Дочиталась, досмотрелась...

Тишина. Когда она очнулась, было невероятно тихо. Женя в полубессознательном состоянии, всё больше обретая связь с действительностью, лежала на чём-то твёрдом и холодном, как будто металлическом. Приоткрыв глаза, девушка ничего не увидела. Тьма. Тьма и тишина. Где это она? Может, она умерла? От этой мысли по руке пробежали нервные мурашки. Нет, если она способна реагировать на всё это, значит, ещё жива. Тогда ослепла и оглохла? Она повернула голову вправо, затем медленно влево, приподнялась на локтях, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук. Женя думала, что сейчас все мышцы заноют, как после ночи в Азкабане на жёсткой тюремной койке, но ошиблась. Наверно, она пролежала без сознания не так уж и много. — Эй, — шепнула она, начиная подозревать, что не одна она глазеет в тёмную пустоту. «Если долго всматриваться в бездну, то бездна начинает смотреть на тебя», — вспомнила она изречение Ницше. И правда, эта бездна мрака глядела на неё, и, что самое отвратительное, Женя не могла отвести глаза или закрыть их, чтобы перестать «всматриваться» — слепая темнота преследовала её везде. Не выдерживая общей тишины, давившей на уши, девушка свернулась на полу калачиком, обхватив колени руками, и принялась прислушиваться к своему дыханию. Вдох-выдох, пауза, вдох-выдох, пауза… Ей казалось, что в этой густой тиши даже сердце стучит громче. А, может, оно грохочет от страха. Что-нибудь должно случиться. Хоть что-то. Она безуспешно пыталась успокоить себя, но непрошеные мысли атаковали разум. А если не случится? И уверена ли она, что всё ещё находится в мире Хранителей снов? А если это — конец?.. Сколько прошло времени с её пробуждения, она не знала. Но оставаться на месте не было сил, иначе чёрные думы совсем изведут её. Женя медленно, пробуя свои ноги (а вдруг откажут, как знать?), встала и осторожными шагами, проверяя каждый раз опору под собой, пошла вперёд. Но далеко уйти не удалось: почти сразу вытянутые вперёд руки наткнулись на что-то холодное и тонкое. Ощупав препятствие, она заключила: стальные прутья. Держась за них и перебирая в руках, словно карабкалась по горизонтальной лестнице, Женя пошла в сторону, надеясь дойти до стены. Но прутья всё длились и длились нескончаемым рядом. Потом Женя поняла, что каждый раз, переходя к новому пруту, идёт не прямо, а сворачивает чуть вправо. «Значит, я, наверно, в какой-то клетке», — наконец, поняла она. И всё встало на свои места. «Кромешник поймал меня и посадил в клетку, как зубную феечку», — пронзила мозг догадка. Словно в подтверждение её мыслей, темнота бесшумно отступила, сменяясь серым светом, шедшим непонятно откуда. И истосковавшемуся по чему-то отчётливому взору Жени представилась неутешительная картина: подземелье, слишком сухое и гладкое, на чьих стенах невозможно зацепить взгляд, настолько они обтекаемо-никакие. И кучи, сугробы, холмы остро блестящих в мертвенном освещении футляров с зубками детей на полу. «А моих зубов тут нет, — почему-то подумала девушка, разглядывая позолоченные коробочки. — Мои зубы давно проданы родителям за монетку». Тишину нарушил неуверенный писк. Женя, присмотревшись к клеткам, висевшим на одном уровне с её узилищем, углядела маленьких, не больше колибри, помощниц Зубной феи, заточённых в них. Некоторые сидели на перекладинах, понурясь и съёжившись, но большинство покрывало полы клеток, неспособные взвиться выше или выбраться на волю. Вид у всех был больной, изнурённый неудачными попытками освободиться и иссушенный неверием детей. «Надо выбираться, — решительно подумала Женя, вспомнив, что её ещё ждёт неоконченное задание. — И пташек прихватить. Бедолаги, они совсем измучились. Свет во тьме!» И она выпустила из ладоней снопы