Забудь и больше не греши

— Бен, поехали со мной. Это была совершенно дикая, нелепая авантюра. Как, впрочем, и всё, что делал Диего в последние три года. Ничего особенного, в конце концов. Бен смотрел на него с сомнением, прищурившись и чуть склонив голову набок. — Поехали, — повторил Диего. — Что тебя здесь держит, в конце концов? Подстригаешь кусты, смотришь, как детвора бегает... Ты ведь остаёшься просто потому, что тебе некуда идти. Бен усмехнулся. Возразить ему было нечего: он действительно жил при школе, потому что больше нигде не прижился. Волшебник, не умеющий колдовать — кому такой нужен? Бен с детства был нем, а научиться безмолвным заклятьям раньше, чем проговариваемым, пока никому не удавалось. Не удалось и ему. Колдовать при помощи палочки Бен не мог, так что был фактически сквибом, хотя магия у него и имелась. Возможно, поэтому они с Диего и сошлись: почти сквиб, работающий садовником при школе чародейства и волшебства, и школяр-переросток оттуда. Испанец в Британии — лет десять назад про это можно было сочинять смешные анекдоты. Сейчас как-то уже не получалось. В Испании была магическая школа, но в войну она сильно пострадала и пока не могла принимать учеников. Это всё, что знал Диего: подробности ему не удалось выяснить за три года, хотя он честно пытался. Те, кто владел информацией, не спешил ей делиться, и потому приходилось довольствоваться этим глупым объяснением. Магглы не могли навредить магической школе, это же ребёнку ясно, но что-то всё же произошло, и школу закрыли. Европа горела в войне, французская школа от греха переехала куда-то и высылала именные приглашения тем, кого желала видеть в своих стенах, итальянская не отвечала на письма, и никто не мог сказать, что с ней сталось, а португальская отказалась принимать иностранцев. И только Хогвартс, как обычно, рассылал по всем министерствам магии благожелательные письма: «Наш замок большой, приезжайте все, кому надо». Британцы всегда были не дураки заработать, даже на французах и испанцах. В Новом Свете со школами магии было... хорошо, пожалуй, даже слишком, да вот только... Ни к гринго, ни к португальцам Диего поехать учиться не мог. Не потому, что его отец был таким уж патриотом, просто в соседних колониях богатый студент мог в один миг превратиться в заложника, за которого требуют выкуп. Поэтому, как ни бесило это дона Алехандро, учиться его сын поехал в Хогвартс. Тем более что гостеприимством британцев решили воспользоваться многие: в школе хватало испанцев, итальянцев, французов и даже немцев — из тех, кому не полагалось знать, где находится таинственный Дурмштранг. Учили здесь хорошо, не поспоришь. Прощали языковые ошибки и медленную английскую речь, помогали освоиться на чужой земле. Но... Диего не был не только британцем — он и испанцем-то не был. Калифорнийский петушок, как его снисходительно честили собратья по группе. Юному де ла Веге были чужды и сдержанность местных, и серьёзная величавость «истинных кабальеро» (он, по их мнению, истинным, конечно, называться не мог). Так что он подружился с Беном. Над ними посмеивались. Ну да, конечно, кто подходит в компанию к выходцу из Америки больше всего? Садовник, не идальго же! Диего не отвечал на подколки. Давно уже не отвечал. С того самого дня, как обставил всех на скачках. — Где ты взял этого коня?! — спрашивали его. Смотрели горящими глазами, осторожно трогали лоснящуюся чёрную кожу, дрожащими от восторга пальцами гладили роскошную гриву. Испанцы знали толк в лошадях, что и говорить. Диего помалкивал, щурился хитро, не замечая, как похож становится на Бена, когда так делает. — Ну скажи, где таких берут?! — наседали одногруппники. Диего отшучивался, мол, каждому калифорнийцу при рождении местные боги дарят волшебное зёрнышко, и тот может, когда захочет, бросить его