Три свадьбы Дженсена и Миши (и еще одна)

Слэш
R
Завершён
139
автор
Размер:
20 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
139 Нравится 12 Отзывы 41 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

1

В первый раз они женятся на заднем дворе Мишиного дома. Гостей немного — Джаред, Дэннил да Мишин серый лохматый пес по кличке Оскар. Зато еды на праздничном столе хоть отбавляй: куличи из отборного песка, несколько зеленых яблок, собранные с соседских кустарников ягоды. Все это богатство аккуратно разложено заботливой Дэннил на «тарелки» из листьев и украшено соцветиями одуванчиков, совсем как в каком-нибудь дорогом ресторане, куда Мишины родители по праздникам берут сыновей. Цветы Миша с Дженсеном держат и в руках — поскольку они так и не решили, кто из них «невеста», решено было, что букеты достанутся обоим. А вот бабочка — черная и шелковая, купленная мамой к выпускному в детском саду, есть только у Миши. Носить ее в обычные дни не разрешается, да и вообще, нельзя без маминого ведома трогать, но ради свадьбы-то, думает Миша, можно. Самое важное событие в жизни человека, между прочим. Это он сам по телевизору слышал, когда в мамином сериале один из героев женился. Он потом, правда, другую полюбил, и вообще, оказалось, что у него уже трое детей и куча долгов, но это же детали. Тем более у Миши детей пока точно нет, и в Дженсене он уверен. А две обещанные жвачки — за катание на самокате — он Джареду еще с утра отдал, так что и долгов никаких. В брак Миша может вступать с чистой совестью. А вступать очень хочется. Он чуть смущенно смотрит на Дженсена, но, кажется, и тот пока не передумал — улыбается задорно, зеленые глаза блестят, нос весь в веснушках, а в руках вместо букета, как договаривались, один желто-рыжий подсолнух. — Ну давайте уже, — притоптывая ножкой от нетерпения, подначивает Дэни. На ней нарядное голубое платье, в волосах венок из ромашек — красавица! Но ей и положено, она подружка женихов, ответственная роль. — Вставайте сюда, здесь будет начало. — Эгегей! — Джаред, ликуя, скачет по кругу. Он пока ничем полезным не занят, но отлично создает праздничное настроение. — Тили-тили-тесто! Трам-пам-пам! — Ну все, идите! — подталкивает «женихов» Дэни, как только они послушно встают на указанное место, а потом бежит к заготовленной корзинке с лепестками роз. — Ну пойдем, — пожимая плечами, весело говорит Дженсен. Они берутся за руки и под лай Оскара и звуки того, каким Джаред представляет свадебный марш, чинно вышагивают по садовой дорожке к большой нарядной клумбе возле песочницы, а следующая за ними Дэннил осыпает их белыми лепестками. Идти не так уж далеко — каких-то десять шагов, но с каждым Мишино сердце стучит все громче, того и гляди совсем выпрыгнет из груди и алым свертком упадет под ноги. То-то была бы веселая свадьба! Им, впрочем, и без того весело — Джаред заливисто смеется, когда мальчишки читают клятвы (Миша клянется всегда целыми возвращать комиксы Дженсена, а тот в ответ обещает делиться маминым пирогом и не смеяться над Мишиным велосипедным шлемом), а Оскар весело им подвывает. Дэни приплясывает в своем ярко-голубом платье, приговаривая, что такой замечательной свадьбы еще ни у кого не было, и давайте уже скорее резать торт, пока Мишин пес его в порыве радости не раздавил лапой. После разрушения торта (песочного, как и большая часть угощений), Дженсен вдруг вспоминает, что самое важное-то они забыли! Надо же кольцами обменяться! Выясняется, что заготовленные лакричные колечки под шумок сжевал Оскар. Неунывающий Джаред находит решение проблемы, достав шнурки из собственных кедов, и в результате все получается даже лучше, чем планировали: один красный шнурок Дженсен оборачивает вокруг Мишиного запястья, а Миша ему повязывает второй. Не совсем кольца, зато надежно и крепко. И съесть не хочется — тоже плюс. — А с этим что мне делать? — помахивает Дженсен своим подсолнухом, когда на улице начинает темнеть, и приходит пора разбредаться по домам. — А вы ими обменяйтесь, — предлагает Джаред, — как кольцами, вроде как еще раз, наудачу. — Нет-нет, я знаю, что надо делать, — уверяет Дэни. Она единственная уже была на настоящей свадьбе и потому является настоящим экспертом. В общем-то, вся эта игра была именно ее затей — после женитьбы маминого брата ей ну очень хотелось побывать подружкой невесты. Ну или хотя бы жениха, а лучше, сразу двух! — Ты, Дженсен, вставай спиной и кидай букет нам, а потом кинет Миша. А мы ловить будем! В итоге оба букета ловит, конечно же, самый долговязый и шустрый, но Дэни не успевает обидеться: добрый Джаред отдает ей всю добычу. Счастливая и довольная, она улыбается, машет им на прощание и убегает домой с корзинкой и цветами. Джаред, обещая обязательно прийти завтра, уезжает на своем самокате, а Оскар, сытый и разомлевший после слопанных сладостей, уходит спать в будку. И только Миша с Дженсеном не расходятся, сидят в саду и смотрят на звезды до тех пор, пока мама Дженсена не приходит искать сына. Когда его уводят сквозь калитку, Дженсен машет Мише рукой — той, на которую повязан затертый красный шнурок.