огня, потухшие в воздухе за прутьями клетки. Тогда, отбросив страх, столь привлекательный и родной для хозяина тюрьмы, она схватила по две перекладины в руку, растопырив при этом пальцы, и принялась раскалять их, морщась от уже привычного жара, нарастающего внутри и на руках. Серые прутья стали медленно краснеть и, если расчёты Жени были верны, должны были скоро стать податливее. — Что ты делаешь, неразумное дитя? — вкрадчивый и такой же серый, как и всё в подвале, голос звучал одновременно во всех углах помещения и в Жениной голове персонально, но она лишь фыркнула, направляя все усилия воли на расплавления прутьев: — Борюсь за свою жизнь. Естественный отбор осуществляю. — Боюсь, он осуществился уже давно. Ты хоть знаешь, из чего эти клетки? — Из концентрированной ненависти, — процедила Женя, недоумевая, почему заалевший металл не становится ни капли более тягучим. — Почти. Из детских страхов. Это, наверно, самый прочный материал. Ведь их не вытравишь из головы ничем. Они прочно закрепляются в сознании, неожиданно укалывая во взрослой жизни и даже в старости. Соображаешь? Огнём силы воли их не расплавишь, — и скользящая, всеми движениями насмехающаяся фигура Кромшника выплыла из одной из многочисленных теней, скептически наблюдая за действиями Жени. — Чушь, — девушка призвала всю свою логику, чтобы не поддаться панике. — Если они такие прочные, то как ты достал их из голов людей? Раскраивал черепа? А как сделал решётки и клетки? Что-то не сходится, мистер повелитель теней. — А ты не глупа. Достойный ответ, учитывая твои тщетные старания, — наклонил вытянутую бледную голову Бугимен, с лёгкой улыбкой наблюдая, как Женя едва ли не пыхтит, но не может и на миллиметр сдвинуть раскалённые прутья. — Но у меня есть вещи посильнее детских страхов. Страхи природные, или экзистенциальные, если тебе близка точная терминология, зануда. Думала, это обычные кони? И тут же, словно по команде, из-за Кромешника выскочил необузданный, дикий песчаный конь, раздувающий ноздри и сверкающий жуткими жёлтыми глазищами. Он в бешеном беге подлетел совсем близко к клетке Жени, которая от неожиданности свалилась на пол, выпустив красные прутья из рук. Клацнув молодецкими зубами, конь с лёгкостью перекусил продольную перекладину и тут же, не успела девушка удивлённо вскрикнуть, облизнул рваные концы песочными губами. Когда он снова сорвался, ведомый властным криком Бугимена, прутья были снова целы. — Не узнаёшь? — поднял бровь Кромешник, убедившись, что Женя опять встала и подошла вплотную к решётке. — А ты ему даже кличку давала. Какую-то человеческую несуразицу… Ах да, Вергилий. Проводник по миру умерших, кажется. Я плохо знаком с вашей литературой. Но, по-моему, — задумчиво продолжал он, игнорируя округлившиеся глаза Жени и лениво поглаживая покорно склонившего голову коня по шее, — ему это имя идёт. Как-никак, именно он привёл тебя ко мне, в мой сумеречный, но скромный дом. — Но я сама велела ему это сделать! — Женя не верила, что вчерашний друг, прирученный и понимающий её с полуслова, теперь станет её безмолвным стражем. — Я сама искала тебя, Кромешник! Я искала растворения во тьме, чтобы обрести путь к свету. — Вот и растворяйся на здоровье, — коротко рассмеявшись, заявил Бугимен, отпуская вороного скакуна. — А мой кошмар приглядит за тобой, чтобы ты не натворила глупостей. И, снова припечатав девушку холодным хохотом, он скользнул в серую тень, растворившись в ней, как капля в чернильнице. И ошарашенные глаза Жени снова встретились с непроглядным янтарём чёрного песочного коня. — Гили… — протянула Женя, ни на что особо не надеясь. Конь опять резко подлетел к клетке, заставив девушку отступить назад, и презрительно фыркнул, обдав её колким тёмным песком. — Не