Собирая по кусочкам, можно наткнуться на неожиданный конец

      Мягкий свет лился с хрустальных люстр, заполняя большое помещение, напоминающее концертный зал. Хотя почему напоминающее? Если присмотреться получше, то можно было разглядеть, что большое количество людей сейчас копошилось между рядами с мягкими стульями, обитыми бархатной бордовой тканью. Напротив мест для сидения виднелась сцена, которая на данный момент была скрыта от посторонних глаз бордовыми, в тон стульям, занавесами. На высоких стенах богато убранного зала виднелись подсвечники, которые прекрасно вливались в интерьер помещения. Воздух был наполнен некой торжественностью и нетерпением, видимо люди долго ждали данного представления, ведь большой по площади зал сейчас был заполнен до краев.       Монотонно, совсем не вливаясь в активное движение в зале, прозвенел первый звонок, и люди поспешили занять свои места. Второй, такой же скучающий звон наполнил помещение до основания, и всяческие активные передвижения успокоились. И, наконец, прозвучало третье, последнее предупреждение, напоминающее, что выступление начинается.       Свет люстр плавно потух, оставляя после себя приятный осадок, но в эту же секунду кроваво-красные занавесы тихим шагом разошлись в разные стороны. Внимание зрителей теперь было приковано к сцене. С потолка опустился бледный бело-голубой луч, падая прямо на черное, лакированное фортепьяно. Инструмент блестел в свете ламп, что опускали свои лучи с высока. Инструмент, как будто живой, стоял на сцене и ждал своего обладателя, который плавно бы подошел к нему, сел на мягкую кушетку, что стояла у его ножек, и поставив недавно написанные нотные листы на специальную подставку, заиграл. Холодные пальцы исполнителя легко бы перебегали с одной клавиши на другую, даря слушателям и самому фортепьяно легкое восхищение и наслаждение, но мечтать одинокому инструменту оставалось недолго, ведь под переливающиеся аплодисменты из-за кулис вышел невысокий паренек с белыми, как только что выпавший снег волосами. Он шел, легкими, как плавание лебедя, шагами, осанка его держалась гордо, но непринужденно, в руках покоились листы с нотами будущего произведения. На музыканте были надеты темные брюки, которые хоть и не выглядели серьезно, но прекрасно сливались с атмосферой в зале. На хрупких с виду плечах красовалась белоснежная рубашка, которая была отдернута немного небрежно, поверх неё находился иссиня-черный жилет, который сейчас был расстегнут и прекрасно подходил к рубашке. Серые бездонные глаза сейчас были направлены только в сторону фортепьяно, которое покорно дожидалось своего хозяина. Губы были расслабленны и на данный момент сопровождались таким же спокойным дыханием. Аккуратный и необычный шрам на левом глазу был скрыт под белоснежной челкой. "Это и есть Аллен Уолкер? Не думала, что он так молод. Но все же он красив. Да, он похож на ангела, что спустился с небес ", - первые комментарии, что можно было услышать в зале. Аллен вздохнул. Опять тоже самое. Иногда он думал, может у людей отсутствует фантазия? В какой бы стране он не был, везде было одно и тоже. Так недолго можно и с ума сойти. Неужели все люди настолько однообразны, неужели никаких слов кроме "Ангел" у них не возникает при встрече с ним? А хотя, откуда им быть, друзей у него нет, близких тем более. Никто ведь не знает его ближе, все только и видят в нем "Замечательного пианиста". Но на глубокие размышления времени не было, ведь нужно начинать играть, а то мало ли, что произойдет. Аллен, подойдя к инструменту, медленно опустился на мягкую, но достаточно жесткую, кушетку. Вдохнув запах еще не высохших чернил на нотном листе, он аккуратно поставил его на подставку. Руки сами открыли крышку инструмента и легли на прохладные