Чудовище

Первые лучи солнца робко скользнули меж ветвей раскидистого дерева, настолько древнего, что никто не помнил его названия, кроме разве что самых старых жителей Топких Болот. Рассвет окрасил розовым ручей, высеребрил унизанную бусинками росы траву. Просыпался волшебный народец, приветствуя друг друга и отправляясь по своим делам. Казалось, с тех пор, как в оба королевства пришел мир вместе с новой королевой, ничему не под силу было нарушить безмятежный покой прекрасного утра. Вопль, полный безумной ярости, пронесся над болотами. Сонные феечки стайками вспорхнули с цветков, ошарашено протирая глаза. Русалки и водяные забились под коряги, гномы зарылись поглубже в землю, деревья съежились, а трава пожухла. Даже само солнце, казалось, замедлило свое восхождение, словно раздумывая: а стоит ли оно все такого риска? На поляне, возле небольшого прудика, который живописно обрамляли поросшие мхом камни и высокие стебли осота, стояла Малефисента. Она держала в руках свои отвалившиеся рога и, запрокинув голову с серебристой гривой белокурых волос, безостановочно вопила. Огромные белые крылья за ее спиной угрожающе топорщились, сверкая на солнце глянцем оперения. Наконец, Малефисента бессильно опустила руки и замолчала. В наступившей тишине не было слышно даже обычного утреннего щебетания птиц. Огромный черный ворон слетел с дерева, уселся на камень и, склонив голову на бок, задумчиво каркнул. — Заткнись, — прорычала Малефисента, с нежностью прижимая к сердцу рога. Золотистая магия сорвалась с кончиков ее пальцев, коснулась ворона, и на земле оказался улыбчивый молодой человек в потрепанном, но довольно чистом камзоле. Его смуглое лицо застыло в попытке сохранить серьезность. Он запустил руку в черные густые волосы и отвернулся. Плечи его вздрагивали. — Прокляну, — предупредила Малефисента. Плечи Диаваля задрожали сильнее. — Насовсем прокляну, — процедила Малефисента. — Хочешь навсегда стать бурундучком? Они милые. Или белочкой... — Белочка — это страшно, — заверил Диаваль, поворачиваясь к ней лицом. — Страшнее только бабочка Мертвая Голова. — М-мотылек, — глаза Малефисенты сверкнули зеленым, она уже подняла было руку, а кончик когтя засветился, но внезапно плечи ее поникли, а глаза наполнились слезами. Она рухнула на траву, закрыла лицо руками и всхлипнула. Диаваль опустился на колени и почтительно поднес к губам край ее платья. — Моя королева, — он несмело протянул руку, но так и не коснулся ее плеча. — Они все будут смеяться надо мной! — голос ее звенел от злости. — Даже ты считаешь меня уродкой! — Нет! — Диаваль в ужасе замотал головой. — Нет! Просто... это так трогательно... Он все же коснулся ее белоснежного крыла и осторожно провел по нему рукой. Малефисента закрыла глаза и поежилась, словно он ласкал обнаженную кожу. — Мягкие, — улыбнулся он. — Там пушок есть... — Вот, — печально вздохнула Малефисента, расправляя крылья. — Я теперь белая и пушистая. Как дальше жить?! — Никто, находящийся в здравом уме и твердой памяти, не посчитает тебя белой и пушистой, — убежденно проговорил Диаваль. — Но как я могу править королевством, если похожа на цыпленка? — она с отвращением откинула белокурые локоны назад. — А рога? — Малефисента горестно посмотрела в глаза Диавалю и погладила рога, лежащие у нее на коленях. — Мои прекрасные рога! Я — лысая! Диаваль с сомнением посмотрел на роскошную гриву, отливающую на солнце серебром, и постарался сосредоточиться. — Может быть, это какая-то болезнь? Ты ничего такого не чувствуешь? Малефисента судорожно себя ощупала. — Болит, — прислушалась она к ощущениям. — Вот здесь, — приложила она руку к животу. — Это