безобразь, животное, — по инерции сказала она, стряхивая с лица крохи темноты. — Я знаю, ты не безнадёжен. Что-нибудь придумаем, и ты съешь эту клетку, как печенье. Она на минутку села прямо на пол подвешенной тюремной камеры и задумалась. И правда, она ведь уже растворилась во тьме по самое не балуй. Почему же портал не открылся? Или она опять неправильно поняла задание? Значит, имелась ввиду не подчинение Кромешнику, не присоединение к нему и не пленение им, а его уничтожение? Тогда чего она тут сидит? Вот же тот, кто поможет ей сбежать. Осталось внушить кошмару, что он опять её друг. Решив наконец, что новое — это хорошо проверенное старое, Женя зажгла на ладони огонёк и аккуратно повела рукой в сторону кошмара. Тот возмущённо ржанул и отпрянул, взбрыкивая в воздухе рассыпающимися и снова собирающимися тонкими ногами. — Не дури. Тогда тебе нравилось, — почти жалостно попросила девушка, подходя ближе к решётке. Наблюдая, как её бывший товарищ гарцует взад-вперёд перед клеткой, косо разглядывая её жёлтым глазом, она осмелела настолько, что вытянула руку между прутьями, окончательно остывшими после термической экзекуции. Конь, недавно отзывавшийся на имя Вергилий, настороженно повёл ухом, а потом застыл, в упор разглядывая руку с пляшущими лепестками огня. А Женя боялась одного — бояться. «Ещё оттяпает руку ненароком. Ой, всё. Мне не страшно. Это же Гили. Всё хорошо. Это же сказка. Всё будет как нельзя лучше». Вспомнив уроки контроля огня, она глубоко вдохнула и попыталась переключить мысли на что-то помимо невесёлой действительности. «У пони длинная чёлка из нежного шёлка…» Кажется, от путешествий по мирам она начала потихоньку съезжать с катушек. Или это после общения с дементорами произошло? Но её внимание к коню не ослабевало, и когда вороной неуверенно потянулся мордой к её руке, она осторожно отодвинулась вглубь клетки. Фыркнув, жеребец переступил с ноги на ногу и почти коснулся губами огня, плясавшего на раскрытой ладони, но Женя, придумав неплохой план, втянула руку вовнутрь решётки. — Хочешь свежего пламени — выпусти меня, — поставила она ультиматум коню. Но тот оказался хитрее. Воспользовавшись своей необычной структурой, он прошёл сквозь прутья, огибая их песчаными завихрениями и собираясь воедино уже внутри. У Жени появилось чувство дежавю. Кажется, в каком-то фильме она видела подобное. Ах да, «Терминатор 2: Судный день». — Эх, ну держи, всепроникающее чудище, — вздохнула она, подставляя разгоревшееся пламя под морду кошмара. Тот, будто первый раз увидел огонь, сначала понюхал, широко раздувая ноздри, из которых сочился чёрный песок, а затем лизнул его шершавым языком и только потом стал общипывать, как ярко-рыжий кустик. Удостоверившись, что кошмар снова приручен, Женя дала ему вдоволь наесться обжигающего лакомства, а затем отобрала руку и потушила огонь. Конь тихо обиженно заржал и потянулся к ней. — Остальное, когда выпустишь меня отсюда, — безапелляционно заявила девушка, проводя рукой по жёсткой рассыпающейся под пальцами гриве. Жёлтый глаз смерил её не то презрительным, не то разочарованным взглядом, и кошмар метнулся назад, на волю. Женя была готова удариться головой о прутья клетки, так плохо шло обуздывание и налаживание контакта. Но, пожалев черепушку, она просто обессиленно закрыла руками лицо и, отойдя назад, прислонилась к холодной решётке, думая, как же теперь ей поступить. От размышлений её оторвал разнёсшиеся эхом по всей пещере скрежет и хруст. Будто миллионная стая хомяков напала на элеватор с зерном. Но, открыв глаза, Женя с восхищением убедилась, что её Гили (а он, несомненно, был опять её Гили, а не каким-то другим кошмаром) грызёт прутья клетки, осыпающиеся на горы футляров для зубиков пепельной