Больше никаких платьев

Кёске повзрослел уже очень давно. Он потерял счёт боевым вылетам и сбитым самолётам противника. На войне все взрослеют быстрее. Старшая сестра, Фудзико-сан, тоже выросла, вытянулась, превратилась в настоящую японскую леди. И даже военный мундир был ей к лицу, хотя в платьях она всё-таки выглядела лучше. Кёске прожил у барона Цубоми так долго, что порой легко забывал о том, что он — приёмыш, сын умершего друга. Он привык считать семью Цубоми своею, всегда чувствовал, что рядом с ним — родные люди. И только иногда, когда Фудзико-сан одевалась по-европейски, начинала вести себя по-светски вычурно и холодно, Кёске казалось, что перед ним чужой человек. Но причина крылась всего лишь в нарядах, для которых у Фудзико была заведена целая гардеробная. Эти западные платья были так непохожи на традиционную японскую одежду. Несмотря на то, что Кёске вырос на материке, он уже успел отвыкнуть от европейской одежды. К тому же, сколько он себя помнил, женские платья всегда казались ему таинственными и интересными. Настолько интересными, что иногда он тайком пробирался в комнату своей названной сестрицы, чтобы посмотреть на них. Отодвигал створчатую дверь гардеробной в сторону и стоял на пороге, рассматривая и робея. Голову кружил запах цветочных духов, которыми пользовалась Фудзико-сан. Кружева, оборки, складки, тонкая ткань, полупрозрачные вставки казались какими-то невиданными сокровищами, и очень хотелось протянуть руку и касаться всего, что попадалось ему на глаза. Эти платья обладали прямо-таки волшебной способностью преображать человека. Они были неземной красоты и, казалось, несли в себе столько удивительных секретов. Иногда Кёске набирался смелости и действительно прикасался к одежде, висящей на вешалках. Поглаживал холодный и лоснящийся атлас, ворсистый бархат, мягкий хлопок. Накрахмаленные нижние юбки и корсеты с каркасом из китового уса приводили его одновременно в ступор и восторг. В них было столько швов, столько оборок и завязок. Обычно скрытые в повседневной жизни, здесь, в гардеробной, все потаённые секреты женского платья открыто представали перед его взглядом. Он смотрел на перчатки, которые лежали в отдельной стенной нише. Лайковые, светлые, длинные, они доходили Фудзико-сан до локтей. Здесь даже была пара кружевных перчаток, и узор их кружева казался настоящей филигранью. Тонкая работа искусных мастериц из Италии. Фудзико-сан надевала их только тогда, когда в поместье проходили важные приёмы. А ещё были чулки. Не только шёлковые, но даже из нейлона. Кёске слышал, что они были очень дорогими. Нейлон производился не в Японии, а в Соединённых Штатах, и сейчас, когда шла война, цены на него взлетели до небес. Чулки были гладкие, прохладные на ощупь, с аккуратным швом и тонкой кромкой. К чулкам прилагался пояс со специальными резиновыми подвязками... И тут Кёске стыдливо отворачивался. В любом случае, европейские наряды вводили его в священный ступор. Однажды, когда он рассматривал очередное новое платье Фудзико-сан, в комнате сестры хлопнула дверь. И Кёске ничего не смог сделать, даже гардеробную захлопнуть не успел. Фудзико должна была быть на учениях, но вместо этого стояла на пороге своей комнаты и, скрестив руки на груди, грозно смотрела на него в упор. — А я всё думаю, кто же ползает по моим вещам, — произнесла она. — Я... — Кёске осёкся, не зная, что ответить. Он не «ползал», он в этот раз даже ничего не трогал, он просто смотрел! — Сперва я подумала на Уцуми-сана, — Фудзико фыркнула. — Эти его длинные волосы, как у девушки. Любой бы заподозрил, ты же понимаешь. Кёске помотал головой. Он не понимал, о чём Фудзико толковала. — А это, оказывается, был ты! Вот от кого не ожидала! — Фудзико-сан, прости меня. Я просто... — Кёске опять покачал головой. «Я больше не буду» — что он, как маленький? — Просто у тебя красивые платья. И они очень тебе идут. — Я знаю. Кёске сделал два шага к двери в надежде, что сможет пройти мимо сестрицы и выйти из комнаты. — Как думаешь, что скажут остальные, когда узнают, что ты роешься в женской одежде? — в голосе Фудзико зазвучали хищные нотки, и Кёске, не ожидавший их услышать, с удивлением воззрился на старшую сестру. — Ты