Сто восемь сантиметров

По иронии судьбы в месте сражения с группой титанов, взявшей маленький отряд в кольцо, не было высотных секвой, позволявших полноценно пользоваться УПМами, а росла лишь рощица диких слив, облетающих бело-розовыми лепестками. Высота деревьев не превышала трёх с половиной метров. Разведчики затаились среди ветвей, окутанных белым ароматным облаком цветов, а самые низкорослые трёхметровые титаны толкались в рощице и размахивали руками, стремясь достать добычу. Они были похожи на детей, ловящих майских жуков. Их уродливо огромные глаза светились от предвкушения, рты кривились в радостных улыбках, они тянули руки за счастьем. Высокие титаны не спешили принять участие в ловле, как поступили бы взрослые, дав сперва наиграться детям. Леви приближался к месту трагедии, заметив чёрный дым сигнальной ракетницы, означающий столкновение с девиантом. Он понимал, что, скорее всего, никого уже не спасет, но не мог не проверить. Он увидел двух четырёхметровых и одну шестиметровую особь, которые стояли вокруг рассыпающей лепестки белоснежной рощи. Среди деревьев двигалось ещё несколько трёхметровых "карликов". По крайней мере пятеро разведчиков были еще живы, они сражались, отсекая титанам пальцы, выкалывая глаза остриями лезвий. Но те успевали восстановиться и вернуться к охоте: их было слишком много. Леви вскочил ногами на седло и направил гарпун УПМа в спину шестиметрового титана, чьи тонкие паучьи руки висели, как плети, почти до земли. Тросы привычно отрывисто вздернули вверх; умело управляя телом и перемещая центр тяжести, Леви вмиг оказался на плече гиганта, но тот успел заметить его. Длинная рука, кажущаяся бесконечной, невероятно быстро скользнула за спину, стремясь прихлопнуть опасную "муху". Леви оттолкнулся, перелетел через плечо титана, попутно вырывая из плоти гарпуны, и приземлился прямо на рожу четырёхметровому. Тот радушно разинул пасть и попытался подтолкнуть незадачливую добычу в вонючее жаркое жерло, но холодно блестящие лезвия прошлись по его пальцам, а затем по губам, срезая их напрочь и оставляя крупные жёлтые зубы оголёнными. Перемахнув твари за спину, Леви нанес сдвоенный точный удар, а потом выстрелил гарпуном в ближайшее дерево, чтобы увернуться от столба раскалённого воздуха. В роще к тому времени не осталось ни одного разведчика, а ветки стали скользкими от крови. Леви едва не сорвался, но удержал равновесие, балансируя над распростершим объятия трёхметровым титаном, а потом распорол ему ручищу, взметнувшуюся над ароматным облаком цветов. Он успел прикончить еще троих "карликов", когда его вдруг подбросило высоко вверх. Шестиметровая особь поймала один из тросов и дёрнула "муху" к себе. В воздухе Леви сгруппировался, оценивая опытным взглядом расстояние и траекторию полёта. Он сместил центр тяжести, наклонившись всем корпусом вправо, рассчитывая влететь не в пасть титану, а воткнуться лезвиями в обвислый подбородок, потом вскарабкаться к глазам, ослепить тварь и, наконец, перебраться ей за спину. Его полёт прервался так же внезапно, как и начался. Второй титан, четырёхметровый, подпрыгнул и звонко клацнул пастью. Леви ощутил невыносимое давление пониже бедра, его дернуло вниз, на долгое мгновение в глазах потемнело, внутренности свело от приступа рвоты. Он лишь крепче стиснул зубы, прикусил до боли язык: не время отключаться, — и рубанул лезвием по пойманному шестиметровым титаном тросу, перерезая его. А в следующее мгновение он ударил клинком по глазам четырёхметровому, заставив его зашататься. Тварь разинула пасть, полную окровавленных зубов. Леви сделал сальто, перебрасывая себя ему за спину, выстрелил последним гарпуном прямо в макушку девианту и, качнувшись как маятник, вырезал стейк из его шеи. Его швырнуло назад струёй пара — пришлось укрыться руками, чтобы не обварило лицо. В этот момент вокруг него сомкнулись пальцы шестиметрового титана, заключив, как