***
Я начал было строить предположения, однако вынужден был забросить сие дело, поскольку окружающая нас обстановка стала меняться. Неприбранная кровать и разбросанная одежда исчезла, пейзаж за окном из зимнего превратился в весенний, в самой комнате стало заметно светлее, да и зашедшие сюда бывшие любовники мало походили на себя прежних. Ирма Монтегю сменила дешевую школьную мантию на сшитую по заказу, в ушах у неё появились украшенные небольшими бриллиантами серьги, да и остальные детали гардероба говорили, что равенкловка явно на себе не экономила. С Септимусом же картина была прямо противоположной. За прошедшие несколько месяцев дед осунулся, похудел, взгляд голубых глаз из мальчишеского стал каким-то ледяным. - Зачем я тебе понадобился, Ирма Практически-Уизли? – без всяких обиняков спросил он. - Ты всегда был грубияном, Тим. Нет бы поговорить с девушкой о чём-нибудь возвышенном. О погоде, к примеру. Или о семье. Слышала, на пасхальных каникулах ты навещал своих кровных родителей… - Тебе до этого какое дело? - Ну, скажем так, я пришла предложить тебе альтернативу «скромной» жизни в гадюшнике, в котором обитают твои папаша с мамашей. - Это случаем не матрилинейный брак со старой любительницей малолеток ты называешь альтернативой? Тогда нет – благодарю покорно. - Ну что ты, это целиком и полностью инициатива твоего брата. Я здесь совершенно не причём. Это Арчи решил дать тебе такой вот последний шанс: либо ты тихо и без скандала женишься вместо него на Мюриэль Прюэтт, либо в день твоего семнадцатилетия тебя изгонят. - То есть Уизли мне не быть в любом случае, - равнодушно подытожил дед. – Тогда какой смысл в этих альтернативах? - В этих – действительно никакого, однако я могу предложить тебе ещё один выход. Пока ты не изгнан – стань отцом моего ребёнка. Я рассчитала идеальный момент зачатия: он наступит за два дня до нашей с Арчи свадьбы. Когда я рожу, твой брат сделает нашего мальчика официальным наследником рода, на меня же будет возложено регентство, которое наступит очень скоро. Как ни грустно это признавать, но Арчи не суждена долгая жизнь. Нумерологическая карта, составленная Вольверстоном, говорит, что из-за проклятий, унаследованных от старого Квинтуса, твой брат вряд ли протянет дольше двадцати пяти лет. Когда же наступит моё время, я, как регент, верну тебя в род. Подумай об этом, Тим. - Браво-браво, отличная сказочка, - похлопав в ладоши, ответил Септимус. – Вот только ты умолчала о главном. Хочешь узнать полную версию? Тогда слушай. Ты с самого начала знала, что каши с Сикстусом тебе не сварить, однако это тебя не остановило. Скорее наоборот. Став молодой бездетной вдовушкой, ты рассчитывала заполучить не столько деньги, сколько наше место в Визенгамоте, ведь так? - Не понимаю о чём ты говоришь, - ответила равенкловка, однако по её слегка дрогнувшему голосу стало ясно, что её собеседник попал в точку. Меж тем Септимус продолжил. - План безусловно хорош, но ведь какая закавыка: по закону дома Уизли, бездетная вдова теряет абсолютно всё. К твоему сожалению, об этом ты узнала уже после того как мы «пообщались» здесь в прошлый раз. Поняв в какой куче дерьма оказалась, ты лихорадочно принялась искать ёбыря, могущего тебе спасти. На роль спасателя годились всего двое человек: Робин Криви да я. С папашей у тебя случился облом. Несколько месяцев обхаживаний, зелья с амортенцией, щедрые посулы – всё в пустую. - Это ведь твоих рук дело! – злобно выкрикнула Ирма, вызвав у Септимуса лишь усмешку. - Понятия не имею, о чём ты говоришь. Может дело в любви: Робин и Аманда, как бы я к ним не относился, вполне подходят друг другу, поэтому зелья на них не подействовали. Когда ты это поняла, то решила пойти иным путём и снова попытаться меня облапошить сладкими речами. Думаю, год назад я бы на них купился. - Значит сейчас твой ответ будет «нет». И тебя не пугает, что род Уизли исчезнет?! - Нет, не