***
Кто не мечтает родиться в очень обеспеченной семье, с бассейном в саду, джакузи в каждой ванной комнате и со счетом в швейцарском банке? Но не всем, к сожалению, везет. Зато вот Шивону повезло: единственный ребенок у родителей-магнатов. Хочешь машинку? На тебе две. Нравятся лошадки? Папа построит конюшню. Хочешь суши? Сейчас слетаем в Японию Сказка, не так ли? Да… А кто-то так живет. К счастью, любовь родителей, щедро облепленная зелеными купюрами, не сделала из Чхве-младшего отморозка, примеры которых можно наблюдать. Он вырос довольно-таки джентльменом, насколько им можно стать в двадцать первом веке, образованным и, главное, целеустремленным молодым человеком. Вот и пришло время брать бразды правления в свои молодые сильные руки или, по крайней мере, учиться. По всем правилам хорошей дорамы в этот момент Шивон должен без памяти влюбиться или сказать: «Нет, отец, я буду следовать своему пути и уйду в закат навстречу своей судьбе». Однако Ши, видимо, дорам не досмотрел, поэтому, поклонившись, принялся за дело. Удачи ему!***
— Донхэ, в первую линию, — приказал хореограф, делая перестановки в своей труппе, — Хекдже, подвинься вправо. Так, Донхэ теперь центровой, ориентируемся по нему. — Спасибо, хен, — обворожительно улыбнулся центровой и через зеркало подмигнул стоящим позади девушкам, которые весело захихикали и бесшумно поаплодировали повышению коллеги. — Ладно, хватит, — хлопнул в ладоши хореограф, — за дело! На часах уже за полночь, а репетиция только закончилась. Измотанные танцоры покидали студию. Скорее к спящим домочадцам. В бар снять напряжение. На подработку. Такси. Пешком. Хекдже выбрал последний вариант. Сегодня был не его день, как, впрочем, и год. Последние два года. С тех пор, как в их труппе появился один человек. Ли Донхэ. Парень выругался вслух, едва в голове возник образ главного конкурента. Пффф… Их двоих сравнивать даже не следует. Техника Хекдже идеальна, закаленная годами тяжелой работы, движения отточены часами изнурительных тренировок. У Донхэ же в словарном запасе такие понятия, как «техника» и «работа», явно отсутствовали — недисциплинирован, забывчив, небрежен. Когда этот Ли впервые появился в их студии, Хек не особо беспокоился за свое положение в труппе — место солиста. «С такими данными он мне не конкурент», — подумал тогда Хекдже, вздохнув с облегчением. Как оказалось, напрасно. Через пару дней Донхэ стал всеобщим любимчиком. «Какая мне разница?» — думал Хек, забрасывая сумку на плечо и делая вид, что вовсе не обиделся на то, что его одного на вечеринку к Кюхену не позвали. Через пару недель этот Ли уже стоял в одной линии с Хекдже на постановке нового танца. «Какого черта?» — размышлял Хекдже, косясь на коллегу, который по-дружески похлопывал их босса по плечу и активно втирал какой-то свой очередной бред. Но всем нравился этот «бред», все таяли от улыбки новенького и краснели от лестных комплиментов. Донхэ первое время пытался и к Хекдже найти поход, но отстал после нескольких хмурых взглядов, подаренных на «хен, научи и меня так танцевать» и каменного лица на рассказанные шутки, перестав вовсе его замечать. Его примеру стали потихоньку следовать и остальные — главный солист стал тенью там, где прежде сверкал ярче бриллианта. А сегодня этот его коллега занял место солиста — место Хекдже… «Это … нечестно», — думал танцор, шагая по пустынной улице.***
