Избавитель

- ... Нося нательный крестик, люди ведь не только воздают бессловесную молитву Богу, но и надеются получить в ответ его защиту. Получается, что в теории крест это своего рода освященный оберег, верно? - Хань прислонился носом к деревянной решетке конфессионала и прищурил один глаз, словно подглядывая за собеседником в замочную скважину. Запахи древесной смолы и легкого лакового покрытия были неяркими, но лучше уж сконцентрироваться на них, чем на тошнотворном душке от заговоренных молитвами свечей, расставленных по всему парадному молельному залу. - Только вот если набожный католик вдруг отказывается от ношения креста, что за этим стоит: потеря веры или обретение самоуверенности? - поинтересовался мальчишка, повременив. - Как же это можно сопоставить с самоуверенностью? - озадачено уточнил пастор Уильям, глядя прямо перед собой, аккурат на двери исповедальни, а не на любопытствующего ученика, рассматривающего его тайком. - Мол, человек находится под крылом настолько сильного покровителя, сошедшего с небес, что в дополнительной защите со стороны всевышнего уже не нуждается, - объяснил Хань, после чего шумно выдохнул и, отстраняясь от решетки, ограждающей его и священника, тоже развернулся лицом к двери конфессионала. - Боюсь, что это абсурд, Лу Хан. Любые деяния, которые вершат посланники Бога, происходят только по Его милости. Все что противоречит милости Всевышнего - от Сатаны. И уж кто-кто, а посланники Господа точно не станут советовать отказаться от креста, уж поверь, - немного коверкая слова английским акцентом, попытался разъяснить Хейг. Лу прекрасно помнил, что Сехун ни раз советовал ему носить крест. Скорее всего он советовал делать это и своим прислужникам, что логично. Тогда почему же МинКи пошел против христианский системы? Принимая в оборот способности Ангела читать мысли и его ежедневное времяпровождение в кругу свиты, О наверняка был осведомлен об этом особом нюансе. Но почему никак не реагировал? Всему виной всепрощение, принятие, как в случае с Иисусом, предвещающим: "один из вас предаст меня", но не делающим для противостояния ровным счетом ничего? - Стало быть, ты всерьез задумываешься о том, чтобы перестать носить крестик, Лу Хан? Или я тебя неправильно понял, мой милый друг? - сложив и умножив все доводы мальчишки, предположил Хейг. Его интонация была взволнованной, но деликатно вкрадчивой и до противного дружелюбной, чтобы не спугнуть, не позволить ученику почувствовать себя дискомфортно от признания в греховном решении. И в этом был весь пастор Уильям. Его безмерная терпимость к оплошностям детей, пожалуй, превосходила даже граничащее с пофигизмом перманентное умиротворение ангела О. Немудрено, что мальчишки так быстро воздвигали Хейга на пьедестал благонадежных взрослых, если не сказать союзников, друзей. Лу держал ум холодным, принимая во внимание наклонности английского священника. Хотя глубоко в душе признавал, что пастор располагал к диалогу. При разговоре с ним напрочь пропадал стыд. Разве что легкое ощущение притянутого за уши флирта не прекращало мерещиться в каждом слове, вызывая сладковато-противное волнение. - Я лишь хочу понять, на чем строится идея предательства в христианстве в принципе, ее фундамент, - Хань улыбчиво хмыкнул, с лукавой насмешкой вспоминая попытки доброжелателей навязать ему ношение крестика. - На семи смертных грехах, разумеется, - без промедления бросил пастор. - Выходит, я предатель по умолчанию? Ведь я тоже грешу, все мы грешим, - немного раздраженно произнес Хань. - Даже апостолы после предостережения Иисуса о том, что один из них предаст Его, спрашивали себя: "может, это я?". Любой христианин волнуется о том, не предавал ли он Христа своими поступками, греховными слабостями, недостаточной силой веры. И это нормально. Ты прав в том, что все мы не без греха. Посему и важно каяться, регулярно исповедоваться и причащаться. - Тогда о чем же думал Иуда, когда взаправду предавал Иисуса? В Евангелие сказано, что он продал его за тридцать сребреников, по