Счастье рядом

Шкипер поднял тяжелый взгляд на Ковальски. Пульсирующая боль в висках и растущее раздражение были невыносимы. Из-за затянувшейся паузы стало казаться, будто время в кабинете застыло, однако настенные часы продолжали чеканить каждую секунду. На столе перед командиром среди папок и внушительных стопок документов стояла початая бутылка бренди, содержимое которой было пригублено почти наполовину. – Ну, и что вы скажете в свое оправдание, лейтенант? – наверное, впервые командир обратился к ученому по званию. Словно лезвие холодного ножа строгий голос разрезал густую тишину. Ковальски вздрогнул и поднял рассредоточенный взгляд мутных глаз. На вытянутом, покрытом болезненным румянцем лице появилась глуповатая улыбка, но ответа не последовало. Лицо Шкипера побагровело. В данную минуту ему хотелось как следует врезать Ковальски, выбить из него всю дурь и вернуть поехавшую крышу на место. – То есть вам кажется забавным сей факт, что вы втихомолку проникли в мой кабинет, достали спиртное из моего личного запаса, прикасаться к которому конкретно вам строго запрещено, да еще и решили напиться посреди бела дня, закрывшись в лаборатории и игнорируя приказы отпереть дверь? Вы в своем уме? – Ничего вы не понимаете, Шкипер, – грустно выдохнул Ковальски и бросил взгляд на бутылку, содержимое которой он совсем недавно жадными глотками вливал в себя, давясь и кашляя. «Чудовищная гадость», − пронеслась в голове мимолетная мысль, и ученый скривился. Молодой человек был уверен, что никому не понять истинных мотивов дерзости и не увидеть происходящего в его душе. Он просто хотел отвлечься, хотя бы ненадолго забыться… – Напротив, – вновь привлек к себе внимание подчиненного командир отряда, – я прекрасно осознаю причину данного поступка. Ведь сегодняшний отгул вы просили у меня не просто так, а чтобы сбежать на свидание к Дорис. Даже мне было очевидно, чем обернется сегодняшняя встреча. Подумать только! Эта непоколебимая и своевольная девица снова разбила сердце нашему Ковальски, и на сей раз он решил доблестно напиться. Не ожидал, что вы падете так низко. – Не смейте так говорить! Возмущенный возглас вспылившего изобретателя оборвал отчетливый звук пощечины. Удар получился весьма ощутимым. Молодой человек вскрикнул и опасно покачнулся на поминутно слабеющих ногах. Место удара тут же будто обожгло. Душу переполняла обида, а от выпитого спиртного притупилось чувство осторожности. Ковальски готов был высказать командиру все, что думает о нем сейчас, после чего Шкипер наверняка бы лично сорвал с него погоны и отдал под трибунал за нарушение субординации как минимум… Рико наблюдал за всей этой сценой через щелку неплотно прикрытой двери, как и удерживаемый им за плечо Рядовой. Подрывник не узнавал Ковальски. Его Ковальски, который отличался благоразумием, тщательно подбирал слова и обычно просчитывал свои дальнейшие действия, а также предпочитал полагаться на разум и логику, а не на душевные порывы. Именно на него грубый и неспособный на ласку подрывник всегда смотрел с особой нежностью и восторгом. Но, похоже, сегодня хрупкий лед надломился. Теперь было невыносимо больно наблюдать за мучениями самого дорогого человека на свете. Однако душу Рико постепенно обволакивало и другое чувство. Его вдруг задели слова Ковальски о том, что его не понимают. Жгучая обида вынуждала держать себя в руках до последнего. Рядовой сдавленно ойкнул, когда рука диверсанта сильнее обычного сжала его плечо. Юноша был встревожен происходящим и даже едва не кинулся с криком закрывать грудью Ковальски, когда тому отвесили оплеуху. Пугать впечатлительного мальчишку хотелось меньше всего. – Рико! – из недр комнаты послышался голос Шкипера. Похоже, командир давно знал, что двое других сослуживцев подслушивают за дверью, поэтому из последних сил пытался не сорваться. Подрывник ссутулился еще больше и вошел внутрь, что-то недовольно бормоча себе под нос. – Рико, будь добр, уведи горе-Ромео с глаз моих долой и уложи его спать. Пусть сначала протрезвеет, а завтра мы продолжим наш диалог. Ковальски, вы находитесь под домашним арестом. А мы с Рядовым пока прогуляемся, чтобы завершить одно дельце, а то смотреть на все это безобразие нет больше ни сил, ни желания. Шкипер бодрым шагом обошел подчиненных и скрылся в коридоре, жестом велев притихшему юноше следовать за ним. Рико подхватил пошатывающегося сослуживца под руку и повел за собой, прежде буркнув нечто вроде «Идем». А через несколько минут хлопнула входная дверь, и во всей штаб-квартире