— Чонсу, отчет уже готов? — спросил менеджер пробегающего мимо коллегу с кипой бумаг. — Да, сонбенним, готов, — отрапортовал Пак, улыбаясь. — Чонсу-ши, вы не глянете на мою презентацию? — прощебетала девушка, глупо хлопая глазами. — Вы же знаете, что я в этом не очень хороша… — Конечно, посмотрю, — кивнул головой Чонсу и прикрыл окно собственной презентации, еще незаконченной. — Чонсу, где новая бумага? — Чонсу, вы сдали свою презентацию? — Чонсу, не подменишь меня сегодня? — Чонсу… — Чонсу… Это были самые обычные будни среднестатистического офисного работника. Пак Чонсу верил, что в жизни действует принцип бумеранга. Со временем неумение сказать «нет» стало своего рода привычкой, чем окружающие с радостью пользовались — конечно, бесплатный сыр в сломанной мышеловке. Кто устоит? Чонсу спал мало. Полторы ставки на работе, чтобы платить за учебу сестры. Подработки на дому, чтобы оплатить лечение бабушки с дедушкой. И все с искренней улыбкой. Казалось, что этот человек спит, улыбаясь. Но… Стоило двери его одинокой квартиры закрыться за хозяином, как эта самая улыбка гасла — щелкал выключатель с режима «для всех» на «просто я». Вымученное бледное лицо и разговоры с собой: «Держись, Пак Чонсу! Многие хуже тебя живут, а ты? Работа есть, семья есть. Что тебе еще надо?» Тяжелый вздох — и мужчина садится за переводы, что пора сдавать уже к завтрашнему утру. И пока голова, подстегиваемая влитым в организм кофеином, усиленно работает, проклиная своего обладателя, а руки, мечтая поскорее зарыться в мягкой перине, печатают текст, сердце тихо, но отчетливо произносит: «Счастья хочется».***
В любой компании есть своего рода пай-мальчик. Тот, у кого все всегда получается на отлично, о ком особо не беспокоятся. А зачем? У него ведь всегда все выходит, все успевается само по себе, без чьей-либо помощи. С таким человеком обычно не очень комфортно — скучно немного, да и чувствуешь, как собственная самооценка стремительно тяжелеет и летит куда-то под плинтус. А кому такого захочется? Вот и Шиндону, например, не очень хотелось. Поэтому он, поклонившись коллеге, побежал обедать в более подходящей компании. Сонмин, улыбнувшись, остался в гордом одиночестве. Никого и не удивляло, что Ли ел один — он всегда это делал один. И это казалось нормой, и все считали, что он сам так хочет. Вот только Мин до сих пор не очень-то к этому привык, съеживаясь внутри, еле проглатывая приготовленные дома котлеты и желая поскорее вернуться к рабочему столу — там уютнее. Нет, Сонмин не был изгоем. С ним общались, звали на вечеринки, приглашали на всякие праздники, покупали торт в день его рождения и неизменно преподносили белый конверт. Так было удобнее — зачем проявлять инициативу и креативность, когда можно отделаться такой удобной вещью, как конверт, и сложить туда собранные бумажки. Все равно не угадаешь, что дарить такому коллеге. Разве что канцелярские принадлежности. Но на идеальном столе Сонмина их был полный комплект. — Сонмин-ши, вы помните, что мы сегодня собрались в бар? — из вежливости спросила коллега. — Да, помню, — кивнул Мин, чуть напрягаясь, — но мне кажется, что я заболеваю. Пожалуй, идите без меня. Мне бы отлежаться. — Ох, какая напасть! — вздохнула женщина. — Ну, поправляйтесь, пожалуйста. Сонмин понимал, что делает одолжение и себе, и своим коллегам, отказываясь. В первое время он исправно ходил на такие посиделки и действительно пытался влиться в коллектив. Но почему-то шутки ему не казались уж такими смешными, а вливать в себя алкоголь в таком количестве тоже не особо привлекало — лучше любимая книжка и плюшевый медведь под боком. Все чаще и чаще Сонмин