сути за минимальную зарплату. Хотя мог просто украсть все деньги из казны апостолов, которой заведовал по поручению самого же Христа. По сути одно из важнейших предательств в христианстве в принципе лишено логики, - попытался подтрунить Лу. Ему чертовски хотелось оставить пастора Уильяма в дураках. Обрывки информации, вычитанной благодаря подготовке к экзамену по религиоведению, помогали генерировать мало-мальский диалог. В то же время на задворках сознания мальчишки пылала надежда получить от священника хоть какую-либо информацию в пользу того, что именно МинКи мог быть тем, кто предаст Се. Хань искал точки соприкосновения, сопоставляя его с Иудой, потому как больше всего на свете не хотел томиться в тягучем сомнении, о котором упомянул Хейг, спрашивать себя: "может, это я?" - В казне было много денег, поднесенных почитателями Иисуса, но лишь крохи тратились на пропитание и существование апостолов, все остальное раздавалось бедным. Финансовой отчетности не было, однако взять деньги открыто Иуда все равно не мог. Сам посуди, если бы он воспользоваться ими, все бы это заметили. Присвоить украденное можно было лишь развалив общину Иисуса как таковую. Что предатель, собственно, и сделал, - мягко разъяснил священник. - Но узнав об осуждении Христа на смерть, Иуда повесился, а не забрал все деньги. Он даже сребреники вернул первосвященникам и старейшинам, признав, что согрешил, предав, - заметил Лу. - Выходит, раскаялся? - После злодеяния, он перестал прибывать под властью Дьявола, - не теряя убедительности в своих речах, отчеканил Хейг. - А разве он когда-то под ней прибывал? - с сомнением уточнил Лу. - По крайней мере в Евангелии от Луки сказано именно так: "Вошел же Сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати, и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им". Помнишь эти строки? - Хейг глянул на мальчишку сквозь деревянную решетку исповедальни и Хань поймал его взгляд, замечая в глазах напротив нежность и интерес. - Это единственная правильная версия или есть варианты? - дерзко бросил мальчишка, стараясь скрыть сконфуженность. - Церковью официально признаны 4 Евангелия: от Луки, Матфея, Марка и Иоанна. Выбирай любую, - с дружелюбной улыбкой предложил пастор Уильям. - Хотя в них, так или иначе, подается все та же история, только под разными углами. А вот толкуют ее разные умы по-своему. Особенно меня умиляют теории детей. Признаюсь, порой даже не хочется их разубеждать, - не теряя воодушевленного расположения духа, Хейг подключил к своему речитативу жестикуляцию, и некогда укутанная флером таинственности исповедь превратилась в некое подобие светского разговора за чашкой чая. - К примеру, один из учеников мне вполне убедительно втолковывал, что у Иуды к Христу и вовсе был любовный интерес. Представляешь? За основу он взял тот факт, что Новый Завет не дает никаких предпосылок к предательскому характеру поступка Иуды. Более того, вполне наглядно свидетельствует, что он был учеником из ближнего окружения, которому Иисус мог поручить и казну, и свою жизнь. Мальчик предположил, что Христос сам попросил Иуду посодействовать в той тяжкой миссии, чтобы после сойти с креста и явить людям чудо, доказав что является сыном Божьим. Но этого не произошло в первые дни, и Иуда, не выдержав душевных терзаний, свел счеты с жизнью. Ведь смерть того, без кого жизнь теряет всякий смысл, вполне может толкнуть человека на самоубийство. - Выходит, Иуда был любимчиком Иисуса? - теряясь в домыслах, вымолвил Лу. - Вовсе нет, - разуверил пастор, - Из всех, с кем взаимодействовал при земной жизни Иисус, лишь об Иоанне Богослове упоминалось, как об ученике, которого любил Иисус. Будучи самым юным из 12, Иоанн возлежал на плече Христа во время Тайной Вечери, помнишь? Именно ему Иисус завещал заботиться о Богоматери. Иоанн - единственный апостол, который умер своей смертью и в глубокой старости. Хотя был далеко не лучшим праведником. Он даже уснул в минуты смертельной агонии Спасителя. - Почему же тогда Иисус