птицу, в клетку. Леви дернулся было вверх и вдруг понял, что может опираться только на одну ногу. Пульс невыносимо сильно бился в глотке, словно сердце решило вырваться наружу. Сменное лезвие вчистую срезало титану палец, и Леви вывалился из ловушки. Он начал падать с пятиметровой высоты, развернулся спиной к земле и выстрелил своим единственным оставшимся гарпуном в покинутую им пару мгновений назад ловушку, пробив титаническую ладонь насквозь. Закрепившись так, Леви качнулся вперёд, перелетел через трёхметрового карлика, нёсшегося навстречу беззаботно размахивая руками, крутнулся волчком и нанёс тому решающий удар. Снова дёрнуло вверх, и Леви со всей силы ударился о зубы титана. Этот удар вышиб весь воздух из лёгких и на миг отключил сознание. Когда Леви снова пришел в себя, то обнаружил, что падает медленно, так медленно, что может рассмотреть каждый трепещущий на ветру цветок. Он ударился о ствол сливы и не сразу понял, что раздавшиеся звуки — это его собственный шумный выдох, а трещат его собственные рёбра. С удивлением он отметил взметнувшиеся вверх алые лепестки. Их не могло быть на сливовых деревьях, если только на некоторых сортах яблони... Потом он снова отключился, а когда открыл глаза, то увидел над собой Эрвина. А ещё выше — разведчиков, ведущих бой с шестиметровой особью. — ..ви!.. Леви, смотри на меня! Не закрывай глаза. Леви широко, против воли, зевнул. Его невыносимо клонило в сон. Какого хрена... Он тряхнул головой. — Отойди, Смит. Мне надо вставать. Вместо того, чтобы не мешать, командор навалился на Леви пониже бедер. — Что ты делаешь, идиот! — буркнул Леви. — Я могу продолжать бой, меня просто оглушило. Но командор продолжал налегать, завалившись на культю, а левой рукой и зубами возясь со снятым с себя ремнем. Потом Эрвин отстранился, чтобы вытащить ещё и ремень Леви, и тот наконец смог приподнять голову и бросить взгляд на... немногое, что осталось от его ног. Под ним натекла уже немалая багровая лужа, штаны насквозь пропитались вязкой кровью. Леви снова замутило, он зажмурился и заскрипел зубами, уронил голову. — Потерпи, Леви. Сейчас. Мы успеем вернуться, — бормотал Эрвин, затягивая ремнём второй обрубок ноги. — Хера с два, — Леви зло рассмеялся. От адреналина шумело в ушах, а сердце больно билось о сломанные рёбра. — Эти твари наконец достали меня. *** Едва войдя в комнату, Эрвин уловил сильный запах спирта, смешанный с перегаром. Не иначе Леви пил давно и мрачно. Эрвин подошел ближе и в тусклом свете свечи рассмотрел его, сидящего на матрасе, расстеленном прямо на полу. Черты Леви заострились, лицо выглядело как никогда измождённым. Он поднял на Эрвина мутный взгляд — глаза всё такие же дерзкие, колкие, — ничего не сказал и снова прижался к горлышку фляги. Эрвин также молча опустился рядом и, как смог, закутал Леви в принесённый с собой плед, действуя неловко одной рукой. Капрал хмыкнул, но не стал возражать. — Мне не холодно, — сказал он. — Это хорошо, — Эрвин приобнял его и привлек к себе. — Тебе не стоило пить одному. Леви фыркнул. — С какой стати я должен был тебя ждать? — Не ершись, — примирительно сказал Эрвин и забрал из вялых пальцев Леви флягу. Пригубив, он поморщился и выдохнул в сторону. Леви прыснул, наблюдая за ним, потом его взгляд задержался подольше, и вот, он уже запрокинул голову, звонко и пьяно смеясь. — Ты только посмотри на нас, Смит! У нас теперь на двоих три руки и две ноги! — Леви всё никак не мог отсмеяться, а Эрвин лишь саркастически усмехнулся, дёрнув уголком рта. — Два старых, погрызенных титанами придурка. О-ох, — Леви утёр глаза ребром ладони. — Скажи-ка, наверное, сейчас меня называют не иначе как "пол-капрала", а? Мой рост был сто шестьдесят, а теперь ровно восемьдесят! Всего восемьдесят! Я как-то попросил Ханджи, она померила. Хотела накинуть пару сантиметров, но я, знаешь, чётко за всем проследил, — Леви беззвучно посмеялся, а потом с