Обзор со стола

Обзор со стола открывался отличный: вся комната как на ладони. Впрочем, Габриэль Евгеньевич обзором наслаждаться не желал, поэтому глаза лениво прикрыл. Во-первых, так лучше думалось. А во-вторых, чего он там не видел, в этой комнате? Росписи настенные, что ли? Да он их наизусть знает, каждую чёрточку! В молодости, бывало, любил разглядывать. Любопытно же: как это у людей между собой происходит. А вживую Хозяин посмотреть не давал. То за дверь выгонял, а то и вовсе в клетку запихивал. Стеснялся, что ли? Вот и приходилось по рисункам соображать. Потом, конечно, удалось подглядеть и за Хозяином, и за другими. Но тогда уже не так интересно было. Сообразил уже к тому времени, что не так они друг от друга и отличаются в этом плане. В конце концов, Габриэль Евгеньевич был крыса, а не дурак. Впрочем, одно отличие всё же было. Можно сказать, ключевое. Люди из всего делали проблему. Там, где крысы бы уже несколько раз потрахались и разбежались, люди начинали краснеть, бледнеть, потеть, заикаться, или демонстративно расходились в разные стороны, пожирая друг друга взглядами. В этом смысле двое на кушетке были далеко не худшими образцами. По крайней мере, лежали они в обнимку, и даже сопели в унисон. И это очень облегчало дело. Потому что накануне Хозяин велел присмотреть за ними. За ними обоими. А как можно присмотреть за обоими, если они вдруг разбредутся в разные стороны, Габриэль Евгеньевич представлял плохо. Словно откликаясь на его мысли, один из спящих едва слышно шевельнулся, и синхронное сопение сразу перестало быть синхронным. Габриэль Евгеньевич заинтересованно приоткрыл глаза. Так и есть, Полосатый проснулся первым. Полосатым он, впрочем, перестал быть ещё вчера вечером, когда зачем-то снял тельняшку. Но не менять же удачное прозвище из-за такой мелочи. Конечно, у Полосатого (как и у большинства людей) было имя. Но имена Габриэль Евгеньевич недолюбливал. Среди них было слишком много одинаковых и слишком мало подходящих. Взять хотя бы его, Габриэля Евгеньевича, тёзку. Против самого тёзки он почти ничего не имел. Но осознание того, что тебя назвали в честь кого-то, а не за личные качества, слегка огорчало. Поэтому Полосатый даже без тельняшки оставался Полосатым, а Галстук – Галстуком. Ну а Хозяин и вовсе был Хозяином независимо от одежды. Тем временем Полосатый зевнул, небрежно почесал ногу об ногу и хотел было потянуться, но обнаружил, что на его руке кто-то лежит. И сразу же прижал к себе поближе этого кого-то, ещё и второй рукой сверху накрыл. Лучше бы одеялом, конечно. Потому что утро прохладное выдалось. Габриэль Евгеньевич бы и сам с удовольствием сейчас под одеяло забился, подальше от сквозняков и сырости. Старость, что ли? Мысль о возрасте была не слишком своевременной, потому что пока Габриэль Евгеньевич её думал, Полосатый наконец-то открыл глаза. И тут же закрыл. И открыл снова. В глазах плескалось искреннее удивление, радость и даже немножко ужас. Впрочем, насчёт ужаса Габриэль Евгеньевич не был совсем уж однозначно уверен. Обзор со стола был хорош, но не настолько. Тем не менее, что-то похожее на ужас во взгляде Полосатого читалось вполне явственно. А Габриэль Евгеньевич всё же был крыса, а не дурак. «Блядь», - беззвучно произнёс Полосатый, внимательно изучая макушку прижавшегося к нему человека. После чего обхватил того поудобнее, притянул поближе (хотя, казалось, куда уж ближе-то) и снова закрыл глаза. Да ещё и дыхание выровнял. Не будь Габриэль Евгеньевич крысой, он, может, и поверил бы, что Полосатый снова заснул. Но звериное чутьё не обманешь. Не спал он, и даже не собирался. Просто лежал не шевелясь, погрузившись в свои мысли, и изо всех сил старался не разбудить Галстука неосторожным движением. Старался, но всё равно время от времени машинально гладил его по спине самыми кончиками пальцев. Проведёт чуть-чуть – и тут же испуганно замирает и прислушивается к чужому сонному дыханию. Габриэлю