любил его? - переходя на шепот, поинтересовался Хань, вдруг почувствовав волнительную щекотку внизу живота, словно был на пороге важного открытия. - Потому что Иоанн сам любил его больше всего на свете, - также тихо ответил пастор Уильям. - Это именно то, чего хотел Христос. Он говорил: «Я есмь Лоза, а вы ветви. И связь между лозой и ветвями символизирует отношения, которые вы должны поддерживать со Мною». И призывал: "Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне". И обещал: "Чего ни попросите, то получите, если пребудете во Мне". - Да ладно, так и говорил? Больше похоже на гейский фанфик, чем на священное писание... Так еще и эти поцелуи с Иудой. Вполне прослеживается гомоэротическая линия во всей этой истории, не находите, падре? Он же мог выбрать другой способ, указать на Иисуса, но нет, нужно было именно лезть целоваться, - насмешливо выдал Хань. Как бы поступил другой священник, услышав подобное из уст ученика католической школы? Выпорол, назначил прочитать под сотню молитв для очищения помыслов? Но Хейг лишь заливисто рассмеялся. - Вообще-то в Израиле это было логичным приветствием между мужчинами, Лу Хан, - пояснил он сквозь смех. - Да? - замялся мальчишка. - Ну... возможно и так. Хотя все равно до подлинной информации сегодня уже не докопаться. Одни лишь теории и сказки, даже в базовых моментах. Тот же Иисус, к примеру, рисуется как высокий утонченный шатен со светлыми глазами. Хотя чисто территориально должен выглядеть, как типичный семит I-го века - с крупными чертами лица, коренастый и чернявый, даже несимпатичный совсем. - В то время как "детки" Люцифера напротив - должно быть, очень хороши собой, - с лукавой улыбкой заметил Хейг. - Они являются в обличи всего того, что ты когда-либо желал. Тот мальчик, что искусил тебя, ведь тоже был таким? Изящный, утонченный, дьявольски умен и красив, со светлыми глазами и волосами - фактически твой идеал... - Что? - растерянно бросил Лу, оцепенев от умозаключений пастора. - Разве в своей исповеди я говорил это? Инициатива в тех грехах, которые я описывал, была вообще-то с моей стороны. И я не упоминал цвет глаз и волос... С чего Вы взяли? - Мне показалось, что ты сказал, они были цвета холодной звезды... В начале исповеди тебя унесло в любование и лирику, во время рассказа о своих согрешениях. Из чего логично предположить, что о раскаянии пока говорить рано. Кажется, ты не на шутку влюблен, мальчик мой. Хейг говорил спокойно, не теряя улыбку, но у Лу в душе мигом заклокотал вулкан переживаний. Мальчишка готов был поклясться, что, рассказывая о поцелуях и нежностях с Се, не проронил лишней информации. Но сейчас, когда священник так ярко передал его безукоризненный образ, уже глубоко засомневался в сказанном ранее. Может, ляпнул и не заметил? Да как такое возможно? Или пастор Уильям заведомо приметил его помешательство на Сехуне? И теперь, то ли из чувства ревности к Ангелу, то ли из-за попытки отвадить от греховного влечения, пытался приписать О дурные намерения, что само по себе абсурдно. Ведь Ангел как-то не особо под них подходил. - Разве любить запрещено? Или Вас смущает, что он тоже мужского пола? - Хань практически умоляюще вытаращился на Хейга сквозь решетку. Пастор смотрел на мальчишку в ответ, разглядывая, словно пытался угадать его ощущения. - Нет, - вкрадчиво произнес он. - Возможно, священнослужители старой школы упрекнут меня в этом, но я не вижу большого греха в отношениях между мальчиками. Хоть и призываю замаливать эти слабости, каяться в них. Но слабость по отношению к тому, о ком исповедовался ты, вытравить куда сложнее. В ней сложно раскаяться, ты сам это знаешь, потому что не жалеешь о содеянном. Ты смакуешь и лелеешь в воспоминаниях каждый момент, Лу Хан. Чтобы признать греховность содеянного, придется прочитать с десяток молитв и подержать пост. А еще я дам тебе пару хороших притч, которые помогут правильно расставить приоритеты. - Сейчас? - растерялся Хань. - Да-да, пойдем, они у меня в опочивальне. Хейг поднялся с небольшой