усталым вздохом привалился к плечу Эрвина. — Слушай, Смит, куда ты дел мою бритву, а? Ты же знаешь, я терпеть не могу щетину. Ты что, боишься, что я перережу себе глотку? Хотел бы, и без бритвы бы справился. Например, мог бы откусить себе язык. — Прекрати, — Эрвин ответил резче, чем собирался, и тут же почувствовал раскаяние, но его лицо осталось суровым. — Я не брал твою бритву. Давай вместе поищем. Леви сузил глаза. — Смит, тебе настолько нечем заняться? Эрвин досадливо посмотрел на него. — Я оформил не одну стопку отчётов и подписал всё, что можно было подписать. Как по-твоему, я имею право расслабиться? — Поиграть в развивающие игры, — хмыкнул Леви, а потом благосклонно добавил: — Почему нет. Поиски бритвы — отличное развлечение для двух калек. Он сместился на край матраса и подтянул сколоченную из досок четырёхколесную тележку, перебрался на неё и, оттолкнувшись от кровати, покатил по комнате. Эрвин с болью следил за ним, подмечая, как он сгорбился, ловя равновесие и пытаясь приноровиться к сместившемуся центру тяжести. Когда же Леви вдруг обернулся, взгляд Эрвина был уже спокойным. Эрвин поднялся и двинулся следом, больше делая вид, что осматривает пол и заглядывает за скудную меблировку. — От грёбаной каталки остаются следы на полу, — пожаловался ворчливо Леви. — Мыть, скрести, полировать — всё бесполезно. Эрвин еле сдержал готовые скорбно подняться брови: в жизни Леви осталось мало значимого. Он почти не выходил из комнаты, но Эрвин знал: когда большая часть разведчиков отбывала за ворота с очередной миссией, возглавляемая командором, Леви наведывался в его комнату и убирался там, сгонял пыль с каждой книги и полки, стирал, тер ванную до блеска... Лучше всего Эрвин помнил момент, когда впервые понял это. Тогда он был счастлив, что вошел к себе один. В миг горло перехватило, а едкие слёзы обожгли глаза, и хотел бы — да ничего не смог поделать, только теранул ребром ладони, не дав влаге пролиться. И мог лишь стоять столбом и обводить покрасневшими глазами приведенную в идеальный порядок комнату, в которой не было Леви. Эрвин с трудом сглотнул. Погрузившись в тягостные мысли, он не сразу расслышал вопрос. — Что, прости? Леви хмуро покосился на Эрвина, а потом вернулся к трусам и майкам, которые достал из ящика комода и теперь перебирал. Эрвин же заглянул за стенку, отделявшую ванный уголок от основной комнаты, и тут же вернулся, конечно, не найдя бритвы ни на полу, ни у рукомойника. — Я спросил, как они. Эрвин сразу понял, о чём речь. Он сам слишком много думал об этом. — В них еще есть вера. Они не отчаялись и продолжают отважно сражаться с титанами. Не сомневаются, что ты вернёшься. Леви хрипло рассмеялся. — На чём? На этой телеге? — и широким жестом обвёл каталку, на которой сидел. — Тебе стоит придумать для них нового героя, Смит. — Возможно, если бы ты присутствовал на утренних построениях, это было бы им на пользу, — серьёзно сказал Эрвин, садясь на корточки рядом с Леви. — Ты как себе это представляешь? — Леви, кажется, от души веселился, по его глазам не поймёшь, больно ему, злится ли он или шутит. — Стоит строй, и тут выкатываюсь я. — Приветствие можно изменить. Например, вот так, — Эрвин с корточек опустился на колени, сел на пятки и положил единственную ладонь поверх бедра. Леви недоверчиво посмотрел на него. — Дурацкая идея, Смит. Эрвин вздохнул: он и сам считал так же. Правда заключалась в том, что дух разведчиков был серьёзно подорван, когда сильнейший воин человечества выбыл из строя. Они навещали Леви пока он, бледный как смерть, лежал на больничной койке, закутанный в одеяло по самый подбородок. Это походило на прощание с великим героем. Им оно и было. И, скорее, увидеть Леви в столь печальном, ущербном состоянии было бы для них ещё большим ударом. Эрвин надеялся, что его люди смогли бы оценить появление героя в строю, как пример невиданной силы воли, но всё же был способен признать