2

На их второй свадьбе Дженсен жутко смущается. В этот раз все несколько серьезнее, чем свадьба в песочнице, и роли жениха и невесты им навязаны не подружкой детства, а безликим беспристрастным жребием. — Убил бы того, кому эта затея вообще пришла в голову, — ворчит Дженсен, укладывая волосы перед зеркалом. Миша, наблюдающий за ним с кровати, кривит губы. Отсутствие энтузиазма у Дженсена его немного задевает — у него самого в животе порхают пресловутые бабочки, хоть он и осознает всю нелепость затеи свадьбы понарошку среди подростков в летнем лагере. Тем не менее это традиция, и продвинутые канадские вожатые даже решили не учитывать пол, раздав бумажки с ролями как попало. Так Миша, известный счастливчик, вытянул «невесту», в то время как Дженсену достался «жених». — Знаешь, если очень хочешь, можешь поменяться с кем-нибудь, — предлагает он. — Если мысль жениться на мне тебя настолько не прельщает. Дженсен хмурится: — Не в этом дело. Просто... Ему не дают договорить. С оглушительным стуком и визгом в комнату врывается стая девчонок с несколькими светлыми платьями в охапке. — Как и заказывали, — провозглашает с усмешкой Вики и вместе с подружками раскладывает платья на кроватях. — Все, что нашли более-менее подходящего. — Ого, — присвистывает Миша. — Вот это выбор. — Ого, — поддерживает подошедший Дженсен и тыкает в короткое светло-розовое, — вот это бери. Миша громко фыркает, но вместо него отвечает Вики. Она, пихая Дженсена в бок, командует ему отвернуться и не смотреть, потому что по традиции жених не должен видеть наряд невесты до церемонии. Примирительно подняв руки, Дженсен сдается и говорит, что пойдет пока прогуляется, после чего действительно уходит, оставляя Мишу одного с девчонками. Миша сказал бы, что удивлен такой покорности, но, зная Вики, не удивлен ни капли. Выбор платьев на самом деле оказывается не таким уж и богатым — большинство из них или слишком узкие, или чересчур короткие. Миша, конечно, довольно щуплый, но пропорции у него совсем не девчачьи, и молнии половины примеренных платьев на нем не сходятся. Зато четвертое или пятое по счету неожиданно садится как влитое. На хозяйке белый кружевной сарафан до пят, наверное, смотрится свободным и просторным, но Мише он едва прикрывает лодыжки и как-то даже слегка пошло обтягивает бедра. — Отлично, — решает он. — Пойдет. — Нет, погоди, — спешит добавить Вики, не давая снять платье. — Давай еще фату примерим. О фате Миша даже не задумывался, но прозорливые девчонки уже все продумали. На свет появляется что-то прозрачное и расшитое блестками, а затем еще и ободок с искусственными цветами, и какие-то браслеты — в общем, женская половина отряда берет дело под четкий контроль. — Зайдешь к нам в шесть, мы тебя накрасим, — говорит Алона, когда все удовлетворены выбранным ансамблем и девочки готовы уходить — им еще собственные костюмы придумывать для вытянутых ролей. «Э нет!» — хочет сказать Миша, с него и так уже достаточно шмоток и причиндалов. Но потом решает, что свадьба один (ну два) раза в жизни бывает, так чего ломаться? Тем более что девчонкам явно в удовольствие крутиться над ним, наводя красоту, а остальных, он надеется, повеселит результат. Любые жертвы ради общественного блага. Заручившись Мишиным обещанием прийти точно в назначенное время, девочки разбегаются, похожие на взбудораженных цветных птичек. И не то чтобы их щебет так уж действовал Мише на нервы, но он с облегчением вздыхает, когда гвалт наконец смолкает. Кое-кто, впрочем, решает задержаться. — У меня к тебе просьба. Нет, даже не так. Дело на тысячу баксов, — сообщает не ушедшая с остальными Вики, плюхаясь на кровать у двери. — Есть темный пиджак? — Зачем тебе? — интересуется Миша, не скрывая любопытства. Вики в качестве ответа машет зажатой в руке бумажкой, вытянутой в лотерее свадебных ролей: — Я шафер у Дженсена. Хочу представительно выглядеть, отправляя лучшего друга в плаванье по семейной жизни. — Ну раз для таких целей, — понимающе кивает Миша и топает к своей сумке с вещами. Где-то там на дне у него завалялся спортивный пиджак. Когда тот появляется на свет, Вики подходит ближе и критично осматривает черный замшевый жакет с заплатками на локтях. — Другого нет, — разводит Миша руками. Он сильно сомневается, что и у остальных ребят найдется вариант лучше: разве кто-то берет с собой в летний лагерь костюмы и смокинги? Им бы для Дженсена найти что-то достаточно торжественное. Хотя вот как раз у Дженсена что-то, может, и найдется. — Беру, — решает Вики и солнечно улыбается, принимая пиджак из Мишиных рук. — Я знала, что на тебя можно рассчитывать. Приподнявшись на цыпочки, она смачно целует его в щеку в знак благодарности. А Миша неожиданно для самого себя краснеет. Они хорошие друзья с Вики, не больше, между ними не проскальзывают никакие намеки на романтические чувства, а все-таки он чувствует, как его собственные щеки горят и алеют от ее жеста. И, конечно, Дженсен выбирает именно этот момент, чтобы вернуться — как раз вовремя, чтобы стать свидетелем последней сцены. — Дженс! — приветствует его Миша и зачем-то неловко трет скулу. Вики, зараза, насмешливо хихикает рядом. А Дженсен, Дженсен, такой же плут и предатель, насмешливо приподнимает одну бровь, сурово складывает на груди руки и гаркает: — А ну руки прочь от моей невесты! Нечего тут лапы распускать, пользуясь отсутствием жениха. Вики фыркает, бормочет что-то про семейные разборки и то, как ее это не касается, и, сжимая в руках раздобытый пиджак, быстренько сбегает. А Миша отворачивается к окну и закусывает губу. — Знаешь, — говорит он, — мы же еще не женаты. Так что тебе пока рано права на собственность предъявлять. Дженсен молчит долгую минуту, и Миша уже не думает, что тот ответит, как внезапно он возникает рядом — ближе, чем Миша рассчитывал, и тихо произносит: — Вообще-то, нет. Мы, если помнишь, уже обручались однажды. Краска на его щеках — это все еще последствия поцелуя Вики, уверяет себя Миша. И сердце поэтому же бьется чуть быстрее, чем следует. Чтобы не задерживаться на этих мыслях, он скороговоркой произносит: — Знаешь, ты можешь с Вики поменяться, если хочешь. У нее роль шафера. Ты будешь лучшим другом, я женихом вместо тебя, она невестой. Или ты шафером, а она женихом. Уверен, Вики не будет против. Только когда предложение слетает с его языка, Миша понимает, насколько оно логично. Дженсен же не рвался участвовать в этом спектакле в главной роли, а так ему не придется против воли стоять перед «алтарем» с псевдоневестой. Не придется целовать Мишу перед глазами своих друзей и