Сотвори меня

Волны. Лайхор в воцарившейся тишине решил прислушаться к ударяющейся об борт воде. Мерный звук мог принести успокоение в любой ситуации, даже такой безнадежной, как эта. Он слегка поджал губы, признавая крайнее замешательство, в которое вогнала его шакирянка. Крайнее. Маг отложил перо, провел указательными пальцами по гладкой деревянной столешнице, неосторожно сминая белый листок и оставляя на нем некрасивую кляксу. Хотелось, чтобы она истерлась, самоуничтожилась, ушла. Девушка, не клякса. Хотя, и клякса тоже. Серые рукава мантии испачкались в чернилах. Он даже не заметил. От шакирянки отчетливо тянуло чем-то цветочным. В ее огромных серо-зеленых глазах застыл испуг. Ну как же, маг, да еще из далекого Донка, да еще, как на грех, посадивший ее безмерно проворного женишка за два дня в долговую яму. Лайхор прикрыл глаза, надеясь отогнать наваждение. Но стоящая перед его столом девушка, прижимающая к груди руки, никуда исчезать не собиралась. Она пришла, чтобы совершить поступок, и совершила его. Сказала, все, до конца. И Лайхору вдруг стало безмерно жаль. Вчера, в хмельном угаре, Диолтон пытался предложить ее — за долги. А сегодня она вот сама пришла. С той же целью. Девчонка сжимала ладони все крепче, и вместо страха появлялась решимость. Лайхор встал, обошел стол. Под ногами предательски заскрипело дерево. Он все рассматривал, зная, что нанизывает ее на свой взгляд, как бисерину нанизывают на иглу. Черные, ничего не выражающие глаза мага смотрят, доводя до дрожи, пугают еще больше. Он и стремится — напугать. Если девушка и впрямь пришла, повинуясь воле богов, ее ничто не отвратит. Если же нет — лучше избавиться. Шакирянка долго мучилась, но наконец не выдержала, закрыла глаза, из-под ресниц покатились слезы. И Лайхор тут же почувствовал себя так, словно у него отняли последнюю надежду. Боится. Уйдет вот сейчас. Боги мои, ну как же все нелепо! Маг провел пальцами по темным, русым волосам, стянутым в хвост на затылке. Попытался стереть слезы, но их стало только больше. Взгляд скользнул к рукам. Тонкие, длинные пальчики, а под ногтями — застыла какая-то однородная рыжая грязь. Глина. Ах, конечно, паршивец Диолтон упоминал, что она умеет лепить горшки. А сейчас вот этими пальцами теребит ворот своего застиранного голубого платья. Лайхор ее ждал тут, между прочим. Но должен, вопреки всему, дать ей последний, самый последний шанс опомниться. - Мне же юноша не просто так нужен. Для опытов. Для магических опытов. Он ждал. А теперь не верит и себе, что пришла. Правду сказать, не такую тонкую девочку с побелевшим лицом он хотел увидеть. А какую? И сам не знал. Но все знаки сходятся, все цифры верны. Она. - Ничего, я согласна, - тихо, на выдохе, уже совсем обреченно. И руки уронила вдоль тела, и голову опустила. Мол, что хотите, делайте, заменю жениха собой. Как же ты его любишь... И за что, главное? Ведь ни за что не поверит, что он говорил про невесту. Говорил про ломкое тело, красноречивыми движениями обводя в воздухе самые округлые из его частей. А про глаза вот забыл. Не смотрит он тебе в глаза, верно? Да и зачем, раз у тебя тонкая талия и крупная для твоего телосложения красивая грудь. Убил бы. Лайхор снова отвернулся к столу. - Мы отплываем завтра. Приходи, если хочешь. Но учти, что назад пути не будет. - А Диолтона вы... - Отпущу. Она на миг, всего на миг улыбнулась. И к щекам прилила краска. Лайхор усмехнулся в ответ. Да, теперь уж точно видно, что та. Та, для кого, по предсказаниям, он должен был затеять игру. И вот, выиграл себе в карты, немало удивившись, паршивого пастуха, готового продать дом, семью и невесту с нерожденными детьми. Опыты? Нет, этого проходимца он бы и на порог своего дома не пустил, не то, что в лабораторию. Маг уже думал, ошиблись его древние книги. Но нет. Вот она, стоит. Пришла. Лайхору вдруг захотелось напугать еще, наверняка... Быстрым, почти неуловимым движением он сорвал с головы девушки ленту, и потоки русых волос заструились по плечам вниз, укрывая спину. Невеста пастуха тихо охнула. Но маг улыбнулся. Попытался сделать это совсем не хищно, нормально, по-человечески. Тем же неуловимо быстрым движением он открыл ящик стола и подал ей яркую заколку в виде раковины, самую простую, какую смог найти в неисчислимом множестве того, что приготовил. Приняла. Снова затянула хвост. И поспешила прочь сразу же, не прощаясь. У двери поглядела так, исподлобья. И тут Лайхор вдруг вспомнил, что