излишнюю наивность этой идеи. — У меня есть ещё одна, получше, — Эрвин поднялся и прошел к матрасу. — Пока рано озвучивать, пусть сперва всё получится. Он достал из кармана бритву Леви. — О, нашёл. Твоя бритва. Должно быть, завалилась за край. Эрвин обернулся и понял, что Леви наблюдает за ним уже какое-то время. Его взгляд смеялся. Эрвин буквально слышал его мысли: "Думаешь, я бреюсь в постели, Смит?" Леви аккуратно сложил бельё обратно в ящик и оттолкнулся от комода, быстро оказываясь рядом с Эрвином. Он протянул руку, чтобы забрать бритву, но Эрвин чуть отвел её в сторону. — Можно я? — попросил он. Леви удивлённо поднял брови, но, помедлив, всё же кивнул. — Не здесь. Пойдём в ванную. Эрвин старался действовать быстро и эффективно, ограничиваясь скупыми, выверенными движениями. Леви наблюдал за ним — как он переливает в латунную чашку немного настойки мыльного корня из бутылочки, как опускается на колени, ставит чашку на пол и взбалтывает помазком густую пену, а потом наполняет низкий железный таз водой, чтобы было в чём споласкивать. Леви подставил подбородок, а Эрвин нарисовал ему пышные усы и бороду и стал аккуратно соскабливать вместе с щетиной. — Потом затылок мне побрей, зарос совсем. Из-за его болтовни Эрвин нечаянно, не успев отвести лезвие, неглубоко порезал дернувшуюся щеку и одарил Леви суровым взглядом. — Я сам разберусь, где тебя побрить. Леви усмехнулся. — Забыл флягу в комнате, — звучало больше как требование, чем как просьба. Эрвин педантично закончил с щеками и подбородком Леви, то и дело споласкивая бритву, потом отложил орудие и сходил за флягой. Леви капнул из горлышка себе на ладонь и пошлепал по щекам, чуть сморщил нос, когда сильно защипал порез, а потом приложился к пойлу. Эрвин замер, заметив, как трудно прошелся вверх-вниз кадык на бледнокожей шее, взял руку Леви, держащую флягу, и отвел в сторону, освобождая доступ к цели. Тот лишь испытующе посмотрел. А мгновение спустя даже ответил на поцелуй. У Эрвина слегка закружилась голова, будто это он продолжал пить. — Не мог подождать, пока я почищу зубы? — усмехнулся Леви, а Эрвин — в отместку — поцеловал его снова. — Ладно, хватит. Но его подбородок сжали жёсткие пальцы, в рот настойчиво проник язык, стараясь раззадорить лаской. Леви отвернулся и упрямо поджал губы. Эрвин чувствовал его сомнения, внутреннюю борьбу, смятение, но причины пока не понимал. Решив не настаивать больше, он переместился за спину Леви, снова встал на колени и занялся его затылком, следя, чтобы ни один волосок не упал мимо расстеленной заранее тряпки. Закончив брить его, Эрвин прижался губами к тёплой коже за ухом в коротком поцелуе. — Щекотно, — язык Леви заплетался. Похоже, он почти прикончил флягу, пока Эрвин возился. Эрвин взял его за плечо и осторожно развернул к себе лицом, взгляд перебегал с затуманенных глаз Леви на губы, а тот медленно облизнулся, ухмыльнулся нахально. Эрвин с трудом сглотнул. Его капралу было не обязательно делать что-то откровенно сексуальное, чтобы возбудить его. И они так давно не были вместе... Конечно, когда Леви захотел жить в своей отдельной комнате после возвращения из больницы, Эрвин расстроился, но не удивился. Леви нужно было примириться с самим собой, с изменившейся формой существования, прежде чем впускать кого-то в новый мир. И вот теперь он вёл себя так, словно в душе его наступила оттепель. Был ли тому причиной высокоградусный алкоголь или тоска по близости — какая разница; не следовало упускать свой шанс. "Даже если он всё же оттолкнёт меня". — Иди сюда, — Эрвин пошлёпал по полу перед собой. Леви недоумённо посмотрел на него, а Эрвин повторил приглашающий жест. Пожав плечами, Леви сполз с тележки на пол и нетерпеливо дёрнул подбородком: "Что задумал?" — Я же сказал: сам разберусь, где тебя побрить, — обозначил Эрвин свои намерения наполнившимся хрипотцой голосом и велел Леви лечь. Губы Леви медленно