Сокровища Нового Света

Диего очень не хотел уезжать. Для него это было именно «уезжать» — отец же говорил «возвращаться». Отец возвращению радовался, хотя, конечно, ему тоже не хотелось бросать всё, что он своими руками создал в Калифорнии. Но его домом была Испания, а Диего родился в Новом Свете. Увы. Даже сержант Гарсия мог махнуть рукой, перестать быть сержантом и остаться. А единственный сын Алехандро де ла Веги не имел права голоса, пусть ему уже и не двадцать лет. Однако что бы там ни было, теперь все они поселились в Мадриде: и дон Алехандро, всё чаще жалующийся на боли в пояснице, и Диего, во время войны вынужденный расстаться с образом книжника-пацифиста, и гордо носящая имя сеньоры де ла Вега Федерика, и дети: Элена, Серхио и Игнасио. Конечно, с ними был и Бернардо, седой как лунь, но всё такой же преданный, что особенно важно на новом месте. Торнадо тоже привезли. Сначала Диего хотел оставить его, но не смог. Им с Бернардо пришлось извернуться, чтобы провести коня на корабль незаметно: накрыть слишком большой попоной, обвешать тюками и надеяться, что на одну из многих лошадей не обратят внимания. На всякий случай Диего заготовил нехитрую историю о том, как конь Зорро прибился к их табуну, но она не понадобилась. Дон Алехандро, казалось, ничего не заметил. Однако по прибытии в Старый Свет отец преподнёс Диего сюрприз. Торнадо среди лошадей семьи де ла Вега не обнаружилось: он сошёл на берег в табуне дона Арубильо, который маниакально собирал вороных. Отличная маскировка, конечно, но ни сам Диего, ни Бернардо его туда не отправляли. Дон Алехандро не сказал сыну ни слова, и всё же тот был уверен: это его рук дело. А значит, отец знает про Зорро... ну, или догадывается. Иначе с чего бы ему молчать? Но спрашивать прямо Диего не стал. Смысл? Теперь Зорро — история. В Мадриде не побегаешь по крышам в маске, не поразмахиваешь шпагой перед неумелым гарнизоном. Покой инфанты, а вместе с ней — и столичных жителей охраняют лучшие из лучших. Да и вообще: здесь — цивилизация, справедливые суды, по крайней мере, более справедливые, чем в Калифорнии, и никакой диктатуры выскочки-капитана, с которой ничего не поделать даже донам. Зорро не для этих мест. В Испании благородный бандит не нужен, тут вообще не понимают и не поймут никогда, как бандит может быть защитником людей. Можно наконец просто быть собой. Наскоро обустроившись в новом доме, семейство де ла Вега занялось важнейшим из неотложных дел — визитами. Принимали новых соседей охотно, ведь из Нового Света они привезли много золота и теперь были ровней богатейшим семьям Мадрида. Федерика радовалась, как ребёнок, наряжаясь в роскошные платья, дон Алехандро, несмотря на ухудшающееся здоровье, навещал решительно всех, кто был готов его видеть, а Диего улыбался, глядя на них, и беспечно болтал с ровесниками. Много лет назад ещё довольно юный Алехандро де ла Вега покинул Испанию, стремясь всем доказать, что он способен разбогатеть своими силами, а не только взяв в жёны богатую наследницу, и теперь он, собственно, доказывал: сорил деньгами, демонстрировал разряженных невестку и сына, устраивал пышные приёмы у себя в доме. Впрочем, состоянию семьи его причуды не угрожали: старший де ла Вега выделил на них конкретную сумму и увеличивать её не собирался. Однако эта идиллия продлилась недолго. Всё чаще дон Алехандро хмурился, слушая, о чём беседуют другие доны; всё сложнее было Диего удержать на лице улыбку, когда обсуждали последние новости. Слишком многое напоминало им о Новом Свете. Продажные чиновники, откровенные требования огромных взяток за то, чтобы неизвестный не прирезал вас в вашей собственной постели или чтобы вас не отдали под несправедливый суд, шантаж поддельными письмами и грязными обвинениями, вымогательство денег под видом налогов — всё это порядком поднадоело Диего в Калифорнии, и он всегда наивно полагал, что причина тому одна: далеко настоящая власть. Уж под боком у короля-то, конечно, никто бы не посмел так себя вести! А оказалось — ещё как смеют. До инфанты рукой подать, можно подойти к дворцу и крикнуть под окнами: «Ваше Величество!». Она услышит. Так неужели может быть такое, что обо всех этих преступлениях ей неведомо? Диего грустно опускал голову, не желая себе отвечать. Бернардо тоже рассказывал невесёлое, жестикулировал яростно, и дрожали пальцы: крестьянам нечего есть, бедные горожане мрут от голода прямо на улицах, и их тела сбрасывают в придорожные канавы, в счёт налогов забирают последнее, а если брать нечего, уводят дочерей и сестёр. Бернардо говорил и смотрел на хозяина больными глазами, и видно было, что его пальцы застывают в воздухе, словно бы не решаясь нарисовать букву Z, но имея её в виду. Диего отрицательно качал головой: Зорро здесь не место, это не Калифорния. Бернардо вздыхал, но не перечил. Всё это было не