ты есть хочешь, — со знанием дела сообщил Диаваль. Малефисента вздохнула и согласно кивнула. Внезапно из-за деревьев, словно ее оттуда выпихнули, на поляну влетела растрепанная фея, потряхивая голубыми кудряшками и трепеща крылышками. Губы ее дрожали. — М-малефисента, что случи... — она широко распахнула глаза. — Ой, — Малефисента сдвинула брови. — Ты такая... Глаза феечки закатились, она прочувствованно прижала руки к груди. — Ну? — грозно поинтересовалась Малефисента. — Какая? — Такая... милая! — восторженно выдохнула фея. Малефисента скрипнула зубами. — Пусть у тебя и нет таких замечательных крыльев, как у настоящих фей, зато теперь ты вся сияешь! — глаза феечки влажно заблестели. — Мы всегда знали, что у тебя доброе сердце! Ты просто это скрывала! Ты — прелесть! Мы теперь даже можем стать подружками! Малефисента сжала рога так, что костяшки пальцев побелели, а когти вонзились в ладони. Ее губы медленно растянулись в улыбке, обнажая великолепные зубы. Феечка пискнула, шлепнулась на траву и быстро поползла к кромке деревьев, окружающих поляну. — Вот! — топнула ногой Малефисента, оборачиваясь к Диавалю, который честно попытался сделать серьезное лицо. — Я — урод! Если раньше меня хотя бы боялись, то сейчас они издеваются прямо в лицо! Она шагнула к нему и судорожно вцепилась в его камзол: — Сделай что-нибудь! — Надо сначала выяснить, что с тобой произошло. — Я знаю, что произошло, — горестно уткнулась она лбом в его грудь. — Я размякла. Стала размазней, которая не способна защитить собственный народ. Я — ни на что не годное посмешище! — Тебе не нужно никого защищать, — Диаваль замер, почти не дыша. — Ты свободна. Твоя любовь... — Моя любовь... — она отстранилась и отступила на шаг, обняв себя руками. — В прошлый раз моя любовь стоила мне потери крыльев, а теперь, как только я проявила каплю симпатии к этой девчонке, так сама немедленно стала чудовищем! Брови Малефисенты грозно сошлись на переносице. Высоко в небе громыхнуло, а белоснежные крылья грозно раскрылись у нее над головой. — Я покажу! — в глазах ее блеснули молнии. — Я докажу им всем, что я все так же сильна, несмотря на то, что выгляжу как пугало! Она сжала кулаки и гордо выпрямилась. Ее фигура казалась слишком хрупкой для крыльев, которые отягощали ее плечи. Лишенная рогов Малефисента стояла такая странно беззащитная и удивительно прекрасная. Ее нежная фарфоровая кожа словно светилась изнутри, высокие скулы в обрамлении серебристых локонов делали линии лица четче и упрямее. Диаваль отступил на шаг и поклонился. — Не думаю, моя королева, что тебе нужно что-то кому-то доказывать. Все знают о твоем добром сердце. И черные у тебя крылья или белые — ты и только ты несешь своему королевству покой и процветание. — Да, — она сложила крылья и пожала плечами. — У меня все замечательно: чудесное королевство, прекрасные соседи, белокурые волосы... — Это ты радуешься? — Это я себя уговариваю, Диаваль. Гардероб вот теперь придется менять... — глаза ее округлились, и она закрыла себе рот ладонью. — Что со мной такое? — Тебе срочно нужно поесть, — Диаваль взял ее за руку. — Лучше выпить, — Малефисента страдальчески скривилась. — Думаешь, поможет? — Не помешает. * * * — Тебе нельзя пить, Малефисента, пока мы не закончим обследование! — строго предупредила Нотграсс, отбирая у нее кубок. Малефисента закатила глаза, и сделала вид, что не слышала смешок Диаваля. Она чувствовала себя какой-то странной заморской зверушкой, на которую глазеют все, кому не лень. Каждый житель волшебных болот посчитал своим долгом засвидетельствовать ей свое почтение и хотя бы мизинчиком коснуться белоснежных крыльев. Про