растянулись в пьяную ухмылку. Он подчинился приказу, а потом поднял руку и прижал костяшки пальцев ко лбу, беззвучно посмеиваясь. Эрвин попытался справиться с ремнями на поясе Леви, но едва не свернул чашку с помазком и оглушительно загрохотал тазом. Вода от резкого толчка взлетела и полилась через железный бортик. От тихого смешка над своей неловкостью Эрвин смутился. — Помоги мне немного, — попросил он. Взгляд Леви стал оценивающим, а через долгую паузу пальцы всё же направились к поясным ремням, ловко справились с пряжками и потянули с бедер штаны с укороченными и аккуратно зашитыми брючинами. Эрвин замер, медленно скользя взглядом по невозбуждённому члену Леви, по его мошонке, по поросшему тёмными волосками лобку, по тонкой дорожке до самого пупка... Он сглотнул густую слюну, мучаясь от голода и тоски. Как давно он не видел Леви обнажённым, как сильно ему этого, оказывается, не хватало. Эрвин добавил мыльной настойки в чашку и взболтал новую порцию пены. Потом аккуратно расставил все необходимые вещи под рукой и приступил. Он не мог одновременно придерживать кожу и скрести по ней бритвой, и левая рука его была не так эффективна, как потерянная правая, идеально чистого бритья не получалось. Но Эрвин не спешил, возвращался к плохо обработанному участку, наслаждаясь близостью Леви, их интимным контактом. Леви не возражал, только изредка приподнимал голову, чтобы проследить за происходящим. Кожа от воздействия бритвы покраснела, волос оставалось всё меньше. Эрвин различил тихий рваный вздох и отметил, что у Леви начинает вставать. Тогда он отложил бритву и провел пальцами по поджарому животу, прижал всю ладонь к горячей коже и стал гладить, спускаясь всё ниже, пока не накрыл поднявшийся член. — Нет... — выдохнул Леви. — Я только подвину его. Чтобы не поранить. Леви вскинул на Эрвина потемневшие глаза. — Ты играешь в опасные игры, Смит. Тот ответил твёрдым взглядом, а потом нагнулся и, посмотрев на Леви с вызовом, провёл языком по твердеющей плоти, вобрал в рот и стал неспешно и сладко посасывать. — Нет. Нет, я сказал, — Леви попытался отстраниться, культи дернулись. — Почему? У тебя же... Леви сердито зыркнул на него: "Только попробуй заметить мой стояк". Эрвин почувствовал досаду. — Ты не настолько пьян. — Мне не нравится, — буркнул Леви. — Раньше нравилось, — Эрвин постарался возразить мягко, но получил новый отпор. — Я притворялся. Эрвин сурово поджал губы, но спорить не стал, только почувствовал себя бесконечно усталым и одиноким. Леви прогонял его, может, утомился от его присутствия. — Хорошо. Эрвин поднялся, стал полоскать помазок в чане, задел чашку с пеной и та завалилась на бок. — Ничего не трогай! — рявкнул Леви. — Я сам уберу, — добавил уже мягче, но голос звенел от злости. На скулах Эрвина заходили желваки, он сжал кулак и направился к двери, потянулся к ней, замер... — Можно мне принести тебе завтрак утром? Леви молчал долго, Эрвин уже засомневался, что ответит. — Можно. В своей комнате Эрвин лег на покрывало как был, в одежде. В паху было тяжело и жарко от накопленного, нереализованного желания. С тех пор, как с Леви случилась беда, он даже не помышлял о дрочке или сексе, но сегодня... Возможно, ему лишь показалось, что что-то изменилось между ними, что на чашу весов упал белый камешек и былые отношения еще вернутся. Возможно, в этом мире не может быть больше иных чувств, кроме чувства долга. Но он всё равно не перестанет верить. *** Эрвин зажал свою ношу под мышкой и постучал в дверь. Через паузу раздался недоумённый и сердитый голос Леви: — Входи, Смит. Эрвин застал Леви за уборкой: тот, защитившись от пыли платком, драил полы щёткой. — С каких это пор ты стучишься? Эрвин машинально бросил взгляд на костяшки пальцев. И вправду — с каких это пор. — Принёс тебе кое-что интересное. Проект Ханджи. Она не пошла со мной вручать, сказала, ты будешь стесняться. Леви одарил Эрвина угрюмым