крошкой. В считанные минуты в непреодолимой преграде образовалась порядочная дыра, в которую не то что Женя, а даже олимпийский чемпион по тяжёлой атлетике влез бы. Кошмар нетерпеливо рыл копытом воздух. Девушка от радости бросилась ему на шею, и только то, что Вергилий стоял вплотную к клетке, спасло её от опасного падения с десятиметровой высоты на жёсткие футляры. — Я так и знала! Я верила! — повторяла Женя, позабыв, что секунду назад была готова просидеть в темнице ещё пару дней. — Приз чемпионам! — и она, отпустив чёрного скакуна и твёрдо встав на металлический пол, на радостях выпустила такой большой сноп пламени, что кошмар даже прижал уши и в страхе попятился. Придя в себя, девушка убавила интенсивность огня. В приподнятом расположении духа управлять им было не сложнее, чем газовой горелкой. Наконец, посчитав, что герой вознаграждён сполна, Женя потушила пламя, чем вызвала упрекающий взгляд жёлтых глаз, припорошенных песком, и решительно сказала, поглаживая коня по шершавой спине: — А теперь надо разобраться с Кромешником. Растворим тьму — получим пропуск к свету, Росинант. Она взобралась на скакуна и, обхватив его бока ногами, шепнула на ухо: — Выводи меня отсюда, и прямо к Бугимену. Зальём его струями огня. Вергилий послушно качнул головой и сорвался с места так резко, что Жене пришлось вцепиться в ненадёжную, рассыпающуюся в полёте гриву коня. Она удержалась и на прощание махнула рукой понурым птичкам-помощницам в клетках. — Мы уничтожим неверие и освободим вас, — прокричала она, скрываясь верхом на кошмаре в каком-то тёмном проходе. Пара туннелей, совершенно тёмных, несколько больших пещер, сумрачных и холодных, промелькнули как бы в одно мгновение. Женя, полная решимости искоренить злодея и выполнить задание, приросла к скакуну. Даже неожиданный толчок сбоку не выбил её из седла, которого всё равно не было. Они лишь отлетели к противоположной стене. Прищурившись, девушка увидела в полумраке очередной пещеры ещё одного кошмара. Тот, сверкая глазищами, угрожающе надвигался на них. — Кушай огоньца! — задорно выкрикнула девушка и, красуясь, выпустила сноп огня не из ладоней, которые были зарыты в песок тела Вергилия, а из раскрытого рта. Враждебный конь шарахнулся в сторону и скрылся в боковом проходе. — К Бугимену! — подначивала скакуна Женя, и они снова неслись по коридорам и пустым пещерам с голыми, гладкими стенами. Пару раз им ещё попадались кошмары, сверкающие во тьме золотыми глазами, но они в панике разбегались от шаров и струй огня, которые увлечённо, хохоча от быстрого полёта, выдыхала Женя, радуясь новой способности. Внезапно ей показалось, что вместо ещё одной пустой пещеры они влетели в пчелиный рой. С огромными, пересыпающимися чёрным песком и таращащими жёлтые глаза-фары пчёлами. От неожиданности и боли от хлестанья песком по лицу Женя инстинктивно пригнулась, а потом, когда под натиском десятков озлобленных сородичей Вергилий снизился, сообразила, что кошмары всё ещё боятся её огня. С усилием она подняла уже расцарапанные руки и выпустила длинные струи пламени влево и вправо. Кошмары с диким ржанием отпрянули от них, и Вергилий благополучно приземлился. Женя, покусывая губы от тысячи щиплющих болей в царапинах, спрыгнула на пол пещеры, едва не потеряв равновесие, и усилием воли, смешанным с гневом, залила пещеру огнём, как заливает порядочный пожарный водой полыхающий дом. Кони, отчаянно кося злющими глазами, отлетели к самым стенам, оставив вокруг всадницы и перековавшегося товарища пустое пространство. И это пространство заполнилось душераздирающим смехом, как только Женя опустила руки. Кони, которых огонь больше не сдерживал, но которые ещё помнили боль от ожогов, стали окружать парочку бунтарей медленно