еще десятка людей. И почему только от этих мыслей такой паршивый привкус на языке? — Не сомневаюсь, что она не будет против, — мрачно говорит Дженсен. — Ни с кем я меняться не собираюсь. — И почему нет? — спрашивает Миша, наконец оборачиваясь. — Еще полчаса назад ты явно не горел желанием жениться на мне. — Ты... нет. Я не поэтому не хотел. Просто, — Дженсен неловко вскидывает руки, запускает ладонь себе в волосы. Смущенно опускает глаза и признается: — Не хочу, чтобы все пялились. Не хочу быть посмешищем. — Посмешищем, — повторяет Миша. Что-то лопается и закипает у него в груди, то ли разочарование, то ли злость, то ли обида. — Ну на этот счет можешь не переживать, главным посмешищем буду я. Ты рядом со мной так, никто и не заметит. Слишком ослеплены будут моим платьем, фатой и свадебным макияжем. Можешь и не сомневаться. Он хочет отойти, но Дженсен удерживает, хватает за руку. — Прости, — говорит он с искренним раскаянием в голосе. — Я это не имел в виду... в таком смысле. Конечно, тебе еще хуже. Но ты же Миша, — тут он кривовато улыбается, — ты веселый и... и артистичный, и уверенный в себе, тебя все любят, конечно, ты не волнуешься. А меня при мысли о всеобщем внимании знаешь, как колотит? Ужасно боюсь выйти туда и стоять в центре. — Господи, Дженсен, ты жалок. Миша произносит слова, а у самого губы растягивает улыбка, и какой-то камень в груди ухает вниз, растворяется. Дженсен, естественно, не обижается, вместо этого он закатывает глаза: — Спасибо, чертовски ободряюще. — А знаешь, — решает Миша, — это правильно, что ты не отказываешься. Вот даже не думай ни с кем меняться. Это будет для тебя тренировкой. Полезным опытом. Свои страхи надо преодолевать. — Вообще не ободряюще. Почему мы друзья вообще? — Вот поженимся, больше не будем друзьями. Будем семейной парой. — Так это ж, наверное, будет еще хуже. Из тебя мегера выйдет, а не жена. Сплошной террор и тирания. — Вот уж нет, — возмущенно возражает Миша. — Из меня выйдет идеальная жена! Как говорится, хозяйка на кухне, леди в гостях, еще-что-то-там. — Шлюха в постели? — подсказывает Дженсен. — Шлюха в постели, — соглашается Миша. Потом осознает, что он только что сказал, и чувствует, как вспыхивает его лицо до самых кончиков волос. До Дженсена смысл доходит, по-видимому, в то же самое время, потому что краснеют они синхронно. Мгновенно. Их так и находят ввалившиеся вскоре после этого в комнату мальчишки, их сожители на две летних недели, — красных как вареные раки и с соединенными до сих пор руками. — Что у вас тут происходит? — с любопытством спрашивает Марк. — Ничего не происходит, — бормочет Миша, отдергивает ладонь как от огня, игнорируя Марка и не глядя на Дженсена. — Вообще ничего, — доносится ответное от последнего. И как-то не сговариваясь, они идут заниматься каждый собственной подготовкой к свадьбе. Сказать, что перед церемонией Миша совсем не волнуется, было бы откровенной ложью, но панического страха он не испытывает. Под свадебный марш, доносящийся из мощных колонок и совершенно не напоминающий чудовищное пение шестилетнего Джареда, он вышагивает по ковровой дорожке через набитый ребятней и вожатыми зал. Роб, отнесшийся к своей роли отца невесты со всей основательностью, неловко семенит рядом, придерживая Мишу за локоть. В руках Миша сжимает букет, про который девочки чуть было не позабыли совсем, но все-таки успели раздобыть где-то охапку ромашек и всунуть «невесте» в самый последний момент. В своем платье-сарафане, с ромашками и цветочным ободком на голове Миша представляется себе этакой хиппи-невестой. А что, свадьба в деревенском стиле. Говорят, очень модно сейчас. Ягнят и собаки только рядом не хватает, и еды на листьях папоротника. Последняя мысль неожиданно вызывает укол ностальгии. Ему, впрочем, недолго приходится предаваться чувству — моментально отвлекает реакция товарищей. Почти двадцать пар глаз уставлены на него, в части читается неприкрытая насмешка, в части — восторженное веселье. Кто-то откровенно смеется, кто-то давится смешками, прикрыв рот ладошкой, кто-то просто кивает и улыбается ему, когда встречает Мишин взгляд. Мэтт Коэн, их с Дженсеном сосед по комнате, ободряюще поднимает большой палец, и Миша в ответ кокетливо подмигивает, заставляя того залиться звонким смехом. Все это откровенно забавно и немного безумно, и легкая нервозность, которую он испытывал еще совсем недавно, покидает его на раз. Он даже начинает искренне наслаждаться ситуацией: чего тут врать, Миша всегда любил быть в центре внимания. Но потом его взгляд натыкается на темную фигуру в центре зала, и это будто удар под дых, что в момент изгоняет весь воздух из легких. Дженсен стоит у «алтаря» так прямо, будто его спина несгибаема, а выражение его лица невозмутимее и беспристрастнее, чем у каменного истукана. Он облачен в черный классический пиджак — кажется, Миша не ошибался в суждении, что эта деталь гардероба у Дженсена непременно найдется; волосы в геле и гладко зачесаны назад, и даже раздобытый где-то галстук аккуратно повязан поверх белоснежной рубашки. Дженсен выглядит идеально и прекрасно притворяется идеально спокойным, но Мишу ему не обмануть. Чем ближе он подходит, тем лучше различает яркие пятна лихорадочного румянца на скулах своего «жениха», мелкие детали вроде искусанной губы и трясущихся пальцев. И почему-то именно от этих деталей внутри у Миши становится все как-то жарко, тягуче, собственные шаги кажутся все тяжелее, а сердце начинает колотиться так, будто он не через небольшой зал идет, а восьмой час бежит марафон. Когда он наконец доходит до цели, внезапно начинается настоящий праздник неловкости. Роб, который то ли втайне от всех является великолепным актером, то ли успел расчувствоваться совсем по-настоящему, поглаживает Мишину руку со слезами на глазах и пытается соединить их с Дженсеном ладони. У Дженсена округляются глаза, но возражать он не пытается — видимо, от шока. Возражать пытается сам Миша, хотя по какой причине — хоть убей, он и сам не смог бы сказать. Стоящая чуть позади Дженсена Вики в Мишином пиджаке чуть истерично хихикает, а гул в зале все нарастает и нарастает, смешиваясь со звуком свадебного марша. «Это провал, мы запорем всю эту свадьбу прямо сейчас», — лихорадочно думает Миша, внезапно страстно желая, чтобы все вдруг закончилось и осталось далеко позади. Но еще момент — и неожиданно все возвращается на гладкую накатанную дорожку. Из-за псевдоалтаря вперед выступает Ричард, псевдосвященник на вечер, и поднимает одну руку. Музыка и гвалт смолкают как по волшебству. — Соедините руки, дети мои, — вещает он важным тоном и обращает взор, полный спокойного величия, на Дженсена и Мишу. Чувствуя себя малым ребенком, Миша исполняет команду одновременно с таким же послушным Дженсеном. Роб, сцепив пальцы, закусывает губу и тихонько отходит в сторону. Так же поступает и Вики, наградив Дженсоново плечо подбадривающим хлопком и оставляя «молодоженов» стоять вдвоем посреди зала, перед затянутым в черную, неизвестно где откопанную рясу Ричардом. Все так же медленно, величаво и спокойно тот обводит взглядом зал. — Мы собрались сегодня здесь, — пафосно начинает он, и Миша не может сдержаться, тихонько фыркает, бормочет себе под нос: «Актерище!», и в качестве награды слышит рядом такой же тихий смешок Дженсена. «Священник» тем временем продолжает распаляться: —...