взглядом. — Что там у тебя? Эрвин сел на корточки и положил на пол узкий сверток длиной чуть меньше метра. Раздался глухой стук: под тряпицей было что-то твёрдое, скорее всего, деревянное. Леви следил за ним с недоумением, а когда Эрвин наконец развернул свёрток, распахнул глаза и протяжно выдохнул сквозь зубы. — Ваша с Ханджи безумная идея? Та самая, о которой ты говорил? — губы Леви дрогнули и с трудом растянулись в улыбку-трещину. Эрвин кивнул. — Они сделаны из рябины. Древесина ударопрочная и достаточно гибкая, так что твой позвоночник не должен пострадать сильнее, чем раньше. В эти стальные петли нужно вдевать ремни от УПМ, всё как обычно. — Да уж, совсем обычное дело, — пробормотал Леви и принялся нетерпеливо пристёгивать протезы. Верхняя часть их была отшлифована и заглублена по форме и размеру культей, и обита войлоком и несколькими слоями толстой кожи. Там же крепились ремни, дополнительно фиксирующие протезы на поясе и бёдрах. — Вот для чего Ханджи всё плясала вокруг меня со своими мерками, — Леви затянул последний ремень и требовательно протянул Эрвину руку. Тот потянулся к нему в тот же миг, их сдвоенное движение получилось синхронным, как в танце, совершенно естественным. Леви зашатался и взмахнул руками, нащупывая баланс. Нижние части протезов, вытянутые, имитирующие плоскую, чуть загнутую кверху стопу, тихо заскрипели, приноравливаясь к весу. — Нужно будет их как следует смазать. Мне не нужны лишние звуки. Леви прошёлся по комнате, оперся о стену, развернулся. — Если они будут натирать ноги, скажи — подправим. — Скорее уж протирать брюки, — голос Леви звучал куда бодрее. — Слушай, Смит, вы что, не могли сделать мне протезы подлиннее? Эрвин мгновение смотрел на возмущённое лицо Леви, а потом запрокинул голову и громко, заливисто, с облегчением засмеялся, как не смеялся, кажется, никогда. Леви фыркнул, решительно приблизился, пошатываясь и отмахивая руками, и заставил его смолкнуть крепким, сердито-благодарным поцелуем. *** На этот раз Эрвин не стал стучаться, а просто заглянул. Леви в одних трусах отжимался от пола и, судя по струйкам пота, тёкшим меж лопаток, занимался этим давно. Культи ёрзали по стерильным, отполированным доскам; рядом лежали деревянные протезы, кожа на их навершиях уже немного истерлась. Эрвин зачарованно замер, не в силах оторвать взгляда от крепких, гибких мышц Леви, ритмично напрягающихся. — Кончай пялиться на мою задницу, Смит, — поприветствовал его Леви. Эрвин ухмыльнулся. — Предлагаешь присоединиться? Леви обернулся через плечо. — Валяй, Смит. Присоединяйся. Эрвин облизнул пересохшие губы и принялся выпутываться из одежды: подцепил пальцем боло, защёлкал ремнями и пряжками, зашелестел рубашкой. Леви всё отжимался. — Стало гораздо удобнее удерживать себя на руках. Смотри, — он широко раскрыл ладони, примерился и, согнув руки в локтях, медленно поднял всё тело параллельно полу. — Ты стал ещё сильнее, — одобрительно отозвался Эрвин. — Кстати, ты можешь тренироваться и днём. Всё равно все уже знают о твоих ночных вылазках и ходят посмотреть небольшими группами, чтобы не докучать тебе. — Хм. Обойдутся. У меня ещё плохо получается привычный репертуар. Наконец раздевшись до трусов, Эрвин улёгся на пол рядом с Леви, поднялся на руке и начал отжиматься. Леви же прервал своё занятие и уселся, разглядывая его. Эрвин заметил интерес в глазах Леви и лёгкий румянец, тронувший высокие скулы. — Леви. — А. — Окажи мне услугу. — Чего ещё. Эрвин поймал взгляд Леви и не отпускал несколько долгих мгновений, пока тот не начал хмуриться. — Забирайся на меня. Леви вздёрнул уголок губ в ехидной усмешке. — Я знаю, что ты задумал, Смит. — Вовсе нет, — соврал Эрвин. — Мне не помешает дополнительная нагрузка. Леви пожал плечом и непринуждённо исполнил просьбу. Эрвин едва не задохнулся от нахлынувших ощущений. Он чувствовал торс и живот Леви на своей спине, горячий пах пришелся как раз на его