и плавно. А голос из неоткуда заговорил с мягким сарказмом: — Поздравляю. Не думал, что ты так быстро справишься с ещё одним моим красавцем. Всё-таки против пламени доброй души одного кошмара недостаточно. — Что значит «с ещё одним»? — выцепила нечаянно обронённую Кромешником подробность девушка и обернулась к Вергилию, покорно ожидающему её за её спиной. — Ты же сказал, что это тот самый конь, которого я уже приручала! Это же Гили, иначе он бы не вызволил меня! — Чушь. С тем, первым, я давно расправился. Его песок теперь покоится в недрах земли и никогда не поднимется мне на службу. Твоя доброта и готовность поделиться теплом сделали его мягким и непригодным к службе. Посмотрим, хватит ли силы твоей души на всех их, — внезапно Бугимен возник прямо перед Женей и обвёл широким жестом пещеру, заполонённую страхами из чёрного песка. — Что, оробела? — криво ухмыльнулся он, видя, как девушка потерянно озирает сонмы кошмаров. — Ничуть, — быстро ответила она, облизав пересохшие губы. — Моего огня хватит для всех. И для них, и для тебя, — и она, решив покончить со всем этим одним взмахом, сделала резкое движение руками в сторону Кромешника и выстрелила из ладоней прицельным залпом пламени. Но тот исчез в мгновение ока и появился уже за её спиной, откуда и продолжил свою ехидную речь: — Тебе дана большая сила, а ты растрачиваешь её попусту. Почему ты не убьёшь сначала всех этих моих друзей, — он снова обвёл рукой армию кошмаров, почтительно отступивших от Жени. — Потому что они сейчас не главные мои враги, — быстро оборачиваясь и бросая новый шар света и огня почти не глядя, ответила девушка. — А вот почему ты не хочешь со мной драться, а только убегаешь? — сердясь, что выполнение задания опять ускользает из её рук, спросила она, видя, что Бугимен опять увернулся от её атаки. — А зачем драться, когда можно поиграться и выбросить? — резонно пожал плечами неумолимый повелитель страхов, снова возникая чуть в стороне. — Сейчас ты выдохнешься, дух твой ослабнет, а мои кошмары довершат дело. И ты захлебнёшься, словно мышь в бочке дёгтя. — Не сегодня! — едкий тон Кромешника раздражал Женю, и она предприняла ещё одну попытку спалить его, окончившуюся таким же провалом. Тут она впервые огляделась в поисках Вергилия, который, оказывается, совсем не тот Вергилий, решив, что с воздуха вести обстрел неуловимого противника будет проще. И не нашла верного спутника. Точнее, того, кто его заменил. — О, потеряла лошадку? — сочувственно спросил Бугимен над самым ухом. — А она спит. Просто спит под толщей гранита и известняка, глупая, потянувшаяся к свету и ни на что не годная. Ужас, как становятся мои кошмары похожими на тебя, отведав света и подумав, что могут стать его частью. — Могут! Это просто предрассудки, — сменила Женя тактику. Теперь она не бросалась пламенем во все стороны, а старалась увлечь врага спором, чтобы потом нанести неожиданный удар. — Почему страхи не могут быть чем-то хорошим? Страх спасает от безрассудства, от безумной смелости, ведущей к гибели. Да, он уже не так важен, как в тёмные времена, но продолжает держать людей в рамках разумного. Почему ты пытаешься сделать из них, работяг и спасателей, что-то плохое и жуткое? — она резко указала рукой на орду чёрных жеребцов, от чего они попятились, наученные горьким опытом и опасаясь, что ещё один огненный шар проредит их ряды. — Чушь. Сама придумала? — снисходительно наклонил голову Кромешник, прохаживаясь вокруг Жени, пока она настороженно ждала, когда он будет слишком сильно увлечён опровержением её слов. Но он и не думал спорить. Он зашёл с другого боку: — Кто ты вообще такая, чтобы рассуждать тут о страхе и добре? Появилась из лампы, словно джинн, побегала с Хранителями, позащищала