Первая
— О-о, менты! — достаточно спокойно произнесла Ленка. Она, разумеется, не испугалась всерьёз. Чего тут пугаться? Ленка, как обычно, просто стояла на ступеньках кинотеатра, просто курила, лениво затягиваясь, и просто... высматривала кого-то? Нет-нет, что за глупости. Кого ей высматривать? Просто клиентов ждала, как и всегда. — Валим! — подхватила тревогу ещё одна проститутка, Кэти. — А ну стоять! У участкового мента Ознобихина очень красивый голос. Ленка отметила краем сознания, что, драпая от мента, думать надо не об этом, но не успела сделать больше никаких выводов — бегать на каблуках даже без ненужных размышлений достаточно тяжело, особенно для неё — пухлой и неуклюжей. — Стоять, кому говор-рят! — повторил выкрик товарищ участковый, на этот раз резче и громче. А вслед за этим раздался пронзительный свист. Глупый, глупый свисток, кто и зачем придумал, что милиционеры должны его носить? Ленке внезапно стало смешно. И она остановилась. — Ты что стоишь, дура?! — встряхнул Ленку окрик Виолы. Та уже была далеко-далеко впереди, но профессиональная — да и просто бабья — солидарность не давала ей убежать, не позвав глупую товарку. — Ленка! Что столбом встала, ну беги же, тебе что, в ментовку захотелось?! — а это уже Иванчук, подружайка закадычная. Но Ленка стояла, стояла с независимым видом — насколько он мог быть независимым в такой ситуации. Ну а правда, что такого? Мало, что ли, менты её ловили? Ну посидит час — «для порядка», как любит говорить Ознобихин — в обезьяннике, потом выйдет. Обычная ситуация.Вторая
Стоять (вернее, сидеть, но от этого ведь не легче, правда?) в очереди к гинекологу всегда неприятно, а сегодня — особенно. Всё бесконечное время, пока надоедливые тётки перед кабинетом Ильи Марковича трещали между собой, даже не стараясь «приглушить громкость», Ленка с досадой думала о том, что сейчас пятница — бойкое время, когда мужики, которые пораньше освободились с работы, тянутся к кинотеатру в поисках понятного рода развлечений. Но если уж решила обследоваться раз в месяц — значит надо. Упущенное сейчас она легко наверстает сегодня же вечером и ночью, а вот со здоровьем в её работе шутить нельзя. Ха! И не только в её — глядите-ка, кто сидит в точно такой же длинной очереди, но уже состоящей сплошь из мужиков и тянущейся к кабинету уролога. — Здрасьте, Игорь Сергеевич, — зачем Ленка заговорила? Сидела бы себе молча, ну или обменивалась бы время от времени парой ленивых реплик с тётками из «своей» очереди. Хотя, с другой стороны, проявить уважение к участковому никогда не помешает. — Елена? — холодно отозвался он. И, как будто бы опасаясь, что Ленка спросит его о причине посещения врача, нарочито монотонным голосом и нравоучительным тоном произнёс так чётко, как будто бы репетировал эту речь как минимум целый час. — Хорошо хоть, что ты, Селивёрстова, как представитель самой древнейшей профессии, не пренебрегаешь регулярными медицинскими осмотрами. Неужто в его голосе, за казёнными фразами и отлично поставленным за годы службы «официальным тоном» мелькнули нотки настоящей, неподдельной заботы? Пф-ф. Как же. Станет мент о проститутке заботиться. Держи карман шире. Померещилось, конечно. Да вот уже и очередь твоя подходит, смотри лучше, чтобы какая-нибудь прыткая бабёнка вперёд тебя не пролезла, а не хлопай ушами да не воображай себе того, чего нет.Третья
На дачу к майору Кукушкину ехать совсем не хотелось. Настроение, которое и без того, стараниями Базанова, с самого утра было ни к чёрту, окончательно упало, когда поступил приказ — Ознобишкину (и это было особенно неприятно слышать: за столько-то лет уж мог бы запомнить фамилию?!) срочно приехать за секретными документами. По правде говоря, голос у майора Кукушкина был какой-то странный... запыхавшийся, что ли? Так сразу не поймёшь. Будто он кросс бегал — но кто бы поверил в это. Уж точно не он, стреляный воробей, бывалый слуга закона, который этого Кукушкина знал столько лет. Подъезжая к даче майора, находившейся под посёлком с трогательным и забавным названием Зюкайка, Игорь Сергеевич уже так утомился ехать в тряском, дребезжащем загородном автобусе, что мечтал лишь об одном — скорее забрать эти самые секретные документы и поехать назад. Он и так по милости майора Кукушкина пропустил сегодня свою отдушину от районной трясины мелких преступлений — пение в Доме культуры. Как он его любил! Бывало, даже не переодевшись в штатское, бежал туда. И забывал всё, выпевая старинные романсы и ставшие уже почти такой же