задается вопросом: как так получилось? Почему он одинок в самой гуще толпы? С самого детства его учили стараться и быть лучшим. Разве плохо? Но именно это стало своего рода стеной вокруг Мина. Да, с ним общались, но не дружили. По-настоящему, чтобы позвать на день рождения, принести конспекты, когда он болел, предложить прогулять или просто поинтересоваться, как у него дела — действительно поинтересоваться, побеспокоиться. Но эта самая стена словно отталкивала от этого — ведь у Сонмина всегда все было хорошо. Разве может быть иначе? Чем дальше, тем хуже. Вечное ожидание от окружающих, от родителей чего-то выдающегося стало настоящим давлением на него. И когда ему очень хотелось опустить руки и позволить себе просто погулять, он просто не мог этого сделать. Всем казалось, что этому парню все дается легко и просто. И никто не задумывался, что это сродни пытки для этого золотого мальчика. Даже радость от достижений и побед стала меркнуть. Ночью, лежа в кровати, Сонмин думал, чего бы ему по-настоящему хотелось, но… Страх — он не знал, не мог ответить на этот вопрос. А родители знали, что нужно, отправляя в университет. Сонмин пошел, надеясь, что там все будет по-другому. Закончил с отличием. Ничего не изменилось. Работа. Все так же. Сонмин, лежа на холодной кровати, с грустью думал, что он сам загнал себя в эти рамки. А выбраться… Куда? Как? Когда от тебя так много ждут. Как можно подвести дорогих тебе людей, заставить их волноваться?***
— Шивон, сынок, отлично поработал, — хлопает мужчину по спине отец и приобнимает. — Я тобой горжусь. Чхве-младший улыбается и под предлогом важных дел покидает кабинет отца. Сердце стучит так, будто хочет выпрыгнуть из груди — Ши был бы не против. Но он в офисе — негоже вице-президенту, словно расстроенной барышне, нестись в свой кабинет. Поэтому Чхве степенно шагает по коридору, чуть кланяясь сотрудникам. Едва дверь захлопывается изнутри, как Шивон воет в кулак, оседая на пол. Он старается, черт побери, старается. Да так, что не спит толком, но все равно он лишь тень своего отца. Не Шивон. А сын господина Чхве. С самого детства для Шивона отец был идеалом. Тем, на кого хотелось равняться. Тем, чье одобрение хотелось получить. Тем, кого хотелось превзойти. Сколько бы побед ни было у Шивона, этого было не достаточно — он всегда был сыном Чхве. Даже сейчас, работая день и ночь над проектом для компании, он провалился. На презентации все было идеально, но идеи отца оказались еще лучше. Куда еще? Оказывается, может быть и так. Шивону казалось, что он все продумал, все учел, но нет. Господин Чхве видел дальше, больше. Конечно, все похвалили его работу — ведь он сын Чхве. Но… кто-нибудь заметил Шивона? Самого Шивона…***
— Так, сейчас придет фотограф, — вещал главный хореограф, — нам нужна реклама. И тем, кто станет лицом нашей труппы будет — думаю, я никого не удивлю своим решением — Донхэ. Аплодисменты и крики согласия. Кроме одного человека, стоящего с краю. Хекдже. «Лицо труппы?» — Хен, — Хек догнал учителя, — я думал, им буду я. Все-таки я столько лет… — Я понимаю, Хекдже, — кивнул мужчина, — но ты сам посуди. Донхэ хорош собой и очень фотогеничен. А ты… ты не очень подходишь на эту роль. Мы же не ролик снимаем, да? Это для всех нас, ты же понимаешь? — То есть, если бы снимали ролик, то выбрали бы меня? — спросил Хек, уже зная ответ. — Хек… — Я понял, хен. «Что еще ты заберешь у меня, Донхэ? Больше ничего не осталось…»***
