Объекты анимуса

Оборудование тихо пиликает в полумраке зала, шелестят голоса, щелкает клавиатура. Пока идет сессия, Уильям пьет кофе и курит одну сигарету за одной. Нужно поесть, но кусок уже который день не лезет в горло. Эта сессия очень сложная, анимус то и дело выкидывает «путешественника во времени» в реальность, оставляя задыхаться в судорожных попытках заглотнуть воздуха и крови, идущей носом. Вот и сейчас. Сессия вновь приостанавливается: парень измотан, его организм на пределе. Ему нужен отдых, серьезный, долгий, но все, что позволяют обстоятельства, все, что они вообще могут себе позволить, это небольшую передышку. У них слишком мало времени. Но, словно сжалившись над испытуемым, Шон покидает место за компьютером и подходит к подрагивающему и бледному словно полотно парню. Склонившись, он вытирает чужое лицо, гладит парнишку по щеке и мягко улыбается. Утешает, успокаивает. И парень расслабляется, внимая словам, прислушиваясь к мягкому глубокому голосу с легким британским акцентом, словно млея под чужими руками и улыбкой. Уильям наблюдает за этим проявлением заботы на грани интимности и запивает оттенок горечи третьесортным растворимым кофе. Не то что бы он против подобных отношений, да и не его это дело. Ему остается лишь сделать каменное лицо и притвориться, что его здесь нет вовсе. Только внутри закручивается пружина негодования: все, что связанно с анимусом, — его дело! Только вмешиваться ему не приходиться. Парнишка портит все сам, кладя руку на шею Гастингса и словно намереваясь поцеловать его. Англичанин отстраняется с каменным лицом, не даваясь в чужие руки и возвращаясь на место за компьютером. Все его движения абсолютно механические, словно у робота. Уильям знает — Шон сдерживается. Сдерживается, чтобы не закатить истерику, не перевернуть все к чертям и не придушить мальчишку, нечаянно переступившего незримую черту, что историк прочертил когда-то давно и за которую теперь никого не пускает. Даже Уильяма. В первую очередь его. Считает предателем? Скорее всего, даже дважды. Что ж, Майлс-старший и не собирался оспаривать этот свой статус, отчасти соглашаясь с ним. Шон почти ненавидел Уильяма за то, что он позволил умереть одному и заставил жить другого, хотя в глазах, скрытых за прямоугольными стеклами очков, уже слишком давно не отражалось жизни. А, может, стоило позволить? Не отнимать таблеток и оружия, не бинтовать запястий? И тут же сам себе качает головой: нет. Шон сам не понимает, каково было ЕМУ, если бы Он узнал, что Уильям позволил подобному случиться. Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь щелканьем клавиатуры и тихими выдохами табачного дыма. В комнате их было трое: Уильям докуривал последнюю сигарету, изможденный объект 18 дремал в кресле анимуса, Шон бессмысленно листал фотографии объекта 17, погибшего несколько лет назад. И, смотря на него сейчас, Майлс-старший как никогда остро понимал, что позволить ему умереть тогда, уйдя вслед за Дезмондом, было бы гораздо гуманнее, нежели заставить его жить с эти отвратным ощущение пустоты внутри, но ничего, он справиться. А Уильям поможет, потому что он так обещал сыну, ушедшему от них, казалось бы, годы назад.