волосы и говорить нечего — восхищенные вздохи сопровождали ее всю дорогу к пещере, в которой она так любила отдыхать. В одиночестве. О котором теперь приходилось лишь мечтать. — Ты что-нибудь поняла? — поинтересовалась Малефисента у феечки, которая вот уже полчаса, как опутывала ее сетью заклинаний. И кто сказал, что она самая способная из них? Вон, Бальтазар сразу признался, что ничего не понимает и забился в угол, притворившись пеньком. Русалочья ведьма, Умриэль, которая сейчас удобно расположилась в бадье, наполненной прохладной водой, пока хранила молчание, если не считать идиотского хихиканья, от которого ее обнаженная грудь мелко-мелко тряслась, а не уместившийся в бадье мокрый хвост противно шлепал по полу. Малефисента не хотела знать, зачем Диаваль притащил еще и русалку — ну надо же, нашел эксперта по проклятьям! Они с Диавалем перебрали все, что можно, но так и не выяснили, что же с ней такое случилось. Малефисента махнула на происходящее рукой, и уже хотела было спокойно утопить горе в бурдюке с вином, как ее пещера оказалась заполнена незваными гостями. Нотграсс прилетела первая, оставив товарок у входа в пещеру. Увидев Малефисенту, она на мгновение потеряла дар речи, но тут же взяла себя в руки и затарахтела с удвоенной силой. — Ты такая милая, Малефисента! Такая прелестная! Если тебе сделать нормальную укладку и подобрать правильную одежду, то станешь совсем прехорошенькой! Прихромавший Бальтазар поперхнулся, взглянув на белоснежное безобразие за плечами Малефисенты, сплюнул на пол и посоветовал пожевать корешки. Для профилактики. Русалку в бадье втащил запыхавшийся Диаваль. Русалка довольно жмурилась, наматывая на палец зеленый локон. Периодически она плескала на грудь водой, отчего красиво очерченные темные соски сжимались и твердели. А потом, глядя на невольно краснеющего Диаваля, Умриэль заливалась хохотом, бросая на него томные взгляды из-под опущенных ресниц. Малефисенте как-то сразу захотелось выцарапать ей глаза. Чтоб не пялилась куда не надо, шалава хвостатая. Она почти чувствовала, как сдавливает в руках мягкие податливые склеры и жидкость из них просачивается у нее между пальцами вместе с кровью. Это ощущение настолько успокоило Малефисенту, что она безропотно выдержала весь напор диагностической магии Нотграсс. — Малефисента, деточка, с тобой что-то случилось, — покачала кудрявой головой Нотграсс. — Да неужели? — скептично поинтересовалась она. — И что же? — Да кто ж знает-то? — Нотграсс посмотрела на нее, как на дитя неразумное. — Вот есть у меня книга одна старинная, — лениво протянула Малефисента, почти физически ощущая, как кровь закипает в жилах от ярости. — Так там указан рецепт универсального зелья для определения любых проклятий. И феечки в нем — основной ингредиент. По частям. Пошаговая инструкция по разделке тушки прилагается. Для этого зелья требуется высушенная голова. Можно даже без языка. Язык же пойдет на зелье от болтливости. Почки... да, почки феечек хорошо настаивать на спирту — отличное средство от ревматизма. — Знаешь, Малефисента, если ты решила меряться книжками, то у меня тоже есть один прелестный манускрипт! — зависнув перед ней в воздухе, Нотграсс сотворила пару пассов и крылышки ее заработали быстрее. — «Фейри копченые, жареные и вареные. Книга рецептов». Вот! — она потрясла перед носом Малефисенты потрепанной книжонкой с обтерханными краями. — Мама оставила! — Я тебе голову откушу, — прошипела Малефисента. — А я тебе в вино плюну! — не осталась в долгу Нотграсс. — З-змея! — От гадюки слышу! — Ой, не могу, — дико захохотала Умриэль. Ее внушительная грудь мелко затряслась. — Ой, убили. Книжки... — в