пугает. Я, если ты забыла, исчезну из него гораздо раньше. Ладно, коль тебе нечего больше предложить, то не вижу смысла в нашей дальнейшей беседе. - Постой! Погоди! Раз ты не хочешь становится отцом моего ребёнка, стань моим мужем. - Ну ты шутница. А как же Арчи? - Он всё равно на этом свете не жилец, - равнодушно констатировала Ирма. – Годом раньше, годом позже, но он умрёт. Ты – иное дело. Ты крепок телом и умом, я здорова, нам было хорошо вместе, а будет ещё лучше. Подумай об этом, Септимус Уизли. Произнеся эту речь, равенкловка раскрыла сумочку, вынула оттуда сложенный вдвое листок, исписанный прытко-пишущем-пером, и передала его деду. Тот развернул бумагу и принялся за изучение написанного. Пока шло чтение, выражение лица гриффиндорца оставалось скучающе-равнодушным, и лишь ближе к концу он несколько раз цокнул языком. - Ловко ты всё удумала, Ирма. «Увеличенное втрое содержание после рождения наследника», «передача полномочий младшего члена Визенгамота», «супружеские отношения после обручения», «безотзывная доверенность» … - Это моя защита. Скрепи документ своей магией и будем считать, что мы договорились. - Нет, - после краткого раздумья произнёс Септимус и, видя начавшую краснеть от злости рожу Пинсихи, пояснил. - Мне лучше взять пару дней на обдумывание. Покажу друзьям, посоветуюсь с ними… - И много ли тех друзей? В Хогвартсе, кроме Лонгботтома, их у тебя считай не осталось. - Ну что делать – такова жизнь. Лучше один друг, чем сто «вдруг». Дальше сцена переменилась. По всей видимости, оговоренный срок истёк, и Септимус Уизли вернулся с ответом. Пришёл он не один. Помимо деда и Пинсихи в комнате оказался Альберт Лонгботтом. Плотоядно глянув на равенкловку, родич пухляка заявил. - Мы с Тимом посмотрели твою писульку и кое-в-чём её дополнили. Вот, ознакомься. - «Верность до рождения наследника» … «деления пополам горя и радости» … «совместные деяния на общее благо» … «вступление в силу после освобождения от матримониальных обязательств» … Вы всего лишь перекатали слова брачной клятвы! Зачем всё это?! - Слышь, Тим, она походу не понимает. Тут же написано: «освобождения от матримониальных обязательств». То есть пока ты невеста или жена другого договор останется пустой бумажкой. А вот чтобы он обрёл силу, вам обоим придётся дать один Непреложный Обет, касаемый твоего женишка. - Обет? – с тревогой в голосе переспросила Монтегю. – Что вы задумали?! - Ты, Ирма, решила остаться чистенькой, - со вздохом объяснил Септимус. – Только так дело не пойдёт. Мы с тобой замажемся в крови Сикстуса в равной мере… - Боишься в одиночку нести пресловутое клеймо Предателя Крови? – голос Пинсихи прямо-таки источал сарказм. - Ты вроде не мальчик, чтобы верить в подобные сказки. - Сказки-сказками, а в таком деле магии лучше не доверять. Берти, покажи свою коллекцию. - Вот, глядите. Ну не красавцы же? – Лонгботтом-старший распахнул мантию и извлёк на свет пару кинжалов. – Мизерикорды – самое то для ударов милосердия. - Ты предлагаешь мне орудовать… вот этим? – с отвращением спросила Ирма Монтегю. - Да, - кивнул Септимус. – Действовать им не так уж трудно. Я покажу тебе как. Но сперва давай подпишем твою бумагу, а после произнесём Обет. Ты согласна? Нет? В таком случае, дверь вон там. - Мордред с вами, я в деле, - чуть ли не прорычала Пинсиха, скрепляя договор. В ту же минуту на листе появилась и дедова роспись. - Отлично! - произнёс Лонгботтом, доставая палочку. – Клянётесь ли вы, Септимус Уизли и Ирма Монтегю, этими кинжалами совместно оборвать жизнь Сикстуса Арчибальда Уизли до одиннадцатого дня месяца июля нынешнего года и навек сокрыть его тело? - Клянемся! - Свидетельствую эту клятву, - торжественно произнёс родич пухляка, сопровождая слова замысловатым жестом. В тот же миг ладони взявшихся за руки деда и Пинсихи оплёл язык тёмного пламени. На несколько секунд иллюзорный огонь принял вид терновой ветви, с