на землю и попросить исполнить одно желание. Вот он попросил коня. — Как его зовут? — спрашивали застенчивые английские девушки, не в силах сдержаться и не прижаться щекой к горячей конской шее. — Торнадо, — улыбался Диего. — А где ты его держишь? — наседал Эрнандо, самый напористый из тех, с кем Диего жил в одной комнате. Его отец был конезаводчиком когда-то, ещё до войны. — В кармане, конечно, — откровенно хохотал Диего. — Где же ещё держат волшебные зёрнышки, по-твоему? Товарищи злились, дулись — и уходили, так ничего и не узнав. Директору даже поступила жалоба, мол, де ла Вега делает явно что-то запрещённое, но никаких нарушений правил за ним не нашли. Как и коня под кроватью или в ночной вазе. Каждый раз после скачек Диего уводил Торнадо прогуляться вокруг озера, потом к Запретному лесу... Обратно они возвращались с Беном, смеясь и разговаривая. Диего особенно гордился тем, что может разговаривать с немым — при помощи рук и ментальной магии. Бен не мог колдовать при помощи палочки, но врождённая анимагия не требует никаких вспомогательных средств. А ещё невзрачный, незаметный никому из остальных студентов садовник учил Диего обращаться с кнутом, показывать фокусы и замечать важные мелочи. Это была полезная дружба, как сказал бы Мануэло — он везде искал полезные связи. Но Диего нуждался не в связях, а в людях. Хотя бы в одном человеке. Хогвартс подарил ему этого человека, и терять его чертовски не хотелось. Но предлагать британцу ехать в испанскую колонию — в этом было что-то особенно безумное. Наверное, поэтому Бен согласился. Скупо кивнул, и бесенята затанцевали во взгляде. Бен был старше Диего лет на десять, хотя поверить в это порой бывало трудно. Чем невероятнее было приключение, тем охотнее Бен на него соглашался. И почти сразу выдумывал шикарный план, делавший приключение — не более безопасным, нет, но определённо более захватывающим. Вот и сейчас он щёлкнул пальцами и начал торопливо излагать. — Бен, — взмолился Диего, — ты опять глотаешь слова! Ещё и по-английски! Я не понимаю! Тот демонстративно вздохнул и стал жестикулировать медленнее. — Слугой поедешь? Вроде как я тебя нашёл на улице и помог? Ну, не знаю... Ты старше меня, и умнее, и вообще, как-то неловко тебя слугой... Бен расхохотался и, хлопнув Диего по плечу, продолжил объяснять. — Ну вот, — надулся Диего, — что значит я всё равно белоручка, а ты не привык сидеть без дела? Что значит руки не должны быть не заняты?! А у меня они что, не заняты?.. То есть — книга не считается? Да ну тебя, Бен! Вскоре они уже смеялись вдвоём, и Бен выдумывал всё новые и новые подробности предстоящего приключения. Теперь вся эта история с письмом отца, где тот просил сына срочно вернуться домой, уже не казалась Диего столь ужасной. В конце концов, вместе с Беном это точно будет весело! — Только имя тебе нужно более испанское. Торнадо-то звучит нормально, а вот Бен... Придумал! Бернардо будешь. Бен с готовностью кивнул. *** Дорога в Новый Свет была куда веселей, чем дорога из Нового Света три года назад. Бен скрашивал путешествие и себе, и всем окружающим. Он неплохо заработал на фокусах и на зелье от морской болезни, которое сварил Диего, но продавал именно Бен: он так уморительно, и главное, понятно изъяснялся при помощи жестов, что пассажиры выкладывали деньги за чудодейственное средство не колеблясь. Иногда Диего перечитывал письмо отца. Оно было странным — тревожным, как будто дон Алехандро де ла Вега вообще не мог представить себе, что делать в сложившейся ситуации, и просил у сына совета. Бен отказывался говорить с Диего об этом, неизменно отвечая: «Приедем — узнаем, незачем гадать попусту». Приехали. Узнали. Новости оказались воистину поразительными, Диего долго не мог поверить, что отец говорит серьёзно. Какой-то военный в чине всего-навсего