Ее имя

С тех пор, как Антейку разрушили, Йорико многое открыла для себя. Неожиданным ударом обрушилось понимание, что Тоука, пропавшая сразу после операции следователей CCG, была на самом деле гулем. Об этом говорило все: ее поведение, ее отчужденность, ее нежелание сближаться с людьми… ее работа в кафе. В школе мало кто знал, как жила Киришима Тоука, и еще меньше было тех, кто догадался связать ее исчезновение перед самыми выпускными экзаменами, с облавой на крупную группировку гулей. Все бурно обсуждали последние новости, радовались успеху Управления, а Йорико, вдруг принявшая непосильный груз на плечи, чувствовала себя одинокой и лишней. Кроме учителей никто не обращал внимания на отсутствие ее подруги. Кроме нее никто не прятал в сердце пустоту чужого секрета. Ее неловкая, смешная мечта стала единственной отдушиной. Проводя все свободное время у плиты, Йорико улыбалась, вспоминая, как подруга жмурилась всякий раз, заглатывая очередной ее кулинарный эксперимент. – Это для Тоуки-тян? – Спрашивала мама, видя чересчур большую порцию еды. Йорико кивала, боясь испугать родных тем, что ее лучшая подруга, похоже, оказалась гулем. Наверное, они не смогут понять, что Тоука никогда бы не причинила ей вреда. «Гули не едят человеческую пищу», – цеплялась Йорико за общеизвестный факт, продолжая каждый день готовить лишнего, обманывая саму себя. «Тоука всегда с удовольствием ела приготовленный для нее бенто», – твердила себе мысленно девочка всякий раз, когда становилось невыносимо грустно. Она даже не знала, жива ли ее нелюдимая подруга: никто не вывешивает списки погибших в облаве гулей, никто не сообщает родным и близким их имена, никто не считает их за людей. Йорико повторяла про себя заученные как молитвы фразы – снова и снова заставляя себя поверить, что Тоука жива, что Тоука не гуль. Гуляя в парке неподалеку от школы, она вдруг вспомнила, как они впервые начали общаться: как осторожно и неуверенно принюхивалась подруга к протянутой коробочке с едой, как скривилась, надкусив рисовый шарик. – Я пересолила, да? – Сокрушенно пробормотала тогда Йорико, и с тех пор она училась готовить лучше, чтобы ее еда нравилась Тоуке. Каждый день она носила с собой в сумке две порции бенто в надежде встретить подругу, и каждый день эта надежда таяла – и тогда Йорико стала оставлять еду на улице, на той лавке, где впервые они с Тоукой заговорили. Кто-то съедал все до самой крошки, и девочка тешила себя надеждой, что подруга ее всегда оставалась поблизости. На месте Антейку много лет спустя построили новое кафе – и Йорико долго ходила кругами, не решаясь зайти. Это было необычно, даже пугало, но странное чувство в груди влекло ее сюда с необычайной настойчивостью. Работать на месте, где раньше обитали гули, особо никто не хотел, и место официантки все же дождалось, пока девушка решилась на этот шаг. В сердце затеплилась робкая надежда понять подругу: ведь на все были и есть свои причины. Тоука не просто так устроилась в Антейку, не просто так держалась от людей подальше. Не просто так пропала, не сказав ни слова Йорико, поставив крест на своей мечте поступить в университет Ками. Все не просто так – и если есть способ пройти ее путь, понять ее чувства, то Йорико хотела бы это сделать. Копилась усталость, тлела надежда, стабильно и вкусно кушали бродяги в парке. Девушка старалась изо всех сил, выкладываясь на работе и на курсах и тщетно пытаясь понять, что же так изменилось, что Тоука пропала и больше не возвращалась. Неловкий обман медленно рушился, осыпаясь по краям, и теперь на всякое «Она жива» приходилось с десяток «Прошло уже три года». Даже мама перестала спрашивать про нее, и имя Киришимы Тоуки, что больше не звучало в воздухе, ускользало из памяти, причиняя какую-то уже привычную, свербящую боль. – Киришима Тоука, Киришима Тоука, – повторяла перед зеркалом Йорико, боясь потерять подругу из собственного сердца – ведь только там ее образ и остался. – Киришима Тоука, – как громом сорвалось с уст молодого следователя, что так кичился своим оружием, что не постеснялся поставить его на стульчике рядом с собой. Йорико хотела сделать замечание, но хозяин кафе не одобрил бы – тем более что зал все равно был пуст. – Мне не знакомо это имя, – соврала Йорико, но в груди и в висках стучало встревоженное сердце. Зачем следователю знать о Тоуке? – Конечно, – развел он руками, и девушка выдохнула. Обман удался. – Я знаю, что Киришима-сан работала в этом кафе и что ее не было среди опознанных тел, – пылко вскричал подкарауливший ее после работы следователь, все-таки не поверивший неловко лгущей Йорико. Ошарашенная таким признанием, девушка судорожно соображала, что все это значит. Но если Тоуки не было среди погибших?.. – Вы… не шутите? – Остановилась она, цепляясь пальцами за подол платья, и мысленно умоляя «Пусть это будет правдой». Чуть только подтвердил следователь свои слова, и Йорико ударилась в слезы, чувствуя, как с души упал огромный, тяжеленный камень, что мешал дышать все это время. – Слава Богу. Неловко пыталась она выгородить подругу перед следователем, твердя ему все то же самое, что не смолкало в ее голове эти долгие три года. И лишь когда решилась поднять блуждающий взгляд, увидела молчаливое понимание в глазах напротив. Вернувшись домой, Йорико счастливо улыбается, но не может объяснить родителям, отчего она вдруг так воодушевлена. Взбегает по лестнице наверх – в свою комнату, отказываясь от ужина. – Наша девочка влюбилась, – шепчет мать отцу, а в полумраке комнаты девушка падает на кровать, доставая из кармана маленькое зеркальце. Улыбаясь своему отражению, Йорико произносит слова, что успели потускнеть и вновь зацвести яркими красками: – Киришима Тоука. И имя подруги звучит как никогда реально.