скамьи и направился к выходу из конфессионала. Лу без промедления выскочил из исповедальни в парадный молельный зал вслед за ним. Сердце стучало так, словно кто-то в грудной клетке неистово бил в барабан. Мальчишка путался в происходящем. Неужели этот чертов горе-педофил не даст ему прощение за греховные деяния? Как говорится, а судьи-то кто? Да еще и в спальню зовет... Какого черта вообще он задумал? - Хотите сказать, что... что сейчас не отпустите мне грехи? - догоняя священника, затараторил Хань. - Мне ведь не придется неделю все это у вас вымаливать? Вы не можете.... Вы никогда так не делали. - Лу Хан, мальчик мой, не переживай. Тебе просто нужно немного привести мысли в порядок. Это не моя прихоть, а обычная практика. Иначе исповедь попросту не сработает, понимаешь? Ведь вся ее соль в раскаянии. Если его нет, то и отпущения грехов не получить, какой бы я вердикт тебе не дал. Хейг говорил тихо, вкрадчиво, словно действительно был на стороне Ханя и пытался всеми силами ему втайне от других помочь. В зале уже собралось несколько мальчишек и девчонок, ожидающих возможности исповедаться до утренней трапезы. Но пастор Уильям жестом попросил их подождать, уводя Лу из парадного молельного зала в центральный холл. По пути былую спесь Ханя как рукой сняло, вновь окутало тошнотворное отвращение, начало крутить от вида святынь и крестов, которые все это время были скрыты от его взора в исповедальне. В голове закрутились безалаберные идеи, одна безумнее другой. И среди них вдруг засияла пугающая мысль состроить игривость. Хейг ведь клюнет на флирт, да? Раз уж в спальню к себе тянет за книжонками с притчами... - А если я быстро и очень вдумчиво все это прочитаю и раскаюсь, то, может, и отпущение грехов по-быстрому получу - сегодня? Возможен ведь такой вариант? - с надеждой пролепетал Лу вдогонку и изобразил милую улыбочку, когда пастор оглянулся на него. - Как знать... - туманно бросил Хейг, улыбаясь в ответ, после чего взял мальчишку под руку и поволок в сторону лестницы, ведущей в подвальный коридор, соединяющий ученический корпус с учительским. Вокруг уже было достаточно шумно, школьники бегали по центральному холлу, разглядывая украшенную праздничную ель и подарки, расставленные подле нее. Но Лу чувствовал себя абсолютно одиноким, беззащитным, словно украденный из песочницы ребенок. - Котеночек, а ты куда, собственно говоря, намылился с утра пораньше? - мужской бархатистый голос окликнул явно мальчишку. Но Хейг почему-то первый среагировал. Он вначале замер на месте, неосознанно сжимаясь, как пойманный с поличным вор-рецидивист, а после вновь горделиво выпрямился и развернулся к окликнувшему его префекту лицом. - Ах, Джеймс, это Вы! Рад видеть в здравии. Один из наших послушников очень заинтересовался моим коллекционным английским томиком притч, желая добиться гармонии душевной. Вот, веду ознакомиться. - Да ну? Как мило. А я уже было подумал, что уговариваете очередного ученика сбежать из школы. Если на то пойдет, нам скоро некого будет учить, Отец Уильям, - язвительно отчеканил Вайрон, вальяжной походкой прохаживаясь к мальчишке, пойманному под руку священником. - Что-то я не застал тебя в постели с утра Лу Хан? Это ты так спешил притчи читать? - Засветло он уже был у меня на исповеди. Исключительная самодисциплина, достойная похвалы, согласитесь? - Полно Вам, Отец Хейг, где Лу Хан, а где самодисциплина? Бьюсь об заклад, у него там столько грешков собралось, что совесть не выдерживала, кошмары снились и все такое, вот и пришлось плестись на исповедь, - насмешливо предположил префект, деловито складывая руки на груди. Несмотря на ранее время, выглядел учитель уже до противного бодреньким и собранным: пижонский костюм-тройка, дорогущие лаковые туфли, модная укладка, даже вчерашнюю легкую щетину сбрил... Хань чертовски боялся смотреть Вайрону в глаза, сгорая от стыда за свои вчерашние выкидоны и ощущая странное чувство тревоги из-за недавнего садистского, извращенного сна с участием учителя. Но когда тот подошел