изнеможении она почти вывалилась из бадьи. — Про тебя у меня тоже есть, — недобро сощурилась в ее сторону Малефисента. — Знаешь, что твоей чешуей советуют перины набивать — сны хорошие сниться будут? — А я вот тебя сейчас в жабу-то ка-ак превращу, чтоб не читала на ночь всякую гадость. Жабы-то, они, знаешь ли, читать не умеют, — внезапно посерьезнела Умриэль. — Перины — тоже, — с мрачным удовлетворением кивнула Малефисента. — На счет «три»? — снова хихикнула русалка и вытащила откуда-то из-под себя букет кувшинок. — Раз, — оживилась Малефисента. — Не надо, девочки! — проскрипел из своего угла Бальтазар. — Вы ж сейчас разойдетесь — нас рикошетом всех враз накроет. Вам веселье, а я потом снова неделю буду пиявок из коры вытаскивать и бородавки из дупла выводить! Постыдились бы, идолицы окаянные! Я — старый больной древень, а в прошлый раз после твоих вывихов, Умриэль, за дриадами всю ночь гонялся — и пару так даже поймал. Это в мои-то годы, да с моим-то здоровьем! А они-то девки молодые! В них кровь играет! А у меня — ревматизм! Нотграсс схватилась за поясницу, Умриэль захохотала так, что наконец-то вывалилась из бадьи, расплескав всю воду. Диаваль, попытавшийся водворить мокрое тело обратно, не преуспел, потому как извивающаяся в припадке веселья русалка выскальзывала из его рук и смачно шлепалась обратно на пол, чем вызывала у себя же новый приступ смеха. Зеленая искра соскочила с кончика пальца Малефисенты и, попав на руку Умриэль, будто впиталась в кожу. Русалка закричала, скорчилась на полу, извиваясь, прогнулась в пояснице, и зеленоватое сияние спеленало ее, словно сверкающий кокон. Он приподнялся над полом и вспыхнул, озарив ярким светом каждый уголок пещеры. Все зажмурились, а когда открыли глаза, увидели Умриэль, которая парила над полом, а на спине ее трепетала пара крыльев, похожих на стрекозиные — такие же сверкающие и быстрые. Она сложила руки на груди и хмуро глянула на Малефисенту, многозначительно покачивая хвостом. — Ты как себе представляешь мое триумфальное возвращение в пруд? — Полетишь, — пожала плечами Малефисента. — Не все ж время тебя на руках носить. — Знаешь, — вздохнула Умриэль, — с тех пор как ты стала белой и пушистой, ты как-то внезапно потеряла чувство юмора. — Нет, — усмехнулась Малефисента. — Просто оно вышло на качественно новый уровень. Если бы не оно — я бы тебя уже загрызла. — Какая-то ты сегодня агрессивная, деточка, — с тревогой взглянула на нее Нотграсс. — Тебе бы развеяться. — Отвлечься, — кивнула Умриэль. — Чтоб все проблемы показались полной чепухой? — тоскливо вздохнула Малефисента. — В последний раз, когда мне было настолько некогда обращать внимание на всякие мелочи — это, когда мы воевали с соседним королевством. — Веселое было время, — буркнул Диаваль, убирая бадью с дороги. — Забавное, — поддакнула Умриэль, вертясь перед зеркалом, чтобы рассмотреть крылья. — Э-х-х... — вздохнула Малефисента, вспоминая юность. — Отвлечься — я имела в виду заняться чем-то менее разрушительным, — нерешительно пролепетала Нотграсс, глядя на мечтательную улыбку Малефисенты. — И не таким кровавым. — Ну вот — войну нельзя, убивать — нельзя, — надула губы Малефисента. — Заколдовывать — тоже, — вставила Умриэль. — Это нечестно. Ты мне — крылья, а я тебе даже гадость никакую сделать не могу, потому что мне тебя жалко — ты и так совсем страшненькая теперь, — русалка шмыгнула носом от обиды и медленно вылетела из пещеры, с непривычки задевая стены хвостом. — Можно поехать в гости, — подсказал Диаваль. — Развеяться. — Или развеять. А в дороге всякое случается, — оживилась Малефисента. — Разбойники