***
Битва армий закончилась, исход сегодняшних событий всецело зависит от результата другого сражения, которое развернулось не на грязной земле поделённой надвое страны под сильным ливнем, а в удобном кабинете за столом переговоров. Местом решения противоречий избрали нейтральную Швецию. Лидеры сверхдержав с их союзниками вели такую же упрямую борьбу, что недавно и их армии. Восточная сторона опиралась на преимущество на чехословацком направлении, где грозилась развернуть все имеющиеся войска для достижения победы и захвата ФРГ. Западные представители угрожали применением ядерного оружия. Имелся у них и ещё один козырь — американские силы, державшие в осаде высшее политическое руководство ГДР. Конечно, советские правители заявили следующее: «Вы держите верхушку наших союзников в окружении, а мы блокируем Берлин со всех сторон!» И здесь усилия зашли в тупик. В конечном итоге лидеры, осознав, что своим упрямством и преследованием мелочной выгоды они лишь превратят пограничный конфликт в мировую войну, всё-таки подписали мирный договор, по условиям которого возвращался статус, бывший до начала боёв. Иными словами, американцы возвращались в Западный Берлин, советские и чехословацкие войска покидали свои позиции в ФРГ, уйдя в пункты дислокации, будто бы вообще ничего не было. Парашютистов решено отпустить.***
Однодневная война завершилась в 21:00 для каждого по разному Для Хельмута Рорбаха весть о прекращении боёв пришла в тот момент, когда он знакомился с соседями по палате. Тогда в палату вбежал возбуждённый коротко подстриженный медбрат: — Парни, вы в курсе, война закончилась! — Чего? — спросил с какой-то придурковатой интонацией совсем не поверивший услышанному Хельмут, который лежал на кровати. — Мир подписан! Всё кончено! — Ну и кто победил? — задал вопрос раненный офицер с соседнего места. — Как кто? Мы же! Не пустили русских к столице. Войска обеих сторон отведены на исходные рубежи. — Бесполезное кровопролитие! — выругался обер-лейтенант. Рорбах уткнулся лицом в подушку, чтобы никто не видел, и заплакал то ли от радости, то ли от эмоционального наплыва и переживаний, то ли от стресса. Солдат и сам не знал почему. Потом его выпишут, отправят дослуживать свой срок на север Рейна. Вернер Райзер в момент объявления мира заканчивал писать отчёт об эффективности своего взвода, сидя в кабинете. Затем лейтенант отправился к майору Кохнеру для сдачи своего сорокаминутного труда. — Товарищ майор, разрешите, — сказал уставший офицер-танкист, протянув документ командиру батальона. — Угу, знаешь, Райзер, вожди договорились о мире. Наступил мир, мы с честью и гордостью отстояли своё социалистическое отечество, — лицо бывалого танкиста при свете настольной лампы излучало радость. — Благодарю за просвещение, разрешите идти? — Завтра в 12:00 наш полк отправляют на переформировку. Подготовь машины утром, сынок. — Есть. — Да не уходи ты! Позволь пожать тебе руку. Человек, что берёг жизни подчинённых и выполнил боевую задачу, достоен моего уважения. Последовало крепкое рукопожатие. Майор не отказал себе в желании обнять Вернера. — Молодец. Я изучу твой рапорт. Возможно, представлю тебя к награде или повышению. — Служу социалистическому обществу! — Свободен. Вернувшись в казарму, молодой лейтенант заметил бойцов взвода, сидевших за столом. Настроены ребята были празднично, об этом также говорило праздничное убранство со шнапсом и тортом, купленным на деньги всех присутствующих. — Товарищ лейтенант, садитесь к нам, — пригласил старшего по званию Вегнер. — За то, что выжили в горниле адской печки, выпить точно надо! — радостно выкрикнул Шульц, наливая себе в кружку выпивку. — Да, павших помянуть надо, — добавил Хубер. — Пожалуй, сейчас вам можно плюнуть на рамки званий. Мы с вами столько прошли! По моему можно говорить на равных, — разошёлся Манфред. — Вы правы. Я горжусь вами. Мне приятно сидеть с вами за одним