добро. Думаешь, этого хватит, чтобы люди тебя видели? Или чтобы я испугался и раскаялся в своих прегрешениях? — Мне не нужно признание людей или твоё раскаяние. Мне нужно тебя убить. Прости, если звучит грубо, — ярость начала закипать внутри Жени подобно проснувшемуся вулкану, но она, помня, как важно держать себя в руках, успокаивала задетые нервы. — Ах, вот как? Как неизысканно, прямолинейно. Все бы так рубили правду-матку, — хохотнул человек-тень. — Так вот и я буду с тобой предельно откровенен. Ты была интересной игрушкой. За твоей реакцией было весело наблюдать. А теперь ты меня утомила. Я собирался покончить с Хранителями, тем более что Джек Фрост без своего посоха мне больше не помеха. Но сначала я уберусь в своих покоях… Не успел он закончить тщательно продуманной, полной яда речи, как сноп огня едва не поразил его в самую грудь. Его спасло только то, что он заранее уловил движение Жениных рук и моментально ушёл в свою же тень на полу. — Это было подло и некультурно! — голос Кромешника из вкрадчивого стал возмущённым. — Ты мне окончательно надоела, выскочка-поджигатель. Взять её! И вся туча кошмаров, скопившаяся по краям пещеры, разом налетела на девушку. Женя, не помня себя, сделала отчаянный шаг: воспламенилась полностью, не давая песочным коням приближаться к себе и бить твёрдыми копытами. — Ты ещё пытаешься сопротивляться? — сквозь оглушительный шорох песка гремел в её голове голос Бугимена. — А зачем? Кошмаров у меня много, и мне их не жалко. Не то, что тебе. Они же такие хорошенькие и милые! — каверзно передразнил он её, пока Женя, зажмурившись, поддерживала языки пламени, лижущие её тело и начинающие подъедать оранжевый свитер. — Сдавайся. Растворись в моём гостеприимном кошмаре. Впереди у тебя будет много темноты и страха! «Растворись, — отчаянно подумала Женя. — А, может, мне оно и надо?» И она открыла глаза и притушила огонь, охвативший её тело. Круг из чёрного вертящегося песка, превращающийся в смертельный кокон, быстро сужался. Мелькающие жёлтые огоньки безотрывно глядели на неё. Их были десятки, ели не сотни. Да, Бугимену было не жалко своих прислужников. «Лишь растворившись во тьме, получишь пропуск к свету». И тут она поняла, в чём заключалось задание. Её задача — погибнуть. Точнее, не бояться это сделать. «А если это и правда конец, — обессиленно подумала девушка, — то последний год был достойной платой за него». Пламя потухло, и Женя погрузилась в непроглядную тьму. Только фонарики золотистых глаз кружили в чёрном вихре, окутавшем её с ног до головы. Песок начал задевать её свежие царапины, и капельки крови опять выступили на руках, где больше не расцветёт пламенный цветок. Но Женя не боялась. Они чувствуют страх. Дементоры научили её не бояться. Кошмары проверят преподанный давным-давно урок. Внезапно ей показалось, что жёлтые огни глаз расширяются. Тел коней не было видно, всё слилось в единую массу кружащего песка, но теперь на чёрном фоне начало растекаться янтарное сияние. Вскоре оно стало невыносимым, и Женя зажмурилась, подняв руки к лицу. А через десять секунд кокон распался, и торжествующему взгляду Кромешника представилась лишь глухая пустота на том месте, где только что стояла глупая, но добрая и решительная девчушка. Он засмеялся, празднуя победу. Женя, или Джейн, как её знали здесь, ещё послужит ему. Он ещё едко расскажет о её смерти Ледяному Джеку, вызвав в парне приступ отчаяния и гнева. Он ещё покажет Хранителям, что убить одного из них, будь это Песочный человек или никому не известная, но сильная и пытающая девушка, ему не составляет никакого труда. И с такой же лёгкостью он убьёт последние остатки веры, трепещущие в душе маленьких детей. Только вот ни о чём таком сама Женя никогда уже не узнает.