капитана поверг весь Лос-Анжелес в трепет, и ни один из донов не смог найти на него управу. Да мыслимо ли такое? — Ты же волшебник, — горячо говорил дон Алехандро, — ты можешь сделать то, чего никто из нас сделать не может! — Почему тогда не сделал ничего дон Андрес? Старший де ла Вега отвёл глаза. — Дона Андреса больше нет, Диего. — Как нет? — Диего не верил своим ушам. Дон Андрес Альварес был всегда. Ему не так давно сравнялось сто десять лет, и он с улыбкой говорил, что проскрипит ещё долго. Для волшебников это ведь и впрямь не возраст. Именно крепкий старик Альварес объяснил Диего, что за странности с ним происходят, помог защитить дом от всяких разлетающихся в мелкую стеклянную пыль окон, учил основам... — Вот так. Он выступал против капитана Монастарио, ты же знаешь, какой он резкий... Там запутанная история на самом деле, но похоже, что, когда они остались наедине, дон Андрес попытался достать волшебную палочку, а комендант воспринял это как угрозу оружием и выстрелил. — Зная дона Андреса, это и была угроза оружием. Дон Алехандро кивнул. — А капитан Монастарио — боевой офицер. Он отреагировал раньше, чем подумал, откровенно говоря, именно в этом я не могу его винить. Но вот в тех злодеяниях, из-за которых дон Андрес стал его врагом, — да, и ещё как! Диего склонил голову. Говорить ничего не хотелось. Смерть одного из его друзей — а дон Альварес был ему другом, несмотря на разницу в возрасте — ударила наотмашь. Умер, нет, не умер — убит, и убийца не просто ходит на свободе, но... Диего одёрнул себя: отец прав, обвинять нового коменданта Лос-Анжелеса в смерти дона Андреса несправедливо. Довольно с него других обвинений. «Несправедливо», — прошипела чёрная змея, родившаяся в сердце Диего, сверкнула глазами и свернулась в клубок, затихая до времени. Нет, он не станет обвинять. Но этот человек, Энрике Монастарио, всегда будет ему врагом. По тысяче других, стоящих причин. Наконец Диего встрепенулся. Отец ждал, понимающе глядя на него. — Но с чего ты взял, что я смогу... если дон Андрес... — Дон Андрес был слишком честным человеком, — покачал головой дон Алехандро, — он не раз говорил капитану Монастарио: «Вы поплатитесь, я не оставлю этого просто так»... Тот знал, что Андрес Альварес — его враг. Знаешь, он ведь одним из первых говорил о несправедливости нового коменданта, ещё тогда, когда остальные молчали, говорили, мол, ничего дурного не случится, если какой-нибудь ранчеро заплатит чуть больше налогов... Ты же понимаешь, Диего, никому не могло и в голову прийти, что Монастарио, человек, облечённый властью, посланный сюда Короной, на самом деле — злобный жадный мерзавец, думающий лишь о собственном обогащении. А дон Андрес сразу сказал: тот, кто не задумываясь грабит бедного, ограбит любого. И требовал от коменданта неукоснительно соблюдать закон. Потом и остальные поняли, что из себя представляет этот негодяй, и теперь в его врагах числится весь город. Понимаешь, к чему я веду, Диего? Тогда капитан Монастарио знал, что у него один противник, и постоянно был готов к нападению. Теперь, когда противников много, ему не уследить за всеми. Я не предлагаю тебе бесчестно убить его, сын. Но ты волшебник, а волшебники наверняка знают, как остановить это безумие. Мы, благородные доны, не можем защитить своё имущество и своих людей от одного зарвавшегося офицера! Да где это видано? Диего взглянул на отца с сомнением. — Кажется, ты не понимаешь, что представляет из себя магия. Я не могу сделать дурного человека хорошим, вруна честным, а мздоимца бессребреником. — Но ты можешь, например, внушить ему, что за его преступления непременно последует наказание! — горячился дон Алехандро. — Или сделать так, чтобы он испытывал омерзение каждый раз, когда ему захочется кого-нибудь обмануть... — Я проучился только три