шипением впившейся в кожу обоих будущих убийц. От неожиданности равенкловка взвизгнула от боли, гриффиндорец же не издал ни звука. - Первый шаг сделан, - негромко произнёс он. – Теперь надо обсудить наши дальнейшие действия. Берти, ты говорил об одной необычной пещере. Можешь рассказать про неё ещё раз? - Охотно. Прошлым летом я гостил у двоюродного деда в Шепуэйе и, однажды подвыпив, старина Гордон рассказал о пещере, где совсем нет магии. Якобы ещё семьсот лет назад туда заходили волшебники, желающие разобраться друг с другом без помощи колдовства, и сражались до смерти. Победитель выбирался наружу, а тело проигравшего сбрасывалось в бездонное озеро, расположенное в той же пещере. Сперва мне показалось, будто старик травит очередную байку, на которые он был большой мастер, но, с недельку поплутав по окрестным скалам, я обнаружил это место. И знаете, что самое смешное? Гордон Лонгботтом не солгал: вся магия сосредоточена на дне пещерного озера, сверху же почти полный колдовской вакуум. - Значит ты предлагаешь зарезать Арчи именно там? – задумчиво спросила Ирма. - Лучшего места не найти. Тебе не составит труда под каким-либо предлогом заманить женишка в это место, там вместе с Тимом его и прикончить, а труп швырнуть в воду. - А что мне потом сказать аврорам? Они наверняка вызовут меня на допрос. - Скажешь, к примеру, что Сикстус внезапно аппарировал прочь, выкрикнув нечто непонятное, - ответил дед. – Рядом проходит дуврская аномалия, и Аврорат не станет копать глубоко. Ирма Монтегю кивнула, признавая отговорку вполне разумной, после чего заговорщики разошлись, и комната в Кабаньей Голове опустела. Однако она никуда не исчезла. Значит дальше нас ждёт очередное «бревно», извлечь которое будет трудновато. Пускай время и лица, задействованные в убийстве, известны, с определением точного места будут проблемы: я не знаю, где конкретно находится Шепуэй. Единственная подсказка - это проходящая рядом дуврская магическая аномалия, которая задевает территорию от Западного Суссекса до Кента. Согласитесь, разброс в несколько сотен миль явно великоват. Что же тогда делать? С затаённой надеждой я посмотрел на ребят. Фред с Джорджем лишь развели руками. Было видно, близнецы всей душой желали помочь, но не знали как. Гермиона тоже не смогла ответить. Долгое пребывание в Омуте давалось моей змейке особенно тяжело. Глядя в её усталые глаза, я успел сто раз пожалеть о своём решении продолжить погружения. Вот какого Мордреда надо было так форсить?! Неужели с этим нельзя было подождать… Мысленно ругая себя, я не сразу обратил внимание на Гарри. Державшийся на фоне остальных бодрячком, мой друг отчаянно пытался вспомнить нечто важное. - Я знаю, о каком месте идёт речь, - наконец произнёс он. – Я был в той пещере в конце шестого курса и два года спустя. Чтобы туда попасть нам с Дамблдором пришлось идти через скальную расщелину по пояс в воде. - Что же ты там делал? – спросил Джордж. - В первый раз – искал крестраж, но нарвался на инферналов, а во второй – просто решил навестить места боевой славы. И оба раза ощущения были точь-в-точь, как описал Лонгботтом. - Как ты туда добрался? – теряя терпение, спросил я. - На шестом курсе - с помощью портала из Хогсмида, потом… Погоди-погоди… Сначала Ночной Рыцарь довёз меня до Ситтингбёрна – это на севере Кента, милях в пятидесяти от Лондона. Затем из-за аномалии мне пришлось пересесть на метлу и пролететь миль двадцать или около того. - Отлично, Гарри. Это сузит поиск. Готовы к тряске? Ребята кивнули, и я сосредоточившись представил конечную точку маршрута. Нам повезло: на сей раз переход к следующему воспоминанию прошёл без сучка и задоринки. Нахлынувший колдовской туман, в один миг поглотивший комнату в Кабаньей Голове, отступил столь же быстро сколь и появился. Первое, что я ощутил, едва только окружающая картина начала обретать ясность, стал разносимый лёгким ветерком