***
Где ты? СМ Где ты, черт подери?! СМ Ты не можешь умереть. СМ ТЫ ЧЕРТОВ УБЛЮДОК! СМ …ты не мог умереть… СМ Неделю спустя. Ты тут? СМ Это не смешно, босс. Завязывай уже. СМ Месяц спустя. Джим? СМ Три месяца спустя. Три месяца. Ты не собираешься возвращаться. СМ Паскуда. СМ Шесть месяцев спустя. Знаешь, кто теперь самый опасный человек в Лондоне? Я. Хочешь снова стать им — вернись и займись своей гребаной работой. СМ Восемь месяцев спустя. Крыша поехала. Купил черт знает зачем пару новых костюмов. Ненавижу их. СМ Это как укус комара. Все время зудит. СМ Напоминает о тебе. СМ Не комар, я имею в виду. Костюмы. СМ …все вокруг напоминает о тебе… СМ Год спустя. Сегодня годовщина. Все еще мертв? СМ Ну конечно, мертв. СМ Говнюк. СМ Год и три месяца спустя. знаешь кгд я сильн нпиваюсь нчинает мрещиться вская хрень СМ мне кжется что я видел тебя СМ кнечн это был не ты потому что ты МЕРТВ СМ Два года спустя. Помнишь Роджерса? Тощий такой, мы еще оба думали, что из него не выйдет ничего путного? Как оказалось, у малыша есть яйца. Теперь делает для меня то, что раньше я делал для тебя. Конечно, он не так хорош, как я. Но ведь лучше меня найти невозможно, да? СМ Два года и четыре месяца спустя. Шерлок жив. Это несправедливо. Почему он выжил, а ты нет? Он пытался разрушить твою сеть, но я подсуетился и спутал все карты. Ему достались жалкие крупицы, а он уверен, что напал на золотую жилу. СМ Видел бы ты, с какой помпой он обставил свое воскрешение. СМ Он тогда покончил с собой ради Уотсона. А ты-то ради чего? СМ Два года и шесть месяцев спустя. Прости. СМ Два года и семь месяцев спустя. Пожалуйста, возвращайся домой. СМ Два года семь месяцев и две недели спустя. Я люблю тебя. СМ Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. СМ …сволочь ты. СМ Два года и восемь месяцев спустя. Ненавижу тебя. СМ Это неправда. Черт, не могу тебе врать даже мертвому. Идиотизм. СМ Два года и одиннадцать месяцев спустя. Ужин стынет. СМ Неважно. Иногда я забываюсь. СМ Оставленные тобой шрамы начали пропадать, но не волнуйся, я их освежил. Каждый из них. СМ Три года спустя. Тут возникли кое-какие проблемы. Пришлось избавиться от старого телефона. И квартиры. Я скучаю по ней. В новой нет ничего, что напоминало бы о тебе. СМ Может, оно и к лучшему. СМ Три года и два месяца спустя. Я думал, что смогу справиться, Джимми. СМ Ха, как же ты бесился, когда я называл тебя так. СМ Но раз уж ты труп, Джимми, то никто не может мне запретить называть тебя так. СМ Прости. Это к делу не относится (и это тебя тоже бесило). СМ Я решился, босс. Сделаю это из моего любимого пистолета. Ты ведь помнишь крошку Люси? Сегодня вечером. Хватит с меня пустых ожиданий. СМ Мы всегда с тобой говорили, что вся эта чушь про Бога — ересь полная. Но я все равно надеюсь, что смогу увидеть тебя хотя бы в аду. СМ Я люблю тебя. СМ И сделаю то, чего ты никогда бы ради меня не сделал. СМ Пока, Босс. СМ***
Он уже не дождется. И когда он, наконец, признается себе в этом, он понимает, что сломался. Джим не вернется. Сколько лет ему понадобилось, чтобы смириться и перестать ждать? Словно со стороны он наблюдает за тем, как его руки отработанными до автоматизма движениями заряжают пистолет одной пулей. Вторая не понадобится. Какая нелепость: всю жизнь драться, вгрызаться в нее когтями и зубами, чтобы в итоге застрелиться из пистолета, который столько раз спасал его от смерти. Вот уж действительно, сколь веревочке ни виться… Да и кому из ныне здравствующих под силу убить самого опасного человека в Лондоне? С учетом того, что за последние три года все попытки отправить его на тот свет окончились полным провалом, никому. Хочешь сделать хорошо - сделай это сам. Интересно, кто найдет его тело? Уборщица или кто-то из близких друзей? Узнав завтра утром о случившемся, Роджерс наверняка решит, что бывший снайпер заранее все спланировал и отослал его, чтобы никто не подумал, что он в этом замешан. Нет сомнений, этот парень сразу поймет, что к чему. Может, даже, качая головой, тихо обругает Себастьяна, мол: «Вот, идиот». А потом избавится от тела и, скорее всего, возьмет руководство сетью на себя. Все это напоминает традиции какой-то дурной династии, где власть передается по праву крови. Что ж, это уже не его проблема. Дальше пусть кто-нибудь другой… Щелчок — обойма встала на место. Теперь необходимо скрутить и проверить глушитель. Лучше обойтись без лишнего шума. Нужно помнить, что в доме есть соседи, которых и так потом будут прессовать. Незачем еще