ближе, мальчишка стал невольно дышать глубже, пытаясь опьянить себя запахом пряно-древесного одеколона, вызывающего в это утро лишь вожделение, почти никакого страха. Определенно, префект был прав, где Лу Хан, а где самообладание? Явно на разных полюсах. - Ну, извольте, в тайну исповеди посвящать сторонних людей я не смею. Но то, что мальчику, как и многим другим ученикам, нужны дополнительные познания для расстановки идеологически правильных приоритетов - само-собой разумеется, - проворковал пастор Уильям, пытаясь выглядеть перед молодым префектом уверенно, и при этом не спровоцировать его на выискивание тайных нелицеприятных мотивов всей этой заварушки с Ханем. - Думаю, я знаю куда более действенные методы наставления на путь праведный. Как раз завалялось пару непригодных для носки ремней, - с пугающей строгостью зыркнув на мальчишку, отчеканил Джеймс. - Или еще, как вариант, можно применить трудотерапию. Говорят, в психиатрических клиниках она работает безотказно. - Но мы же не в... - Отец Хейг, давайте я буду решать, как воспитывать учеников. В конце концов, пока что именно я здесь префект и это мои прямые обязанности, - не дав возразить, перебил Вайрон, резко переходя на родной для него и пастора Уильяма английский язык. - Лу Хан пойдет сейчас со мной и немножко поработает на благо школы, что совсем ему не навредит. А свои сказочки Вы просто оставите в его комнате, на столе, чтобы не водить ребенка в свою спальню, во избежании недопонимания. Мы ведь не хотим, чтобы гости из Сеула, заметив подобные приватные беседы, напридумывали себе лишнего? Улыбка быстро сползла с лица Хейга, но он все равно потрудился натянуть ее вновь, чтобы не показаться побежденным. - Боюсь, недопонимание возникло в данном случае только у Вас, мой дорогой Джеймс. Но все же не стану настаивать, - пастор даже хихикнул для пущего эффекта, изображая непринужденность, - Ни коим разом не умоляю Вашего профессионализма, как префекта, поэтому, конечно, отпускаю мальчика с Вами. Время поговорить о Боге еще найдется у нас, и ни раз. - Вот и чудненько, - пародируя манеру директора коверкать слова уменьшительно-ласкательными суффиксами, бросил Вайрон и тотчас поймал Ханя за рукав школьного пиджака и потянул на себя, силой отрывая мальчишку от Хейга. - Но я еще не получил отпущение грехов, - затараторил Лу, разрываясь между желанием бежать от горе-педофила куда глаза глядят и намерением все же выцыганить у него заветное прощение перед Богом. Однако Вайрон не дал и намека на шанс пойти куда бы то ни было с пастором Уильямом. Достаточно грубо подпихнув Ханя обратно в сторону центрального холла, он строго велел шагать прямиком в малый зал, где обычно проходили утренние и вечерние молитвы, и сам пошел следом, словно тюремный надзиратель, ведущий пленника в заключение. А Хейг так и остался стоять на месте, лишь растеряно провожая мальчишку и учителя взглядом.

***

Малый зал для молитв и собраний в эти предрождественские дни служил неким подобием склада. Здесь на молельных ковриках были разложены большие разноцветные картонные конверты, в которые монахини упаковали маскарадные маски. Их планировалось презентовать ученикам к предстоящему святочному балу, аккурат после обеда. Джеймсу нужно было проверить количество по спискам, плюс ко всему распределить купленные им лично, в качестве благотворительности для школы, подарки для детей, которым ничего не прислали на Рождество родители, и отнести к елке в холле. Невзирая на жестокие наказания, которыми славился префект, стоило признать, на подарки он не скупился. Игрушки и новомодные гаджеты, покупку которых проспонсировала состоятельная семья Вайрона, должны были с лихвой заглушить возможную печальку ребятишек, чьи мамы и папы не были столь состоятельны и внимательны, чтобы уделить внимание своим отпрыскам в один из главных католических праздников в году. Такая трудотерапия не требовала от Ханя излишнего напряжения: ни физического, ни интеллектуального. Чего уж там - сиди себе спокойно на диванчике и галочкой