистая, что она на мгновение начинает верить в правдивость своих слов. — Не говори ерунды.