inversion of you

Мы все любим точные ответы на вопросы. И мы всегда злимся, когда их не получаем. Нам хочется докопаться до сути, которой нет. Суть просто придумана из ничего. В мире нет точных ответов. Это бесит. Особенно сейчас, в ХХI веке, в котором якобы всё есть. Становись кем хочешь, делай что угодно, дороги открыты. Этих дорог очень много, много вероятностей тебя. Ты думаешь: вдруг, избрав другой путь, я стал бы счастливее, чем сейчас, или умнее, или получил бы верных друзей, или известное имя? Чем больше способов решений у задачи — тем больше она раздражает. Вот почему в школах учителя не любят объяснять теорию вероятностей на уроках математики. Вероятность — очередная параллель, которая может изогнуться, раздробиться, пересечься, слиться с другой. Стать новой реальностью, перечеркнув все прежние каноны. А всем нам нужно одно, точное и правильное. Истина. Возможно, с разными подходами к ней, но с одним точным результатом. Это лично моё мнение, и ты можешь не согласиться с ним. Просто я устал читать книги, смотреть фильмы, смотреть на мир, который не предоставляет точных ответов. Всегда есть "А что если?". Мне лень раскапывать зарытые вероятности, но осознание, что они есть, давит на мозг. Я немного отвлёкся. Причина, из-за которой меня унесло в далёкие дали, — ты, Курт. В бесконечном множестве вероятностей ты выбрал самую нелепую, чтобы существовать. Но давай перемотаем назад. 1) Меня бесила твоя улыбка; уголки твоих губ тянулись так широко, что казалось, щёки лопнут, девчачьи и с румянцем. 2) Меня бесил гейско-голубой цвет твоих глаз, мгновение — и в голубое небо взлетали радужные шарики всех причудливых форм (если быть точным: форм — всеми версиями тебя. Тебя — черлидера, тебя — самой грациозной танцовщицы у Бейонсе, тебя — сахарной королевы бала, тебя — Курта Хаммела во всех тошнотворных амплуа). 3)Одежда ещё бесила. Ты бесил бы меня и без неё. Уверен, что не нашёл бы там ничего привлекательного. Любой нормальный член стал бы непригодным (скукожился, посинел, отвалился, возможно, сбежал), но ты всё равно обтягивал свой тощий зад второй кожей стоимостью в полсотни долларов. Не совсем тощий, ладно. 4!) Но меня не бесило, как ты смотрел на меня. Этот вызов в глазах: мои глаза — твои глаза, мои глаза — опять твои, мои — твои. Словно мы поочередно передавали друг другу револьвер. Бесконечная игра в русскую рулетку без пули в барабане. Мы играли в игру несуществующего риска, обходя правила десятой дорогой. Правила не для нас. Наши взгляды не имели для меня никакого значения. Но не для тебя (да, представь, я всё это время анализировал. Не удивлюсь, если ты тоже). Для тебя я был соперником, а ты для меня — нет, ты был всего лишь препятствием перед целью. Был. Цели уже нет. И всё это прошло. Шли годы, моя далтоновская форма сменилась на что-то повседневное и свободное, а Вестервиль — на Нью-Йорк. Нью-Йорк огромный, но нам угораздило столкнуться. Ты тогда с милым неверием пролепетал моё имя так, будто, разбирая старые школьные тетрадки, увидел на одной из них забытое "неудовлетворительно". Обидно за прошлое — вот, как прозвучало твоё "Себастиан?". Я тогда ответил: "Курт Андерсон?". За что чуть не получил зонтом в нос. Ты же помнишь это? Вспомни, как ты говорил "Перестань" на каждую мою шутку в сторону Андерсона, тебя, Новых Направлений — в сторону прошлого. Только шутки и рассказы за стаканчиком кофе. Всё. Жаль, что тебе этого достаточно. Жаль, что этого не достаточно мне. Как так? Неужели, ты — та ниточка, которая меня хоть как-то связывает с истинным собой, проживавшим в Огайо, жившим на полную катушку? Мне нравится вспоминать себя. Так нравится, что я забываю об этом, потому что смотрю на тебя. Я ведь тоже "сменился", как моя далтоновская форма или город, в котором теперь обитаю. Совсем чуть-чуть. Я не изменял себе, накидывая новую оболочку за новой, я подстраивался под обстоятельства, а они что-то со мной делали. Так делали, что Себастиан Смайт — семнадцатилетний капитан Соловьёв, стал Себастианом Смайтом, потерявшимся в серости Нью-Йорка в двадцать два с хвостиком. Думаешь, что только с тобой за это время произошло много всякого дерьма? Есть причина нынешнему мне, нынешнему тебе и нынешнему каждому человеку. Так вот. Нынешний ты рушишь о себе мои представления. Похожий на Курта Хаммела в восемнадцать лишь одной десятой. Не похожий на Курта Хаммела в двадцать три, образ которого я в прошлом прикинул на пять секунд (там больше не требовалось). Видя тебя сейчас, мне нужно больше времени для того, чтобы прикинуть, поразмышлять, как из того Хаммела, ты превратился в этого. Чужого, совсем неизведанного, высосавшего из себя лишний серотонин, втянувшего в себя сухость, с выпяченными из себя острыми углами. Острый весь и угловатый ты раздражаешь слизистую глаз. Но мне так хочется на тебя смотреть, пусть и глаза наливаются кровью! Не знаю, почему. Повзрослевший я виноват или ты, облачившийся в мантию таинственности, — неизвестно. Поэтому мне интересно. Мне интересен ты! Кто бы мог подумать, верно? Я не думаю уже давно, я лишь хочу: Познакомиться по-новому, совершить перезагрузку (исключая одно лишнее звено — ты не парень Блейна. Исключая самого Андерсона и, тем более, моё прошлое влечение к нему). Претворимся первопроходцами в нашей новой вселенной. Давай же. Ты хочешь?