и сна их лишать. Это было бы нечестно с его стороны. Как было нечестно со стороны Джима. Джим… — За тебя, величайший из засранцев, — стараясь, чтобы голос звучал бодро и весело, бормочет он и отдает честь, салютуя пистолетным стволом от виска. Только сегодня, единственный раз за эти три с лишним года, он не стал надевать ни костюма, ни галстука, нацепив поношенные джинсы и футболку. Если уж умирать, то самим собой, а не прикидываясь дурной копией Джима. Все равно хреново получалось. Его никто не заменит. Не стоило и пытаться. Когда холодное дуло упирается в висок, Себастьян вдруг задумывается, а успеет ли он что-то почувствовать? Успел ли Джим тогда что-то почувствовать? Скорее всего, нет. Можно было, конечно, использовать и абсолютно безболезненный вариант. Но с таблетками слишком велик шанс не довести дело до конца. Раз уж он прожил жизнь с оружием в руках, то и смерть он примет от него. Это будет правильно. Пусть и не в бою, как он всегда себе представлял. — Твою мать, Себастьян, а ну не смей! Неизвестно откуда раздавшийся окрик заставляет Себастьяна подпрыгнуть от неожиданности. Он резко оборачивается в сторону коридора и ... Нет. Нет, нет, нет. Ему, должно быть, мерещится, это просто чертовы галлюцинации. Никакие силы ада не смогли бы сделать так, чтобы Джим, с лицом, искаженным гневом, черными глазищами, яростно оскаленными зубами и растрепанными ветром волосами, сейчас оказался здесь. Хотя… даже если это и не Джим, разве Себастьян не может притвориться, что это он? Ненадолго, пока еще не спущен курок. Не опуская пистолета, другой рукой он неуверенно тянется к призраку. — Эй, босс, что это ты бледный, как смерть? Все так плохо? Решил вот сам узнать, больно ли… умирать. Думаю, что больно. Но ведь как только я умру, это уже не будет иметь значения. Украшенные шрамом губы кривятся в невеселой ухмылке, синие глаза холодны как никогда. Джим делает шаг вперед, но тут же замирает, заметив, как дернулся палец Себастьяна на курке. Затаив дыхание, мертвенно бледный Джим, не отрываясь, смотрит на Себастьяна, взглядом едва не прожигая в нем дыру. Он яростно сжимает кулаки: — Себби… Тигр… Не делай этого. Пожалуйста, черт тебя подери. Не смей. Иначе, клянусь, я тебя откачаю, потом вытрясу из тебя всю душу, засуну ее обратно в твою тушку и сам убью тебя! И буду повторять это до тех пор, пока у тебя мозги на место не встанут! — он произносит это таким знакомым, угрожающим тоном, что Себастьян не может сдержать грустной улыбки. — Не сомневаюсь, что так и будет, ведь ты… Договорить он не успевает. Воспользовавшись тем, что Себастьян отвлекся, Джим бросается вперед и, вцепившись в него не хуже дикой кошки, опрокидывает того на пол, одновременно пытаясь вырвать из его руки пистолет, чтобы отбросить подальше. Раздается выстрел. Где-то вне поля зрения откалывается и, качнувшись, шмякается об пол кусок штукатурки. Джим набрасывается на Себастьяна с кулаками, бьет по чему придется, не обращая внимания на боль в собственных ладонях: — Ты, гребаный идиот! Как же я тебя ненавижу! Мало того, что ты строчил эти чертовы смски и не мог оставить меня в покое, так тебе еще хватило наглости устроить этот цирк?! Я подвешу тебя за пальцы ног. Я тебе все волосы вырву. Ты у меня от голода сдохнешь. Да я тебя... — сквозь всхлипы скороговоркой угрожает он, колотя потрясенного Себастьяна. Тот смаргивает еще и еще раз. Все как в тумане. Наконец он осознает, что на него сыплются удары. Себастьян перехватывает руки Джима… и словно пелена падает с глаз. Ошарашенный, он вдруг чувствует, как дико бьется пульс в тонких запястьях, слышит хриплое, учащенное дыхание Джима, ощущает тяжесть его тела на своей груди и то, как отдаются в ней удары чужого сердца... — Дж... Джим? Босс? О, господи, ДЖИМ! Себастьян задыхается, глаза обжигает слезами. Его как молнией пронзает. Это Джим, живой, НАСТОЯЩИЙ. Забыв про всякую осторожность, он стискивает Джима в стальных объятиях. Галлюцинацию же нельзя потрогать, ведь так? Значит, Джим, будь он трижды проклят, на самом деле здесь! Себастьян разражается сумасшедшим хохотом. Смеясь и плача, он утыкается лицом в щуплое плечо. И ни один даже самый прекрасный запах на свете не может сравниться сейчас с этим запахом. Ни один. Джим в ответ изо всех сил прижимает к себе вцепившегося в него мертвой хваткой Себастьяна. Его руки лихорадочно гладят снайпера по спине, не пропуская ни единого дюйма, словно проверяя и боясь нащупать новые шрамы. Кажется, и Джим еще не до конца верит, что