чтобы отпраздновать союз этих юных влюбленных сердец. Нет в мире счастье выше, чем обрести свою вторую половину, и нам с вами сегодня повезло стать свидетелями единения двух душ. Правом, данным мне вожатыми нашего лагеря, я хочу... Миша едва заметно качает головой, недоверчиво глядя на Ричарда. Его не покидает смутное ощущение, что добрый пастор успел чего-то покурить перед мероприятием. «Союз влюбленных сердец», «единение двух душ», серьезно? Если Рич не под кайфом, то он определенно ненормальный. Из размышлений его вырывает Дженсен, резко дергая за рукав. Оказывается, Миша успел так задуматься, что едва не пропустил момент, когда должен сказать «Да». Чуть покраснев, он бормочет свое согласие и прилежно повторяет за Ричардом клятвы, которые тот не иначе как сочиняет на ходу. Дальше черед Дженсена, и он стоически повторяет весь ритуал под аккомпанемент смешков, то и дело разносящихся по залу. После клятв они обмениваются кольцами — простенькими заготовками из дешевого металла, заранее припасенными вожатыми. Дженсену кольцо маловато — они натягивают его с трудом и лишь совместными усилиями, а Мишино и вовсе не лезет дальше второй костяшки. А затем «священник» призывает жениха поцеловать невесту, и у Миши вдруг как-то нехорошо немеют ноги, руки, головной мозг. Дженсен, сглатывая, тянется к нему губами, и Миша невольно облизывает свои, и... И внезапно все получается как надо, лучше не придумаешь. Рука Дженсена касается его лица, чуть придерживает за подбородок, большой палец оглаживает щеку. Сухие губы касаются его чуть приоткрытого рта — нежно, легко, почти невесомо. Это так хорошо, так правильно, что Миша не задумываясь подается вперед, прижимается сильнее, ближе, хочет больше, Дженсен неожиданно отвечает также пылко, и они упоенно целуются целую минуту — полминуты? две? небольшую, но очень симпатичную вечность? — под одобрительный оглушительный рев ровесников. Когда они отстраняются, раздаются настоящие аплодисменты, перекрикиваемые громким улюлюканьем. Больше всех стараются, естественно, их соседи по комнате. Разрываясь между смущением и возбужденным весельем, Миша обводит зал глазами и лыбится во все тридцать два. Он ловит взгляд Мэтта — тот снова демонстрирует два больших пальца, радостно ухмыляясь. Сидящий рядом с ним Марк прижимает ладонь ко рту и оглашает помещение жутким свистом. «А ты боялся, — хочет покровительственно сказать Миша Дженсену, оборачиваясь к своему теперь-уже-(дважды)-«мужу». — Смотри, в каком все угаре, ну клево же, и ни фига не страшно!» Только не может выговорить вообще ничего, когда видит выражение лица того. Глаза у Дженсена абсолютно ошалевшие, беспокойные, мутные, и Мише внезапно хочется только одного в целом мире: прильнуть к нему обратно, коснуться, успокоить, сцеловать все тревоги; пока не накроет опять волной счастья, пока не останется ничего, кроме их сплетенных тел и языков, и... И боже мой. Хорошо, что он не может видеть себя со стороны, думает Миша. Выражение его собственного лица сейчас наверняка точно копирует Дженсена, если не хуже. А чего еще ожидать, если тебя внезапно осеняет озарение, что ты абсолютно, без памяти, по уши влюблен в своего лучшего друга. И снисходит оно на тебя не где-нибудь, а на вашей притворной свадьбе. Ироничная штука, эта жизнь. Словно подтверждая этот вывод, Ричард внезапно оживает за своей алтарной тумбой, громко возвещая: «Объявляю вас мужем и женой!» — как будто не мог найти момента лучше. Он чертовски запоздал с этим заявлением, если честно, но с другой стороны, никто же и не ожидал от Рича, что тот идеально соблюдет весь свадебный протокол. Зато «гости», зацепившись за эту стандартную фразу, ликующе взвывают с требованием еще одного поцелуя, и Миша понимает, что впереди его ждет долгий, долгий вечер. Он оказывается прав и неправ одновременно. Некоторые моменты действительно тянутся бесконечно медленно — после посетившего его ранее откровения становится вдруг как-то невыносимо неловко сидеть близко-близко к Дженсену, стукаться локтями, с подачи разошедшихся сверстников танцевать первый танец, плотно прижавшись друг к другу. Их заставляют поцеловаться еще пару раз, и ни один из них не так хорош, как самый первый, но Мишино сердце все равно екает и замирает. Он старается не подавать виду, улыбается вовсю, веселится и шутит, однако мысли плотно занимают важные, неожиданно набежавшие вопросы. Вопросы вроде: а есть ли среди его друзей умники догадливее его самого, такие, которые давно уже сообразили что к чему? Миша раньше не задумывался над сомнительными непроизвольными реакциями, но в свете недавнего озарения все неожиданно встает на свои места. Например, почему он никогда не ревновал Дженсена к Джареду — лучшему другу, практически брату, — но едва мог терпеть рассказы Дженсена о том, с кем из девчонок он успел пообжиматься у шкафчиков, а кого хочет позвать в кино. Оказывается, не в зависти было дело, и не в дружеской ревности. Просто в ревности — самой обыденной. И еще то, почему эта дурацкая свадьба весь день вызывала столько радостного волнения. Почему сердце билось гулко и сумбурно, почему бабочки, это треклятое клише, порхали в животе. Почему так обидно было, что Дженсен недоволен выпавшей ролью... И о Дженсене, кстати. Миша украдкой кидает взгляд на своего «мужа». Ладно, если кто-то из друзей заподозрил, раскусил Мишу раньше, но мог ли заметить Дженсен, ведь Миша и сам еще до совсем недавнего момента не знал? А если бы заметил, то как отреагировал? Десять лет, даже больше они уже дружат, а все-таки предсказать реакцию Дженсена на признание в любви Мише трудно. Тем более что хочется не просто реакции — хочется ответного признания во взаимности. Думать трудно. Мыслей много, они разбегаются во все стороны, а царящий вокруг гвалт ни капли не помогает