Мысли лошадей

      Я проснулся рано поутру. Первые лучи солнца только начали пробиваться сквозь кроны деревьев, пара из них проникли в конюшню. Один упал на чёрную спину Винсента, другой заполз за шиворот спящему конюху. Тот так и валялся в стоге сена. Ночью он привёл сюда дочь кухарки и не отпускал её до тех пор, пока луна не вошла в зенит. Я не против, пусть себе развлекаются, как хотят, иногда даже интересно понаблюдать за утехами людей. Но зачем же мешать остальным спать? Не нашли другого места для спаривания, что ли? Их стоны и ахи мешали мне всю ночь. Отпустив, наконец, девку, конюх снова затеял свои безумно скучные разговоры.       Мужику было без разницы с кем вести пересуды. Он смотрел пристально, знал, падла, что я не сплю, хоть было темно и ни черта не видно.       — Вот смотри, Чарли, сегодня Маргарет, а завтра приведу сюда Элен, не ровен час и молодую хозяйку заведу на сеновал, — тут я заржал, не сдержавшись. «Ага, как же, молодую хозяйку. Будет она шуры-муры с конюхом водить, курам на смех. Да и наш хозяин глаз с неё не спускает»       — Чего ржёшь, скотина? Не веришь? Мне? — возмутился конюх. Я бы ответил ему, но не поймёт, а как бы мне хотелось растолковать ему, что надоели рассказы о его любовных похождениях, лучше бы о других рассказал, старый сплетник. Проснулся Винсент. Он ударил копытом и радостно заржал, будя конюха.       — Утречка, Чарли, — кивнул он мне.       — И тебе не хворать, — ответил я. — Глянь какая прекрасная погода, не то что всю прошлую неделю.       — Да, чудная-чудная, — с ним только о погоде и болтать, остального не поймёт.       — Опять проснулись ни свет ни заря, — конюх, которого звали Жак, но я предпочитал называть его строго по званию, отправился открывать ворота конюшни. Он что-то ещё бормотал под нос, но я не расслышал. — Сегодня господа собираются отправиться на пикник. Хозяин велел запрячь вас двоих. Веди себя прилично, Чарли.       Конюх погрозил кулаком, но меня это не испугало. Хозяин меня любил, несмотря ни на что. Видно, чувствовал, что я выдающийся в сравнении с остальными жеребцами да кобылами. Вон Винсент, ничего ему по жизни кроме вкусного сена не надо, возит иногда молодую госпожу и то лишь потому, что «милый». Винсент привык стойко выносить все её причуды: то бантик яркий на хвост повяжет, то попону рюшечками и блёстками украсит. Девка — без царя в голове. И где наш хозяин умудрился такую подцепить? Как она его на себе женила?       Господин наш, Дракуль Михоук, был видный дворянин, лучший мечник королевства, бывший начальник королевской стражи. Если бы захотел, взял бы в жёны принцессу, а не это недоразумение.       — Жрите, сегодня у вас тяжелый день, — с наибольшим состраданием конюх смотрел на Винсента, которому сегодня катать молодую госпожу. Ему он насыпал овса с лишком, в виде моральной компенсации.       Я фыркнул и пристально посмотрел на конюха.       — Ну, что тебе ещё? — Жак прекрасно знал, чего я хочу, но каждое утро мне приходилось всё равно напоминать. Что за глупый человек, никак не может понять, что новости с утра самое важное.       Со вздохом конюх удалился. Когда он вернулся, я уже доедал свою порцию. В руках у него была сладкая булка (прелесть близкого общения с дочерью кухарки) и газета. Конюх уселся в уже родной стог сена и принялся за чтение.       Читал он без выражения, со скукой в голосе, медленно жуя булку.       Ненавижу, когда люди чавкают, ненавижу, когда едят и говорят одновременно. Я наклонился вниз, вытянув шею словно жираф, и выхватил из рук конюха булку. Поделом ему.       — Тебе нельзя сладкое, Чарли! — возмутился конюх. Я выплюнул булку — больно надо. — Вот бес! Ладно бы съел её, я бы ещё понял, так нет, просто продукты переводишь.       Не понимаю людей — вечно они противоречат сами себе. То ешь булку, то не ешь.       Винсент, всё это время не участвовавший в нашей беседе, обратил внимание на булку. Он схватил её губами, быстро пережёвывая и глотая.       — Ты-то куда?! — конюх схватился за голову, отнимать булку было уже поздно. Винсент посмотрел на него своим самым грустным взглядом, так, что даже мне стало его жалко, хотя не в моей природе жалеть сирых и убогих. — Ладно уж, всё равно молодая госпожа чем только тебя не кормит.       Видно, Жак, как и я, вспомнил кремовые пирожные, я всё ещё поражался, как Винсент до сих пор не подох или хотя бы не затоптал Перону, его терпению было не видно границ.       Я ткнулся носом в газету, напоминая конюху, зачем он вообще здесь сидит. И тот, тяжело вздохнув, вновь принялся за чтение. Ничего нового газета мне не открыла. Рынок не стабилен, акции падают, мир катится к чёрту, а у Большой Мамочки роскошное чаепитие в четверг. Всё как всегда.       Не обо всём и не обо всех пишут в газетах. Хотелось бы мне, чтобы там написали об одиннадцати сверхновых — молодых и перспективных дворянах, уже успевших всколыхнуть страну. Или напечатали бы во весь разворот картину с Боа Хенкок и её девочками (услада для глаз!). Или бы перечислили последние поражения Акаину. Не был бы конём, пошёл бы работать журналистом, уж я бы открыл людям глаза! А так, приходилось все важные новости узнавать от Шанкса, друга хозяина. Небольшое досье: богатый дворянин с дурной славой, чудак, холост, но с чувством юмора.       Нет, он не разговаривал с конями по душам, а жаль. Но он часто отправлялся на конную прогулку с хозяином и ему рассказывал свежие новости. Я же всегда пользовался моментом и изучал знать поближе.       Правда, кобыла Шанкса постоянно мне мешала, девочка запала на меня и каждый раз не вовремя норовила то прижаться ко мне, то завести непринуждённую беседу о своём, лошадином.       Другим источником информации для меня был двоюродный племянник хозяина, Ророноа Зоро. Он прилежно учился искусству фехтования у своего наставника, иногда они с хозяином тренировались на лошадях, а ещё реже можно было послушать истории Зоро о клубе Мугивар.       — Винсент, сегодня ты будешь самой милой лошадкой!       Кто пустил её сюда!? Очнись, женщина! Здесь же грязно, навоз вокруг, ты не хочешь заходить в конюшню!       Но Перона не слышала и не хотела слушать меня, она уже крутилась вокруг Винсента, нацепляя на гриву разноцветные бантики.       — Будешь возмущаться, и тебя украсим, — елейным голоском обратилась она ко мне, когда я попытался помочь другу. Эта угроза заставила меня попятиться назад.       — Молодая госпожа, вам не место здесь! Подождите, пока я оседлаю и выведу лошадей, — это прибежал запыхавшийся Жак.       — Но я хочу украсить Винсента к пикнику, — она надула губки и хлюпнула носиком. Только бы она не зарыдала, только бы...       — Перона! — с улицы крикнул хозяин. — Ты уже собралась? Проверь корзинку для пикника.       — Иду, — теперь на прелестном лице отразилось деланное негодование. — И вообще, это и слуги могут сделать!       — Тогда и пирожные за тебя тоже будут есть слуги!       — Уже иду! — плаксиво отозвалась девочка и выбежала на улицу.       Только хозяин и имел на неё управу. Странной они были парой. Взрослый, самодостаточный мужчина и капризная, хрупкая девочка с волосами глупого розового цвета. Вся такая смешная, хоть и хочет выглядеть как принцесса. И коню понятно, что принцессы выглядят по-другому.       