please forgive me, But I won't be home again. I know what you do to yourself, Shudder deep and cry out: Isn't something missing?
Все думали, что с Сехуном не всё в порядке.* * *
Середина июля – самое тёплое время в Брённёйсунне*. Лишь иногда настроение может подпортить затянувшийся дождь, означающий, что осень не за горами, и совсем скоро осадков будет выпадать ещё больше, а на смену тёплому норвежскому лету придёт зима, которая в действительности не такая холодная, как привыкли считать люди из других стран. Кёнсу шёл вдоль побережья, наблюдая за солнцем, медленно опускающимся за горизонт. На календаре середина июля, и по его подсчётам все сроки уже почти вышли. Ждать не имело смысла, разве что на следующий год. Но Кёнсу, кажется, потерял веру во всё, даже в единственную вещь, державшую его на плаву все эти годы, помогая дышать, не давая сгнить в своём маленьком доме на краю города. Он гулял почти два часа и за это время успел проводить взглядом три самолёта, что покинули городской аэропорт. Покинули – не приземлились. Солнце теперь походило на раскалённый красный шар и почти скрылось за границей Норвежского моря. Кёнсу знал – сегодня рейсов больше не будет. – Минна*! – окликнул он бегающую возле самой кромки воды собаку. Золотистый ретривер тут же сорвался с места, только заслышав голос хозяина. – Пошли уже домой, – он потрепал пса по голове. – Наверное, в этом году он не приедет.* * *
Почти сорок градусов на улице и солнце, кажется, плавило любую поверхность, до которой дотягивались его лучи. Картинка перед глазами двоилась, что даже работающий на всю мощность в салоне автомобиля кондиционер, не спасал. О Сехун провёл рукой по лицу, стирая со лба выступившие капли пота и устало выдохнул. Ему ужас как хотелось, чтобы этот день скорее закончился. Впереди ещё пара встреч в разных концах города, и нужно продержаться, зато потом он с чистой совестью сможет скидать вещи в чемодан и рвануть в аэропорт. Билет забронирован давным-давно и просто ждёт своего часа. – Дурацкие, дурацкие пробки, – проклинал Сехун всех вокруг, уткнувшись лбом в руль. Движение стояло на месте, и парень прекрасно понимал, что катастрофически опаздывает. Перед глазами уже маячил возможный срыв сделки, и по голове его за это никто не погладит. В эту минуту, когда Сехун уже готов был бросить автомобиль и чуть ли не бегом бежать до офиса партнёров, на соседнем сидении завибрировал телефон. Сехун с неохотой потянулся к нему, нажимая мигающую кнопку ответа. – Да?.. Тут огромная пробка, господин Ким, и я не знаю, успею ли… А встречу можно перенести?.. Хорошо. Да. Хорошо, господин Ким, – ответил Сехун на выдохе и на том конце повесили трубку. Сехун крепко сжал в своей ладони телефон, с трудом подавляя в себе желание швырнуть им прямо в лобовое стекло, но вместо этого он набрал номер справочной аэропорта, чтобы снять бронь.* * *
В памяти Кёнсу отчётливо всплывает момент его отлёта. Он тогда стоял возле огромного окна в аэропорту Инчхона, выходящего на взлётную полосу, и, прижимая телефон к уху, слушал чужой голос, высказывающий ему все, какие только возможно, обиды. Просто стоял и слушал, даже не пытаясь прервать собеседника на том конце. Возможно, Кёнсу чувствовал свою вину. Никто ведь не ожидал, что он сможет бросить всё. Он не просто переехал в другой район или город, он покинул страну, поменял сторону света, оказавшись на тысячи километров от прошлой жизни. Единственное, что он смог тогда ответить в конце разговора, было лишь тихое «пожалуйста, прости меня, но я не вернусь домой».* * *