сосредоточиться. Шум и гам стоит колоссальный — все чем-то заняты, что-то пьют, едят, хохочут. Мишины друзья веселятся вовсю, и даже он, занятый своим внезапным кризисом, не может не увлечься тем, как мастерски Ричард, Роб и Мэтт исполняют караоке, раскланиваясь в конце, как заправские артисты. А потом всеобщим вниманием завладевает Трэйси, разодетая в цветастые юбки и увешанная как минимум килограммом бусин и металла. Тренькая разномастными браслетами, «гадалка» подплывает к столу «молодоженов» и хватает их за руки. Поворачивая ладони так и сяк, Трэйси якобы читает линии, хорошо поставленным хрипловатым голосом предсказывает им двоим совместное счастье, дом за белым забором и пятеро детей. Дженсен хохочет, согнувшись пополам, а Мишину грудную клетку заполняют волны любви-тоски-влечения, делая сердце тяжелым, как из титана. Но эта тяжесть — ничто по сравнению с той, что наполняет его, когда после окончания веселья, пока все разбредаются по комнатам, Дженсен отводит его в сторону и тихо говорит: — Неловко все это как-то, да? Миша не отвечает — Дженсен и не ждет его ответа, продолжает сам: — Очень странно целоваться с лучшим другом. Но это же ничего не меняет, верно? Как были бро и лучшими друзьями, так и останемся, вся эта ерунда ничего не значит, правда? Правда, кивает Миша. Само слово выговорить не может — в горле как-то слишком сухо. Дженсен то ли не замечает, то ли еще что-то, продолжает заглядывать Мише в глаза со странным выражением лица, чуть ли не умоляющим. И Миша берет себя в руки, деланно улыбается — так искренне и широко, как только может, — и от души хлопает друга по плечу. — Конечно, не значит. Конечно, останемся. Как будто нашу крепкую мужскую дружбу может слопать какая-то жалкая фейковая свадьба. Тем более что и не впервой уже, — смеется он. Дженсен с явным облегчением присоединяется к смеху. — Точно. — И кстати, ты отлично справился со своей ролью, мы из тебя еще актера сделаем! Даже почти незаметно было, что волновался, как первоклашка перед первым звонком, — поигрывая бровями, подначивает Миша. Получает за свою язвительность толчок в бок, но не останавливается: — Дальше третьего ряда наверняка никто и не заметил твои дрожащие коленки! — Эй! — обижается Дженсен. — Да я был само хладнокровие. Это ты краснел, как невеста на выданье. Ой, погодите-ка... — и заходится гадким смехом. И все действительно будет совсем как раньше, понимает Миша. Свадьбе понарошку действительно не под силу разрушить их дружбу. Остается только понять, под силу ли это его нежданной, невостребованной влюбленности.

3

В третий раз они женятся в Боливии. Они окончили колледж и путешествуют по Южной Америке вдвоем, отказавшись от предложения Джареда отправиться большой компанией в Европу, — Миша из финансовых соображений, Дженсен из солидарности. Поэтому и винить в очередной свадьбе они могут только себя: рядом нет ни очаровательно-назойливой Дэннил, ни веселых выдумщиков-вожатых, принуждающих поучаствовать в матримониальном мероприятии. Не то чтобы у них не было никакой возможности отказаться оба предыдущих раза, и тем не менее: в этот раз ответственность за принятое решение лежит исключительно на их собственных плечах. Ну, на них, абсолютно легальных в Боливии листьях коки и взбитом индейском пиве, приготовленному по особому рецепту с добавлением сахара и сырого яйца (звучит отвратительно, но на вкус — потрясающе). Это после подобного сочетания Мишу посещает абсолютно Гениальный План. Рождается он при виде небольшого белоснежного шатра, примостившегося на краю шумной ярмарки Аласитас. О назначении шатра ему чуть раньше поведала коренастая улыбчивая туземка с котелком на голове. Оказывается, каждый год во время фестиваля все желающие могут понарошку обручиться в такой вот палатке — местная традиция. К шатру тянется извилистая очередь, состоящая сплошь из молодых парочек, и Миша с любопытством их разглядывает, прежде чем огласить свой План: — Дженс, — говорит он и дергает друга за рукав, блестя глазами. — А давай поженимся? Он ожидает ответа в духе «Что, опять?» и «Тебе первых двух раз не хватило, что ли?», но Дженсен его удивляет. — А давай! В Дженсене сейчас раза в два больше индейского пива и интересного местного чая, чем в Мише, но если не знать его очень хорошо, ни за что не заподозришь, что пьян: стоит ровно, слова произносит внятно. Только губы выдают — на них дурацкая мечтательная улыбка, Миша у него трезвого такой в жизни не видел. — Это ж уже почти традиция, — вслух размышляет Дженсен, — еще пару раз, и вовсе перекочует в разряд привычек. Привычкой Миша быть не хочет, но решает промолчать. Чем ближе они подходят к палатке, тем все более привлекательной ему кажется собственная идея. Здесь шумно — будущие молодожены весело переговариваются, поздравляют друг друга, праздничная атмосфера буквально пропитывает воздух. Многие стоят обнявшись или держатся за руки, на лицах — счастливое возбуждение, нетерпение. Смешок сам собой вырывается из Мишиного рта, ему тоже натерпится занять место в очереди, произнести в который раз вереницу ничего не значащих клятв, а потом нацепить еще одно кольцо и получить благословение от шамана. И все — ради одного-единственного скромного поцелуя. Гениальный план, в самом деле, гениальнее не придумаешь. Но хотя бы так... Их присоединение к рядам желающих обручиться вызывает небольшое волнение. Наверное, не так уж часто на боливийские праздники заявляются американские геи. Невысокий молодой человек, приобнимающий юную смешливую индианку с ямочками на щеках, удивленно приподнимает брови: — Гринго тоже хотят жениться? Миша кивает: — Точно. — Демонстративно берет Дженсена под руку и лыбится стоваттной улыбкой. — Ой, как здорово, — умиляется спутница коротышки, прижимая ладони к груди. — Давно вы вместе? — Всю жизнь, — честно отвечает Миша. Продираться через акцент не приходиться — девушка на удивление хорошо владеет английским. Та ахает: — Как замечательно! Наверное, большой путь сюда проделали. И ведь даже ярмарку не успеете толком осмотреть, с такой очередью... Хотя... Погодите. Девушка, как вскоре выясняется, обладает не только талантом к языкам, но и недюжинными организаторскими способностями. Быстро переговорив с несколькими ожидающими перед палаткой парами, она лихо договаривается, чтобы Мишу с Дженсеном пропустили вперед. Возражать никто почему-то не начинает (это все кока, обреченно думает Миша; в виде чая, печенья, просто в самом натуральном виде, и скуренная со всякими хитрыми приспособлениями — она здесь повсюду), наоборот — им радостно уступают, улюлюкают