запах соли. Вскоре к нему добавился шум набегающих волн с криками чаек, а спустя еще несколько секунд, когда хмарь окончательно исчезла, перед нашими глазами открылся прибрежный пейзаж. Наверняка, тёмной ночью он выглядел бы гораздо мрачней, но сейчас, при свете солнца, обстановка вовсе не казалась такой уж суровой: её скорее можно было назвать бедноватой – из-за полного отсутствия какой-либо растительности. Тем временем Гарри удалось обнаружить путь, по которому ему пришлось спускаться к морю. Им оказалась цепочка неровных выемок в скальной породе, начинающихся рядом с местом, где мы сейчас находились, идущая вниз к воде и исчезающих близ полузатопленной расщелины. К счастью, изображать из себя скалолазов сегодня никому не пришлось, поскольку близнецы обнаружили ещё один вход. Тот находился всего в полусотне шагов от нашего местоположения и именно к нему сейчас направлялась Ирма Монтегю вместе с постоянно спотыкающимся женихом. Подойдя ближе мне стало понятно, что наш родич был уже навеселе. Ставлю галеон против кната, он вовсе не горел желанием лезть в горные теснины, однако боязнь ударить в грязь лицом перед невестой пересилила страх. Немного приняв для храбрости на грудь, Сикстус покорно следовал на заклание, не сводя влюбленных глаз с будущей убийцы. Та же держалась непринуждённо, тараторя о всяких пустяках и заводя несчастного заику всё дальше вглубь пещеры. В какой-то момент узкий проход, по которому они шли, стал расширяться, превращаясь в громадный зал с огромным озером посередине. Его тёмные воды, простиравшиеся до самого горизонта, то без всякого дуновения ветра покрывалась зыбью, то начинала светиться мертвенно-зелёным цветом, то затягивалась чем-то напоминающим ледяную корку. Завороженные мрачным величием, мы не сразу обратили внимание на узкий каменный мост, переброшенный к видневшемуся вдалеке крохотному островку. Именно туда направились Ирма и Сикстус, нам оставалось лишь идти вслед за ними. Подсознательно чувствуя опасность, двоюродный дед несколько раз останавливался, пытаясь уговорить свою невесту вернуться, но равенкловка неумолимо двигалась вперед. Наконец, они подошли к цели. Остров, издалека казавшийся мелким клочком суши, на деле был не столь уж мал. Всё его пространство состояло из чёрного камня, кое-где покрытого тонким слоем песка, в центре возвышался постамент в виде треснувшей чаши, а ближе к воде располагалось несколько валунов высотой примерно футов в семь с грубо высеченными на них фигурами воинов. За одной из таких «статуй» прятался человек в глухом плаще. Едва только Сикстус приблизился к постаменту, скрытник вышел из тени, отрезая путь к отступлению, и откинул капюшон. Это был Септимус. - Вот мы и свиделись, брат, - иронично произнёс он. - Т-Тим? Что ты тут вообще делаешь?! - Тебя дожидаюсь. Этот мир слишком тесен для нас двоих. Пора потолковать по-мужски, как в стародавние времена. С этими словами Септимус швырнул к ногам бывшего слизеринца один кинжал и вынул из-за пояса другой. Теперь стало ясно для чего оказался выбран именно такой способ расправы: из-за гриффиндорского, мать его, благородства. Дед, давая брату оружие, становился вроде как дуэлянтом, а не банальным душегубом. Шансов на победу у Сикстуса не возникло даже теоретически: несчастный заика уступал будущему убийце буквально во всём – силе, росте, ловкости, зато у последнего появлялась возможность успокоить совесть. Мол, враг имел возможность меня одолеть, но я оказался круче. Сикстус отлично это понял и не стал участвовать в игре. Вместо этого бывший слизеринец поднял руки вверх и, мямля нечто примирительное, сделал несколько шагов вперёд. От такого поведения жертвы лицо Септимуса исказила презрительная мина, которая сменилась ошеломлением, едва расстояние сократилось. Именно в этот момент Сикстус атаковал. Пользуясь тем, что подошёл к врагу практически вплотную, он бросился на него и