Сжала руки под тёмной вуалью... "Отчего ты сегодня бледна?" - От того, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: "Шутка Всё, что было. Уйдёшь, я умру". Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: "Не стой на ветру". © Анна Ахматова.
Обрывок из дневника памяти. И вновь я говорю тебе «привет»... Но почему мне кажется, что за этим «привет» всегда кроется «я всё ещё не могу тебя отпустить — всё ещё держусь на том краю обрыва, там, где ты растворился во ночной тиши». Я так много хочу тебе рассказать, боюсь, что одной страницы и не хватит... но всё же попытаюсь. Кажется, я что-то обретаю или же тону в чём-то — безвозвратно, больно, еле слышно. Я увязаю в этом чём-то, я уже не могу тянуть руки к свету, помнишь, как ты меня учил?.. Незаметно летят листочки календаря, и наступает унылая осень. Я раньше ненавидела осень, но теперь она и моя подруга, и спутник по жизни одновременно. Я запуталась. Пытаюсь встать, но спотыкаюсь и падаю, — колени разбиты в кровь, и ...ничего не получается. Что я делаю неправильно? Почему мой свет гаснет? Это ты во всём виноват, но, всё же, я тебя люблю... Твоё Солнце.
***
— Шико-тян! — громкоголосый выкрик сзади подогнал Фуриджисаки ускорить шаг и ловко лавировать среди собравшейся толпы в коридоре. Те, кого она с силой расталкивала, шипели и уже хотели остановить «бегуна», как узнавали в нём неуравновешенную третьекурсницу, оставаясь позади с распахнутыми от шока глазами и открытым ртом. Не каждый день увидишь Дзёшико со всех ног бегущую от мелкой девчонки с забавными хвостиками, больше напоминающую ангела. Агата — так её звали не потому, что это было её настоящее имя, а оттого, насколько её карие глаза с тёмными искорками, напоминали небольшие осколки агата. Девушка была одной из самых ярких студенток института, а также одной из немногих, кто решил разговорить Дзёшико. Коротенькие светленькие волосы она всегда собирала в два смешных хвостика, а глаза подкрашивала ярко-синей подводной, что вкупе составляло непревзойдённую реакцию радужного пятна на белом фоне. Также на ней всегда можно было приметить новое лёгкое платьице с цветочным принтом и кружевами. Фуриджисаки познакомилась с ней на втором году обучения. Дзёшико тогда была популярна, как участница на самом деле не существующей преступный группировки, вот Агате и стало интересно, какой она фрукт и с чем её едят. Черноглазая на протяжении месяца пыталась достучаться в чёрную наглухо захлопнутую железную дверь души Фуриджисаки, но та равным счётом игнорировала её. На самом деле она просто не доверяла вот таким людям — поначалу яркие, добрые и, вроде бы, понимают тебя, а на самом деле оказываются демонами в обличии ангела. Им просто скучно, и они играют на чувствах других. Дзёшико, конечно, сама тоже не являлась наивным ангелом, старающимся помочь всем и вся, но даже до такого она ни за что бы не опустилась. Она просто не подпускала к себе людей, бесполезную толпу, потому и не оставляла ни у кого на сердце глубокие раны предательства. Дзёшико, как никто другой, знала, что это за чувство и насколько болезненные оно оставляет болячки — чуть заденешь, а они уже кровоточат. Может быть, у Яркой — так прозвала её про себя русоволосая — и были хорошие намерения, хоть в душе Фуриджисаки и сомневалась, она однажды отозвалась на упёртые постукивания Агаты. Это было, как с погодой, — ты смотришь в окно и, кажется, погода ужасная, идёт дождь, а дорожки небесных слёз горько стекают по грязному, словно люди двадцать первого века, асфальту в канализацию, но, распахнув огромное окно, обнаруживаешь лишь красиво выглядывающее из-за увесистых туч солнце, мелкую морось и энергично позвякивающие лужицы. «Даже в самом ничтожном и уродливом, можно найти что-то человеческое и красивое», — так всегда говорил ей отец. Он вроде бы коп, который поведал не только реки крови, но и опаснейших преступников, зверски расправляющихся с невинными людьми. «Знаешь, всё это иллюзия — ни в чём не виновных людей не бывает, я сам в этом убедился за свои тридцать лет службы. Мы же видим в зверье людей, приручаем их, любим, почему же не можем увидеть людей в самих людях? Это несправедливо». Такие вот задушевные вечера со своим отцом она обожала, тога всё было, как в потерянном во времени детстве — приключенческий фильм, попкорн, мороженное и, самое главное, искренние слова и улыбки. Круто свернув на повороте, ведущем прямо к столовой, Дзёшико в кого-то врезалась.