вслед, машут руками и осыпают разноцветными лепестками. Попав в шатер, он замечает, что внутри почти так же прохладно, как и на улице. Неудивительно: полог широко раздвинут, люди все время снуют туда-сюда. Стол, за который их жестом приглашает усаживаться шаман, полон всевозможной свадебной атрибутики, уменьшенной до лилипутских размеров. Как и все на Аласитас, впрочем. На ярмарке просто невозможно не найти миниатюрной копии любого желаемого предмета, будь то хоть чемодан денег, хоть частный особняк, хоть награда киноакадемии. С практическим назначением крохотных фигурок Миша пока не разобрался, но уже успел приобрести малышку Шевроле Импалу — Дженсену в подарок. Помимо миниатюрных бокалов, пластмассовой бутылки с шампанским и прочего барахла посреди стола гордо красуется еще и коробка с дешевыми оловянными кольцами любых размеров, а на ее боку — ценник, «10 боливиано». Удобно, практично, прагматично, одобрительно думает Миша. Шаман тем временем заканчивает бормотать заклинания над здоровенным — ну хоть что-то здесь приличных размеров — котлом, и наконец оборачивается к «молодоженам». Если их принадлежность к одному полу его и смущает, он деловито не показывает виду. Берет Мишу с Дженсеном за руки, соединяет их, резво обвязывает запястья красной веревкой (Мишу посещает легкое дежавю). Потом вылавливает из котла пару веточек, что-то шепчет, брызгает варевом с веточек на их сцепленные руки. Вся церемония оказывается какой-то странной смесью традиционной свадьбы, индейских обрядов и туристического аттракциона: развязав веревку, шаман призывает их обменяться выбранными кольцами, не забыв стребовать двадцатку, а затем благословляет, помешивая опять что-то в своем котле и бормоча имена местных богов. Миша, впрочем, не против: все это качественно отличается от их предыдущих свадеб, да и длится представление недолго (еще бы, ведь столько пар за вечер предстоит поженить). После всех этих хитрых, но несложных манипуляций шаман объявляет их супругами и велит идти с миром, изъясняясь, по большей части, все так же жестами. А на улице Дженсена с Мишей уже поджидают любопытные парочки-коллеги по матримониальным планам. Они встречают новоиспеченных (в который раз уже!) молодоженов радостными визгами и поздравлениями. — Поцелуй! — требует восторженная публика, и до Миши неожиданно доходит, что эту-то часть шаман в программу не включил, а сам он, занятый рассматриванием убранства и увлеченный процессом, даже не заметил, как они пропустили то, ради чего он по сути и подбил Дженсена на очередную имитацию свадьбы. Гениальнейший план. Но не все еще потеряно, спасибо вдохновенно скандирующей толпе влюбленных. Ну не откажут же они им? Миша поворачивается взглянуть на Дженсена за подтверждением, но тот явно соображает быстрее: не давая опомниться, сгребает Мишу в охапку, а потом звонко и смачно чмокает. Должно быть, алкоголь еще не успел выветриться из крови Дженсена, потому что неизвестно, куда он целился, в губы или щеку, но попадает он поцелуем куда-то между, задевая только краешек рта. Ужасно неприятно, размышляет Миша, чувствовать себя обманутым. Но даже не успевает оценить реакцию толпы, чтобы узнать, так же ли она разочарованы недопоцелуем, как он сам, — к ним пробиваются старые знакомые, индианка с ямочками и ее низкорослый спутник. — Ну все-все, хватит, идемте скорее, — бормочет девушка, вместе со своим женихом активно подталкивая Дженсена с Мишей к еще одному небольшому шатру по соседству. — Времени у вас немного, не успеете же. — Не успеем что? — с очевидным любопытством интересуется Дженсен, но та только машет рукой, отодвигает полог и пихает их внутрь. — У вас двадцать минут, — сообщает им на прощание низкорослый и, ухмыляясь, показывает большой палец. — Что?... — пытается спросить Миша, но поздно: плотный полог шатра уже снова опущен, а они с Дженсеном оставлены наедине внутри. Потом он слышит громкое хмыканье последнего и оборачивается. Взгляд падает на широкую кровать, заваленную подушками-сердечками, и расставленные вокруг нее ароматические свечи и курильницы, распространяющие благовония. Непроизвольно, его губы округляются удивленным «о». — Это... ооох. — Ага, именно «ох», — кивает Дженсен. Затем обходит кровать по периметру, зачем-то тыкает в покрывало и корчит брезгливую гримасу. — Ну, зато это точно что-то новенькое, — с воодушевлением провозглашает Миша. — Первый раз у нас в комплекте со свадьбой еще и первая брачная ночь! Дженсен фыркает, а потом вдруг резко становится задумчивым. Миша не знает, как расценивать его молчание, поэтому тщетно пытается придумать подходящую случаю реплику, но в голову упорно ничего не лезет. Еще бы, идея разделить кровать, пусть даже и такую — общественную, прости господи, — с Дженсеном вытесняет все прочие мысли с поразительной легкостью. Он так и не успевает ничего придумать, Дженсен подает голос первым: — Как ты думаешь, они слушают? Под «они» он подразумевает публику снаружи, понимает Миша. Ох. Учитывая, какой интерес у туземцев вызвала иностранная пара и с каким пылом они требовали поцелуя... Он с легким ужасом смотрит на кровать, потом на Дженсена. А тот ловит Мишин взгляд и расплывается в нехорошей хитрющей улыбке. Потому что под благопристойным вежливым фасадом у Дженсена скрывается проказливая бесовская натура — неспроста же, в конце концов, они лучшие друзья уже черт знает сколько лет. — Ты думаешь о том же, о чем и я? — на всякий случай уточняет Миша, ухмыляясь. — Покажем им класс, — с ответной ухмылкой кивает Дженсен. Изогнувшись, он дергает Мишу за руку, лишая баланса и опрокидывая на кровать, а потом запрыгивает следом. Кровать, соответствуя всем заповедям классики жанра, пошатывается и надсадно скрипит — ну просто загляденье. Вернее, ну просто заслушаешься — в общем, именно то, что надо. — Внимание, мы начинаем концерт по заявкам, — шепчет Миша и издает первый стон, низкий и протяжный. Дженсен приподнимает бровь, но никак не комментирует — одобрительное выражение лица говорит само за себя. На следующий Мишин стон он отвечает хриплым «Оххх, ммм-мм», и вскоре они уже сопят и стонут в два голоса, раскачивая в такт шаткую кровать. — Ааааах, вот так, да, еще! — с энтузиазмом выводит Миша. — Да, детка, ох, о боже! — вторит Дженсен. — Ты такой горячий и узкий! Сожми меня крепче, вот так! «Сожми меня?..» одними губами произносит Миша и с очередного стона скатывается в беззвучный смех. — Где ты этого набрался? — шепчет он. — Что это за хрень? — В порно, знаешь ли, боттому очень нравилось, — яростно шепчет Дженсен в ответ, красный как