повалил на песок. Из-за внезапности нападения Септимус успел нанести всего один несильный тычок в левый бок, а дальше началась борьба в партере. Два Уизли сцепившись катались по земле, стараясь задавить друг друга. Где-то спустя минуту стало понятно, кому достанется победа. Как более крупный и тренированный, Септимус сумел-таки придавить брата и дотянуться до выроненного кинжала. Когда, казалось бы, всё стало уже ясно, Сикстус выбросил свой последний козырь. Прижатый к камням, двоюродный дед свободной левой рукой смог зачерпнуть песок и швырнуть его в глаза гриффиндорцу. Ослеплённый убийца на миг ослабил хватку, чем его старший брат не преминул воспользоваться. Отпихнув врага, слизеринец, держась за раненый бок, вскочил на ноги и, прокричав равенкловке «беги!!!», сам ринулся к мосту. Это стало его роковой ошибкой. Едва Сикстус поравнялся с Пинсихой, как та нанесла ему удар в брюшину, а затем ещё и ещё раз. С расширенными от удивления глазами несчастный заика успел лишь простонать «И-Ирма», после чего рухнул на камни. Подбежавший Септимус принялся ожесточённо колоть упавшего, кляня его змеиное коварство. Вскоре всё было кончено. Напоследок пнув кровоточащий труп, дед отёр пот со лба и поплёлся в сторону валунов. Через некоторое время он вернулся, неся связку верёвок с пристёгнутыми каменными грузами. Ими Септимус крепко оплёл убитого и, взяв того за ноги, велел Пинсихе схватить мертвеца за руки. Та нехотя подчинилась. Раскачав несчастного заику, убийцы швырнули его с моста, и тёмные воды приняли тело Сикстуса Арчибальда Уизли в свои холодные объятья. Едва только это случилось, из деда словно вынули стержень. Ссутулившись будто столетний старик, он несколько минут вглядывался в застывшую гладь, а затем, швырнув кинжал в озеро, шаркающей походкой двинулся прочь, увлекая за собой равенкловку. Спустя минуту они скрылись из виду.***
Меж тем, окружающая обстановка в очередной раз стала меняться: тёмная мрачная пещера превратилась в уютную комнату Уизли-Хауса. В своём бесконечно-далёком детстве, гостя у папиных родителей, я не единожды ночевал здесь вместе с близнецами и Джинни. Всякий раз перед тем, как лечь в постель, мы говорили бабушке Сэдди, где именно хотели бы уснуть, и она, согласно нашим фантазиям, превращала кроватки в пятнистых драконов или в пчелиные ульи или ещё во что-нибудь. Сейчас же в комнате не было даже намёка на уют, зато Сэдрелла Пока-Ещё-Блэк тут присутствовала. Стоя в дверях вместе с девчушкой помоложе и её спутником – мальчуганом лет десяти, она ошарашенно глядела на происходящее действо. На её глазах Альберт Лонгботтом, не замечая изумлённых детей, самозабвенно трахал Ирму Монтегю. Вскоре зрителей стало гораздо больше. В комнату ворвалось полторы дюжины волшебников: юные и пожилые; мужчины и женщины; франтоватые и бедно одетые; красивые и не очень – казалось, что прибежавший с ними Септимус Уизли намеренно пригласил сюда весь срез тогдашнего магического общества Британии. Впрочем, насчёт «казалось» я, пожалуй, погорячился. В естественность творившегося спектакля не верилось ни на кнат – слишком явно он походил на немую магловскую кинокомедию. Дед картинно хватался за голову, затем тряс за грудки Лонгботтома, потом отхлестал его по щекам и отшвырнул в сторону, прокричав напоследок какое-то оскорбление. Под осуждающими взглядами собравшихся волшебников герой-любовник вышел из комнаты, давая Септимусу Уизли возможность расквитаться с Пинсихой. Та, явно под действием отупляющего зелья, не понимала происходящего фарса, лишь глупо улыбаясь до ушей да хихикая невпопад. Делая вид, что не замечает состояние невесты, дед изображал из себя обманутого рогоносца, пытающегося достучаться до совести изменницы. Наконец, когда все зрители прониклись тщетностью усилий жениха, тот достал из кармана лист бумаги и разорвал его на клочки. Одновременно с этим небольшая магическая вспышка уничтожила