всякие, бандиты... Может быть, на нас даже нападут, — мечтательно и нежно улыбнулась она. — Бедняги, — посочувствовала разбойникам Нотграсс, помахала ручкой и, осуждающе качая головой, вылетела из пещеры. — Самоубийцы, — поддакнул Диаваль. Почему-то упоминание дороги навевало дурные предчувствия. — Вперед, мой верный конь, — взмахнула рукой Малефисента. Диаваль заржал, стукнул копытом, махнул хвостом и понял, что предчувствия его не обманули. * * * — Кошелек или жизнь! Малефисента осадила Диаваля, в виде вороного жеребца, прямо перед группой вооруженных до зубов людей, живописно расположившихся посреди лесной дороги. Они настолько густо были увешены арбалетами, мечами, кинжалами, стрелами и дубинками, что по идее, давно должны были свалиться под их тяжестью. Диаваль печально вздохнул и жалостливо покосился на главаря разбойников, который величаво выступил вперед, держа меч наизготовку. — У нас нет денег, — вежливо ответила Малефисента, с интересом рассматривая разбойников. — Ведь у нас же нет денег, Диаваль? Жеребец отрицательно мотнул головой. Лица разбойников вытянулись. Они переглянулись и сделали шаг назад. — Слышь, девка, если денег нет, спускайся — мы с тебя, так и быть, натурой возьмем за проезд, — плотоядно ухмыльнулся главарь. — Дай пошшупать — есть у тебя там, чем платить иль нету. А то на кости только собака бросается! Разбойники заржали, Диаваль встал на дыбы. Малефисента успокаивающе похлопала его по влажному от скачки боку и растянула губы в нехорошей улыбке. Она тряхнула головой, и волна белокурых волос упала ей на плечи. Крылья расправились за спиной, и Малефисента медленно воспарила над дорогой. — Ангел, — выдохнул главарь, и оружие посыпалось на землю из ослабевших пальцев разбойников. — Это, смотря с какой стороны посмотреть, — Малефисента сложила руки на груди. — Что ж мне с вами делать-то, а? — Прости нас, — разбойники рухнули на колени. — Помилуй нас, боже... то есть, ангел! — А вы бы меня не помиловали, не так ли? — почти ласково улыбнулась Малефисента, глядя на них сверху вниз. — Вы бы меня распяли вон там, за кустиками, и поимели. Вместе и по очереди. Сколько вы так женщин замучили? — Нисколько, — выдавил главарь. — Они сами. — Ах, сами, — понятливо покачала головой Малефисента. — А меч — так, для красоты, конечно же. Думаю, начну я с тебя, а остальные посмотрят, — она задумчиво смерила взглядом фигуру главаря. — Для начала я тебя раздену. Ты не знаешь — здесь есть муравьи? Не знаешь? Жаль. Очень интересно бывает наблюдать за жизнью муравейника, если возле него оставить лакомый кусочек. А уж у кусочка ощущения вообще незабываемые при этом. Сначала один укус. Потом еще, еще. Приползают все новые и новые муравьи, которые чувствуют в тебе угрозу. Они распробуют тебя, и тогда ты станешь жертвой. Они проникнут всюду — в каждую складочку твоего тела. Заползут в нос, в глотку, заберутся под веки, побегут по зрачкам. Они залезут внутрь твоего члена, которым ты, наверное, очень гордишься. Они проберутся в ту самую потаенную дырочку — сначала один, а потом еще и еще. И удовольствие сменится жгучей болью от укусов и кислоты, которая начнет разъедать тебя изнутри. Все твое тело покроется сплошной шевелящейся массой, которая крупица за крупицей оглодает тебя до костей. И ты все это время будешь жить, истекая кровью, чувствуя, как плоть покидает тебя. Ты будешь жить даже после того, как перестанешь чувствовать боль. Ты сойдешь с ума — и это станет избавлением. Главарь тихо заскулил и попытался отползти назад. — Но я сделаю проще, — Малефисента развела руки в стороны, демонстрируя когти. — Я просто спущу с тебя шкуру. Знаешь, с одной