столом, — Вернер уселся на свободной табуретке. — В одном танке и за одним столом. Наконец то наступило то самое равенство, о коем вещают партия, — хохмил Вольфганг. — Давайте не будем о политике, меня тошнит от неё. — Как прикажете, товарищ лейтенант. К застолью присоединились люди Ланге. — А где ваш командир? — спросил у них Штокманн. — Ушёл домой к любовнице. Его вообще отстранить не помешало. — А то как же, в семье не без урода. Танкисты праздновали боевое крещение и победу долго. На следующий день они встали с трудом. Что же касается англичан, то их отделение дежурило на границе, выполняя функции пограничной охраны. В руинах пограничной заставы разбили палаточный лагерь. Через денёк англичан с ополченцами сменят уже настоящие пограничники. — Как думаешь, Клайв, мы победили? — спросил Грант у следившего за пограничным рубежом. Отделение несло дежурство до часа ночи, потом их должны сменить отсыпающиеся в данный момент бойцы другого подразделения. — Победили или не победили? Какая разница? Жизнь лучше от этого не станет, — пессимистично ответил Хардман. — Частично ты прав. Соседствующие рядом немецкие ополченцы о чём-то радостно заговорили на родном языке, после того, как в окоп спрыгнул один солдат. — Эй, англ, битва кончиться, мы победить! — воскликнул на плохом английском рядом сидевший бородатый ополченец с каской на лбу. Не поверив немцу, Генри направил Далтона выяснить правдивость услышанного. Через пару минут гонец вернулся: — Правда ведь! Бои завершены, мир подписан. Возвращён довоенный статус. — Ничья, выходит, — выразился Хардман. — Да уж, этот день мы запомним на века, — героизировал произошедшее Липтон. — Мы победили! В чём проблема? Врага не пропустили же, — возмутился Эббироуд. — Американцы вторглись в ГДР и потеряли целый армейский корпус! На победу не тянет точно, — поделился новостями Далтон. Споры продолжались долго, но в конченом итоге победила дружба. Победители вскоре засыпали на месте, потому их отправили спать на полчаса раньше. Весь следующий день отделение отдежурило, а затем направилось в место дислокации. После объявления режима прекращения огня артдивизион, в котором служил Виктор, отозвали обратно в часть. Борисов за весь день только разочаровался, появилась тяга написать рапорт о переводе в мотострелковую часть. Однако Сергиенко отказал ему в переводе: — Ты довольно хороший наводчик. Отдавать тебя другим я не собираюсь. Старайся и скоро получишь повышение. — Так точно. После возвращения назад служба проходила как-то обыденно, словно ничего не случилось вовсе. Утром началась церемония торжественного награждения отличившихся солдат и офицеров полка, полная идеологического пафоса и патриотических речей. — Колхозный менталитет, говоришь, Витенька? Похоже ты оказался не прав, — иронизировал Алексей Гончаров над сослуживцем, стоя в одном строю на плацу. — Не угадал, прости, — Борисов мыслил несколько по-другому по поводу событий пограничного конфликта. Наоборот, отражение американской агрессии героически воспелось, мужество советских и немецких солдат восхвалялось. Однодневная война, начатая импульсивно из-за выстрелов американского террориста, получила широкую огласку в прессе социалистических стран. Конечно, о потерях особо не говорилось. Советское наступление в ФРГ преподносилось ответом на западную агрессию, что не лишено доли правды. Виктор действительно ошибался во многом. Для бельгийских десантников конец войны наступил лишь в два часа ночи. Арне с Самуэлем и британец нашли брод. При переправе им встретилась смешанная группа десантников: четыре бельгийца, пять французов, восемь англичан. Легионеры несли за плечи раненного бойца в звании младшего лейтенанта. — Эй, я вас кажется знаю, — двум друзьям послышался знакомый голос. — Сосновский? — спросил, не веря услышанному, Мертен. — Уже как тридцать три года ношу эту фамилию, любитель вафель. Рад, что вы живы. — А уж