Сехун проснулся в холодном поту. Он потянулся к телефону, чтобы посмотреть который час, а заодно и какое сегодня число, потому что так не хотелось верить, что отмеренный срок истекает. Но цифры на дисплее, говорили о том, что Сехун опоздал. Лучше бы он не просыпался. Тогда, пять лет назад, все думали, что с ним не всё в порядке, и он обязательно натворит каких-нибудь дел. Но в итоге всех удивил сбежавший До Кёнсу: покинул страну, даже не сообщив куда уезжает. Сехун никогда не забудет то утро, когда проснулся со стойким ощущением, что в его жизни теперь чего-то не хватает, как если бы кто-то или что-то умерло. Пусть чувства в их отношениях с Кёнсу умерли давно, но они продолжали оставаться друзьями, а между ними по-прежнему была незримая связь, напоминающая тонкую красную нить. Но в тот момент оборвалась и она. Дозвониться в то утро до Кёнсу получилось не сразу, когда же удалось это сделать, Сехун, не сдерживая себя, наговорил ужасных вещей, обвинив того во всех смертных грехах. И Сехун думал, что от сдавливающего грудь дыхания его разорвёт на части, когда услышал в ответ лишь тихое «пожалуйста, прости меня, но я не вернусь домой». В квартире тогда что-то со звоном разбилось. Сехун думал это окно, оказалось – его внутренний мир. Куда переехал Кёнсу, он узнал только спустя год.* * *
За тот год, что они не виделись, у Кёнсу отжило всё окончательно. Чувств не осталось совсем, только привычка, как привыкают к старому другу или хорошему знакомому, поэтому в первый раз, он встречал Сехуна в аэропорту Брённёйсунна с улыбкой. Это было в начале мая, и его очень забавляло, как Сехун кутался в тонкий вязаный джемпер поверх футболки и жаловался на сильный ветер. Тогда ещё шёл дождь, но Кёнсу уже успел привыкнуть к климату Норвегии. Кёнсу ожидал, что Сехун наброситься на него с новыми обвинениями и упрёками, но тот не сказал ни слова, лишь поинтересовался, как дела и посетовал на холодное, «не такое как в Сеуле», лето. О Сехун провёл в Брённёйсунне неделю, за которую успел посмотреть всё и почти оглох от невероятной тишины. После десятимиллионного Сеула, погружённого в шум и движение, тихие улочки маленького городка были непривычны. И Сехун совершенно не понимал, почему Кёнсу променял мегаполис с огромными перспективами на это норвежское захолустье. Не понимал, но продолжал приезжать в гости к Кёнсу дважды в год: в начале лета и на Рождество. Пока это не превратилось в традицию. Ночное небо в это время года особенно яркое. Звёзды очень низко и похожи на россыпь мелких кристаллов, среди которых можно разглядеть созвездия. Кёнсу сидел на крыльце своего дома и смотрел в небо, пытаясь сосчитать звёзды; верный пёс спал рядом и лишь иногда приоткрывал один глаз, когда хозяин касался его рукой, чтобы погладить. – Наверное, он забыл о нас. Как думаешь, Минна? – Кёнсу потрепал ретривера по спине. Пёс недовольно фыркнул. – Говоришь, глупости? Не знаю, не знаю, – Кёнсу снова поднял глаза к небу, – но ведь мы уже давно никто друг другу. Так, всего лишь приятели. У нас и жизни-то теперь совершенно разные. Мне же не хочется вернуться в шумный город, вот и ему, не хочется… – он замолк, в задумчивости закусив губу, – …да и не хотелось ему никогда. А все приезды сюда, лишь визиты вежливости. Мы даже не созваниваемся, – на выдохе прошептал Кёнсу, поднимаясь со своего места.* * *
Смену времён года редко замечаешь, если твоя жизнь напоминает рулетку, только вместо чёрно-красных цветов палитра куда насыщеннее. И вот она крутится-крутится, не останавливаясь ни на минуту, и когда ты совершенно случайно смотришь по сторонам, то удивляешься, что вместо раскалённого асфальта под ногами ворох осенних листьев. Сехун недовольно скривил лицо, когда почувствовал капли дождя. Они оставляли некрасивые мокрые следы на его пальто, и парень уже успел пожалеть, что не додумался взять с собой зонт. За это удушливое лето совсем отвык и от тёплых вещей, и от дождливой погоды. Работа настолько закрутила, что Сехун не сразу заметил, что в Сеул пришла осень. Он вообще многое упустил и не заметил в этом году. Совесть, конечно, грызла, но всегда находилась универсальная отговорка «мы