ягодицы и чуть покалывал отросшими волосками сквозь трусы. Их тела соединились, как две идеально подогнанные друг другу детали одного механизма, так правильно, так естественно. Леви расположился на спине Эрвина с максимально возможным для себя комфортом, упёрся острым подбородком в самый загривок, обхватил руками бока, а культи прижал к мускулистым бёдрам. Его теплое дыхание выгревало пятнышко на коже под бритым светловолосым затылком. Эрвин понял, что назначил сам себе самую сладкую пытку из всех возможных. — Поехали, Смит, не спи, — попенял ему Леви. Эрвин начал отжиматься, а Леви ёрзал по его спине, держался цепко, чтобы не свалиться, тёрся всем телом. Очевидно, делал это не нарочно, но, по всему выходило, проверял на прочность последние остатки стойкости своего командира. — Чего замер? Я насчитал всего шесть раз. Эрвин лег животом на пол, а Леви, почувствовав, как тот напряжён, слез с него и сел рядом. Эрвин же потянулся к нему, поймал за плечо, уложил на себя и стал исступленно гладить по волосам, запуская в них пальцы и потягивая за пряди. Леви посмотрел на него враз потемневшим взглядом, а в следующий миг уже целовал, ласково прихватывая то одну губу, то другую. Когда Эрвин попытался углубить поцелуй, Леви отстранился, но не вырвался. — Ну что такое? — чуть устало спросил Эрвин. — Подожди, — Леви зашарил взглядом по полу. — Подожди. Сейчас протезы надену... Эрвин прижал его к себе крепче. — Нет. Никаких протезов. Леви очень серьёзно посмотрел на Эрвина и с отвращением выплюнул: — Смит, ты что, извращенец? Нравится трахать обрубок? Эрвин помрачнел. Теперь он понял причину, по которой Леви ушёл, по которой отказывался от близости, гнал от себя. Это было обидно. Обидно осознавать, что Леви мог счесть себя отвратительным, неприятным ему. — Не говори глупостей, — Эрвин погладил Леви по голове, а тот дернулся, сердито хмурясь. — Хорошо, я отвечу. Мне нравится трахать тебя. Понял? Тебя. Леви сверлил его взглядом, а потом мрачно усмехнулся. — То есть, если бы от меня осталась одна задница, тебя это вполне бы устроило? — Ты весь — сплошная задница, — от души ответил Эрвин и, показывая, что тема закрыта, перевалился через плечо вместе с Леви, укрывая его своим телом. Некоторое время в комнате были слышны только влажные звуки поцелуев, потом раздался тихий стон Леви, когда Эрвин, упершись в пол культёй, стал осторожно дрочить ему. — Сожми посильнее... — дрогнувшим голосом попросил Леви. — Не так быстро. — Ты всё же решил трахнуть меня? — Угадал, — Эрвин лизнул его губы. — Сейчас... — он выпрямился, неохотно оставляя Леви и подтянул к себе штаны. Леви проследил за тем, как он нашаривает в кармане баночку с вазелином, и усмехнулся: — С каких пор ты стал постоянно таскать в кармане смазку? Эрвин торопливо вернулся и снова улёгся сверху. — С тех пор, как впервые встретил тебя. Леви хитро сощурился. — Ты точно извращенец, Эрвин. Эрвин быстро втянул воздух сквозь зубы. Собственное имя, насмешливо произнесённое голосом Леви, возбуждало посильнее похабных словечек. — Тшш... — прошептал он и, зажав культёй банку со смазкой, снял крепко сидящую крышку. Сперва его пальцы окунулись в вязкое содержимое банки, а мгновение спустя проникли в тугое, горячее отверстие, стали скользить там и протяжно тереть. Леви сперва лишь шумно втягивал воздух, а потом зажал себе рот рукой, чтобы заглушить рвущиеся стоны. Эрвин, решив, что смазал его как следует, склонился над крепко вставшим, побагровевшим членом, и тесно сжал в губах головку, стал обсасывать и невыносимо медленно и сладко водить языком по уздечке. Его губы с влажным чмоканьем коснулись напряжённой, чувствительной плоти, заставляя её подрагивать сильнее. Бедра Леви задвигались в настойчивом ритме, сквозь пальцы просочился тихий стон. Имя? — М-м? — промычал Эрвин, поскольку рот его был полон до отказа. — Хватит сосать, Смит, — выдохнул Леви. — Вставь мне. Эрвин с