Ночь полной луны

"Я вижу звёзды в моём сне, Они не похожи на те, что светят в темноте, Я вижу небо это, И где-то там ты чувствуешь запах лета, Шагая по струнам гитары аккордами душистого мая! Эти звёзды, Так сияет лишь одна из них, Красным пламенем пылает, так и не узнаю, кем вы были, Богами, ангелами или людьми? Почему меня здесь забыли вы?" © Briz feat. Block40 — Natsuhiboshi

      Холодно. Чертовски холодно. Полная луна освещала кроны деревьев ночного зимнего леса, по которому я бежал, одетый в пионерскую форму. Скрип снега под ногами и тяжёлое прерывистое дыхание заглушали мысли. Куда я бегу? Я оступился, утонув по колено в сугробе, и упал лицом в снежную пучину. Ощущение было такое, будто меня мгновенно пронзили тысячи незримых игл, обжигая всё тело лютым могильным холодом. Где-то позади меня раздавался жуткий леденящий душу вой. «Догоняют…» — промелькнула в голове единственная внятная мысль. Поднявшись на ноги и отхаркиваясь, я стал выбираться из сугроба, столь радушно принявшего меня в свои объятия. Сильно окоченевшие руки и ноги с трудом поддавались контролю. Я снова бросился бежать неизвестно куда, лишь бы подальше отсюда. Тщетно. Стая уже окружила меня. Убегать было бесполезно. Я остановился. Они медленно бродили вокруг, рычали и бросали на меня пристальные сверкающие взгляды, будто ждали чего-то. Вот он, конец? Мгновение — и один из них, самый крупный, огромный белый волк, оказался прямо передо мной. Точно вожак. Огоньки его ярко-зелёных, совсем как у неё, глаз будто прожигали меня насквозь. Казалось, он вот-вот заговорит и сообщит напоследок что-то очень важное. Но вместо этого он лишь ощетинился и громко зарычал, демонстрируя свой свирепый оскал. Ещё миг — и неестественно холодный снег вокруг меня окрасился в цвет неаккуратно завязанного вокруг шеи пионерского галстука…       Я открыл глаза. Голова гудела не то спросонья, не то от похмелья, в последнее время посещавшего меня с незавидной регулярностью. Свет от фар проезжающих мимо машин, попадавший в окна, периодически освещал стены старой во всех смыслах квартиры с местами отклеившимися и насквозь прокуренными обоями. Интересно, когда же мне настолько приелся вид этого обшарпанного потолка, венчающего своды стен моей темницы, в которой постоянно господствовали хаос и беспорядок? Дико захотелось курить. Поднявшись с кровати и накинув на плечи куртку, я нащупал в кармане пачку с одной-единственной сигаретой, зажигалку, подошёл к окну и, слегка приоткрыв его, закурил. С того самого дня этот повторяющийся сон не давал мне покоя. Раз за разом он напоминал о Лене и о том, что с ней произошло… Всё на свете отдал бы за то, чтобы снова увидеть её, услышать голос, обнять так крепко, как только смогу, чтобы вновь ощутить её нежное дыхание на своей шее и тепло её тела. Как же мне её не хватало...       За окном крупными хлопьями валил снег. Блистая в свете уличных фонарей, снежинки робко кружились в безмолвном танце, парами и поодиночке закручиваясь то по часовой стрелке, то против, полностью отдав себя в объятия неуловимой для слуха мелодии, что зовётся тишиной. Но даже они, столь прекрасные и безмятежные, рождённые небесами, спустя несколько мгновений неизбежно достигнут земли, обречённые скрипеть в агонии под подошвой чьих-нибудь сапог, пока однажды не растают…       Наблюдая за этим снежным вальсом, я вспомнил наш с Леной танец на пристани той волшебной летней ночью. Блики лунного света на мелкой ряби безмятежной водной поверхности, бесчисленное множество сияющих звёзд на своде небесного купола, прохладный ветерок, ласково играющий локонами её тёмно-фиолетовых волос, её смущённое лицо и лукавый взгляд, милую