друг другу больше никто». Правда, он иногда просыпался ночами с ужасным чувством тоски. Чего-то не хватало. Кого-то не хватало. Сехун не хотел верить в то, что Кёнсу по нему скучает. Они ведь даже не созваниваются. Кёнсу устал считать самолёты, что пролетали над его головой и приземлялись в аэропорту. Железные птицы бело-зелёного цвета всё чаще доставляли груз, нежели пассажиров. – Ты назвал собаку «память»? – смеётся Сехун, и смех его сдержанный, немного сдавленный, словно он пытается держать себя в каких-то рамках. – На норвежском звучит красиво, – Кёнсу улыбается и толкает Сехуна и тот немного заваливается на бок, упираясь плечом в деревянную балку, поддерживающую крышу веранды. – Да и в моей голове слишком много воспоминаний. Они замолкают. Кёнсу отчего-то очень часто вспоминает этот разговор. В нём нет ничего примечательного, но когда они оба замолчали, всё будто встало на свои места. Ещё одна галочка в списке «перегорело». А перегорело ли? Кёнсу не знает. Думает, что всё-таки да, но продолжает смотреть на небо и считать самолёты.* * *
Где тонко, там и рвётся. Их красная нить была тоньше некуда. «пожалуйста, прости меня, но я не вернусь домой» У Сехуна тоже воспоминаний под завязку, разгребать можно целую вечность. Сам он плохо справлялся, возможно, поэтому они на него каждый день и обрушивались ворохом. Небо за окном было серым, мутным и холодным, а облака слепили своей белизной. Сехун сжимал в руках чуть помятый билет на самолёт и отчего-то волновался. I still see it in my mind, the places I have been, and what I've left behind, в наушниках было в самую точку. Прикрыв глаза, он беззвучно подпевал шевеля губами without a compass, without a map, with no knowledge of future paths, I'm ready to give up on looking back*. Ветер трепал волосы, пытался забраться под куртку и тёплый шарф, в который Кёнсу закутался по самый нос. Холодно не было, просто Кёнсу холодило изнутри. Он смотрел, как Минна бегает вдоль берега и завидовал такой беззаботности своего пса. Тот никогда не грустил, не держал обид, лишь иногда скучал по хозяину, если тот уходил куда-то без него. Но Минна всегда знал, что Кёнсу вернётся. Он всегда помнил о своём хозяине. Кёнсу вот тоже помнит и по-прежнему ждёт, хотя обещал себе, что перестанет. До дома они дошли непривычно быстро. Кенсу, правда чуть задержался позади, чтобы поздороваться с соседом и перекинуться парой слов, а пёс тем временем убежал вперёд и теперь звонко лаял у калитки. Кёнсу пришлось поспешить. Возле деревянной изгороди, выкрашенной в белый свет, на корточках сидел Сехун и чесал за ухом счастливого Минну, который довольно размахивал хвостом из стороны в сторону. – Ты задержался, – произнёс Кёнсу, отпирая калитку и заходя во двор. Сехун шёл следом, держа в руках сумку с вещами, вокруг него скакал радостный пёс. – Я просто думал, что… всё. Только мне постоянно чего-то не хватало. Да и ты… скучал, - Сехун не спрашивал, он скорее утверждал. – Нет, – помотал головой Кёнсу. – Не скучал я, ждал просто, самолёты считал. Ты, кстати, к северному сиянию подоспел, сейчас как раз сезон. – Это хорошо, – кивнул Сехун, проходя в гостиную уже такого знакомого дома. – Насколько на этот раз? Ответом была тишина, и Кёнсу резко обернулся, тут же утыкаясь носом в грудь Сехуна. Тот стоял очень близко, и от него пахло так знакомо, что Кёнсу немного отступил назад и только потом заметил, что в руках у Сехуна маленький клубок толстых красных ниток. – Знаешь, говорят, где тонко, там и рвётся. И я хочу, чтобы больше не… Он не смог договорить, потому что Кёнсу его поцеловал так, как целовал раньше: нежно, чувственно. И в этом поцелуе ощущалась вся его тоска по Сехуну. Клубок красных ниток упал на пол и покатился прямо к ретриверу, который схватил его в зубы и куда-то понёс. Сколько бы нитей ни рвалось, воспоминания привязывают сильнее.