просто ужасно — это было неправильно. Раньше Диего думал, что в Новом Свете столько несправедливости потому, что кроме приличных людей туда уезжало множество проходимцев в расчёте на лёгкую поживу, и далеко не всегда они были готовы отказаться от самых простых — незаконных способов заработка. Он считал, что колонии стали прибежищем разномастного отребья, для которого нет большей радости, чем обобрать работягу. А оказалось, что старая добрая Испания ничуть не лучше, а возможно, и хуже — ведь здесь осталось и то отребье, у которого не было денег на переезд за океан, и те высокопоставленные негодяи, кому и на родине ничего не угрожало. Подобные мысли повергали Диего в уныние, и всё реже ему удавалось по-настоящему отдохнуть, развеяться и получить удовольствие от столичных развлечений. Однако в дом Вальехо де ла Веги поехали с воодушевлением. Дон Серхио Вальехо и его жена, донья Консепсьон, тоже были переселенцами из Нового Света, только не из Калифорнии, а из Керетаро, и бежали они не от гринго, а от мексиканских бандитов. Федерика когда-то была знакома с доном Серхио и его младшей сестрой, а Диего и дон Алехандро надеялись, что воспоминания о Новой Испании, пусть и горькие, будут всё же приятнее разговоров о бесчинствах, творящихся в Мадриде и его окрестностях. Лишь зайдя в гостиную Вальехо, Диего невольно широко улыбнулся. Здесь всё было убрано нарочито «по-колониальному», даже на стенах висели традиционные индейские украшения, которые можно было выменять в миссии на еду или одеяла. Только узоры были чуть непривычными, видимо, возле Керетаро жили иные племена, чем в Калифорнии. Дон Серхио и его очаровательная супруга радостно поприветствовали их, и завязалась непринуждённая беседа. Гостей было много, однако супруги Вальехо тоже с большим удовольствием общались с выходцами из Новой Испании. Впрочем, через некоторое время им всё же пришлось отойти к другим гостям, но они решили проблему просто, как это обычно делали в колониях: вовлекли в беседу многих сразу. Когда речь зашла о налогах, Диего даже не удивился. Хотя в его душе и теплилась робкая надежда на то, что удастся обойтись без неприятных тем, он понимал: скорее всего, его мечты неосуществимы. Вальехо тоже сразу погрустнели, но, как выяснилось, не потому, почему улыбка стекла с лица Диего. — Мы привезли из Керетаро не только деньги, — пояснил дон Серхио, — а ещё и много ценностей. Сокровища Нового Света не просто огромны — они уникальны. Нигде более нельзя найти ничего подобного. Мы не могли оставить это на разграбление бандитам, которые просто уничтожили бы память об удивительных народах, живших совсем не так, как мы, и создавших поразительную культуру. Она, разумеется, дика и приземлённа, однако это не повод лишаться её вовсе! Так культура древних римлян, варваров и язычников, вдохновляет наших современников на создание прекрасных христианских сюжетов. Кто знает, что через столетия вырастет из культуры необразованных индейцев? Впрочем, всё это — лирическое отступление. Главное, о чём я хочу рассказать: по приезде сюда я был извещён, что налог со всех этих предметов вовсе не таков, как с других богатств. Представьте, я должен заплатить за них втрое больше, чем если я бы я продал их по дороге сюда и привёз только деньги! При этом оценщики явно завышают стоимость этих предметов, возможно, через пару столетий они и будут так стоить, но не сейчас! — Для меня, — грустно вмешалась донья Консепсьон, — самое прискорбное даже не это. Я понимаю, мой супруг печётся о нашем благосостоянии, но я — лишь слабая женщина, и в моей душе живёт сострадание к обездоленным. Мы по крайней мере можем заплатить этот грабительский налог, но семья одного из наших арендаторов, весьма ограниченная в средствах, привезла сюда три статуэтки из чистого золота. И сейчас им грозит тюрьма, потому что денег, которые у них остались после переезда, не хватает, чтобы заплатить налог на статуэтки, а пока налог не уплачен, они не могут продать ни одну из них, чтобы раздобыть ещё денег. Я не понимаю, кстати, почему не могут, это же их имущество, но им запретили. Мне всё это кажется ужасно несправедливым. Дон Алехандро, пока говорили супруги, рассеянно вертел в руках оскалившуюся индейскую маску. Когда донья Консепсьон замолчала, он посмотрел на её мужа и с упрёком сказал: — Зачем же вы привезли сюда все эти сокровища, дон Серхио? Неужели вы не знаете, что таится в них? Гости, до того вполголоса обсуждавшие последние новости, притихли, с интересом прислушиваясь к словам дона Алехандро. А он между тем продолжал: — Индейская, как вы выражаетесь, культура напрямую связана с верованиями этих дикарей, а верят они, достопочтенные доны и доньи, в духов. Каждому католику ясно, кто таковы на самом деле духи, и точно так же каждому католику ясно, что духи эти, несомненно, существуют на самом