Одиночество трезвенника

То была совершенно удивительная ночь. Данте лежал на кровати, закинув руки за голову и чуть подергивая бровью в напряжении. Он ночевал в агентстве, да к тому же был совершенно трезв — согласитесь, удивительное начало? Долгие и бурные ночи, к которым привык Данте, не шли ни в какое сравнение с этим ужасным одиночеством трезвенника, когда каждая секунда тянется вечность. Полудемон уже не помнил, когда в последний раз засыпал, а не попросту отрубался, поэтому и лежал, пытаясь вспомнить, как это делается. По окну забарабанил ливень, и Данте почувствовал себя уютно под пропахшим подвалом и сыростью одеялом. Ничего необычнее обыденного уюта он почувствовать не мог. В конце концов, столько новых ощущений он не испытывал давно, так почему бы просто не отдаться окутывающему со всех сторон теплу? Одиночество, тишина и ясность мыслей порождали боль. Глухо ноющая, заглушаемая выпивкой и яростными сражениями, она забивалась в угол, но в эти редкие моменты спокойствия просыпалась и драла грудную клетку изнутри. Данте хотелось заехать кулаком по стене, в бессильной ярости сломать спинку кровати, но он понимал, что так лишь ещё больше увязнет в зыбучих песках Боли. Поэтому он просто лежал, не прячась от неё, не смея её заглушить. Лежал и слушал, как она ломает выстроенные за долгие годы стены терпения, и не мог ни убежать, ни бороться. А боль — заскорузлая, старая, словно мир. Боль потери, боль одиночества. «Кризис среднего возраста», — мрачно хохотнул Данте, хрипло откашливаясь. Вдруг в доли секунды несколько быстрых и незаметных, словно призраки, движений расшевелили застывшую тишину комнаты. Скрипнула дверь, по стене пробежала огромная тень, и глаза Данте метнулись вправо, зацепив взглядом лишь отблеск окна. Спустя секунду он уже слышал еле различимое дыхание с другой стороны. Будто ничуть не удивившись, полудемон повернул голову. Напротив него лежал Доппельгангер, сверкая алыми зрачками. — Вот так сюрприз, — Данте недовольно осмотрел блестящего от дождя двойника, он чувствовал себя неуютно, потому что понимал, насколько «полезным» сейчас окажется любое его оружие. — Ты в курсе, что из-за тебя моя кровать намокла? — Это всего лишь дождь, — демон ухмыльнулся точь-в-точь как Данте, а тот лишь зло сжал челюсти. — Убирайся. — Только не говори мне, что проблема твоего мокрого одеяла во мне. It’s only the rain*, говорю же, не переживай, время лечит. В смысле, просохнет твоё одеяло. Охотник на демонов демонстративно перевернулся на другой бок. — Эй, Данте. Обнимешь меня? Мужчина не отвечал. Он закрыл глаза, готовый молить Спарду, чтобы двойник поскорее убрался. Доппельгангер же поёрзал пару минут и продолжил: — Тебе одиноко, да? Глупое слово. Оно не описывает твоих чувств, неправда ли? Я ведь знаю, что ты чувствуешь. Зачем так глубоко запихивать эмоции? Дай им волю. Хотя бы со мной. Я ведь всего лишь твоя тень. — Честно говоря, я до сих пор не могу понять, какого хера ты всё ещё здесь, — Данте очень хотелось ответить чем-нибудь колким на явное издевательство двойника, но это значило бы проявить к нему интерес, чем тот моментально воспользуется. Он всё говорил и говорил, и от его слов не было спасения. Они преодолевали уже разрушенные болью стены, устремляясь вглубь души охотника за демонами, заставляя его скрипеть зубами от гнева. Но проиграть этот поединок молчания и боли он не мог. Наконец Доппельгангер замолчал. Тон его потерял малейшие эмоциональные оттенки, когда он чуть наклонился вперед и прошептал почти в шею Данте: — Мне холодно. Мужчина вздохнул и повернулся, приподнимая руку с одеялом. Двойник моментально оказался вплотную прижатым к полудемону и уткнулся холодным мокрым носом ему в шею. Тот опустил руку на спину Доппельгангера. — Данте… — Да-да, я знаю, — мужчина закатил глаза, сдерживая улыбку, и прислонился щекой ко лбу демона. Через пару минут он заснул, чтобы на следующее утро снова проснуться в одиночестве. ______________________ *это всего лишь дождь.