улыбку, взволнованное дыхание, робкие, но свободные движения, чувства, обуявшие меня тогда с головы до пят. Вспомнил всё до мельчайших деталей. Но понять, насколько реальным всё это было, и было ли реальным вообще, у меня так и не вышло. Что, если это был всего лишь сон в одну из многих одинаковых зимних ночей, столь холодных и полных одиночества? Всего лишь сон, но такой яркий и сказочный, длиной в одну незабываемую и насыщенную событиями неделю, воспоминания о которой останутся со мной навсегда? Неделю, которую без тени сомнения я бы назвал самой лучшей в своей жизни. Но последний день смены безжалостно втоптал в грязь и перечеркнул всё тем самым окровавленным ножом. Можно ли было избежать трагедии? Смог бы я уберечь Лену, приди я на пару минут раньше? А вернись я туда, смог бы всё исправить, зная, где оступился? Очередная проезжающая мимо машина запустила в квартиру луч света, который оторвал меня от размышлений о безвозвратно потерянном счастье и осветил уродливый шрам на правой руке, от запястья до локтя. «Вдоль, а не поперёк…»       Мои соседи снизу — милейшей души люди. Марья Ивановна вроде бы работает в школе, учителем в младших классах, а её муж Пётр Михалыч — сторожем на хлебокомбинате. Именно они вытащили меня с того света, когда я, наложив на себя руки, залил их квартиру водой и испортил недавно сделанный евроремонт. Они заподозрили неладное и, позвав на помощь других соседей, вынесли мою входную дверь, а затем, причитая и молясь Богу, вызвали неотложку и оказали посильную первую помощь.       Через пару месяцев меня выписали из больницы, прописав кучу лекарств и витаминов. А Марья Ивановна с Петром Михалычем даже не стали подавать в суд за испорченные обои и поплывший ламинат. Они лишь неустанно читали нотации о моём образе жизни, скорее из добрых побуждений, глядя, как их молодой здоровый сосед загибается в одиночестве. Надо отметить, что их усилия были не напрасными, в какой-то мере. Я хоть и не стал особо ценить свою жизнь, но целенаправленно умирать мне не хотелось. После этого случая, они время от времени приглашали меня в гости, попить чай с домашней выпечкой Марьи Ивановны. Со временем они стали для меня почти родными людьми. Мы даже совместными усилиями сделали им новый ремонт. Я настоял, что оплачу всё из своего кармана, правда, мой кошелёк едва пережил этот тяжёлый удар...       Мои пальцы вдруг что-то обожгло. Я с удивлением обнаружил, что сигарета уже дотлела до самого фильтра, и кроме того — она была последней. Запустив окурок в свободный полёт прямиком из окна, придав ему ускорение в заданном направлении, я бросил взгляд на экран монитора (выключать компьютер было не в моих правилах) и посмотрел на часы. Без пятнадцати пять утра. Ровно год с тех пор, как я вернулся оттуда и утратил волю к жизни.       Сон к этому времени уже сошёл на нет. Я решил развеяться и глотнуть свежего воздуха, а заодно и прогуляться за сигаретами до ночного отдела ближайшего гастронома, который работал ещё со времён Советского Союза, неустанно снабжая местный ночной контингент дешёвой выпивкой из-под полы. Неспешно одевшись по погоде, я вышел в подъезд. На стенах красовались стандартные надписи вроде «Серый — лох», «здесь был Вася» и «Катя из 6в — шлюха». Когда я спускался мимо почтовых ящиков, моё внимание привлёк один из них, порядковый номер которого совпадал с номером моих скромных апартаментов. «Давненько я в него не заглядывал», — подумалось мне. Отперев дверцу ящика, я достал содержимое. Счета за интернет, свет, газ и воду, какая-то бесплатная газетёнка, листовка с ярким заголовком «а вы верите в Бога?», рекламная брошюрка «Ридерз Дайджест». И не подписанный конверт без