стороны, это приятно, когда жертва вопит, а с другой — ты же будешь дергаться? — главарь с диким ужасом в глазах смог лишь кивнуть. — Вот. Шкуру попортишь. А мне хочется ее на полу постелить. Пол у меня каменный, холодный, — пожаловалась она. — А люди такие забавные, когда с них кожу живьем сдирают — некоторые еще и бегают потом, кричат. Кусок мяса на ножках! — Малефисента мелодично рассмеялась. — Кровища хлещет, глаза здоровые, бешеные. Век нет — только глаза одни... Больно, наверное... Главаря стошнило. Его выворачивало наизнанку прямо посреди дороги, в пыль у ног Малефисенты. Остальные разбойники давно уже с воплями разбежались кто куда, а он остался, пригвожденный к земле полубезумным ужасом. — Про-а-сти... — выдохнул он невнятно. — Бог простит, — предрекла Малефисента, снова усаживаясь верхом. Разбойник завыл, падая на дорогу, царапая лицо. Диаваль осторожно переступил через него и поскакал дальше. Малефисента молчала еще какое-то время. — Что? — с вызовом поинтересовалась она. Диаваль даже ухом не повел. — Я, между прочим, сделала доброе дело — избавила лес от разбойников. И заметь — в процессе избавления ни один разбойник не пострадал! Диаваль фыркнул. Впереди показались башни замка Авроры. * * * Прекрасный и величественный замок виднелся издалека — он стоял на самой верхушке высокой скалы, из-за которой по утрам всходило солнце. — Крестная! — Аврора с радостью выбежала навстречу спешившейся во дворе замка Малефисенте. Любопытная челядь выглядывала из всех дверей, а стражники, застывшие у ворот и дверей, молча таращились на нее во все глаза. Золотая молния коснулась жеребца, и Диаваль упал на четвереньки. С достоинством выпрямился, отряхнул колени и с независимым видом двинулся навстречу ошеломленной Авроре. — Здравствуй, Аврора, — Малефисента протянула ей руки. — Крестная... — Аврора обняла ее и засмеялась. — Приятно видеть тебя такой веселой, дорогая, — улыбнулась Малефисента. — И тебя приятно. Просто видеть, — Аврора подняла на нее сияющий взгляд и осторожно коснулась белокурого локона. — Что с тобой произошло? — Похоже, это проклятье, — сухо проинформировала она. — Ты стала такая... — Аврора замялась. — Такая... — Ну? — Милая. Диаваль фыркнул, а Малефисента стиснула зубы. — Если меня еще кто-нибудь хоть раз назовет «милой», я начну убивать, — процедила она и, поддерживая край длинного черного одеяния, прошествовала вглубь замка. Аврора заторопилась вслед на ней. — Крестная, ты же поможешь мне с подготовкой к свадьбе? Это будет так прекрасно! Ты — чудо раз смогла выбраться ко мне так скоро! Мне тебя недоставало, — Аврора снова порывисто обняла Малефисенту и прижалась к ней, уткнувшись носом в шею. — Ты же будешь ко мне приезжать все так же часто? Аврора подняла голову и с надеждой заглянула в глаза Малефисенте. Та улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев румяной щеки девушки. — Ты ведь, наверное, хочешь отдохнуть с дороги? — всплеснула руками Аврора. — Наверное, — кивнула Малефисента. — Я провожу тебя в твои покои, крестная, — радостно улыбнулась Аврора. — Обещай мне, что утром мы поговорим обо всем на свете! — Обязательно, — Малефисента потрепала ее по плечу и поцеловала в лоб. — Пойдем, Диаваль. * * * Обхватив себя руками, Малефисента стояла у высокого стрельчатого окна в комнате одной из самых высоких башен замка. Отсутствующим взглядом она смотрела на зеленеющее поле, за которым виднелась кромка леса. Тяжелая гнетущая тишина повисла в спальне. Казалось, она волнами расходится от хрупкой фигуры у окна. Диаваль уже несколько минут не решался даже невольным вздохом нарушить молчание. Наконец, он не выдержал: — Моя королева? — Да, Диаваль? — пустым голосом поинтересовалась она. — Да, я — твоя королева. Я спасла тебе жизнь, и теперь ты обречен вечно служить мне. Скажи — это страшно? Навсегда быть привязанным к кому-то? Он сделал шаг вперед. — Для меня служить тебе — честь, моя королева. — Прекрати, — она сжалась, крепче обхватывая себя руками. — Не надо. Я хочу знать правду. — Какую правду хочешь услышать ты, моя королева? — он подошел так близко, что почти задел камзолом белоснежные перья крыльев. Малефисента вздрогнула. — Я отпущу тебя, — глухо проговорила она. — Ты заслуживаешь большего, чем прислуживать королеве, которая превратилась в посмешище. Которая даже не может снять пустяковое заклятье. Я — злобное страшное чудовище, Диаваль. Я перестала быть той Малефисентой, какой была когда-то. Уходи. Ты свободен. Диаваль коснулся ее крыльев и провел ладонью вдоль гладких перьев. Малефисента прерывисто вздохнула. — Я не могу, — просто сказал Диаваль. — Ты — все, что у меня есть. Ты — единственная, с кем я хотел бы провести остаток своих дней. Если ты прогонишь меня, я не уйду. Я останусь псом под твоими дверями. Буду тенью за твоей спиной. Стану отражением в реке и ветром в облаках. Я всегда буду рядом. Малефисента изумленно обернулась. Взгляды их встретились, и впервые она заметила в глубине глаз Диаваля нечто, чему он прежде не давал волю. Или она была слепа... Он взял ее за руку и прижал ладонь к своей щеке. Малефисента провела большим пальцем по его губам. Диаваль закрыл глаза и обнял ее за талию, привлекая к себе. Его губы прижались к ее. Язык нежно пощекотал нижнюю губу, и Малефисента приоткрыла рот, впуская его. Диаваль приник к ней жадно, словно страждущий к источнику. Он пил и пил вкус ее губ, пока она не застонала и не зарылась руками в его волосы. Он поцеловал ее шею и протянул руку к застежке на платье. — Нет, — прохрипела она. — Нет... Он сжал в ладонях ее лицо и заглянул в глаза: — Ты прекрасна, Малефисента. С крыльями и без крыльев, блондинка или брюнетка. Да хоть серо-буро-малиновая в крапинку! Ты — моя Малефисента. Навсегда. Она застонала, когда он снова поцеловал ее, нежно сминая губы. Она сама потянулась к нему, помогая снять камзол. Их одежда полетела на пол. Диаваль бережно подхватил ее на руки и отнес на кровать. Он целовал каждый дюйм ее тела — длинную шею, маленькие острые груди, вздрагивающий от его прикосновений живот, нежные бедра. Он перецеловал каждый пальчик на ее ногах, а она лежала, тяжело дыша, и глаза ее сверкали из-под полуопущенных ресниц. В темных глазах Диаваля пылал жар. Он подался вперед и накрыл ртом ее лоно. Он посасывал, проводил языком по тонким складочкам, слизывая терпкую вязкую влагу. Малефисента задрожала и попыталась его оттолкнуть. Диаваль перехватил ее руки и завел их ей за голову. Он навис над ней и снова поцеловал. Она почувствовала свой вкус на его губах. Малефисента застонала, выгибаясь в тщетной попытке коснуться его тела. Он оторвался от ее губ, и прошептал: — Попроси меня. — Мерза-авец, — протянула Малефисента, облизывая пересохшие губы. Диаваль низко хохотнул, наклонился и втянул в рот ее сосок. Она задохнулась от ощущений и закатила глаза. Он потерся щекой о ее живот и снова поднялся на колени у нее между ног, демонстрируя насколько он готов, — толстый напряженный член головкой упирался ему в живот. — Попроси меня. Она открыла глаза и прошептала: — Пожалуйста... Он вошел в нее медленно, словно прорывая какую-то преграду. Она застонала. Диаваль одной рукой придерживал ее бедро, а другой направлял себя. Малефисента задержала дыхание. Он со стоном вошел в нее полностью и опустился ниже, опершись