Евгеньевичу не было никакого дела до человеческих брачных игрищ, и если бы не просьба Хозяина, он давно бы нашёл себе занятие поинтереснее. Но Хозяин сказал присмотреть. И Габриэль Евгеньевич следил: за Полосатым, его рукой, за мерным дыханием Галстука… и, конечно же, первым заметил, когда это дыхание сбилось с привычного ритма. Галстук заёрзал на кушетке, и голова его сползла с плеча Полосатого ему же в подмышку. Сам Полосатый тем временем старательно изображал спящего. Галстук же окончательно проснулся, на мгновение замер, то ли прислушиваясь к окружающей обстановке, то ли вспоминая события прошлой ночи… и вдруг вздрогнул всем телом, напрягся, и резко вынырнул из подмышки Полосатого. Точнее, попытался. Безуспешно, потому что Полосатый «сонно» обнял его и немедленно вернул обратно. Галстук на объятия отвечать не спешил, но и вырываться тоже не собирался. Поёрзал ещё немного, устраиваясь поудобнее, и снова затих. И тоже не уснул. Так они и лежали вдвоём, не двигаясь и почти не дыша, боясь разбудить друг друга. У Галстука получалось хуже. Он то отстранялся от своего соседа по кушетке, то, наоборот, порывался обнять его, но не решался. Галстук нервничал и боялся. Полосатый боялся и нервничал. Ещё сильнее он занервничал, когда Галстук, в очередной раз поёрзав у него под боком, неловко тряхнул головой, и выбившаяся из хвоста прядь волос упала Полосатому на лицо. Очень сложно сохранять сонную невозмутимость, когда нос тебе щекочут чужие волосы. (А волосы щекотали, в этом можно было даже не сомневаться.) Полосатый попытался незаметно сдуть проблему (безуспешно), потом дёрнул носом, и ещё раз, и ещё… и, наконец, оглушительно чихнул. - Будь здоров, - машинально отозвался Галстук. И добавил слегка обиженно: - Ты не спишь. - Ты тоже, - резонно заметил Полосатый, обнимая собеседника уже в открытую. Тот был явно не против, но обиженные интонации из голоса так и не убрал: - Между прочим, раз уж мы оба проснулись, и в состоянии разговаривать… Хочу сразу прояснить один насущный момент. Во избежание дальнейшего непонимания. - Я вас внимательно слушаю, Дмитрий. - Ну так вот… По поводу того, что мы тут лежим, и вообще… Ты же меня вроде как послал! - Не совсем так, и уж точно не в таких выражениях. Я тебя… ну, типа отпустил. - Мог бы сначала спросить, хочу ли я вообще отпускаться. Вместо ответа Полосатый высвободил одну руку, пошерудил между кушеткой и стеной и извлёк оттуда мятую пачку сигарет. Сигареты в мятой пачке были, естественно, тоже мятые. Зажав в зубах мятую сигарету, Полосатый огляделся в поисках зажигалки, не нашёл, задумчиво пожевал сигарету, вздохнул и запустил её щелчком в другой конец комнаты. - Ну и зачем выбрасывать хорошую вещь? – пробурчал Галстук. – Я бы тебе дал. - Ммм? – немедленно встрепенулся Полосатый. – Точно дал бы? - Зажигалку. Дал. Бы. - Конечно, зажигалку. А ты о чём подумал? - Гуанако, ты неисправим! Полосатый снова не ответил. Вместо этого он слегка приподнялся, навис над Галстуком и деловито запустил руку в карман его штанов. Галстук не то, чтобы всерьёз удивился, но всё-таки спросил: - Не будет ли бестактностью с моей стороны поинтересоваться, что ты там делаешь? - Ищу зажигалку, конечно. - Она в другом кармане. Ворчливости в его голосе заметно поубавилось, и Габриэль Евгеньевич довольно потёр лапки. Кажется, пока всё шло хорошо. - Да и хуй с ней. Я тут тоже нашёл! - Но там нет зажигалки, - медленно произнёс Галстук. И сам, кажется, так и не определился, было это вопросом или утверждением. Поэтому он украдкой от собеседника пощупал второй карман. О результатах проверки Габриэль Евгеньевич так ничего и не узнал, потому что в этот момент Полосатый гордо провозгласил: - Я нашёл отличную дырку! - Там не было дырки, – возмущённо прошипел Галстук, снова не выражая особой уверенности в собственных словах. - Конечно! Я её только что сделал! - Гуанако, прекрати портить мои любимые штаны! Они у меня с третьего ку… Что