черно-белые клавиши, что дарили исполнителю приятные ощущения. Глаза, как ни странно, закрывать не хотелось, ведь обычно так и поступал юный пианист, но сегодня что-то заставило его посмотреть на собственную игру. Посчитав это хорошим знаком, Уолкер начал играть. Его новое произведение начиналось медленно, подобно растягивающемуся удовольствию, но с ярких нот. Шла только первая строка, но зрительский зал уже стих, вливаясь в эту музыку. Затем медленные ноты плавно перешли на более быстрый лад, будто эта дымка удовольствия начала рассеиваться, оставляя после себя лишь воспоминания, но заместо них пришли красочные капли насыщенных цветов, которые начинали раскрашивать твою душу, словно пустующий мольберт. Аллен не отрываясь смотрел за четкими движениями своих рук, потихоньку забываясь, и уже даже не смотря на нотный лист. Мелодия сама вспыхивала в голове, подобно разноцветному салюту. Сознание уходило вместе с мыслями беловолосого, оставляя тело мальчика доигрывать волшебную мелодию... Аллен потихоньку открыл глаза, сознание начало проясняться, но зрачки все еще застилала некая молочная пелена. Он сидел в удобной кресло-качалке с кожаной обивкой. В комнате, где он очнулся, горела лишь одна свеча, которая стояла на деревянном столе. За окном шел снег, а на улице по-видимому был вечер. Протирая уставшие, как-будто ото сна, глаза, Аллен начал все вспоминать. У него же был концерт, не так ли? Тогда, что он забыл в этой темной комнатушке? Повертев головой, музыкант заметил, что помимо стола и кресла, в котором он сидит, в комнате находилась заправленная кровать, вешалка, на которой висело пальто, тумбочка, видимо забитая какими-то листами, и у окна стояло старенькое, потрепанное пианино. Еще не дав Аллену полностью прийти с себя, дверь в комнату резко отворилась, и туда кто-то забежал. От яркого света, что исходил из-за двери, Аллен зажмурился и не увидел, кто зашел в комнату. Затем послышались какие-то голоса, но они были словно ватные, или уши у Уолкера стали слышать хуже. Глаза все еще не хотели открываться, как будто кто-то не хотел дать парню увидеть, кто стоит перед ним. Что говорил или говорили посетители, Аллен так и не мог понять, уши все еще не отошли, а слышал пианист так, как будто рядом с ним взорвали бомбу. Но вдруг беловолосого снова потянуло в сон, и он так и не увидел, что произошло дальше, лишь последние слова он услышал крайне хорошо: "Сыграй нам еще, сыграй, сыграй!" Сознание медленным потоком снова начало вливаться в тело парня, который сейчас на автомате, но с душой доигрывал свое произведение. Открыв глаза, Аллен уже понадеялся снова увидеть темную, но такую родную по его мнению комнатку, но его мечтам не было суждено сбыться. Перед ним снова были блестящие, черно-белые клавиши его друга и его руки, что сами уже играли последнюю строку его нового "творения". Уолкер вздохнул, в мыслях не укладывалось, что сейчас произошло, поэтому настроение играть отбило совсем, но закончить мелодию по быстрому не получалось. Вдруг в его голове произнеся смутно знакомый голос: "Нужно всегда все делать до конца, это касается и музыки". Теперь паренек удивился вдвойне, но виду не подал, легкими движениями заканчивая свое выступление. Когда он поднялся с насиженной кушетки и поклонился перед зрителями, зал сотрясся апплодисментами. Мальчишка хитро улыбнулся, он ведь даже не знает, как сыграл! Но сейчас его это не волновало, сейчас хотелось прийти домой и завалиться спать, вспоминая перед сном сегодняшнее видение. Багровые занавесы снова задвинулись перед лицом Аллена, и он не спеша покинул сцену, но в последний момент оглянулся и, взглянув на свой музыкальный инструмент, вдруг подумал: "Пианино из моего сегодняшнего сна было мне намного роднее, чем ты..."