рак. Тот факт, что Дженсен, очевидно, смотрит гей-порно (очевидно, плохое), Миша откладывает пока на потом, для последующего тщательного анализа и осмысления. Если он начнет думать об этом сейчас, у него, наверное, взорвется мозг. Или какой-нибудь другой орган активно включится в работу. Нет, сейчас надо думать о зрителях. О слушателях, если точнее. — Мммммм, как хорошо, да, — старается он. С щек Дженсена до сих пор еще не сошла краска, ему безумно идет, и Миша, от широты душевной решая продлить пытку друга, издевательски серьезно смотрит ему прямо в глаза и громко стонет: — О да, давай, биг бой, трахни меня своим огромным х... Договорить не хватает сил — реакция Дженсена слишком уж хороша. В любое другое время Миша наверняка не знал бы куда себя деть рядом со стонущим раскрасневшимся Дженсеном (какой клад для эротических фантазий несчастного тоскливого влюбленного, подумать только), но сейчас может только бессильно уткнуться ему в плечо, рыдая от скручивающего смеха. Дженсен, уже даже не столько красный, сколько фиолетовый, рычит в ответ, и Миша не может, просто не может удержаться: — Ахх, — истерично всхлипывает он, — мой тигр! Дженсен выглядит так, будто сейчас врежет ему по роже. И Миша даже признал бы, что заслужил, и не стал возражать, наверное. Но Мишино лицо Дженсен не трогает, мстит изощреннее. — Готов к грандиозному финишу, шутник? — шипит он. Миша, до сих пор давящийся смешками, поспешно кивает. И тогда Дженсен грубо хватает его за яйца, заставляя взвыть, а сам хрипит и стонет на фоне, симулируя оргазм. Получается, ничего не скажешь, правдоподобно. — Твою мать, — говорит Миша, откидываясь на кровать. Это все, на что его хватает, красного, вспотевшего, еще не до конца отдышавшегося после приступа хохота, и с ноющей болью в паху. Дженсен выглядит не лучше, да и сама кровать похожа на полигон: подушки разлетелись по комнате, покрывало сбилось и наполовину съехало на пол. Хорошо хоть, ничего не подпалили — все свечи вроде на своих местах, ни одна не опрокинулась. Что ж, думает Миша, уставившись в белый потолок шатра. Пусть кинут в него камнем те, кто считает, что заключительный акт не удался. Секс понарошку и совместная симуляция оргазма — чем не идеальная кульминация для трех фейковых свадеб? Грандиозный финал для грандиозной комедии. Когда они, наспех пригладив волосы и одежду и кое-как вернув свадебной палатке прежний вид, выходят на улицу, их встречают оглушительными аплодисментами. Лишь большим усилием воли Мише удается удержаться от того, чтобы с чувством не раскланяться, а Дженсен рядом пунцовеет так, что позавидовала бы накидка Красной Шапочки. Улизнуть по-тихому не получается, как бы ни хотелось. Буквально в нескольких метрах от палатки их ловит все та же парочка, передвинувшаяся из конца очереди ближе к середине. — Я так рада за вас, поздравляю, — лопочет девушка, сверкая ямочками на щеках. Ее имени Миша так и не спросил. — Уверена, что ваше желание исполнится. Ее спутник кивает и добавляет серьезным тоном: — Экеко вам поможет. Он обо всем позаботится. — Ээээм... В легкой растерянности Миша оглядывается на Дженсена, но тот, похоже, тоже не в курсе, о чем речь. — Чем нам поможет кто? — осторожно спрашивает он, и теперь недоуменные взгляды устремлены уже на них. — Э-ке-ко, — четко и по слогам произносит индианка. — Вы ведь пришли сюда для свадьбы, так? Миша осторожно кивает, возражать как-то неловко. — Все молодые люди приходят сюда, потому что не могут пожениться по-настоящему. Родители Эво, — она указывает на своего жениха, — не одобряют меня, не разрешают брак. А у многих других не хватает денег, кому-то негде жить, кто-то из разных племен. Много причин. Но все приходят сюда, шаман женит их и благословляет, чтобы Экеко услышал и помог. И скоро все могут пожениться по-настоящему, таково назначение ритуала! — И вы скоро сможете, — вставляет Эво. — Экеко — бог щедрости, он всем обязательно помогает. Ну спасибо, думает Миша. Услышанное вызывает странное ощущение. Конечно, в шаманство он не особо верит, да и ритуал особого впечатления на него не произвел, а все-таки... Зря он Дженсена втянул в эту авантюру. Это Миша из них двоих — безответно, безнадежно, беспросветно влюбленный. А ну как сбудется шаманство? Вот окажутся они законными супругами по-настоящему, а Миша потом доказывай, что затащил Дженсена к боливийскому шаману без всяких злых умыслов. Ерунда, конечно. Но паршивое чувство все равно не отпускает — потому что, если проявить немного смелости, то можно и признаться хотя бы самому себе: хочется-хочется-хочется, чтобы сбылось, чтобы было, чтобы все наконец по-настоящему, взаправду, без дешевого реквизита, без дурацких ритуалов и дебильных шуточек. Хочется так, что сердце ноет и злые слезы где-то в горле. Не ироничная ты даже, жизнь. Просто сука. От размышлений его отвлекает голос Дженсена. Друг благодарит пару за помощь и разъяснения, а те в ответ сияют улыбками, и Мише не остается ничего другого, кроме как присоединиться к благодарностям и пожеланиям всех благ. — Ну что, куда дальше? — неуверенно спрашивает Дженсен, когда они наконец выныривают из толпы будущих молодоженов и удаляются от свадебных шатров. Особого энтузиазма в его тоне не слышно, впрочем, Миша и сам его не испытывает, так что просто пожимает плечами. — Может, двинем обратно в отель? — предлагает он после десяти минут бесцельных блужданий по ярмарке, и получает в ответ кивок. Они бредут к выходу, а вокруг них гудит и пестрит красками Аласитас. Туристы сметают с прилавков миниатюрные домики, автомобили, айфоны. На небольшой открытой площадке в центре индианки исполняют племенные танцы в многослойных цветастых юбках и неизменных шляпах-котелках, а несколько молодых индейцев играют им на флейтах и трубах. Уже возле самых ворот забавный улыбчивый старичок, продающий алкогольные напитки, призывно машет им темной бутылкой пива. Предложение кажется заманчивым целых несколько секунд, но потом Миша решительно отворачивается. Спасибо, хватит. С него на сегодня достаточно гениальных планов. Первая часть дороги проходит абсолютно непримечательно и в полном молчании, но примерно на полпути Дженсен вдруг останавливается. Миша по инерции делает еще несколько шагов вперед, потом оборачивается с вопросительным взглядом. Дженсен делает глубокий вдох. Все алкогольные пары из него наверняка давно уже выветрились — никаких тебе осоловевших глаз, никаких мечтательных улыбок. Они стоят посреди узкой мрачной аллеи, вокруг шумят деревья и кустарники, узкий серп луны льет белесую полоску света с потемневшего неба. В