не спросил: - А имя-то? - Ритола, - ответила девушка. И все, скрипнула дверь, а затем послышались на лестнице шаги. Как страшно ему, что ушла. Ужаснее, наверное, только знать, что девушка давно принадлежит другому. Но ничего. Поправимо. А отказаться от нее нужно. Испытать. И верить, что вернется. Страшен маг. Ритола всхлипнула, ухватилась за стену собственного дома. Миновав весь пыльный, утопающий в удушливой жаре город, пройдя на рынке меж гниющих фруктов, спустившись в еще более жаркую низину, испытав на себе жалящие лучи Эды, она все равно ощущала внутри лишь жгучий холод. Страшен. Черные глаза, где не видно зрачка и еще эта шелковая мантия, укрывающая с головы до ног. Говорят, такие вот носят некроманты. Правда, некроманты носят черное, а у этого вот темно- серая. Все равно страшно. Когда волосы распустил, она готова была зарыдать от ужаса. И пальцы у него холодные, цепкие, как лапы паука. А уж как жутко на этом бледном лице смотрятся по-человечески, абсолютно живо прорисованные губы. Кроваво. И вот к этому чудовищу она пришла. Сама. Никто не гнал пинками, не угрожал. Ритола закрыла глаза. Впереди — сплошной туман, и ничего хорошего. Все одно, все не так. И разницы, нет никакой разницы. В доме сестрицы ей вечно не рады. Нахлебница. Ритоле иногда кажется, что лучше и вовсе не жить, чем сносить постоянные смешки и упреки старшей и ее мужа. Гончар. Правда, гончар из рук вон плохой, совсем не такой, каким был отец. От того и дела идут неважно. От того и лишний рот в доме. Если бы ее допустили к кругу! Но нет, сестра беспощадна. Максимум — глину готовить. Разминать, смачивать, словно успокаивая руками. Ритола могла бы заниматься этим бесконечно. Она знает все об оттенках и примесях, о воде и гончарном круге, она столько всего знает, что не терпится самой приступить к мастерству... Но ничего не выходит. Сестра просто издевается. Единственным лучиком радости в жизни стал Диолтон. Темноволосый тощий пастух. Да только Ритоле уже все равно, пастух или император. На нее, измученную постоянными издевками, и посмотреть ласково достаточно. А этот еще и замуж звал. Но не сбылось. Все маг. Подлый донк опоил любимого, чтобы выиграть столько, сколько Диолтону и за целую жизнь не заработать. И Ритола решилась, понимая, что у сестры жизни все равно нет. И если она даст исчезнуть жениху, что тогда? Что с ней будет? Насмерть загрызет, как голодный волк, вцепится в горло чувство вины. Беспомощной. Под локоть кто-то заботливо поддержал. Ритола даже с закрытыми глазами угадала тонкие ручки девочки. - Алкна. Та светло улыбнулась. - А что это ты решила подпирать собою дома, Ритола? Думаешь, стены не справляются с крышей? Или, может, тебя старшая сестра заставляет слиться с кладкой? С нее вон станется. Алкна вытащила из своего необъятного балахона яблоко. - Хочешь? Ой! Какая у тебя заколка. А что это? Похоже на камень. Пойдем папе покажем! Он точно разберется. Алкна потащила за собой по пыльной улице, где под ногами взвился песок, словно обнимая, не забиваясь, как обычно любил, в уши и нос. Лавка ее отца, вполне процветающего ювелира, через дом. Девочка все еще тянула, когда Ритола, как вкопанная, встала на перекрестке. Ничего не случилось. Справа улица упиралась в порт, и вела к воде, слева — уходила вверх и в конце-концов вела к горам, впереди обозначился в дымке центр Лар-Халида с его сверкающим замком, парящим в вышине храмом Хатта и вот еще шпили Дома Высших Наук видно, украшенные золотистыми магическими искрами. А позади остался дом. Или не дом, может. Ритола так и не смогла определиться. Отец Алкны спросил, сколько она хочет за заколку. И тогда Ритола впервые повертела ее в руках, рассматривая. Плоская раковина буквально усыпана мелкими драгоценными камнями. Что создает ощущение сияющей звезды в волосах. Но Ритола не продала игрушку. Она вздохнула и все же пошла домой. Низкая каменная постройка с нескладными покосившимися окнами давно держалась на честном слове. Внутри, в обеих комнатах царил полумрак. Сестра, увидев ее, прикрикнула, чтобы шла полы мыть да грязь вытирать. Разумеется, полы все напрочь в глине. Муж ее не заботится о чистоте, какая разница, Ритола ототрет. И она послушно оттирала, если могла. Проходя мимо, единственный в доме мужчина «неосторожным движением» смахивал на пол ведро с водой, грубо хохоча, и хотелось сквозь землю провалиться. Всегда, так всегда. Выхода нет. Девушка спрятала заколку, чтобы та не