года, отец! — не выдержал Диего. — И ты сам вернул меня домой, не дав закончить обучение! Но, — сказал он уже спокойнее, — мне кажется, я знаю, что делать... Дон Алехандро удовлетворённо кивнул и оставил сына в покое. Задумавшись, Диего не сразу заметил вошедшего Бена, который как ни в чём не бывало принялся протирать пыль. Только когда он в третий раз прошёл мимо своего мнимого хозяина, Диего наконец обратил на него внимание. — А знаешь, Бен, — задумчиво произнёс он, — у меня есть, как мне кажется, неплохая идея, и я хотел бы, чтобы ты помог мне продумать детали — ну, как ты умеешь. Друзья понимающе улыбнулись друг другу, и Диего начал объяснять свой план. *** На следующий день молодой дон де ла Вега, как и полагалось только что вернувшемуся в Лос-Анжелес молодому кабальеро, начал общественную жизнь: приехал в таверну. Раньше здесь всегда можно было встретить полдюжины юношей достойного происхождения и скоротать время за беседой и кувшином вина. Теперь же Диего из своей старой компании увидел только дона Орландо Морено, и тот торопливо допивал из кружки, явно собираясь уходить. — Что же здесь так невесело, друг Орландо? — спросил Диего, когда они поздоровались. Бен, как и положено хорошему слуге, стоял рядом. — А с чего веселиться? — буркнул тот. — Кругом снуют эти чёртовы уланы, что-то не то скажешь — донесут. Потратишь слишком много — могут решить, что мало налогов с тебя взяли. Закончилось веселье, Диего. Живём здесь, как чёртовы крысы, нос боимся высунуть. Извини, но я домой. Противно мне тут, слишком близко к гарнизону. Зашёл горло промочить, а задерживаться тут не хочу. Он вышел, на ходу надевая шляпу, а Диего задумался. А ведь действительно: таверна совсем рядом с гарнизоном, а значит, сюда должны часто заходить уланы, а может, и сам капитан Монастарио. Надо бы почаще здесь бывать. Неспешно позавтракав, Диего расплатился, и они с Беном отправились исследовать город. За три года тут многое изменилось, а если собираешься бросить вызов коменданту, надо на всякий случай знать, где можно спрятаться. Обойдя окрестности, де ла Вега и его мнимый слуга, которого Диего на всякий случай представлял всем не только немым, но ещё и глухим, подошли к гарнизону. Оба друга считали, что раз уж теперь они воюют с местной властью, то их дни должны быть просто заполнены приключениями, но за последние несколько часов не случилось ровным счётом ничего. — Жизнь — чертовски скучная штука! — грустно вздохнул Диего. Бен с готовностью закивал. И в этот момент из-за ворот выскочил капитан Монастарио. — Да пошевеливайтесь же! — раздражённо воскликнул он. — Скорее, скорее! Здравствуйте, де ла Вега. Уланы! За мной! Настроен комендант был крайне решительно, а выражение его лица не сулило ничего хорошего тому, к кому он направлялся. Не переставая приветливо улыбаться, Диего протянул руку, будто хотел задержать коменданта, и спрятанная в его богато расшитом рукаве палочка оказалась направлена прямо на Монастарио. — Oblivio! — шепнул он. Бен чуть улыбнулся краешками губ. Комендант остановился, как будто натолкнулся на стену, часто-часто заморгал и медленно развернулся. Он не помнил, куда собирался пойти, и потому наиболее естественным ему показалось не оставлять за спиной постороннего человека. — Вы, кажется, что-то сказали, де ла Вега? — растерянно спросил он. — Я сказал «Доброе утро», сеньор комендант, — просиял Диего, поклонившись. — Я хотел спросить у вас, изменится ли с моим приездом сумма налога, который платит моя семья? Отец не смог мне вразумительно ответить на этот вопрос, и я решил обратиться к вам. Капитан ещё раз хлопнул глазами и не задумываясь ответил: — Если после вашего отъезда он не стал платить меньше — нет, не изменится. Если стал — увеличится на столько, на сколько меньше он стал платить. Мне надо проверить