мы то как рады твоему чудесному возвращению. Мы тебе по гроб жизни обязаны. Спасибо, — переполненный эмоциями Арне бросился обнимать раненного в ноги поляка. — Да, ладно. Я просто сделал необходимое. Не берите в голову. Мне уже не в первый раз так достаётся. Где Жорж? — Погиб. — Очень жаль. Мы ним столько в Алжире вынесли, — узнав о смерти друга, Сосновский помолился за упокой его души. — Позволь нам тебя нести. — Да, пожалуйста. Кстати, господа солдаты, вы не забыли в каком тоне разговариваете с офицером? Шучу, можно и на «ты». Мы же не перед какой-нибудь там штабной проверкой. Десантники переправились через маленький брод. — Связь есть? — спросил французский сержант у радиста. — Никак нет. — Чешская ты морда. Далее группировка остановилась. Двоих британцев отправили на разведку, после их возвращения стало ясно, западный берег контролируется войсками НАТО. Потому десант спокойно подошёл к руинам заставы. Какой-то нервный немецкий ополченец начал палить по элитным бойцам из винтовки M1 «Гаранд» с оптическим прицелом. От этой стрельбы получил ранение британский парашютист. Потом немцы опознали союзников и пропустили их. Потрепанным военнослужащим воздушно-десантных войск разрешили переночевать в палатках, которые измотанные «смертники» поставили сами. — Они так могли нас и угробить! — возмущался Самуэль. Три товарища в данный момент лежали в одном месте. Рюкзаки, подсумки и оружие поставили в дальний угол. Куртки использовались в качестве одеял, освещал тесную палатку свет фонарика Арне. — А что поделаешь? А если бы мы оказались советскими? Помню, в годы моей юности, один деревенский старичок, охранявший схрон, в темноте расстрелял и фрицев, и наших партизан. Иногда такие нервные солдаты в возрасте оказываются гораздо опаснее элитных профессионалов. Жаркий выдался денёк. У вас бой то первый? — спросил Сосновский, лежавший на животе. — Первый. — Ясно. Я думал, раз вы парашютисты, то уже воевали где-нибудь. В Конго вечно всякая чертовщина творится. До Алжира и Индокитая не дотянет, конечно. Слышите? Дождик пошёл. Люблю оказаться в тепле, когда на улице паршиво, — резко перескочил с темы поляк. — Тут уж не поспоришь, — довольно сказал глядевший наверх лежавший на спине Арне. Утром парашютистов отправили в общий перевалочный пункт, откуда после сборов они отправились по домам. Арне с Самуэлем попросили поляка дать им свой адрес во Франции. Спустя полгода они встретились в Шарлемани и вспомнили былое. Витольд Вянек встретил весть о завершении боевых действий, находясь на холме. Сообщение пришло по рации вместе с приказом возвращаться назад, в Чехословакию. — Ради чего тогда вообще всё это затевалось? — спросил он прежде, чем прекратить радиообмен. — Я вас не понял, полковник, — ответил удивлённо Цибулка. — Зачем наступали, жертвовали людьми? Уж точно не за правое дело. Генерал-майор вышел из связи. Остатки полка в 23:26 достигли своего места дислокации. Прогремела команда отбой — весь личный состав уложили спать. Впрочем для офицеров Чехословацкой народной армии ещё ничего не закончилось, так как, пока свежа память, необходимо сдать рапорты о боевой эффективности. Возня продлилась долго. Только в три часа ночи Витольд сдал командиру дивизии свой отчёт. — Я настоятельно рекомендую вам впредь воздерживаться от всевозможных критических высказываний в адрес проводимой нами боевой операции. — Так точно. Витольд вернулся в сонную квартиру. Жена уже спала. «Староват я стал. Моя контуженная голова явно не переваривает суть произошедшего. Мне пора на покой. Никто меня уже не держит. Чего я заныл, словно лейтенант первого года службы? Выбрал стезю военного — служи и помалкивай!» — задумался полковник, засыпая. На следующий день верховное командование выразило ему благодарность за взятие важной стратегической позиции. На этом закончилась однодневная пограничная война, начатая военными и прекращённая политиками.