расскажешь?.. Он живо представил, какой это будет стыд, если узнают сослуживцы из Специального Отряда. Уцуми-сан наверняка молча покачает головой, и на его лице проступит разочарование. Инугами-сан усмехнётся — даже несмотря на то, что он больше волк, чем человек, ничто человеческое ему не чуждо, и шутки с насмешками он очень ценит. Сухопарый и молчаливый Акута-сан наверняка просто нахмурит брови. А что же скажет командир Саотомэ?! Кёске почувствовал, как жаркая волна стыда окутала его с головы до пят. — Я скажу, что это неправда, — жалобно проговорил он и сам понял, что ему никто не поверит. — Ты же не умеешь врать, — Фудзико усмехнулась. — Да и потом, разве ты сможешь обмануть психокинетика? Верно. Сержанта Сигу-сана Кёске не сумел бы обмануть никогда. — Хорошо. Чего ты хочешь? — спросил он. Раз Фудзико не побежала сразу рассказывать о его поступке, быть может, можно договориться? Он стиснул в кулаки пальцы, потому что почувствовал в них предательскую дрожь. Фудзико — его сестра, пусть и не родная, они — одна семья, и даже уличив его в чём-то неприличном, она не попросит от него ничего невыполнимого, он совершенно зря волнуется... — Переоденься в одно из них, — сказала Фудзико, кивая подбородком в сторону гардеробной. Кёске в удивлении посмотрел на неё: шутит она что ли? И понял, что нет, Фудзико и не думала шутить. Глаза её горели алчным блеском. Таким незнакомым. Она махнула рукой в сторону входной двери, и ключ повернулся в замочной скважине. — Вот, я даже дверь запру. Никто не узнает, — она улыбнулась. — Давай! Тебе, может, помочь? Кёске мотнул головой. У Фудзико был странный юмор. Иногда она нацепляла на его короткие волосы шёлковые ленты и заколки-кандзаси или мазала его губы яркой липкой помадой — он всегда отбивался, а она смеялась и говорила, что из Кёске вышла бы красивая девушка. Но то, что творилось сейчас... Переодеться в одно из европейских платьев... Одно дело накинуть на плечи яркую девчачью юкату, и совсем другое... — Я даже помогу тебе зашнуровать корсет, — сказала Фудзико и шагнула вперёд. Кёске машинально попятился в сторону гардеробной. — А корсет обязательно? — спросил он упавшим голосом. Он слышал, что от них падали в обморок. — Да, конечно! А ещё — пояс с подвязками, нижние юбки... — Фудзико почти прижала его к стене, и Кёске ничего не оставалось как только войти в гардеробную. — Ты покраснел, Кёске, знаешь?.. — прошептала Фудзико. — Тебе, может, нравится моя идея? Он зажмурился и затряс головой. Нет. Ему не нравилось. — Но есть ещё альтернатива! — Фудзико-сан подняла вверх указательный палец. Он с надеждой уставился на аккуратный ноготок. — Дай мне тебя поцеловать! И тогда я никому не скажу о том, что тебя здесь застала. Кёске лишился дара речи. Поцеловаться с Фудзико-сан? Нет-нет-нет. Он округлил глаза и снова мотнул головой. — Тогда раздевайся, — приказала она. Кёске сухо сглотнул и словно во сне поднял руки, чтоб расстегнуть первую пуговицу воротничка-стойки своей гимнастёрки. — Я помогу, а то это надолго растянется, — сказала Фудзико и провела рукой вдоль частого ряда пуговиц. По мановению её пальцев те одна за другой выворачивались из петель. Фудзико всегда удавалась более тонкая работа с силой, тогда как Кёске действовал грубо. Он только и мог, что разрушать и ломать. Он выпутался из рукавов, стараясь не обращать внимания на то, что его собственные руки дрожат. Фудзико потянула подол сорочки, заправленной в брюки, и по плечам, по спине Кёске пронеслась волна прохладной дрожи. Он поёжился. Всё это было слишком быстро. В четыре руки они расстегнули белые, затянутые тонким хлопком, пуговицы нижней сорочки. Фудзико внимательно смотрела на него, её взгляд остановился где-то в его районе ключиц. Кёске подумал, что если она хоть слово скажет по поводу его щуплой фигуры, то он всё бросит. Одной насмешки хватило бы для того, чтобы он сорвался и сбежал. Но Фудзико молчала, ждала. Тогда он леденеющими пальцами взялся за пряжку своего ремня и застыл. — Почему ты остановился? — спросила Фудзико. Её голос прозвучал тихо, хрипло. — Отвернись, — попросил Кёске, поднимая на неё глаза. На пухлых, будто бутон розы, губах медленно расцвела чуть заметная улыбка. — Не хочу, — прошептала