помечай названые учителем фамилии школьников в длиннющем списке. В какой-то момент Лу даже мысленно поблагодарил Вайрона за то, что тот "выкрал" его у пастора. Может, оно и к лучшему? Может, стоит вначале обсудить всю сложившуюся ситуацию по поводу исповеди с Сехуном, а после уже бить в колокола? - Позвольте спросить? - Хань долго не подавал лишних звуков, но все же набрался смелости, когда вся работа по спискам подходила к концу. - Вы забрали меня сюда отрабатывать за плохое поведение преднамеренно или просто, чтобы я с Хейгом не шел? - А ты что, сделал что-то плохое? - переводя взгляд с накладных документов на мальчишку, уточнил префект. - Но Вы ведь сами говорили Отцу Хейгу, что у меня, мол, столько грешков... - Он меня просто бесит, усек? А насчет трудотерапии... Тебе не помешает, как бонусная отработка за будущие нарушения устава школы. По крайней мере руки от этого не отвалятся, я тебя тут долго держать не планирую, уже почти закончили, - выкидывая в пылающий камин уже проверенные чеки, ответил учитель. Стрекочущее пламя красиво освещало его лицо и правильный мужской силуэт, подобный тем, что встречаются на рекламных страницах Men’s Health. Вайрон был взрослым, мужественным. Он несомненно был красив. И это злило Лу. Потому что отрицательные персонажи в его жизни по всем канонам должны были выглядеть пугающе уродливо, чтобы не создавать путаницу. Тем более сейчас, когда после тех бесконечных поцелуев с Ангелом два дня подряд и без исповеди Лу прибывал где-то на дне моральных устоев. Ему хотелось секса как никогда. Сехун был идеальным, совершенным во всех смыслах вариантом для удовлетворения похоти, поработившей мальчишку. Но за неимением лучшего, и любой другой экземпляр эстетически притягательной наружности был желанным. Хань ловил себя на мысли, что на задворках сознания жаждет сейчас внимания взрослого учителя. Хотя и понимал, что не по своей воле, а из-за помутнения рассудка. И попутно искренне удивлялся, что за весь тот вчерашний цирк ему до сих пор не прилетело от Вайрона розгами - фантастика, не иначе. Джеймс был спокоен и, кажется, строгость в это утро играл лишь перед Хейгом. Стало быть, на префекта так умиротворяюще действовал недавний секс со "святой" Марией? - Мне тоже не нравится пастор Уильям. Он ведь какой-то двуличный, Вам не кажется? - Тогда какого черта ты с ним под ручку плелся в такую рань хрен знает куда, котеночек? - съязвил Вайрон, но быстро вернулся к спокойному тону: - Серьезно, с какого перепугу твою задницу вечно тянет на приключения? Вон, с девочками общайся, хватит слюни пускать на О Сехуна и с престарелым святошей притчи читать. Тебя не в ту степь клонит, Лу Хан. И у меня уже нет никаких сил бегать за тобой с ремнем, выбивая эту дурь. Поверь, мне есть чем заняться кроме воспитания своры малолеток. - Может... мне и не нравятся девочки, - на свой страх и риск шепотом произнес Лу. - Ой, начинается... - шумно выдохнув, процедил сквозь зубы Вайрон, но орать не стал, лишь, словно между прочим, сомнительно подбодрил: - Ты просто мелкий, это пубертат, с возрастом пройдет. - С чего Вы взяли? - взъерепенился Лу. Вайрон помялся с ноги на ногу, явно вынашивая в мыслях сомнительные доводы. - В младшей школе мне тоже нравился сосед по парте, - вдруг выдал он ни с того ни с сего. - Но у отца был хороший армейский ремень. Отличное лекарство от глупостей, скажу я тебе. Как видишь, отпустило. - Теперь Вам нравятся женщины? - услышав внезапное признание, не сдержался от расспросов Лу. - Наверное, что-то типа тех красоток, которых показывают в клипах на МТV? - Скорее сестра Мария, как ты уже, возможно, догадался, - немного мешкая, бросил Вайрон. - Монахиня? С точки зрения католицизма это не меньший грех, чем мужеложство, - предположил Хань. - Я вообще-то не говорил, что делаю что-то противоестественное, - встрепенулся Вайрон, - Она мне просто нравится, усёк? И помалкивай об этом, понял? - мгновенно "ощетинился" префект, защищая свои личные границы. - И о какой справедливости можно говорить, если