по бумагам. — Так давайте проверим? — с готовностью предложил Диего. — Мне ужасно интересно, я никогда не видел настоящих налоговых книг! — он взял капитана под локоть и мягко подтолкнул к воротам. Монастарио, разумеется, понимал, что только что куда-то собирался, но не родился ещё тот офицер, который запросто спросит своих солдат: «Да, кстати, куда мы шли, сеньоры? Я что-то запамятовал». Кроме того, после наложенного Диего заклинания капитан не очень хорошо соображал, так что дал себя увести. Диего трещал без умолку — про Бернардо, про Европу (конечно, в Лос-Анжелесе никто не знал ни про какой Хогвартс, все считали, что де ла Вега отправил сына в Мадридский университет), про чудовищную калифорнийскую жару, про то, как трудно достать в колониях дорогую ткань и новые книги. Монастарио раздражала его болтовня, и тем скорее он нашёл нужную запись и сообщил Диего, что сумма налогов для его семьи меняться не будет. — Если, конечно, вы, дон Диего, не начнёте совершать крупные сделки, с суммы которых уплачивается отдельный сбор, — добавил он. — О, а здесь, я так понял, записи о налогах, которые платят наши арендаторы, да? — Диего с интересом сунул свой нос в книгу. — Вообще-то суммы налогов, которые выплачивают подданные Короны, не разглашаются, — с нажимом произнёс Монастарио. — Да что вы, что вы, сеньор комендант, у меня и в мыслях не было узнавать ваши тайны! Я никогда не запоминаю цифры, они мгновенно вылетают из моей головы. Однако мне любопытно, почему сумма налогов просто перечёркнута, и сверху написана другая? — Потому что сумма изменилась, разве не понятно? — Просто взяла и... изменилась? — невинно глядя на коменданта, уточнил Диего. — Нет, не просто. Вырос один сбор, снизился другой. Мы пересчитываем сумму и пишем новую, правильную. Дон Диего, простите, но некоторые дела Короны запрещено рассказывать гражданским лицам. — Да-да, прошу прощения за неуместное любопытство, — виновато улыбнувшись, Диего поспешил откланяться. Бен, всё это время довольно успешно притворявшийся мебелью, вышел за ним следом. — Здравствуйте, дон Диего! — радостно поприветствовали его, стоило ему сойти с крыльца. — Здорово, коротышка! — толстый сержант, досматривавший багаж Диего на въезде в город, с широкой улыбкой помахал рукой Бену. Тот разулыбался в ответ. — Как вы здесь? Тяжко, наверное, привыкать к родному городу после долгого перерыва? — Да как вам сказать, дорогой сержант, — жизнерадостно отозвался Диего, — с одной стороны, конечно, многое непривычно, а с другой, очень приятно вспоминать, что на этом доме забавной формы выщербина, а с этого балкона всегда свешивались красные цветы... Возвращение домой, которое чувствуешь всем телом, если мне простится такая неуклюжая метафора. Толстяк — как же его, Лопес, Рохас? — смотрел на Диего с откровенным восторгом. — Вот сразу видно, дон Диего, что вы — человек культурный, образованный. Говорите, как стихи читаете! Впрочем, о чём это я, у вас же столько книг в багаже... — Знаете что, сержант, — чуть прищурившись, сказал Диего, — а давайте мы с вами посидим немного в таверне? Промочим горло, вы отдохнёте... Вы же вроде бы не заняты прямо сейчас чем-то важным вроде стояния на часах? Толстяк замялся. — Ну вообще-то нет, дон Диего, но я не уверен, что мне можно отлучаться со службы... А, ладно, ненадолго-то можно! У сержанта, имя которого Диего наконец-то вспомнил — Гарсия! — прямо на лбу было написано: болтун и выпивоха, из которого можно вытянуть что угодно, если угостить его кружечкой пива. Так зачем же упускать такую замечательную возможность? Вскоре Диего и Бен знали тысячу подробностей о жизни гарнизона и ещё тысячу новостей о жизни Лос-Анжелеса. Сколько в них было важных, Диего не был способен оценить, надо позже обсудить это с Беном. Но одно ясно: их план придётся очень