классикой рок-баллады. Игорь Сергеевич раздражённо позвонил в дверь. И подождал. И ещё подождал. Ни торопливых, ни медленных шагов так и не раздалось, но участковый чувствовал, что никакого криминала там не произошло, просто хозяин дачи отчего-то не торопится открывать. Игорь Сергеевич уже устал стоять и ждать — и постучал. Дверь подалась внутрь — ну ещё бы, так хорошо храним, значит, секретные документы, что даже дверь запереть забыли? Он прошёл по коридору, неодобрительно глядя на красивые обои и новенький ремонт, с неудовольствием вдыхая очевидный запах шальных, нечестных денег, которым тут, как ему мерещилось, было пропитано всё... Но стоп, что это? Разве к запаху шальных денег имеет отношение сладкий женский парфюм? Игорь Сергеевич даже не успел удивиться толком, когда увидел её. Ленку. Она стояла против солнца — уже заходящего, вот сколько протрясся-то в дороге! — и сама казалась сияющей распутной мадонной. Или Афродитой — поскольку была полностью обнажена. Или... Он понимал умом, что надо срочно отвернуться, надо извиниться и выйти, но ум сейчас не руководил его телом совсем — и вот он просто стоял и смотрел, глупый и ошарашенный перед сияющей женской наготой. Грудь Ленки была не очень крупной, но отвисшей и почему-то такой бесстыже манящей, что Игорю Сергеевичу почти пришлось вступить с самим собой во внутреннюю борьбу — так хотелось ему, вопреки представлениям о порядочности женщины и здравому смыслу, подойти и просто сжать руками эти мягкие, зыбкие груди. Будто опьяневший — поди ж ты, алкоголь мог пить и не хмелеть, а тут вдруг... — он смотрел и смотрел на мягкие бледные соски в острых пупырышках, чуть более тёмных, чем остальная кожа, на нежные и почему-то совсем не отвратительные растяжки, белыми венами оплетающие ленкину грудь... На бёдра — мягкие, мясистые, хорошие такие полновесные женские бёдра, на выпуклый пухлый живот, совсем не соответствующий современным стандартам красоты, на чисто выбритый лобок, и дальше, дальше — на щель, начало которой не было скрыто волосами. Ленка стояла, слегка раздвинув ноги, лучи заходящего солнца сочно и весело очерчивали её силуэт, не оставляя никаких тайн, и Игорь Сергеевич видел там, между ног, её манящие половые губы. Сколько — подумал он — я уже не видел обнажённой женщины? Пять лет? Шесть? Итак, они стояли молча, друг напротив друга, голая Ленка и ошарашенный участковый, усталый после автобусной тряски и в пыльной форме. В паху что-то заныло и заболело, и только спустя несколько секунд Игорь Сергеевич понял, что это его член встал так сильно и мощно, что им, наверное, сейчас и камни можно было бы дробить. Головка бы даже выглянула из штанов, но ей мешала — и давила на неё, причиняя дискомфорт — бляха форменного ремня. — Ну чё уставились, товарищ участковый? — нарушил очарование прокуренный голос Ленки. — Майор Кукушкин сейчас душ принимает, а я уже помылась и вышла — отдохнуть от него хочу. Чтобы я ещё хоть раз договорилась с ним сразу на целые выходные! Заебал. И не в приятном смысле слова, кстати. Игорь Сергеевич тяжело выдохнул и постарался успокоиться, стряхнуть с себя наваждение. — Хорошо, Елена... — хрипло и даже немного жалобно ответил он, — я подожду его в коридоре. Он повернулся и вышел с такой скоростью, какую только мог развить, учитывая мучительный, болезненный стояк. Хоть немного ослабить пряжку, хоть немного успокоиться, хоть немного... думать о том, что она проститутка. Падшая, продажная женщина. Она недостойна того, чтобы... Игорь Сергеевич с трудом подавил стон и стал безуспешно пытаться представить себе тихое лесное озеро.Четвёртая
Этот клиент, по правде говоря, Ленке не понравился сразу. Хотите, называйте это чуйкой, хотите — интуицией, но если бы была хоть какая-то возможно подцепить кого-нибудь ещё, Ленка бы не пошла с ним. Но увы, утро понедельника, все пашут, у кинотеатра голяк, народу мало. На таком безрыбье Ленке пришлось самой встать раком под плюгавого лысого мужика. От него воняло чем-то кислым, а когда он открыл рот — показывая без слов, что Ленка должна ему сделать после мучительного, болезненного, унизительного траха — та с отвращением увидела, что несколько зубов во рту у него сгнили. — Лучше бы зубы себе подлечил — с отвращением думала Ленка, беря в рот вялый, липкий, вонючий член. — Или помылся бы. Она начала сосать, преодолевая тошноту и думая о том, как же хорошо, что с этим клиентом ей не нужно целоваться. Член, как назло, был вялый, такие — Ленка знала по многолетнему опыту — как