в этой школе ученики огребают за то, что им кто-то нравится, а взрослые нет? Тогда уж и себя наказывайте, если грешите. Исповедуйтесь, епитимью выполняйте и... - Ты мне еще условия ставишь? Не обнаглел ли? - опешил учитель. Не получив в ответ моментального затравленного извинения, он подошел к мальчишке совсем близко и укоризненно уставился ему в глаза. - Больше ничего не хочешь мне сказать? - Простите... - опомнившись, Лу прикусил язык и изобразил ангельское смирение, глядя на префекта снизу вверх. Но после все же вымолвил в свое оправдание: - Я лишь хотел сказать, что порка не работает. Это просто издевательство, а не способ изменить чувства. - Да какое мне дело до ваших чувств? - на эмоциях возмутился префект. - Главное, чтобы мысли не переходили в действия. Тогда хорошее поведение войдет в привычку. После того, как я отшлепал тебя, ты ведь хорошо себя вел. Значит, я добился желаемого эффекта, несмотря на, что ты там себе надумывал и чувствовал. - Я ненавижу эту школу, - тихо вымолвил Лу и даже увидел некое подобие легкой жалости в глазах напротив. Но Ханю меньше всего сейчас хотелось сочувствия. Хотя в теории он готов был изобразить и вселенское несчастье, если потребуется, лишь бы учитель дошел до тактильного взаимодействия. Очень уж хотелось прикосновений... - Только не реви мне тут, ладно? - спохватился Вайрон, замечая, что из глаз напротив вот-вот хлынут слезы. Но мальчишку уже было не остановить. Он вошел в кураж и через пару секунд таки выдавил из себя заветные слезы. Выглядело достаточно жалко? Несомненно. Спустя полминуты наигранных рыданий Хань почувствовал, как строгий префект приободряющие треплет его по волосам. Еще минута - и Джеймс уже сидел рядом на диванчике. Пользуясь моментом, мальчишка уткнулся учителю носом в ворот идеально отутюженной рубашки, благоухающей дорогим одеколоном с нотками мускуса, а затем, отключив голову, попытался поцеловать - метил в губы, но на деле дотянулся лишь до подбородка. Джеймс резко отринул и удивленно уставился на ученика. - Ты в своем уме? - ошарашено прошептал он. Злости в голосе не было. Только испуг и полнейшее непонимание. Лу расплылся в какой-то измученной улыбке и также тихо пролепетал: - Простите, мне просто как-то... хреново сейчас. Вот они, чертовы последствия, о которых твердел Ангел. Все, что казалось неприемлемым, резко стало само собой разумеющимся. Более того, Лу видел в этом некое подобие врачевания. Мол, если удовлетворить похоть, то полегчает. - Плохо? Хань, да что с тобой происходит? - Вайрон крайне редко называл мальчишку по имени без фамилии, а так обеспокоено и с сочувствием - вообще никогда. Стало быть, дело - труба? - Ты что-то принимал? - Принимал? Нет же. Просто... почему все любят своих каких-то дружков из прошлого, давно канувших в небытие одноклассников, но не меня? Как только дело касается меня, все дружно становятся паиньками и натуралами. Это какой-то злой рок? - Ты точно не в своем уме. Давно у врача был? - попытался строго вразумить префект. Он явно не знал, как нужно себя вести в таких ситуациях, поэтому всё списал на хворь, лишь бы отмахаться. И после очередных слез мальчишки, натянул на Ханя свое прогулочное пальто, поволок его в холл, а после и на улицу. "Отправит в лазарет", - догадался мальчишка. Лу тормозил на каждом сугробе, понимая, что пилюли ему не помогут. В голове творилась битва последних извилин, в которой побеждали, к сожалению, именно те, что выступали за идею отдаться любому, кто возьмет. Но провести, в лучшем случае, весь продолжительный остаток дня в медпункте желания не было никакого. Вечером ведь бал, которого все ученики школы ждали как второго пришествия Христа. Такое нельзя было пропустить. - Клянусь, я больше так не буду, просто гормоны немножко шалят, - оправдывался Хань, стараясь не улыбаться. Но аккурат с желанием и совокупляться его почему-то сейчас люто пробирало на смех, что делало заплаканного мальчишку в глазах взволнованного префекта еще более безумным. Устав бороться с жалкими