Страсти-мордасти

G, ангст Предновогоднее настроение было ей незнакомо. Весь замок бурлил наполняющим его предвкушением, которое пронзало, словно нанизывая бусины на нитку, каждый уголок, каждую комнату. Оно скользило по коридору, вдыхая в каменный замок удивительную легкость. Но только не для нее. После Арвирда в Ясмине что-то щелкнуло, переключилось, настроилось на иную волну, и от этого невозможно было спастись, убежать и спрятаться. Мысли окутали ее плотным коконом, не отпуская даже во сне. Даже в благодатной ночи она не находила спасения, тревожно и добровольно позволяя дымным мыслям обнимать себя, заполнять голову образами, картинками и воспоминаниями. Она не знала, как спастись. Да и не хотела. Это чувство было для нее в новинку, и Ясмина не знала, что нужно делать, чтобы тревога в сжимающемся от волнения сердце сменилась теплом и радостью. После того памятного вечера она видела Яна лишь на драконбольном матче. И Шелену тоже. Она не могла смотреть в его глаза. И в ее тоже. Она понимала, что все изменилось, еще тогда, когда увидела их обоих, обнимающихся на улицах города. Тогда Яся впервые почувствовала незнакомую ранее острую боль, словно иглы вонзились в ее сердце. Грудь сдавило, и на мгновение стало так тяжело дышать, словно из легких внезапно исчез весь воздух. Хотелось кричать. И дышать-дышать-дышать. Чтобы почувствовать, как холодный, осенний воздух проникает вовнутрь, отрезвляя свежестью задурманенные мысли. Хотелось злиться, плакать, кусать губы. Ясмина смотрела на их спины и ненавидела. Вернее, ей очень этого хотелось. Хотелось ненавидеть и Шелену, и Яна, но она понимала, что это глупо, и вряд ли она сумеет. Она была привязана к старосте, а события в Арвирде оставили в ее душе самые смешанные чувства. И впервые Яся не знала, что чувствовать. Тогда она вполне могла признаться ему. Если бы поверила в собственные чувства. Если бы осознала их и приняла, как данность. Если бы поборола свой страх. Когда Шелена предложила выпить зелье храбрости, Ясмина тут же подумала, что уж теперь-то она точно сможет сделать это. Она хотела спросить у старосты, какие чувства та испытывает к Яну. Она почти сделала это, но тогда еще не знала, какой эффект у зелья храбрости. Когда Шелена с ее помощью притащила Яна в комнату, Ясмина уже почти не осознавала, что делает. Легкое возбуждение, опьянение от осознания собственной свободы и легкости сводили с ума. Она почти не понимала, что делает. Но ужасно жалела, что так и не смогла подарить Яну свой поцелуй. Она была уверена, что это все бы объяснило ему. Вместо тысячи слов, которые она так и не смогла сказать. После Арвирда все изменилось. Хотя, если подумать, до него все было примерно так же. Да, Ясмина обладала природной скромностью и не могла побороть собственное смущение. Она так и не призналась. И больше не видела Яна, так как каждый раз избегала его общества. Она чувствовала, что сбилась с пути, и назад дороги больше не будет. На развилке событий она пошла не туда и теперь вынуждена блуждать во тьме, все глубже погружаясь в вязкость своих мыслей, таких тяжелых для ее возраста. Ясмине хотелось закрыть глаза. И уснуть. Когда до Нового года оставалось несколько дней, ее внезапно нашел Поручик Ржевский, с гиками и воплями проходя сквозь стены и оставляя на них что-то красное. Ясмина находила утешение в библиотеке, прячась от всех и, главное, от самой себя, в тишине четырех стен, битком забитых книгами. Здесь никого не было, так как экзамены давно прошли, и все ученики давно готовились к празднику, веселясь где-то во внутреннем дворе. Она не знала, верить ли его словам. Ясмина никогда не испытывала к привидениям особой любви и сейчас смотрела на Поручика, потирая на пальце серебряное кольцо своего отца. Но даже несмотря на всю нелюбовь к призрачным созданиям, она сразу почувствовала, как внутри нее оборвалась еще одна струна. Предпоследняя. Захлопнув книгу, Яся встала с кресла и поправила подол платья. Она не помнила, когда сменила джинсы на юбки и кеды на туфли. Когда полюбила стучать каблучками по каменным полам коридоров и кружиться, любуясь собой перед зеркальной гладью. Любовь от ненависти отделяет порой один лишь шаг. Яна она нашла очень быстро. Видимо, Поручик не лгал, и нашелся он неподалеку от комнаты Шел, которой уже не было в замке. Он стоял у окна и вглядывался вдаль, о чем-то размышляя с тяжелой грустью в глазах. Ясмина не знала, что скажет ему. Она просто хотела увидеть его лицо, всмотреться в его такие яркие зеленые глаза. Она знала, что сейчас ее волосы отливают мглой, словно подпитываясь ее внутренним состоянием. Черные, как и его волосы. Зеленые глаза, как и у нее. Яся смотрела на него, словно окаменев, и не смея сделать даже шаг. Ян обернулся, услышав стук ее каблуков, и теперь смотрел на нее с немым вопросом в глазах. Зеленых, как и у нее. А у Шелены волосы светлые, как и у нее. Она ненавидит этот цвет. Она ненавидит свое отчаяние, из-за которого чувствует эту глухую боль в сердце. В мыслях сквозят слова Яна, которые он говорил Шелене совсем недавно. В ее комнате. Спасибо Поручику за то, что она в курсе. Удивительно, как легко призрак сумел подслушать этот разговор, но сейчас для Яси это было неважно. Она смотрела на Яна, всматриваясь в темную, илистую глубину его глаз, наслаждаясь этим царившим между ними молчанием. Она слушала, как рвется последняя струна. Так легко сделать шаг назад. Ей безумно хотелось крикнуть Яну, что в ее сердце тоже живут чувства. Сильные, пылкие, но в то же время такие несмелые и робкие... Ясмина хотела сказать ему то, что не осмелилась сказать раньше. Но не смогла. Не захотела. Ступившему во тьму назад дороги больше нет. Единственное, что она хотела сделать сейчас, - это разбить хрустальные туфли. Вдребезги. Бросить с крыши самой высокой башни и наслаждаться звоном, сплетающимся со звуками разрываемой струны. Той самой. Последней. Назад дороги больше нет.