***
— Вот ведь сучка! — на эмоциях выкрикнул смуглокожий парень с баскетбольным мячом в руках. Эхо несколько раз в звучаниях повторило его слова и утонуло в звенящей пучине пространства. В спортивном зале было душно, пахло потом, громко отдавались команды тренера, и стоящая в воздухе атмосфера отлично дополняла сей образ. Девушка, что посреди зала уже часа два размахивала руками и кричала ругательства в адрес, как можно было понять из её слов, «тупоголовых болванов», резко остановилась и обернулась в сторону подопечного. — Ты это мне, Аомине? — обманчиво-добро спросила она. Не то чтобы Дайки испугался вида Рико Айды, которую за одни только глаза учителя обожали, а спортсмены шугались и уважали из-за скрытой за миленьким личиком садисткой натуры, но вставать на одни и те же грабли станет только полный идиот. Каждый в команде знал, — милый тренер — это последняя стадия бешенства. — Это он о Дзёшико Фуриджисаки — она практикантка и ведёт у нас историю и юриспруденцию, — влез Акаши. Он отчего-то был сегодня в хорошем расположении духа: улыбался время от времени, много говорил и периодически одаривал взглядами. Да и вообще, так он себя вёл вот уже дня четыре. Это пугало. Пугало даже обычно молчаливого Куроко и Айду, что и вовсе не отличалась инстинктом самосохранения. Что говорить тогда об остальных? — И что она такого сделала, что ты так плохо о ней говоришь, Мине-чин? — как всегда пространственно и равнодушно спросил Мурасакибара. Кисе за его спиной активно закивал, мысленно надеясь на хорошее представление. Тайге же просто было интересно, а также хотелось пожать рукой этой практикантке, да и поблагодарить, — их с Аомине отношения до сих пор состояли из ругательств, соревнований и обмена «любезностями» — Да она специально выводит меня из себя! То к доске вызовет, то доску ей помыть, то сегодня у неё по гороскопу синий — несчастливый цвет, и я должен находится вне поля её видимости. Акаши усмехнулся. Он-то знал причину такой ненависти сэнсея к Дайки. Конечно, Аомине все эти придирки девушки не просто не нравились, он её уже на дух не переносил, но со стороны это выглядело более, чем смешно. Она буквально издевалась над ним у доски, когда он опаздывал хотя бы на пять минут, он — специально приходил к концу пары, чтобы вывести из себя. Их даже прозвали адской парочкой. Правда, это распространялось только на сорок минут лекции. Дзёшико привлекла внимание Сейджуро сразу же, в тот момент, когда он поднял на неё взгляд разноцветных глаз. Это было чем-то сравнённым с фейерверком, первым взглядом на снегопад или же цветение сакуры, — будто ты нашёл родную душу, второй такой одинокий мир-островок. Казалось бы, в её мирке всё цвело и благоухало, по чисто-голубому небу умиротворенно, точно ложками ванили, разносились кучево-перистые облака, а тёплое море ребячески разбивало свои притоки о берег, разнося песок и остатки ракушек, оставляя за собой следы пены. Только всё это — самообман. Жизнь — вообще одна огромная точка лжи, в ней негде поставить запятую, многоточие, да хоть что-то напоминающие дальнее плавание в этом манящем море. Он уже видел это. Потому она показалась ему такой близкой, хоть и далёкой, родной, хоть он и видел её впервые. Мама... Они были невероятно похожи. Нет, не внешностью и уж точно