противостояниями, Джеймс вскоре попросту подхватил Лу на руки, как тряпичную куклу, и закинул на плечо. Проходящие мимо младшеклашки застыли в изумлении, издали наблюдая эту душещипательную картину. Из-за чего Хань стал смеяться пуще прежнего. - Надеюсь, это просто какая-нибудь дурь, а не бесноватость... - по пути в больничное крыло отчитывал Вайрон. Странно, что на наркотические галлюцинации он почему-то ссылался с куда большей охотой, чем на доводы в пользу бесноватости. Так или иначе, в больничной палате Лу все же оказался, как и опасался. Джеймс запер дверь изнутри и, предварительно сняв с мальчишки свое пальто, усадил его на койку. - Да, тут, пожалуй, лучше, - засмеялся Хань. - У Вас точно не будет проблем с сестрой Марией из-за того, что мы уединились? Какой план, учитель? - Позову доктора Вана, как тебе такой вариант? - Не нравится, - нахмурился Лу. - Я бы предложил порку, но ты ведь говоришь, что не работает, - подтрунил Вайрон. - Да, не работает, - подтвердил Хань, раскинув руки в стороны, улегшись на постели, чтобы префект понял, что он не собирается убегать или сопротивляться. - Но прежде чем уйдете за доктором, скажите, господин Вайрон, я совсем Вам не нравлюсь? Просто всегда было интересно... Местами мне казалось, что я Вам симпатичен в какой-то мере. Или совсем нет? - Перестань нести чушь, - насмешливо произнес Джеймс, видимо пытаясь понять, что движет Лу в данный момент, остатки рассудка или полнейшее безрассудство. - Я серьезно, - отчеканил мальчишка. - Лу Хан, ты маленький мальчик, тебе 16, - напомнил Вайрон, явно обезоруженный и смущенный таким двояким вниманием ученика. - Это мешает? Или я просто не в Вашем вкусе, в отличии от Марии? Я недостаточно красивый для Вас? - Ты милый и красивый... ребенок. А к детям в последний раз я испытывал чувства только когда и сам был ребенком. Во взрослом возрасте, слава Богу, не доводилось и, надеюсь, не доведется. Лу закрыл глаза, словно желая провалиться сквозь землю, исчезнуть. Стыд неистово клокотал где-то в глубине души, но вожделение все еще побеждало. Мальчишка понимал, что Вайрон не собирается удовлетворять его жажду, значит, нужно было оперативно переключиться на кого-то другого? На доктора Ван Джу? Он ведь не какой-то там закоренелый семьянин? Иначе и тут все покатится в тартарары. Хотя и медсестра бы подошла или монашка. Кто тут обычно ошивается, Ким Розетт? Матушка уже давно на пенсии... Хотя, подумаешь, после 70 ведь жизнь только начинается... или нет? - Не нравлюсь, так не нравлюсь. Черт с ним... Но Вы все равно могли бы меня поцеловать, хотя бы разочек. Да что Вам стоит? Так трудно? Я никому не скажу, - поймав вторую волну активности, продолжил Лу, резко открыв глаза, чем, кажется, напугал Джеймса, тот аж вздрогнул. И прежде чем префект ушел за доктором, Хань таки успел получить от него небольшую дозу желаемого. Все тот же банальный трюк - резко обхватить учителя ногами вокруг талии, а руками вокруг шеи, и прижать к себе, не дав опомниться. У Вайрона было спортивное тело, трогать его и чмокать учителя в губы в это утро оказалось совсем не жутко, как в недавнем сне. Напротив - приятно. Конечно, не как О Сехуна, дух не захватывало, как с Ангелом, и бабочки в животе не летали. Зато в штанах становилось теснее. Ну да, не любовь, а всего лишь вожделение. Но от префекта Хань и не искал любви. Учитель тоже от мальчишки ее не ждал и на близость с ним не подписывался, поэтому быстро привел в чувство. Не без усилий выкрутившись из объятий и ровно уложив Лу на кровать, Вайрон прижал его руки к матрацу по обе стороны от подушки. А после припугнул, что если Хань не утихомирится, он велит доктору дать ему успокоительное со снотворным, от которого тот проспит весь день и пропустит вечерний святочный бал. На долю секунды Лу даже забеспокоился, старательно пытаясь не проявлять признаков бесноватой активности. Добившись нужного эффекта, Джеймс окинул мальчишку напоследок угрожающе строгим взглядом и быстро ретировался, оставив Ханя наедине с собственными мыслями.