обратного адреса, почтовых марок и каких-либо опознавательных знаков. В нём лежала фотография, приглядевшись к которой я увидел… те самые ворота «Совёнка», у которых меня когда-то встретила Славя! «Её свеча горит. А твоя?» — прочитал я на обороте снимка. Ворох воспоминаний и образов моментально вскружил голову. Скрепкой к фотографии была прикреплена какая-то бумажка, в которой я узнал автобусный билет советского образца. Ноги мои подкосились, и я чуть было не сел на месте, но, устояв, упёрся плечом в стену. Голова загудела пуще прежнего, сердце бешено застучало, и, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Мысли путались в месиво из вопросов и нелепых догадок. «Как? Откуда? Кто?» — эхом проносилось в голове снова и снова. Я ничего не понимал. Свеча? Горит? Что это значит? Если всё это — какая-то шутка, то она отнюдь не смешная. Всё это подтверждало, что неделя, проведённая в «Совёнке», мне не приснилась. Значит, Лена действительно умерла тогда у меня на руках, но… «её свеча горит…» Быть может, она все-таки жива? Иначе как ещё понимать эти слова? В моей душе зажёгся огонёк надежды, осветив её уголки и рассеяв апатию, которая всё это время крепко опутывала моё сердце своими нитями. Теперь я точно знал, что ничего ещё не закончилось: жирная точка, поставленная мной в этой истории собственной кровью год назад, стала теперь запятой, за которой следовало многоточие.       Решив отложить размышления на потом, я сунул фотографию во внутренний карман куртки, вышел из подъезда и двинул в направлении магазина. Как и ожидалось, в такое время на улице не было ни души, и только редкие машины, в основном — ночные «бомбилы», сновали по опустошённым городским улицам в поисках сильно припозднившихся пассажиров.       Всё время, что я шёл, складывалось стойкое впечатление, что за мной кто-то наблюдал. Ощущение чьего-то незримого присутствия и сверлящего спину пристального взгляда не покидало меня всю дорогу. Становилось откровенно не по себе. Вкупе со странностями, произошедшими ранее, это наталкивало меня на определённые мысли: происходило что-то, что отчаянно требовало моего внимания.       Придя в магазин, я протянул засыпающей на ходу молоденькой продавщице едва ли не последнюю сотню, взамен потребовав пачку дешёвых сигарет.       — Молодой человек, а вам возраст-то позволяет? — с вызовом спросила она, с ног до головы окинув меня оценивающим взглядом.       — Позволяет. По мне что, не видно, что ли?       — Не видно. Паспорт покажите. Иначе не продам, — решительно заявила она.       Вот ведь. Могу с уверенностью сказать, что моя внешность полностью соответствует возрасту, и никогда раньше документы у меня не требовали. С чего это вдруг сейчас? Делать нечего, я полез во внутренний карман за паспортом, который заблаговременно туда положил, так, на всякий случай — вдруг милиция прописку спросит? Я в развёрнутом виде показал удостоверяющий личность документ продавщице:       — Вот, пожалуйста.       — Ох, как хорошо вы сохранились, молодой человек! — сказала она, заметно повеселев, то ли шутя, то ли заигрывая. Почему-то сейчас она напомнила мне Ольгу Дмитриевну. Продавщица протянула мне сигареты, сдачу, и затем добавила: — Я бы вам больше семнадцати не дала. Спасибо за покупку! Приходите ещё!       — Ага, и вам не хворать, — сухо ответил я, разворачиваясь к выходу. «Всё страньше и страньше, — подумалось мне. — Не мог же я внезапно помолодеть. Или мог?»       Ответ не заставил себя долго ждать — подойдя к двери и собираясь её открыть, я увидел в отражении на стекле своё лицо, которое выглядело в точности, как если бы мне было не больше семнадцати лет, как и сказала девушка.       — Ка... КАКОГО ХРЕНА?! — вскрикнул я. Продавщица, которая снова принялась залипать за прилавком, вздрогнула и, хлопая глазами, испуганно спросила:       — Что такое? Я вам сдачу неправильно посчитала? Извините, ради Бога, засыпаю, сил нет прямо...       — Нет-нет, все в порядке. Я просто, кажется, потерял кое-что, — соврал я и поспешил выйти из магазина.       Что же происходит? Почему я снова так выгляжу? Помнится мне, тогда в лагере было то же самое, но ведь это было в лагере, чёрт знает в какой параллельной реальности или ещё где! А сейчас? Да как такое вообще возможно?! Сегодняшняя ночь преподнесла мне слишком много непонятных сюрпризов. Ноги сами понесли меня на остановку 410-го маршрута, которая была неподалёку. Она уже показалась в поле зрения, и я с надеждой и тоской смотрел на неё, как на шкаф, ведущий в пионерскую «Нарнию».       Подойдя к остановке, я сел на скамейку, достал из кармана только что купленную пачку и жадно закурил. В такое время автобусы, понятное дело, не ходят, но я не удивился бы, если 410-тый, ревя мотором, сейчас появился бы из-за поворота, распахнул свои двери, и увёз меня прочь, прямиком туда, в «Совёнок».       — Да нет, вряд ли, — ухмыльнувшись, сказал я вслух и смачно затянулся.       — Что «вряд ли»? — спросил кто-то.       Я оглянулся. Рядом сидел какой-то парень, в камуфляжной куртке, с накинутым на голову капюшоном. Готов поклясться, что секунду назад его там не было.       — Вряд ли автобус приедет, говорю. В такое-то время, — ответил я, украдкой пытаясь разглядеть его лицо. Но мне это никак не удавалось.       — Как знать, — загадочно сказал паренёк. Его голос определённо был знакомым. Он задрал рукав куртки и посмотрел на часы, украшающие запястье. «Хм. "Командирские"? — мысленно подметил я. — У бати, кажись, такие же были». Спустя секунду, парень добавил: — Заказные никто не отменял.       — В смысле, «заказные»? — чуть приподняв бровь, переспросил я.       Стоило мне договорить, как послышался приближающийся звук ревущего двигателя, и из-за поворота, сверкая фарами, показался автобус. Не старый видавший виды «ЛиАЗ», который обычно ходил по 410-му маршруту, а «Икарус», почти новый, точно такой же, как и тот, в котором я проснулся в лагере в первый день смены.       Нет, всё-таки я несказанно удивился. Автобус замедлил ход и, поравнявшись с остановкой, прекратил движение. Паренёк, сидевший рядом со мной, вдруг встал, подошёл к двери, которая открылась сама собой, повернулся ко мне и дружелюбно спросил:       — Ты едешь или как?       Сигарета выпала у меня из руки. Я не нашёл, что ответить, молча встал и принялся разглядывать только что прибывший неведомо откуда «Икарус» под номером 410.       — Так едешь или нет? — повторил свой вопрос незнакомец. — Решай быстрее. У тебя ведь и билет уже есть.       С этими словами он скрылся в дверном проеме автобуса. На секунду мне показалось, что он подмигнул мне, и я даже мельком успел увидеть его лицо. Но не успел разглядеть, как следует.       Хочу ли я ехать? Хочу ли снова оказаться в «Совёнке»? Не знаю почему, но я был твёрдо уверен, что если сяду сейчас в автобус — то он непременно привезёт меня именно туда. Однажды автобус этого маршрута уже изменил мою жизнь. Что мешает ему сделать это ещё разок? Меня уже не терзали вопросы о том, кто подсунул мне тот конверт, почему я вновь помолодел, кто этот парень и откуда он знает о билете. Вполне может быть, что он за этим и стоит. «Её свеча горит…» — ведь это может значить только одно — Лена жива! Я вновь увижу её! Сделав глубокий вдох, я уверенно шагнул в дверь автобуса. «Пипл, проклоцывайте ваши тикеты! Следующая остановка — за гранью реальности!».