не тембром голоса, — у мамы его детства голос был мягким, ласковым, а у неё напоминал больше голос рок певицы девяностых. Может быть, она курит. Да, точно, это было видно по её шершавым пальцам, обвитым, словно оковами, кольцами, по тому, как она прикусывала губу — нервничает. Даже без глаза императора он мог разглядеть такие мелочи. Девушка не была похожа на одну из тех, кто сутки напролёт проводит за учебниками, считает каждый полученный бал и оценку. Что она здесь забыла? Это ему ещё предстоит выяснить. Канаты, тянущее его назад, обратно в мир счастья и вечной радости обычному закату, натянулись покрепче, стали толще в один момент — она привязала его одним только поднятым взглядом фиалкового взора. Уставшие, потухшие глаза, в них нет ни печали, ни тех предвкушающих жизнь искорок, какие он привык видит в глазах Момои. Она знает, что такое жизнь, он — тоже. Это первое, что объединяло её с образом старого фото десятилетней давности. Оно потёрлось, изображение исказилось, померкло, но воспоминания, картинки, как из другого мира, остались. Русые волосы собраны в высокий хвост — неаккуратный, но с толикой деловитости, кожа бледная, фарфоровая. Так выглядела его мать, когда спешила к нему по окончанию занятий скрипкой, так выглядело счастье. Она высокая, выше любой другой японки, губы пухлые, носик небольшой, аккуратный, наверное, в её семье есть европейская примесь. Девушка была красива, ничего другого и не скажешь, только вот она сама, видно, этому была не очень-то и рада. Одинокой островок её душевной тоски затерялся где-то в туманном бескрайнем океане, его окружают острозубые хищники — боятся подплыть ближе, цветы и вся зелень уже давно завяла, остались лишь скромные прожилки засохших надежд, небо закрылось тёмным полатном — грязным и чёрствым. Таков её мир — там круглый год идёт дождь. Осталось только понять, отчего. — Акаши-чи, пойдёшь в столовую? — тяжёлая рука Рёты опустилась на плечо красноволосого, развевая все думы. Акаши встрепенулся и, кивнув, направился в переодевалку за остальными.***
Перед ней оказался тот, кого она не хотела видеть ещё, как минимум, до дня встречи — Акаши Сейджуро. Его лицо, как всегда ничего не выражало — только безразличие и мертвецкое спокойствие. Дзёшико нравился цвет его волос. Красные, любой бы сказал «как кровь», но ей казалось, что они больше напоминают красную нить судьбы, ту, о которых пишут в книжках. А глаза — один винного оттенка, другой — золотого. Цвет истинных богатств, чаще его называли цветом несбывшихся надежд. Наверное, враньё. Такой оттенок — никак не мог быть чем-то несбывшимся. Они, как миг, мелькаю, но они бесконечны. Бесконечный миг, — звучит символично. — Шоколад, — еле слышно сказал он, смотря прямо ей в глаза. Не шевелясь, будто не дыша. Догадался. Как пить дать, догадался. Дзёшико докурила последнюю пачку сигарет ещё пять минут назад, они были со вкусом шоколада. Ей нравился шоколад, особенно тёмный — вкус терпкий, с приятной горечью, прямо как и вся её обёрточная жизнь. Русоволосая не стыдилась того, что иногда балуется сигаретами, да, это промах. Особенно для такой, как она. Со стороны всегда кажется, что Фуриджисаки та ещё раздолбайка, но на самом деле она всегда была за здоровый образ жизни, спорт и компромиссы. С первым и последним в последнее время возникали проблемы. Правду говорят, что человечество с каждым годом градирует. Возможно, это затрагивало и её. Неожиданно сзади на неё налетел маленький ураган, стиснув в медвежьих объятьях. Дзёшико пару раз моргнула, потом закатила глаза. Агата нисколько не повзрослела. Всё такая же взбалмошная и всё также играючи ведёт себя. — Будь добра, отцепись от меня, — с еле заметной улыбкой сказала Фуриджисаки. Агата только недовольно замотала головой, сильнее стискивая, но тут со стороны послышался грубое покашливание. Похоже, этот день будет длинным...