это происходит на самом деле. Он чуть сильнее, чем нужно, ободряюще похлопывает находящегося в полной прострации, вздрагивающего Себастьяна и едва ли не воркует в попытках его успокоить. — Ну-ну, тигр, папочка дома. Он больше никогда не оставит тебя. Больше никогда. Ему пришлось исчезнуть на какое-то время. Но теперь он вернулся и больше никуда не уедет. Ну же, Себ, милый, я больше не брошу тебя. Ш-ш-ш, папочка с тобой. Резко отстранившись, Себастьян вглядывается в лицо Джима, вытирая текущие по раскрасневшемуся лицу слезы, и хотя его еще слегка потряхивает, от голоса Джима он постепенно успокаивается. Его мозг, кажется, готов взорваться, не в силах поверить в реальность происходящего. Проходит еще минут десять, прежде чем ему удается полностью овладеть собой. И вот наконец, словно продравшись сквозь завесу тумана, он растерянно смотрит на Джима посветлевшими глазами. — Джимми… Где... Где ты был все это время? Джим отводит взгляд, он выглядит почти виноватым. — Я не могу тебе сказать. Пока не могу. Я тебе потом все объясню, обещаю. Хорошо? — говорит он тихо, так знакомо растягивая слова. Какое-то время Себастьян борется с собой, но потом тянется к Джиму и трется о него носом: — Хорошо. Но тебе придется очень многое мне объяснить. На мгновенье он отстраняется, и его голубые глаза превращаются в узкие щелочки: — И это вовсе не значит, что я тебя простил, ублюдок. — Следи за языком, тигр! — нахмурившись, вздергивает бровь Джим. Себастьян смеется и, с нежностью глядя на Джима, качает головой. Им нужно будет многое выяснить, но сейчас оба сжимают друг друга в объятиях так, точно хотят задушить друг друга. И в данный момент больше ничего не имеет значения. Какая-то непреодолимая сила заставляет их губы слиться в таком жестком поцелуе, что они стукаются зубами. Себастьян жадно втягивает в себя язык Джима, будто собирается вырвать его с корнем, словно желая сделать с ним то же самое, что Джим когда-то сделал с его сердцем. Но это так же невозможно, как невозможно изменить то, что уже случилось, и никто не хочет уступить. Их бедра начинают двигаться в такт, плотно соприкасаясь друг с другом, и довольное рычание перемежается болезненным шипением. Не тратя времени на то, чтобы раздеться, Себастьян шлепком заставляет Джима оседлать его колени и вплотную прижаться к его напряженному животу. Облапив руками задницу Джима, он, рыча, насаживающими движениями дергает его вниз, и они с жестокой страстью все сильнее впиваются друг другу в губы. Еще немного, и они кончат в штаны, как последние малолетки, но обоим сейчас на это абсолютно наплевать, и наслаждение обжигает, и так приятно чувствовать друг друга вот так, вот здесь… ДА, ИМЕННО ТА-А-К! — Черт, Дж… Джим, я сейчас … — Себастьян не успевает закончить. Он содрогается всем телом и со звериным рыком вонзает зубы в шею Джима. Его брюки мокры и липнут к бедрам. Джим чувствует это, чувствует, как его шею прошивает резкой болью, и, замерев на секунду, кончает следом, судорожно дернув несколько раз бедрами. Через мгновение он гуттаперчевой куклой обвисает в руках Себа. Оба валятся на пол, не отпуская друг друга, словно срослись телами прямо сквозь одежду. Спустя пару минут Себастьян закатывает глаза и приглушенно смеется: — Ты понимаешь, как по-идиотски мы сейчас выглядим? — с нежностью произносит он. — О, да, пре-красно понимаю, тигр, — озорно усмехаясь, Джим откидывается, но в тот же миг становится серьезным. Ловко просунув руку под тесную майку, Джим до крови вонзает ногти в спину Себастьяна: — Я вовсе не такой сильный, как ты думаешь, Себби. Я не могу... не могу жить без тебя. Никогда больше не смей так делать! Понял? — рычит он с искаженным от бешенства лицом, и чернота его взгляда вяжет Морана по рукам и ногам. Себастьян шипит от жгучей боли и только кивает головой, выгибаясь всем телом. И эта боль — самое достоверное подтверждение того, что он все еще жив. Что Джим жив. — Больше никогда, босс, — шепчет он, придвигаясь ближе и зарываясь лицом в шею Джима. Это выходит как-то неловко, ведь он намного крупнее. Но от этой неловкости почему-то хорошо. Эта неловкость естественная и правильная, потому что ближе просто невозможно. И он как коконом весь окутан запахом того, кого любит больше всех на свете и сильнее, чем, как ему казалось, он вообще способен любить. — Вот и хорошо. Еще долго они лежат, не шевелясь и не говоря ни слова. На полу. Ощущая на коже холодок остывающей спермы. Не разжимая рук и неотрывно глядя друг другу в глаза. КОНЕЦ