громким хлюпаньем выпустил обмусоленный член и обвел Леви потемневшим от страсти взглядом. — Что ты сказал? Леви застонал от разочарования и дёрнул бёдрами. — Не придуривайся, Эрвин, ты прекрасно слышал... Получив желаемое, Эрвин не стал его дослушивать, а зачерпнул ещё пригоршню смазки и подготовил себя. Опустился на Леви, осторожно упёршись локтем сбоку от его головы, и хрипло прошептал: — Тебе придётся помочь нам обоим. Леви глухо, сквозь зубы, выматерился, но послушно просунул обе руки между их телами, взял в кольцо ствол Эрвина под самой головкой и стал проталкивать в себя, направляя большим пальцем. Эрвин одновременно подался вперёд, налегая на Леви сильнее. Несколько мучительных мгновений они лишь хрипло дышали и кусали губы, но наконец член проскочил внутрь сразу до половины, заставив обоих громко вскрикнуть от болезненно острых ощущений. Леви скривил губы и простонал: — Здоровенный..! Эрвин вжался лбом ему в плечо, пытаясь выровнять дыхание. — Потерпи. Он же всегда такой был. Мы просто давно не... — Кончай трепаться, Смит, и двигайся! Эрвин коротко чмокнул Леви в шею, заставив его покрыться мурашками от щекотки, и стал размеренно поддавать бедрами. Леви лежал тихо, привыкая. Освоившись, он обхватил Эрвина за шею и прижал культи к его бедрам. Эрвин понял в тот миг, как сильно ему не хватает крепких, жилистых ног Леви, сцепленных у него на спине, и пяток, ритмично шлёпающих по пояснице. Гоня прочь грустные мысли, он вжался в губы Леви, зацеловывая их, лаская его рот языком, и задвигался резче. Леви пылал под ним, льнул, тёрся, подмахивал до резких, отрывистых шлепков. Свежевымытые половицы отчаянно скрипели. — Эрвин!.. Эрвин!.. — стонал Леви хрипло, прижимаясь так доверчиво и отдаваясь так отчаянно, что сердце заходилось от нежности. Эрвин как никогда остро испытывал нехватку руки. Он мог лишь удерживать себя, а хотел бы гладить эти худые поджарые бёдра, стискивать до синяков крепкое плечо, тискать маленькие упругие ягодицы... Эрвин закрыл глаза, слушая стоны Леви как музыку, и даже царапающие его спину ногти доставляли радость и яркое чувство жизни. Как у них чаще всего бывало, Леви кончил первым, сцепив зубы и страдальчески постанывая. Эрвин прижался губами к его солёному от пота виску, чувствуя бьющуюся под бледной кожей жилку, свел брови на переносице, вбился в податливое тело в последний раз и замер, крепко стиснув ягодицы и изливаясь в своего капрала до капли. Леви потерпел его ещё минуту, а потом спихнул с себя и вытянулся "звёздочкой", закрыв глаза и растёкшись от удовольствия. Эрвин подложил единственную руку себе под голову и улёгся на бок, любуясь им. — С возвращением, — прошептал он, а Леви довольно ухмыльнулся в ответ. *** Эрвин вышел из кабинета, прижимая к груди документы, и едва не столкнулся с ватагой спешащих на выход кадетов. — В чем дело? — обратился он к ним сурово. — Куда вы? Те встали навытяжку и отчеканили: — На тренировочный плац, командор. А один робко добавил: — Все идут смотреть, как тренируется капрал Аккерман. Эрвин кивнул и отпустил их, задумчиво покосился на бумаги — и пошёл следом. Вокруг тренировочного плаца собралась толпа, но, к удивлению Эрвина, гула голосов не было. Все в уважительном молчании, таком, что слышался шелест ветра в траве и щебет птиц, наблюдали за тренировкой Леви. За его стремительными манёврами, невероятными сальто и сдвоенными ударами лезвий по деревянным манекенам-титанам. — Я и с ногами-то так не могу, — расслышал Эрвин потрясённый шёпот одного из кадетов, на которого сразу зашикали соседи. Он с гордостью посмотрел на взлетевшего в небо Леви, чей зелёный плащ трепал ветер. Глаза защипало от прямых солнечных лучей, но отвернуться от этого зрелища было невозможно. Душа ликовала, а в ушах звучал гул победных колоколов. Голова кружилась от пьянящей радости. "Сильнейший воин человечества вернулся. Крылья свободы и надежды снова расправлены".