правило, и долго не встают, и потом долго не могут кончить, а ещё именно обладатели таких членов, такого запаха и такой плюгавой внешности отчего-то считают себя самыми крутыми и красивыми супермачо. Интересно, почему это всегда так? Или к мерзкой внешности и отсутствию элементарных навыков личной гигиены автоматически прилагалась какая-то извилина в мозгу, отвечающая за самоуверенность и необоснованное самолюбование? Вот и этот клиент не стал исключением. Расплачиваясь, он сказал, буквально лучась самодовольством: — Ну что, шмара, довольна, что я тебя выбрал? Небось, редко доводится с таким мужчиной, как я, койку-то делить, а? — По счастью, редко... — подумала Ленка, но не сказала это вслух Однако душу затопила обида — едкая, странная — потому что за столько-то лет уж пора бы и привыкнуть. Клиент вышел, особенно сильно хлопнув дверью, а Ленка, вместо того, чтобы бегом побежать в душ, о чём она мечтала все эти два часа, пошла, зябко поджимая пальцы ног, на балкон. — Э-э-эй! — громко окликнула она мужика. Тот остановился, завертел башкой — ишь, лысина-то заблестела — недоумевая, потом, наконец, разглядел Ленку и обернулся к ней, задрав голову и щербато лыбясь. Небось, вообразил себе, что проститутка впечатлена его мужской силой и хочет предложить продолжить знакомство — всё это было написано на его тупом, некрасивом лице. — На! — Ленка швырнула из окна деньги, которые ей только что заплатил этот клиент, деньги, которые казались ей такими же неприятными, вонючими, липкими, нежеланными, как и он сам. Мужик стоял, ничего не понимающий, под жиденьким дождём из сотенных купюр. — Да ты... Да ты... — До него наконец-то стало медленно доходить, что что-то пошло не так, как видел он в сладких грёзах о себе любимом. — Это тебе на ремонт твоего полшестого! — громко крикнула Ленка, чувствуя себя свободной и почти счастливой. Хорошо хулиганить, когда ты стоишь на балконе родной квартиры, а тот, кого ты таким королевским жестом опустила при всём честном народе, даже не может тебе ничего ответить. Он-то внизу. А надумает подняться и ломиться к ней в дверь — не беда, можно будет и милиционера вызвать. А вот и он, кстати — как по заказу! Моя милиция меня бережёт, что называется. — Елена, что случилось? — Игорь Сергеевич, стоящий под её балконом, отчего-то не казался ей ни некрасивым, ни невзрачным, ни плюгавым. — По какому праву вы выкрикиваете непристойности и разбрасываете... — он, легко нагнувшись, поднял одну купюру, посмотрел её на свет и даже понюхал, поморщившись — видимо, кислый и неприятный запах этих денег не понравился и ему тоже. Ленка молчала, затаившись и затихнув на своём балконе. — Что случилось, гражданин? — повернулся участковый уже ко второму участнику этой истории, поняв, видимо, что от Ленки ответа не дождаться. — Да она... Да эта блядина... — начал излагать свою версию «гражданин», кипя праведным гневом. И... осёкся. Понял, что если рассказывать историю с самого начала, то придётся упомянуть о Ленкиных словах, а этого ох как не хотелось делать! — Так. Во-первых, вы говорите о женщине, — начал Игорь Сергеевич, и Ленке отчего-то захотелось петь от радости после эти слов, — так что потрудитесь выбирать выражения, а во-вторых она — что? — участковый решил несколько подтолкнуть мысли косноязычного гражданина в нужном направлении. — Она... она... Она деньги в меня кинула с балкона, — потухшим голосом закончил мужик. Видимо, до него наконец-то стало доходить, как глупо вся это история выглядела со стороны, а он сам — глупее всего.И ещё одна
У Ленки — некрасивой по сравнению с большинством других проституток, регулярно стоящих на ступеньках кинотеатра — был припасён кое-какой козырь в рукаве. Точнее, на голове — потому что это её волосы. Длинные, блестящие и, в отличие от лохм большинства «жриц любви», не вытравленные краской или перекисью, а «свои» — природного золотистого цвета. Поэтому на свадьбу Иванчук Ленка оделась с умыслом — подчеркнула золотистым платьем золото своих волос. Хотя, конечно, в её прозаичных мыслях не было таких поэтичных эпитетов, то есть подобрала она такую одежду вполне себе неосознанно. Но ведь не зря! — Елена! — голос участкового, как показалось Ленке, был ещё красивее, чем всегда. Хотя куда уж красивее. — Не откажите мне в танце. Ленка могла бы нехило обстебать его манеру чопорно и высокопарно изъясняться, но она только глупо улыбнулась в ответ. А чуть погодя дополнила улыбку многозначительным долгим взглядом. Шутить отчего-то совсем не хотелось.