тонкие помолвочные кольца, носимые Септимусом Уизли и Ирмой Монтегю на безымянных пальцах левой руки, свидетельствуя о невозможности совершения брака между ними. На том беззвучный балаган и завершился. Якобы удрученный дед, понуро склонив голову, покинул «место своего позора», остальные зрители потянулись вслед за ним, удовлетворенные представлением. Единственным человеком, пытавшемся возмущаться, стал лысеющий волшебник средних лет, по всей видимости бывший отцом или иным близким родичем Пинсихи, однако его быстро заткнули, скрутили и вывели прочь. Едва только вид комнаты начал расплываться я приготовился ко второму акту комедии. Аврорское чутьё подсказывало, что увиденное просто обязано иметь продолжение, и оно меня не подвело. После недолгого волнения зыбкие образы колдовского тумана сложились в подвал дедушкиного дома. В дни нашего детства там хранились продукты да уголь для камина, однако сейчас подземный этаж Уизли-хауса больше напоминал допросную камеру. У дальней стены к старому креслу был привязан человек, в котором угадывался родич Пинсихи. За время, прошедшее с момента разрыва помолвки, над ним знатно поработали, превратив несчастного в пускающего слюни дебила с мутными глазами. Сама равенкловка валялась неподалёку на пыльном тюфяке – её, судя по отсутствию видимых повреждений, всего лишь приложили Confundus-ом. Помимо двоих Монтегю в подвальной комнате находились ещё пятеро человек, среди которых я опознал пару давешних гостей: слегка напоминающего Сириуса Блэка франтоватого молодца и пожилого волшебника с тронутыми сединой вьющимися волосами. В последнем явно чувствовался главарь всей пятёрки. Вольготно расположившись в принесённой кресле-качалке, он неторопливо перечитывал свитки, иногда улыбаясь чему-то своему. В такие моменты чародей становился похожим на доброго дедушку, готового угостить сладостями каждого встречного-поперечного ребёнка. Обманчивое скажу вам впечатление. Остальные волшебники, почтительно стоявшие чуть поодаль, прекрасно это понимали и старались не беспокоить старика. В какой-то момент сверху раздался шум приближающихся шагов, дверь, ведущая на первый этаж, открылась и в проёме показались держащиеся друг за друга фигуры Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома. За время, истекшее со дня разрыва помолвки, гриффиндорцы успели разыграть дуэль с эффектными, но неопасными ранами, помириться и хорошенько отметить примирение. Пошатываясь они спустились вниз, чем вывели старика-мага из состояния блаженной отрешенности. - Вот мы и в сборе, - негромко произнёс главарь, откладывая свиток. – Вижу, что Берти с Тимом явно не теряли время. Интересно, где вы развлекались: случаем, не у мадам Живанши? - Нет, Учитель, - ответил Лонгботтом. – Это заведение нам не по карману – мы заглянули в Кротовую Норку. Там и цены не кусаются, и девчата что надо. - Ну, ваше дело молодое, - примирительно кивнул старик. – Только помните древнюю поговорку? Потехе час… - … а делу время! – хором закончили гуляки. - Отлично, тогда к делу. Вы все прекрасно знаете наше основное правило: нападешь на одного – нападёшь на Ганзу. Сегодня, Клавдий Монтегю на своей шкуре испытал его. Он вздумал покуситься на Септимуса, и теперь вы видите, к чему его это привело. Очень скоро схожая участь постигнет и его поганый род. - Да познают они гнев Ганзы! – выкрикнули остальные собравшиеся. - Но перед тем как месть начнёт претворяться в жизнь, не желаешь ли ты, Септимус, узнать причину, по которой наш пускающий слюни гость затеял свою интригу? - Да какая собственно разница… - начал было дед, но, после того как Лонгботтом пихнул его локтем в бок, резко сменил тон. – Извините, Учитель. Так в чём же была эта причина? - В мести. Пять лет назад, наш гость вздумал породниться с семьей Уизли, отдав за тебя свою старшую дочь... - Офелию Монтегю? Эту жирную корову? За меня? Да он сбрендил! - Покойный