деле. Именно поэтому так важно поскорее принести индейцам благую весть и научить их поклоняться Христу — иначе в том, что они верят в какую-то ерунду, не было бы опасности для нас. Управляя необразованными индейцами, духи — или, давать называть их правильно, бесы — научили их даровать себе силу. И что самое ужасное — мы, люди из совсем другого мира, почти бессильны против них, они ведь тысячи лет набирались сил там, где не было ни одного христианина. А вещи, дорогой мой дон Серхио, способны заключать этих бесов в себе. И привезя их сюда, вы привезли вместе с ними и все те несчастья, которые дарует христианину общение с нечистым. — Так что же, — растерянно произнесла донья Консепсьон, — мы должны всё это… уничтожить? — Думаю, уже поздно, сеньора, — вздохнул дон Алехандро. — Позвольте мне рассказать вам одну историю, которая приключилась в нашем городе. Некий юный кабальеро подобрал где-то брошенный индейский амулет. Он принёс его в город и показывал своим друзьям как образчик любопытного варварского искусства — я тоже видал эту вещицу. И вот среди тех, кому кабальеро демонстрировал амулет, нашёлся один, недостаточно крепкий в вере — сила беса такова, что мы до сих пор не знаем, кто именно, известно лишь, что это был вовсе не тот юноша, который подобрал проклятый предмет. Бес вошёл в него и стал управлять его поступками. Так в нашем городе появился таинственный бандит — Зорро. Так звали духа, заключённого в амулете, и такое имя называл несчастный одержимый. Вот почему мы не привезли из Калифорнии ничего, что могло бы иметь такой эффект, — закончив нести эту белиберду, дон Алехандро, как на миг показалось Диего, пристально посмотрел на Федерику, словно приглашая и её поучаствовать в спектакле. — Ах, дон Алехандро, — потрясённо произнесла она, поднося руку ко рту, — я как раз хотела признаться вам в... боюсь, в непоправимом. Тишина в комнате стала воистину мёртвой. Все глаза были обращены на семью де ла Вега — Диего чувствовал себя довольно неловко, словно бы он был вешалкой для плаща супруги. — Дело в том, — продолжала Федерика, — что недавно, разбирая старые платья и бельё, я внезапно обнаружила несколько... предметов, что-то вроде детских игрушек, которые мастерят индейцы. Наверное, моя служанка положила их для меня, упаковывая вещи, — на память о Калифорнии. И теперь я... теперь мне страшно, дон Алехандро. Вдруг и мы привезли из Лос-Анжелеса что-то ужасное? Через несколько секунд томительной тишины донья Консепсьон принуждённо улыбнулась и довольно неловко перевела разговор на другую тему. Весь вечер гости взбудоражено шептались об услышанном, а Диего смотрел на отца и жену с подозрением. Когда они наконец отправились домой, он спросил прямо: — Отец, что за сказку ты сегодня вздумал рассказать? Ты же знаешь, как легко люди верят диковинным сплетням о Новом Свете. — Сокровища, которые мы раздобыли в Калифорнии, — медленно заговорил дон Алехандро, глядя отчего-то в пол (Диего посмотрел на жену — она не отводила глаз от окна кареты), — это не только золото и побрякушки, сын мой. Это ещё и понимание того, что когда вокруг тебя происходит зло, ты можешь остановить его. Может не получиться, конечно, но... Гневно обсуждать бесчинства продажного коменданта и писать возмущённые письма губернатору, потому что он должен что-то предпринять, — неправильный выход. И это — главное сокровище, которое я привёз с собой из Лос-Анжелеса. — Но ты не ответил на мой вопрос, отец. Дон Алехандро внезапно посмотрел сыну прямо в глаза. — Я ответил, Диего. Дальше они ехали молча до самого дома. Глубокой ночью, когда тени так сгущаются, что крысу можно принять за вора, а вора — за бродячую кошку, Диего де ла Вега стоял в своей спальне, раздетый до белья, и задумчиво вертел в руках чёрную маску. Защедший Бернардо замер у самой двери и почти не дыша смотрел на хозяина. — Знаешь, Бернардо, — задумчиво сказал Диего, — я всегда думал, что мой отец честнее меня. Он всю жизнь сражался с открытым забралом: говорил подлецу, что он подлец, писал губернатору от своего имени, у всех на глазах платил несправедливые штрафы и налоги за тех, кто не мог этого сделать... А я улыбался врагам и соглашался с ними во всём, лишь бы они не заподозрили меня, и только под защитой ночи, скрыв лицо под маской, пытался противостоять им. Не говори ничего, — почти вскричал он, видя, что Бернардо вскинул руки в протестующем жесте, — я знаю, почему решил действовать именно так. Но когда рядом был отец, такой открытый, я всё чаще казался себе просто слабым лгуном. А теперь он, честнейший дон Алехандро де ла Вега, сам подталкивает меня надеть маску... И всё, что я могу думать об этом, укладывается в четыре слова: а может, он прав? Бернардо ничего не ответил. Диего чуть закусил губу, помедлил немного — и тщательно завязал на затылке завязки чёрной маски.