Глаза закрываются, а голова гудит и немного кружится. Домашнюю работу удалось закончить только к шести утра. Поспать совсем не удалось. А сегодня, как назло, фирма получила новый заказ, и весь отдел стоял на ушах. Чонсу вздохнул, наслаждаясь секундами тишины и покоя в лифте. Дзынь. Двери открываются, обрушивая на мужчину целый шквал просьб, замечаний, указаний, пожеланий… В руках куча бумаг, а на часах только начало одиннадцатого. Чонсу очень хочется, чтобы принцип бумеранга, наконец, начал работать, но что-то обратного ответа никак нет. Наверное, он забросил его слишком далеко.***
В последнее время Сонмину все кажется каким-то ненастоящим и неприятным. На улице он видит людей, которые суетятся и куда-то спешат. А зачем? Им так это нужно? Успеть на распродажу. Посетить новую кофейню. Накупить ненужных безделушек только потому, что все так делают. Не опоздать. Уйти пораньше. Схалтурить. Пожаловаться. Зачем вообще все это? Разве то, какое белье носит актер популярной дорамы, важнее проблем собственного мужа, звонок от которого без колебаний отклоняется? Сонмин вздохнул, пытаясь не слушать сидящих рядом коллег. Почему все так? Все его нутро буквально закипает, когда он слышит «повезло тебе» на то, что его освобождают от дополнительных часов в субботу. Повезло? Хах, а часы кропотливой работы не в счет? Нет, конечно же нет, ведь везение тут главное. Оно ведь напишет за тебя отчет, перепроверит раз сто и вовремя положит на стол начальника. Когда Сонмин думает, что завтра, в следующем месяце, через год, два, три, десять лет все будет так же, то ему хочется просто исчезнуть, словно его никогда и не было. Никогда не рождаться. Вообще перестать быть. А все потому, что нет в этом никакого смысла.***
— Сынок, ты не против, что мы пригласили мистера Кима с его женой и дочерью на ужин? — спрашивает его мама. «Зачем?» — Нет, конечно, мам, — Шивон мимолетно касается щеки женщины и идет к себе. — Сынок, как тебе Шинен? — задает вопрос его отец, проводив гостей. — Правда, милая девушка? — Да, отец, — кивает Шивон и почувствовал, как клетка становится уже. — Отец, я так больше не могу, — заявляет Шивон, порывисто поднимаясь с кресла. — Вы с мамой сделали для меня очень много. Я обязан вам всем, что у меня есть, каким я стал — это все ваша заслуга. Но я больше так не могу. Я не хочу всю свою жизнь жить в твоей тени. Быть лишь сыном Чхве. Я стараюсь, правда стараюсь, но этого недостаточно. Та девушка и правда милая, но не так я представлял себе встречу со спутницей жизни… Не так я представлял собственную жизнь. Я словно в клетке, золотой, но все же в клетке. Быть может, это все не мое. Быть может, я создан для чего-то другого. Дайте мне дышать, пожалуйста. Не топите меня в своем величии. Я так больше не могу. — Сынок, — губы матери начинают дрожать. Она хватается за сердце и оседает на пол. Суета. Скорая. Сердечный приступ. Операция. «Нам очень жаль, — говорят доктора, — вы ведь знаете, у нее было слабое сердце. Любое волнение…» — Доволен? — тихо произносит отец, — теперь ты свободен… — Шивон, Шивон, сынок? — Ши вздрагивает и смотрит на обеспокоенную мать. — Ты нас слушаешь? — Да, мам, прости, задумался, — говорит Шивон, выдавливая улыбку и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. — Мы с отцом подумали, что неплохо бы провести уикэнд с семьей Ким и их прелестной дочерью, — продолжает женщина, добившись внимания сына, — что думаешь? Шивон молчит, смотря на своих родителей, уже заметно постаревших, с сединой, немножко сгорбленных под тяжестью прожитых лет. Но неизменно одно