сильно корректировать. И, похоже, младший дон де ла Вега станет проводить очень много времени в Лос-Анжелесе, неподалёку от гарнизона. — Итак, — задумчиво сказал он, когда они с Беном отъехали от города достаточно далеко, — у коменданта целая сеть осведомителей, которые рады доносить ему обо всём, что происходит в Лос-Анжелесе, я правильно понял слова сержанта? Бен кивнул. — То есть если я хочу, чтобы он просто забывал о своих планах навредить кому-то, мне придётся и всех этих доносчиков отлавливать, верно? Бен снова кивнул. Выглядел он погружённым в раздумья, но раз реагирует — значит, слушает. Диего продолжал: — Я могу, конечно, вскрыть эту сеть. Последить за каждым и наложить проклятье, чтобы у них на лице, например, появилась надпись «доносчик», как только они... Что? Бен раздражённо повторил отрывистый жест. — Долго? Что ты имеешь в виду? А, слишком долго всех вылавливать, много людей пострадает... Да, ты, несомненно, прав. Бен, что с тобой вообще? Ты так немногословен... Бен бросил на него испепеляющий взгляд и стал жестикулировать, чётко изображая пальцами буквы азбуки глухонемых. «Зови меня Бернардо», — прочёл Диего. — Ты не думаешь, дорогой друг, что если кто-то услышит нашу беседу, то, что я называю тебя другим именем, будет не главной уликой против нас? — рассмеялся он. Бен не улыбнулся в ответ, а просигналил: «Ты привыкнешь». — Резонно, — покладисто согласился Диего. — Так всё-таки, отчего ты так посерьёзнел... Бернардо? После некоторой паузы тот начал объяснять, стараясь не глотать слова. — А, кажется, я понимаю. Твоя семья пострадала из-за доносчика, да? И ты не любишь... Что ты не любишь? Пауков?! А, да, я понял. Лос-Анжелес опутан сетью, из которой не выбраться. Даже маленький паучок способен спутать своей паутиной и убить животное в сотни раз больше себя. Но как случилось, что доны позволили соткать эту паутину?.. Бернардо, ты знаешь, мне неприятно, когда ты называешь моего отца и его друзей прямыми как столб идиотами. Мне всегда казалось, что британцы — тактичный и сдержанный народ. Что? Ты не кто? А, не джентльмен. Ну да, конечно, это всё меняет. Да ладно, ладно, не извиняйся, я понял, ты не хотел меня обидеть. Давай лучше придумывать, что делать со всем этим. О, у тебя уже есть идея? Рассказывай скорее! *** Насколько ярок и светел калифорнийский день, настолько же темна и непроглядна калифорнийская ночь, особенно когда луна заходит за тучи. Густые тени ложатся на землю и друг на друга, смешиваясь, дрожа и запутывая того, кто пытается разглядеть, это просто пальмы шевелят своими огромными листьями или вор действительно лезет в окно. Прячась в этих тенях, прижимаясь к стенам и пригибаясь, чтобы движение нельзя было заметить из окна, по пустому гарнизону скользил человек в чёрном. Осторожно, на цыпочках он пробрался мимо храпящего на своём посту часового и, цепляясь за стену, будто муха, забрался на крышу. Часовой продолжал спать и не увидел, как чёрный силуэт на миг мелькнул на фоне слабо освещённого окна. Капитан Монастарио уже собирался задуть свечу и пойти спать, как вдруг странная тень мелькнула на стене перед ним, и в спину ему упёрлось что-то, неприятно напоминающее остриё шпаги. — Добрый вечер, сеньор комендант, — вежливо поздоровался знакомый голос. Тень на стене приподняла шляпу в знак приветствия. — Де ла Вега? Что за глупые шутки? — В той позе, в которой капитан сидел за столом, он никак не мог достать ни шпагу, ни пистолет, это заставляло нервничать. — Вы с кем-то спутали меня, сеньор комендант, — мягко продолжал голос, — меня зовут Зорро. Я давно слежу за вами и наконец решил, что нам нужно поговорить. Вы грабите ни в чём не повинных людей, это не может более так продолжаться. Помните: я слежу за вами и, как видите, могу проткнуть вас насквозь в любую секунду. Ваша