попалась на глаза сестре, и решила как можно скорее уйти. Комнаты душили, потолок нависал и грозился раздавить, словно она небо держала на плечах. Уже затемно, с заплаканными глазами, совершенно не соображая, она появилась у дверей дома Алкны. Тут ее накормили, уложили спать на тощую гостевую кровать. Ювелир обещал, что завтра разберется с сестрой. Да только не пришлось. Ритола, чуть свет, отправилась к магу. С распущенными волосами. А заколку вложила в ладонь сопящей, отвернувшейся к стене Алкны. Лайхор закончил все приготовления. Маг отдавал приказы слугам, проверял сам. Прекрасно зная, что напугает ее, напугает безмерно. Но так все же лучше. Теперь, когда вместе с ней он с помощью магии побродил по шакирским улочкам, увидел, где и как она живет, сомнений почти не осталось. Эта сварливая женщина, заставившая тереть пол до мозолей. Ее мужчина, толкнувший Ритолу. Низкие потолки ее жилища. Нет, нельзя, чтобы она туда вернулась. Девочка лет десяти со светящейся улыбкой — вот единственная, кто заслужил от мага похвалы. И правильно, что ей оставили заколку. Все правильно. Лайхор извелся к полудню. Она все не приходила. Гуляла, видно, по улицам, вдыхала знакомые запахи или долго стояла у самой кромки океана. Оттягивала момент. Но когда Эда высоко поднялась над землей, маг увидел тонкую фигурку на берегу. Ритола шла медленно, часто вздрагивала. Словно на казнь. А вокруг нее суетились грузчики, бесновались спешащие люди и струилась жизнь. Маг не отрывал взгляда, страшась, что девушка передумает. С нагретых лучами звезды портовых камней по деревянному мостику на палубу она ступила несмело, но спокойно. И когда качнулась, а в воду полетела истрепанная туфелька, Лайхор не удивился. Душа истлела сомнениями. Как только держится в теле? Притихший для него мир стал недвижим, непонятен и неважен. Маг видел только ее. Ритола проводила предмет грустным взглядом и тут же сбросила в волны вторую туфельку. Босые ноги, стертые в кровь, с песком, грязные. Еще раз качнувшись, она оказалась наконец на палубе. Лайхор не позволил себе улыбнуться, пусть очень хотелось. Он — строгий господин, он — жестокий маг. Ах, если бы... Вот оно, маленькое сокровище, стоит посреди корабля, оглядывая своего будущего мучителя без прежнего ужаса, с сомнением. А Лайхор, переверни все демон, должен опять спросить: - Ты точно не передумала, Ритола? Она бешено мотает головой. - Я готова. Но он испытывает снова. Хочет всего, до конца. Кивком приказывает стражу, стоящему рядом сделать нечто, давно условленное. Тот клонится низко, и еще ниже. И быстро исчезает, открыв посреди палубы люк, спускается в трюм, чтобы через несколько мгновений подняться, ведя с собой юношу. Диолтон сонно щурится, прикрывается руками. Он уже три дня не видел света. А Лайхор наблюдает за Ритолой. Она по-прежнему спокойна. Только краска прилила к лицу. - Что, убивать будете? О, невеста. А ты чего тут? - Ритола тебя выкупила, - спокойно отозвался маг. Диолтон потряс головой. - Что, правда? Я могу идти? - Можешь, - еще спокойнее. А самому все больше хочется раскромсать пастуху череп. И ведь нельзя. Ни в коем случае нельзя. Иначе все испортит. Лайхору терпения — не занимать. Но этот безответственный молокосос все равно выводит из себя. Ведь и не спросил, что дала за него невеста. Не спросил. Не интересует. Даже в Донке так себя не ведут с самой последней рабыней. Потому что и за нее ответственность лежит на мужчине. А тут? Ваше мне равноправие шакирское. Пожалуйста, полюбуйтесь на его плоды! Диолтон улыбнулся, подбежал к Ритоле и сжал ее в объятьях ненадолго. И сразу же выпустил. Она отстранилась. - Иди. - А ты? - спросил он, видимо, подозревая неладное. Да неужели? - А она вместо тебя остается, - снова вставил слово Лайхор. Только попробуй прикоснись еще. Лапы оторву эти гнусные, потом выращу и снова оторву. Но пастух сделал шаг назад. И все равно улыбнулся. - Ну не кисни, Ритола! Я обязательно за тобой приду. Обязательно! И почти кубарем скатился в порт. Вот и все. Совсем дурак. Не кисни тут, пожалуй. Лайхор посмотрел на девушку, замершую от страха ледяной статуей. Почему-то сейчас начинать свой план не хотелось. Она ведь еще ровным счетом ничего не сделала. И от усталости вперемешку с переживаниями шатается. Надо, наверное, оставить ее одну. Но при этом не выказать особого расположения. Чтоб не догадалась. Иначе быть беде. Лайхор обратился к стражу. - Отведи ее. Уточнять, куда, не пришлось.