о кровать. Он вышел из нее так же медленно, почти до самого конца, а потом снова двинул бедрами вперед — такой тугой и твердый, что Малефисента всхлипнула. — Сильнее, — выдохнула она. Диаваль выпрямился, крепко, почти до боли, сжал ее бедра и с рычанием начал вбиваться в нее. Она прогнулась в пояснице, подаваясь вперед, подстраиваясь под его ритм. Он вбивался в нее так быстро и сильно, что звуки шлепков слились в один большой плеск. Малефисента закричала, вцепившись в его руки. На коже его выступили капли крови. — Сильнее! — прохрипела она. Она извивалась под ним, выкрикивая его имя, а он держал ее, почти насаживая на свой член. Испарина выступила у него на лбу, хриплые стоны вырывались сквозь стиснутые зубы. Она приподнялась ему навстречу, исполосовав когтями его спину. Его член в последний раз вошел в нее так сильно и глубоко, что Малефисента закричала и выгнулась дугой. Диаваль упал на нее с криком, и оргазм сотряс его, накатив мощной приливной волной. * * * Они лежали на огромной кровати с тяжелым парчовым балдахином, прижавшись друг к другу. Диаваль лениво перебирал ее волосы, когда послышался тихий стук. Малефисента встрепенулась и живо соскочила с кровати, увидев на каменном подоконнике сокола, внимательно смотревшего на нее одним глазом. К лапке его был привязан маленький свиток пергамента. Не стесняясь собственной наготы, Малефисента прошлепала к окну, осторожно погладила сокола и отвязала пергамент. Откинув волосы, она развернула послание. Прочла раз, другой и по мере того, как она вчитывалась в строчки, написанные мелким убористым почерком, лицо ее краснело, а брови все ближе сходились на переносице. Диаваль сел в кровати и с любопытством уставился на покрасневшую Малефисенту. — И что это за дерьмо тут написано? — она с раздражением посмотрела на обороте, словно там надеялась увидеть продолжение. — Буквы? — Что значит: «Милая, забыла тебе сказать, что фейри нашего рода каждые пятьдесят лет подвержены линьке»? — подняла на него яросный взгляд Малефисента. — Сколько-сколько лет? — Диаваль заинтересованно подался вперед. — Неважно, — отмахнулась она и продолжила: — «Надеюсь, для тебя это не станет слишком большим потрясением, и ты не наделаешь глупостей, дитя мое», — Малефисента уронила руку с письмом и, задрав голову, завопила: — Мама!!! Словно ударная волна пронеслась по комнате, сорвала дверь с петель и вышибла окно. Замок содрогнулся до основания. Над полоской леса, чернеющего вдали, поднялась огромная бесформенная туча птиц и взмыла в небо. Диаваль выбрался из-под обломков кровати, подобрался к побагровевшей от гнева Малефисенте и забрал у нее из рук пергамент: — «Потом расскажешь, каким цветом ты линяешь, милая», — дочитал он, и плечи его задергались от беззвучного смеха. Малефисента зло посмотрела на него, вырвала пергамент и гордо задрала подбородок: — Не дождется! Диаваль коснулся ее лица, а Малефисента, закрыв глаза, ласково потерлась щекой о его ладонь и, прижавшись к нему, обняла. Крылья ее обвили их роскошным белым покрывалом. — Как ты думаешь, Аврора сильно рассердится из-за кровати? — пробормотала она. — Я же не виновата, что люди делают такие хрупкие вещи. — Теперь, как честный человек, я должен на тебе жениться, — Диаваль коснулся губами ее волос. — Ты должен просто быть счастливым, — глаза ее были по-прежнему закрыты. Казалось, она прислушивается к тому, как бьется его сердце. — И больше ты никому ничего не должен. Диаваль выдохнул и покрепче прижал к себе Малефисенту. Раз он должен быть счастливым, он будет. Они — будут. Вместе. Еще очень-очень долго. Пока длится сказка. А их сказка не закончится никогда.