Квинтус ответил в том же духе, отчего Клавдий затаил обиду. Поначалу, план его мести был прост. Зная показную щепетильность твоего отца в вопросах нравственности, он решил замазать тебя или твоего брата в связи с его племянницей Ирмой – приблудной дочкой, нагулянной сестрой от магла. Именно поэтому наша спящая красавица принялась строить глазки вам обоим. - Вот ведь сука, - злобно процедил дед. - Не поспоришь, - согласно кивнул главарь, а затем продолжил разговор. – Можно только предполагать, какой бы шум поднялся, выйди история наружу, но тут вмешался Сикстус. Глупый влюбленный юнец собственными руками отдал компромат в руки врага. Клавдий Монтегю буквально подпрыгнул от радости, когда к нему попали нумерологические карты твоей семьи. Естественно, после этого планы нашего гостя изменились: войти в Визенгамот через марионетку-зятя, висящего на крючке собственного нечистого происхождения и не менее грязного происхождения племянницы, стоит куда дороже, нежели обычный скандал. Что было дальше – ты и так знаешь. - Твари… Да их убить мало! - Отлично, мой ученик. Раз ты считаешь, что приговор Ганзы недостаточно суров, то предложи свой. Разбудите нашу спящую красавицу. - Enrivate, - взмахнув палочкой, произнёс франтоватый молодец. – Поднимайся давай. Ирма Монтегю не сразу выполнила команду. Несколько минут равенкловка рассеянным взглядом осматривала комнату, собравшихся волшебников, пускающего слюни дядю. На её лице читался ужас. Когда Пинсиха наконец-таки встала на ноги, то первым делом кинулась к деду. - Тим, прости… Я не хотела! Это он виноват! – заверещала она, тыкая пальцем в сторону Клавдия. -Это он меня заставил!! Это всё он-он-он… - Siilenco, лживая блядь! – ледяной голос Септимуса вкупе с заклятьем остановил причитания. – Ты заслуживаешь смерти, но я сделаю так, чтобы ты лишь мечтала о ней. Для начала, тебе предстоит стать женой Неда Пинса, в полной власти которого ты будешь до конца дней. - Пинс… Это случаем не тот забулдыга-сквиб, что отирается возле твоего дома? - спросил один из волшебников – мужчина лет сорока. - Он самый, Оберон, он самый, - ответил дед. - А я слышал, будто однажды зимой он по пьяному делу повздорил с одной шлюшкой, - с глумливой улыбкой произнёс франт. - Та кликнула сутенера, который так отмутузил беднягу, что тот пролежал полдня на мостовой без движения и в итоге отморозил себе всё хозяйство. Теперь у него только бородёнка и встаёт. - Твоя правда, Альфи, - кивнув ответил Септимус. – С тех пор он люто ненавидит баб. Именно с ним тебе, шваль, - обратился он уже к равенкловке. – предстоит жить. У маглов. И не надейся, будто он сдохнет от пьянства: здоровье мы ему подправим. Но перед этим ты познаешь настоящую боль. Последние слова дед прошептал с оскалом на лице, а после уже громким голосом обратился к собравшимся. - В знак того, что это существо мне безразлично, я отдаю его в вашу полную власть, друзья мои. Если у вас есть какие-то затаённые желания, то настало время осуществить их. Попрошу лишь о двух вещах: не оставляйте ей своего семени и не оставляйте память о ваших лицах. Пусть она помнит только боль! Слова Септимуса Уизли вызвали у Ирмы вопль отчаянья, а у остальных - довольный гогот. Из последних сил равенкловка успела прокричать о своей беременности, однако дед остался глух к её мольбам. Дальше же началась оргия… Стиснув зубы, я всеми силами старался вырваться из подвала, дабы не видеть порождённых больной фантазией мерзостей, творимых с несчастной Монтегю, не слышать криков женщины и самодовольный смех подонков, не лицезреть равнодушную ухмылку мрази, оказавшейся по несчастью моим дедом. Тщетно. Ткань воспоминаний не желала нас выпускать. Лишь после того как ублюдки натешились, мы почувствовали, как нас выбрасывает из Омута. Один миг и Гермиона, Гарри, я и близнецы очутились близ освещаемого восходящим солнцем каменного круга, расположенного на вершине холма.