Боливии и днем часто бывает прохладно, но к ночи температура падает еще ощутимее. Однако ежится Миша вовсе не от холода. — Об этом свадебном ритуале, там, на ярмарке... — начинает Дженсен, и у Миши окончательно падает сердце. Снова чувство дежавю. Снова знакомый разговор — ну не помешает же одна лишняя свадьба их крепкой мужской дружбе? Подумаешь, театрально стонали, лежа в одной кровати, подумаешь, симулировали совместный оргазм. Ничего не значащая ерунда для таких клевых бро. Миша каждую фразу того диалога помнит наизусть. И Дженсен не разочаровывает: — Я бы, наверное, не согласился, если бы знал, что все так закончится. И что ты так отреагируешь. Но ты пойми, ты сам первый предложил, как я мог отказаться?... Нет, погодите, что-то не так с формулировкой. — Какая разница, кто первый предложил? — непонимающе спрашивает Миша. Тот пожимает плечами. — Очевидно, никакой. Думал, большая. Думал, что, может быть, в этот раз это все что-то значит. Что-то большее, чем просто дружеские проделки и пьяные шалости. После нескольких секунд молчания до Миши доходит, что он таращится. Но ему ведь послышалось, верно? Или он что-то совершенно не так понял, потому что не может ведь Дженсен... Может. Закрыв глаза, Дженсен ныряет в пропасть: — Я влюблен в тебя, Миш. Давно. И Мишу вдруг пробивает на истеричный смех. Это так нелепо — столько времени страдать от безответной любви, только чтобы однажды прекрасным вечером предмет любви вдруг признался тебе в своих неразделенных чувствах к тебе же. Прости, дорогая жизнь. Миша берет свои слова обратно. С иронией у тебя все в порядке. На А с плюсом. С тремя плюсами, даже. Он все еще давится нервными смешками, и к выражению волнения на лице Дженсена начинает медленно примешиваться обида, так что Миша поспешно хватает его за руку, сжимает ладони в своих — только бы не ушел. Успокаивается кое-как, бормочет: — Дженсен, Дженсен. Мы с тобой либо два полнейших идиота, либо очень-очень-очень хорошие актеры. Я по тебе третий год уже сохну, третий долбанный год. И целует его. Не в скулу, не в щеку, не для любопытных зрителей и не по прихоти толпы. И никто на них не смотрит, кроме темных силуэтов деревьев и скромного месяца, некому их подслушивать, за исключением притихших кустарников. — А мы ведь можем полноправно махнуть наш номер на свадебный сьют, — задумчиво говорит Дженсен и, подняв руку, шевелит пальцами, чтобы блеклое оловянное колечко блеснуло в свете ламп. За последние полчаса они успели пройти каких-то жалких метров пятьдесят, не больше, и только сейчас наконец вынырнули из парка с аллеями на нормальную освещенную улицу. Парк, если честно, нравился Мише не в пример больше — можно было через каждые несколько шагов беспрепятственно хватать Дженсена за пряжку ремня, притягивать к себе, чтобы облапать и найти губами жадный, ждущий поцелуев рот, пока тебя сжимают и тискают в ответ. — Можем, — кивает он. — Но тебе не кажется, что дважды за вечер свечи, розы и гора подушек в виде сердец — это немного перебор? — Это ты так пытаешься намекнуть, что вместо секса меня опять ожидает твой истеричный ржач? На слове «секс» из уст Дженсена, сказанном вот так, между делом, брошенном небрежно, словно что-то само собой разумеющееся, у Миши в мозгу неожиданно происходит короткое замыкание. Вдруг кажется совершенно необходимым оказаться в непосредственной близости от подходящей плоской поверхности, и как можно скорее, так что он, хватая Дженсена за руку, резко прибавляет шагу. Никакой сьют они, конечно, не заказывают. Они даже до своего номера далеко не сразу добираются — узкий тихий переулок в паре улиц от отеля, оканчивающийся безлюдным темным тупиком, внезапно представляется крайне заманчивым местом. А потом, под утро, они подсчитывают убытки. У Дженсена безнадежно испорчена куртка, измазана чем-то серым и липким там, где он прижимался к кирпичной кладке, постанывая и задыхаясь. У Миши новые дыры на коленях — тонкая ткань старых джинсов не выдержала трения об асфальт. Бесчисленные засосы, синяки, до сих пор немного ноющую челюсть и ссадины никто за ущерб не считает. Но для повторного раунда они все-таки выбирают уже более комфортные условия.

+1

— Что это у тебя там, фенечка? Решил в хипстеры податься? Браслет дружбы, сувенир от Джареда из Голландии? Дженсен громко хмыкает. — Ты как будто Джея не знаешь, из Голландии он привез бы что-нибудь более интересное. — Точно, карманную проститутку, например, — соглашается Миша и подходит ближе. Он заглядывает Дженсену через плечо, в процессе устраивая на том же плече подбородок и обнимая руками крепкий торс. На столе перед ними стоит старая обувная коробка, в стороне валяется крышка. Внутри разный хлам: пара толстых тетрадей, упаковка фломастеров, теннисный мяч с чьим-то автографом, полдюжины коллекционных фигурок. Но все это лежит нетронутым, аккуратными рядами и стопками. Из заветной коробки Дженсен выудил одну-единственную вещь — потрепанный красный шнурок со связанными концами, на который нанизано два скромных непримечательных кольца. — Неужели те самые? — недоверчиво спрашивает Миша, разглядывая украшения с легким трепетом. Ему чуть-чуть стыдно, потому что из собственных реликвий сохранилась только одна — боливийское кольцо, но и то неизвестно где запрятано. Дженсен кивает, и Миша расплывается в улыбке, ласково трется о его шею, прижимается носом к горячей коже. — Да вы, оказывается, чудовищный романтик, мистер Эклз, — мурлычет он. — Кто бы мог подумать. Дженсен поворачивается в его руках, устраивается собственные ладони на Мишиной спине, гладит между лопатками. Бормочет: — Не называй меня так. — Романтиком? — смеется Миша. — Или мистером Эклзом? — Щурит нос, прижимается к губам Дженсена с коротким поцелуем и торжественно произносит: — Ладно, как скажете, мистер Коллинз-Эклз. — Нет, тоже не то. Рано же еще пока, — улыбается тот. — Потерпи пару дней, и сможешь так хоть до конца жизни звать. Миша вздыхает и прижимается к нему крепче. Потом, вспомнив кое-что, отстраняется и уточняет: — Ты точно уверен, что нам не нужна генеральная репетиция? Еще не поздно устроить завтра. Дженсен закатывает глаза. — Миш, у нас уже столько генеральных репетиций было, куда больше-то? Неужели тебе трех свадеб не хватило, не считая надвигающейся четвертой? С еще одним вздохом Миша утыкается ему обратно в шею, не снисходя до устного ответа. А может и не хватило, что тут такого? Это же свадьба с Дженсеном, как он сам не понимает. С ним под венец Миша готов сколько угодно раз. Без всякой иронии.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.