читалось в их глазах — забота, с которой они смотрят на него, Шивона. — Да, мам, — произносит мужчина, подходя к родителям, — я буду только рад. Ты у меня молодец. И пусть для остальных он лишь сын Чхве. Пусть следующие несколько лет он будет изо всех сил барахтаться, чтобы не потонуть в величии своего отца. Пусть эта милая, но чужая девушка станет его женой — станет родной. Пусть жизнь пройдет в клетке. Все «пусть» до тех пор, пока есть две пары этих глаз, которые видят его, Шивона, любят его, Шивона, живут для него, Шивона. Клетка с такими ее обладателями не так уж плоха.***
Завтра ежегодный концерт их труппы. Самый любимый день Хекдже. Был. До сегодняшнего дня. Неизменно его родители сидели в первых рядах и смотрели на него — свою гордость. А что будет завтра? Завтра они будут смотреть на Донхэ и Хекдже позади. Хочется просто исчезнуть или перекрутить пленку его позора. Но он не волшебник и жизнь, к сожалению, не записана на ленте. — Донхэ, — окликает Хекдже коллегу, — можно с тобой поговорить? — Конечно, — кивает новый солист, — только недолго. Мне еще грим накладывать. — Понимаешь, до твоего прихода я был… — Хекдже замолкает, не зная, как подобрать слова. — Я ждал этого разговора, — вздыхает Донхэ. — Понимаешь, быть просто талантливым мало. — Что? — непонимающе спрашивает Хек. — Ты такой бука, хен, — закатывает глаза Хэ, — что никто и не хочет с тобой общаться! И вообще, за место надо бороться, а ты? — Что я? — Танцуешь сам по себе до седьмого пота, — Донхэ покачал головой. — Мы же среди людей живем, работаем, общаемся. А ты отгораживаешься ото всех, смотришь свысока… — Я? — Хекдже в шоке чуть повысил голос. — Да никогда такого не было! — Пфф, — хмыкнул Хэ, — да ты сам не замечаешь. Незаменимых, хен, нет. И жизнь непостоянная штука. Сегодня ты солист, завтра нет. Такова жизнь. Прости, хен. — Ты не потянешь, — говорит Хекдже, — сам же знаешь, что не вытянешь. — Ну, ты же будешь рядышком, чтобы выручить, да? — Донхэ хлопает его по плечу и уходит, а оборачиваясь, добавляет. — И за фотосессию прости. Сам ты же понимаешь, что лицом, мягко говоря, не очень-то вышел. Но танцуешь ты классно, хен. Файтинг! «Файтинг…» Хекдже идет по ночному Сеулу. Если бы его телефон не был выключен, то просто взорвался бы от звонков и SMS. После разговора с Донхэ бывший солист, накинув капюшон на голову, вышел на улицу и ушел куда глаза глядят. Завтра его отругают, сделают выговор, лишат премии и еще какое-нибудь наказание придумают. Завтра придется объяснять родителям свое исчезновение. Завтра он пойдет искать новую работу. Все будет завтра. А сегодня он просто хочет идти и ни о чем не переживать. Получается, конечно, плохо. Мысли, они ведь такие, беспардонные. «Как я это допустил?» — с горечью мыслит Хекдже. Парень долго шатается по улицам. До тех пор, пока зубы не начинают стучать от холода. За это время он успевает вспомнить многое: себя ребенком, только знакомившимся с таким словом, как «танцы», первые неуверенные па на школьной сцене, жадные поглощения видеороликов в сети, мечты, которые ведь исполнялись, потихоньку, но все же. Пока… Хекдже вваливается в квартиру, выдергивает шнур от домашнего телефона и заваливается с ноутбуком на кровать. Загружает любимые танцевальные ролики и лечит израненную жизнью душу. Слава богу, что у него есть хоть это — лекарство от жизненных невзгод. У кого-то и этого нет.***