ты вообще там делаешь? - Проверяю, насколько ты по мне скучал. Потому что я, знаешь ли, скучал очень. - С этими словами Полосатый запустил руку в карман чуть ли не по локоть. Хозяин многострадального кармана хотел было что-то возразить, но внезапно изменился в лице, и вместо заготовленной фразы прозвучал короткий стон. - Вот, совсем другое дело, - довольно ухмыльнулся Полосатый, свободной рукой вжимая Галстука в кушетку. - Нормальные люди… используют для этого… ширинку, - хрипло, с паузами выдохнул тот, всё-таки решив оставить последнее слово за собой. - А где ты видишь нормальных? – хмыкнул Полосатый. И впился в губы Галстука с такой страстью, какой сам Габриэль Евгеньевич удостаивал далеко не каждый кусок сыра. И уж подавно не каждую хорошенькую крыску. Дальше смотреть было не особо интересно. Людям, которые настолько друг по другу соскучились, обычно не до экспериментов. Силуэты на стенах гораздо более изобретательны. Да и с растяжкой у них лучше. Полосатый всё-таки добрался до ширинки, торопливо справился с застёжкой, рывком стянул с Галстука брюки и швырнул их через всю комнату. Аккурат на стол. Левая штанина накрыла телефон, правая (с вышитыми глазами) – Габриэля Евгеньевича. Некоторое время он изучал глаза и раздумывал, не прогрызть ли дырку и во втором кармане тоже, но решил не портить чужое имущество раньше времени. Тем более что владелец имущества наконец-то прекратил болтать, и теперь только часто и горячо дышал, даже не пытаясь сдерживать стоны. Нависающий над ним Полосатый вёл себя более сдержанно, разве что не мурлыкая от удовольствия. Но двигался он быстро, ритмично, и на обнажённой спине уже блестели первые капельки пота. Которые, впрочем, почти сразу же смазывал растрёпанный хвост. «Большой довольный полосатый кот», - подумал Габриэль Евгеньевич, и сам удивился собственным мыслям. Котов он видел разве что на картинках, но сравнение напрашивалось само собой. Корабельный кот. Кот урчал, всё сильнее и сильнее вжимая свою жертву в кушетку. Жертва стонала, извивалась и даже, кажется, пыталась вырываться, но при этом выглядела абсолютно счастливой. А Габриэль Евгеньевич отстранённо думал, почему нельзя было заняться этим сразу же при встрече? Зачем было устраивать всё это представление с неуёмным распитием алкоголя и игрой в карты на раздевание университетского тёзки? Всё же быть крысой намного проще. Да, пожалуй, и приятнее. Довольное урчание сменило тональность и превратилось в сдавленный рык. Не менее довольный. Несчастная жертва в очередной раз дёрнулась, обхватывая ногами своего мучителя, и поддержала его особенно громким стоном. После чего выдохнула и расслабленно откинулась назад, с размаху стукнувшись головой о стену. Стена ответила гулким бумом. Галстук даже не поморщился. И не выругался. Только счастливо улыбнулся, потирая затылок, и посмотрел на Полосатого со смесью обожания, умиления и неясной тревоги. Полосатый замялся. И мялся достаточно долго для того, чтоб снова достать пачку, выудить из неё новую сигарету, вспомнить, что зажигалка в штанах, а штаны – на столе (и, частично, Габриэле Евгеньевиче), в другом конце комнаты… - Слушай, я хотел сказать… - решился он наконец. - Я вас внимательно слушаю, Сергей Корнеевич, - безупречно скопировал чужую интонацию Галстук. - Так вот… Хуйня, в общем, получилась. С тем, как… Когда я… Ну бля… Ну, хуйня, короче. Я – мудак. Извини, а? - Извиняю, - гордо провозгласил Галстук. И улыбнулся. Полосатый сидел спиной к столу, но для того, чтоб догадаться, как засветилась от счастья его рожа, не надо было обладать даром прорицания или академическими знаниями в психологии человеческих отношений. Короче, только дурак бы не заметил. А Габриэль Евгеньевич был крыса, а не дурак. Поэтому он хмыкнул в седые усы и, беззвучно спустившись со стола по телефонному проводу, выскользнул из комнаты через меленькую щель за плинтусом. Дальше можно было не следить. И так никуда не денутся.