наступила тишина. – Знаешь, – заплетающимся языком заговорил изобретатель, опираясь на сильную руку сержанта, – я все больше и больше убеждаюсь, что передо мной простирается бездонная бездна, а я стою у самого края. Совершенно бездарная личность, смеющая называть себя образованным человеком, ученым. На деле же я не способен довести создание очередного бесполезного изобретения до завершения. Я вновь и вновь ошибаюсь в расчетах, после чего все идет наперекосяк. Это происходит постоянно, понимаешь? Рико слушал внимательно, не глядя на лицо собеседника. «Все ошибаются», – думал он, а сам лишь изредка кивал. – А Дорис?.. Пусть будет то, что будет. Но ведь всем и так наперед известно – моя слепота рано или поздно погубит меня. Солдаты добрели до спальной комнаты, и Ковальски тяжело плюхнулся на свою койку. Его товарищ неподвижно стоял напротив, лишь исподлобья взирая на него и время от времени сжимая кулаки. Похоже, легко пьянеющего даже после небольшого количества спиртного аналитика потянуло на откровения. Подрывник становился все мрачнее. – Не знаю, зачем я тебе говорю об этом, Рико... Ты тоже вряд ли поймешь суть моих слов. Но порой становится просто невыносимо от осознания, что ты вряд ли когда-либо сможешь быть рядом с человеком, которого страстно желаешь, которого целуешь и обнимаешь, представляя наяву и во сне… О, если бы Ковальски догадывался, насколько Рико понимал его, как ему были знакомы все описываемые чувства. Сколько времени он сгорал от желания прижать ученого к себе, уткнуться лицом меж худых лопаток, обняв со спины, ощутить его жаркое, сбивчивое дыхание и тепло тела на своей смуглой коже… Все это всегда было на расстоянии вытянутой руки, но в то же время абсолютно недосягаемо. «Ты тоже вряд ли поймешь суть моих слов», – раз за разом проносится в голове подрывника короткая фраза, а внутри все полыхает от негодования, по телу проносится дрожь. В какой-то момент лейтенант невесело усмехается и негромко произносит: – Да кому я вообще нужен? Неосторожно брошенная фраза стала последней каплей. Поэтому уже в следующее мгновение Рико резко толкает Ковальски на спину, прижав его запястья над головой к поверхности кровати, и исступленно целует. Целует рвано, яростно, не жалея обветренных губ любимого, на которых все еще остался горьковатый вкус злополучного бренди. Когда диверсант отстранился, потрясенный ученый впервые смог сделать спасительный вдох. В это время Рико с приглушенным рычанием уже сдирает с него рубашку. – Молчи, – хрипит он, – молчи! «Я все знаю, все понимаю», – хочется добавить, но губы уже прижаты к выпирающей ключице. Ковальски только со страхом что-то непрерывно шепчет, пытается непослушными руками оттолкнуть от себя грузного бойца, а через несколько мгновений Рико уже осыпает поцелуями его мокрое от слез лицо. Оказывается, счастье все это время находилось рядом. Стоило лишь рукой подать. Вот она, простая истина, загадка, над решением которой столько времени приходилось биться. – Ты нужен мне, – на удивление отчетливо выдыхает подрывник, секунду смотрит в бездонные синие глаза. Ковальски кивает и позволяет себе блаженную улыбку, после чего льнёт к широкой груди. Еще никогда ему не было так легко. И даже когда чуть позже обессилевший и взмокший Рико рухнул на него сверху, придавив своим весом, а тело отозвалось на это истомой и приглушенной болью, он не смог не улыбнуться. Уже засыпая, Ковальски думал, каким глупым он был. Но самое главное, его совсем не волновал предстоящий разговор со Шкипером, очередной отказ Дорис и взорвавшееся сегодня утром неудачное изобретение. Ему было хорошо здесь и сейчас, находясь в крепких объятиях Рико, чье дыхание все еще обжигало шею. Только когда Ковальски погрузился в беспробудный сон, Рико решился приподняться. Он быстро оделся, повесил на стул скинутую на пол одежду ученого и не слишком аккуратно, но заботливо накрыл его плечи одеялом. Шкипер и Рядовой должны были вернуться с минуты на минуту. Поэтому подрывник на прощание провел ладонью по темным волосам любимого и, насвистывая веселый мотивчик, покинул спальню. На следующее утро командир был в полнейшем недоумении. Стоявший перед ним по стойке смирно Ковальски совсем не походил на самого себя накануне вечером. Лишь по лукавой улыбке аналитика и блестящим глазам Рико Шкипер мог догадываться о причинах перемены. Время от времени он с подозрением и скрытым удовлетворением поглядывал то на одного, то на другого подчиненного. Похоже, оставить их вчера наедине было неплохой идеей.