Чонсу из-за недосыпа забывает про целый раздел в отчете. Из-за невнимательности кофе проливается на готовую презентацию. Раздается звонок о новом заказе на перевод — очередная бессонная ночь. Но делать нечего, Чонсу соглашается. — Чонсу, вы сдадите сегодня отчет? — подходит главный менеджер к его столу и выжидающе замирает. «У меня есть выбор?» — Чонсу, вы сделали копии расписания? — рядом становится одна из сотрудниц. «А самой сделать в голову не приходило? Не так уж и сложно на кнопки нажать и подождать». — Чонсу, вы купили-таки степлер? — недовольно спрашивает коллега. — Старый вчера сломался ведь. «Не я один им пользуюсь! Как на счет того, чтобы поднять свое мягкое место и не купить этот чертов степлер самому?» — Чонсу, не посмотрите презентацию? — опять подходит со своими проблемами самый молодой сотрудник. «Пора бы самой научиться их делать! Тебе за что платят, в конце концов?» — Чонсу… Пак резко встает со стола и обводит всех взглядом. Кулаки мужчины крепко сжаты за спиной. «Знаете, а не пошли бы вы все…» — Хен, отчет будет готов через полчаса, — улыбается Чонсу начальнику. «Будь добр, иди в свой кабинет раскладывать пасьянс и не мешай работать». — Копии расписания не сделал, — Пак поворачивается к женщине и протягивает ей листок бумаги. — Уверен, вы с этим справитесь лучше меня. — Степлер, к сожалению, не купил, — Чонсу кивает коллеге, — но вы можете обратиться в отдел запасов и попросить новый. Выручите всех нас. — Презентацию посмотрю, но только когда закончу свою, — любезно заканчивает Чонсу. — Однако с вашим стажем не стоит беспокоиться о таких мелочах, не так ли? Уверен, там все в порядке. — Но… — начинает девушка. — Простите, мне еще отчет сдавать, — отрезает Чонсу, но смягчившись, говорит: — Давайте через полчаса, хорошо? Пак Чонсу почти летит по коридору с кипой бумаг, не забываясь поклониться каждому встретившемуся сотруднику, пропустить дам вперед и все это с неизменной улыбкой. Режим «для всех». И вера в принцип бумеранга. И главное тут, к счастью или нет, слово «вера».***
Воскресенье. Сонмин проводит его в постели. Он лежит и смотрит в потолок. Белый, немного неровный. Такой пустой. «Как и моя жизнь». Потом появляется муха. Большая такая, жирная. Она гуляет по этому же потолку. «Каково это — гулять по потолку?». Она все ползает и ползает. «О чем она думает?» Передвигается по белому чуть шероховатому потолку и временами жужжит. А потом, распахнув крылья, вылетает в окно. А Сонмин продолжает лежать и смотреть в этот белый потолок. И ему кажется, что то, чем он сейчас занимается, имеет гораздо больше смысла, чем вся его прожитая жизнь. Понедельник. Будильник. Завтрак. Костюм. Галстук. Портфель. Метро. Лифт. Стол. А перед глазами белый потолок. И муха. Сонмин не слышит, как с ним здороваются коллеги. «Где сейчас эта муха?» Сонмин не слышит, как начальник вызывает его к себе. — Сонмин-ши, — сотрудница дотрагивается до его плеча. Он вздрагивает, пугая женщину. — Вас мистер Ким вызывает… Мин смотрит на нее невидящим взглядом. Встает. Уходит. А через полчаса раздается крик. Все прилипают к окнам. Слышатся охи и ахи. Шок. Новая горячая тема для обеда. А на асфальте лежит человек. В неестественной позе. Из-под него растекается алая жидкость. А тусклые стеклянные глаза смотрят в небо. Муха, большая и жирная, садится на его нос.***
Все. Жалуются. Срываются. Ненавидят. Лгут. Любят. Опаздывают. Спят. Улыбаются. Плачут. Смеются. Читают. Работают. Учатся. Проигрывают. Побеждают. Слушают. Притворяются. Лукавят. Переживают. Грустят. Надеются. Устают. Решают. Решают. Решают. А в конце, как один, умирают. Что это? Это просто жизнь.