Фудзико. — Давай так. — Но Фудзико-сан... — Кёске понадеялся, что она одумается. — Раздевайся, — в её голосе холодком зазвенела сталь. Кёске подчинился. Когда она пыталась строить из себя старшую сестру, с нею невозможно было спорить. Призрак платья неотвратимо маячил перед глазами. Кёске вытаскивал ремень из шлёвок и гадал, какое из них ему придётся надевать. Белое с плиссированной юбкой? Фудзико ещё ни разу не показывалась в нём перед гостями, хотя в гардеробе оно висело уже несколько месяцев. Когда наконец в военных действиях проявится небольшая передышка, барон Цубоми наверняка организует приём, и Фудзико может выйти к гостям в этом платье с рукавами, украшенными тонкой вышивкой. Белые шёлковые розы на белом. И только один Кёске будет знать о том, что первым это платье надевал он. А, может быть, шёлковое красное? Отец говорил Фудзико, что расцветка этого платья не подходит девушке её лет, но разве мог он поспорить с её решением, если Фудзико уже что-то вбила себе в голову? Брюки скользнули вниз по ногам, и колени овеяло прохладным воздухом гардеробной. Может быть, это будет то, лимонное. Оно летнее и ситцевое, и под него Фудзико всегда надевала пышные нижние юбки. Их кружево игриво выглядывало из-под платья, отчего создавалось впечатление, что Фудзико вся освещена лучами солнца и парит над облаками. — Всё снимай, — приказала она. Сердце Кёске с размаху стукнулось о грудную клетку. И тут раздался стук в дверь и голос барона Цубоми: — Фудзико? Дочка, ты там? Отзовись, нам надо ехать! Кёске застыл, не в силах пошевелиться. Фудзико втолкнула его глубже в гардеробную, шагнула следом, прижавшись к нему вплотную. По её лицу было видно, что она тоже напугана. — Да... Да, папа! Я переодеваюсь! Она кинула быстрый взгляд на Кёске и закусила губу. — Поторопись, пожалуйста! — крикнул барон. — Капитан Саотомэ уже приготовил машину. — Да, папа! — отозвалась Фудзико и обернулась к Кёске. — Ничего не поделаешь, — решительно сказала она, сверкнув глазами. — Придётся воспользоваться вторым вариантом. — Каким?.. — успел спросить он, а больше он не успел ничего. Фудзико положила руки на его худые плечи, наклонилась и прижалась губами к его рту. Кёске попятился, потерял равновесие, ухнул в какие-то оборки, кружева и тюль, но Фудзико не дала упасть ему окончательно, удержала своей силой, притиснула обратно к себе. Её губы нажали и раскрыли его собственные, в рот скользнул горячий и влажный язык. Кёске оторопел и застыл совершенно шокированный. Прикосновение языка, такое малое, но сокрушительной силы, повергло его тело в неимоверно жаркую слабость. А потом Фудзико простонала и чуть не упала сама. Она оттолкнулась от него, откинулась спиной на стену гардеробной, и полки с перчатками и чулками еле слышно скрипнули. Дрожащей рукой Фудзико утёрла губы. Вторая рука всё ещё сжималась на плече Кёске. Кажется, её пальцы должны были оставить у него на коже синяки. — Это было... — прошептала Фудзико. — Что это было?.. Это какая-то сила? Кёске молча отодвинулся вглубь гардеробной, совсем зарывшись в платья. Фудзико пришлось его отпустить. Впрочем, похоже было, что она мало чего сейчас вообще могла заметить. — Невероятно... Ты и представить себе не можешь... Ни слова не говоря больше, прижимая ладонь к губам, Фудзико выпорхнула из гардеробной, оставив Кёске одного. Как только она отодвинулась, он нагнулся и подхватил свои штаны, сбившиеся на щиколотках. Застегнулся, нервными руками затянул потуже ремень, вдел его конец в шлёвки. Кажется, ещё никогда он так быстро не одевался. Открылась и хлопнула дверь. Фудзико в комнате больше не было. Кёске решил, что подождёт пару минут, прежде чем будет выходить отсюда. Он вышел из гардеробной, задвинул за собой створку и принялся застёгивать пуговицы на сорочке. Смотреть на платья уже не хотелось совершенно. Как знать, что Фудзико придумает в следующий раз, если застанет его здесь? Несмотря на все её проделки, Кёске её уважал. И вместе с тем отчаянно старался держаться от неё подальше. Потому что очень сложно однозначно относиться к человеку, который целует его так, что кажется, будто звёзды сверкают у тебя в глазах. Больше никаких платьев, — решил Кёске.

Конец. 01 февраля 2015