жизнь в моих руках, капитан. — Де ла Вега, прекратите ломать комедию! Вы же прекрасно понимаете, что я не поддамся на ваши глупые мадридские штучки, — наконец Монастарио смог чуть извернуться и дотянуться до пистолета. Ещё немного позаговаривать наглецу зубы, и дон Алехандро будет оплакивать сына. — Это всё, должно быть, очень благородно, я не идальго и не могу оценить, но я представляю официальную власть, и никто не имеет права давить на меня. Делая это, вы выступаете против Короны, припомните, вам должны были рассказывать в вашем университете. Или вы прогуливали занятия? Не удивлюсь, если это так, потому что вы придумали отчаянную глупость. Вам же не десять лет, а вдвое больше! — Вы слышали, что я сказал, капитан. Запомните это хорошенько. Oblivio! — шпага резко дёрнулась, прорывая мундир. Тех мгновений, когда Монастарио приходил в себя, пытаясь понять, что с ним только что произошло, Зорро хватило, чтобы покинуть комнату. Быстро пробежав по крыше, он перепрыгнул на стену. Громкий крик: «Уланы!!!» разбудил гарнизон, но человека в чёрном это не особенно беспокоило. Он резко свистнул, и через несколько секунд — солдаты ещё не успели высыпать во двор — под стеной уже стоял Торнадо. Зорро прыгнул прямо в седло, и конь сорвался с места. — Как хорошо, что ты у меня есть, — шептал Диего, прильнув к его уху. — Тебе не надо ничего объяснять, ты, как настоящий друг, всегда придёшь на помощь. Спасибо тебе. Сзади кричали уланы, медленно открывались ворота, Монастарио командовал, но Диего де ла Вега знал точно: Торнадо гарнизонным лошадям не догнать. Ветер свистел в ушах, мерно стучали копыта, а Диего улыбался, думая о том, какое выражение лица будет у коменданта, когда он увидит на своём мундире большую букву Z и поймёт, что уланы увидели её гораздо раньше. Наконец они оторвались от погони и, попетляв немного, чтобы запутать возможных свидетелей, помчали к асьенде. Сегодня Диего наколдовал себе замечательное укрытие, проделав при помощи чар настоящий подземный ход до пещеры, возле которой любил играть в детстве. Там можно будет переодеваться, хранить оружие, а если понадобится — и доказательства вины Монастарио, коль скоро таковые удастся заполучить. Правда, Диего не очень верил в правосудие, но почему бы не попытаться? В скором времени Бен уже вертелся перед зеркалом, приводя в порядок свою редкую шевелюру, а Диего переодевался и рассказывал: — Впредь я буду изменять голос заклинанием, раз уж наш дорогой комендант так быстро его опознал. Но и память ему подчищать тоже необходимо. Мало ли, что ещё узнает? Фигуру, движение, линию подбородка... Бен часто закивал. — Чёрт, куда я дел штаны?.. Да нет, не чёрные, те, в которых был раньше, зелёные? Снисходительно усмехнувшись, Бен отошёл от зеркала, выудил откуда-то штаны и, придирчиво осмотрев их, с театральным поклоном вручил Диего. — Благодарю тебя за неоценимую услугу, о мой дорогой друг! Слушай, а я застоялся, оказывается, как жеребец в стойле. Прямо чувствую, как кровь в жилах бурлит. Что ты говоришь? Бернардо, представь себе, когда ты стоишь ко мне вполоборота, я не вполне тебя понимаю. Рассказывать? Что рассказывать? Бен закатил глаза и строго погрозил другу пальцем. Тот расхохотался. — Хорошо, хорошо, сейчас всё расскажу. Хотя на самом деле рассказывать нечего: я сделал так, что сеньор Монастарио запомнит, что я ему сказал, но сам голос из его памяти стёрся начисто — как и его предположения о том, кто я, конечно. Теперь главное — чтобы у меня всегда было время наложить заклинание... Бен пожал плечами и задвигал пальцами. Диего хохотнул. — Да уж, риск — благородное дело, ты прав. Как думаешь, Бернардо, он перестанет бесчинствовать? Думаешь, нет? Бен посмотрел на Диего с хитрым прищуром и отчётливо передал жестами: «Зато нас ждёт замечательное приключение!».