Хотя... Настоящие принцессы тоже не слишком похожи на царских особ, те же Виви, Ребекка или Ширахоши.       Их брак был по расчету. Дядя и опекун Пероны имел своё предприятие, у Михоука были связи. Одного я не понимал, в чем выгода для Дракуля? Его не сильно интересовали богатства и популярность в обществе, он был затворником по своей натуре. В отставке хозяин стал и вовсе скучным, если бы не Шанкс и племянник, заперся бы в своём поместье: библиотека есть, фехтовальный зал есть. Больше ничего не надо.       Теперь Шанксу с Зоро помогала Перона, которой, видите ли, было скучно сидеть в поместье целыми днями. Ей нужны были развлечения. Этот пикник однозначно её затея.       Жак оседлал меня, и только потом Винсента. На его голове уже красовался шёлковый бант, он недовольно дёргал ушами, молча перенося все превратности судьбы.       Нас вывели во двор. Хозяин натягивал перчатки, Перона только что вышла из поместья с корзинкой в руках. Плетёнка была большой и тяжелой, на девочку было жалко смотреть.       — Жак, выведи Лиззи.       Михоук оценил ситуацию и решил, что лучше будет доверить корзину маленькому пони, чем держать её в руках всю дорогу. Мне его решение было не по нраву, ещё на одно травоядное в нашем отряде больше. Лиззи была трудолюбивой, но очень болтливой лошадкой, её общество тяготило меня, напоминая о том, что я конь и, в общем и целом, такой же как и они от кончиков ушей и до подков.       Когда корзина была закреплена, Перона украсила Винсента и ловко запрыгнула на него, а Михоук оседлал меня, мы выдвинулись в путь.       Вокруг поместья рос лес, не слишком густой, не слишком таинственный, лес как лес. На пикник хозяева решили отправиться к реке: помочить ножки и понежиться на солнышке. Мне трудно было представить своего хозяина, мочащего ножки в речке, а молодой госпоже противопоказаны прямые лучи солнца. Поездка обещала быть весёлой.       Не прошло и пяти минут, как молодая госпожа заскучала. Чтобы развеять свою скуку, она затеяла разговор с Михоуком. Её примеру последовала и Лиззи. Всё-таки все женщины одинаковые. Они даже говорили об одном: восхищались бантиком на голове Винсента, радовались чудной погоде, пугались колючего куста у дороги. Михоук молчал. Я следовал примеру хозяину. Игнорировать — единственная возможность отвязаться от этих надоедливых созданий.       Перону немногословность хозяина ничуть не смущала, она продолжала щебетать о чём-то своём, не останавливаясь ни на минуту.       — А можно мне съездить на бал к графине Боа? — проскользнуло в бесконечном потоке слов. И Перона тут же начала говорить о чем-то другом. Девочка надеялась, что Михоук не услышит её слов. А потом можно будет сказать, что она его предупреждала.       — Нет, нельзя, — отстранённо произнёс хозяин.       — Но почему?       Вопрос остался без ответа. Девочка приуныла и даже замолчала. Минут на пять.       На каждом балу у Боа Хэнкок присутствовали самые влиятельные персоны, попасть туда было мечтой любой молодой особы. Перона, благодаря положению хозяина в обществе, должна была получить заветное приглашение. Только вот модный бал таил в себе немало угроз для юной леди, и Михоук знал об этом не понаслышке.       Было около десяти часов (я умею определять время по солнцу), когда мы вышли к реке. Хозяин отпустил нас погулять вокруг на лугу, а сам расстелил покрывало у берега, устраиваясь загорать. Ранняя осень, солнце дарило земле своё последнее тепло, вода должна была быть холодной. Молодая госпожа скинула туфли, сняла белые носочки и бесстрашно вошла в реку — помочить ножки.       Трава была уже не такая сочная, оставляла неприятное послевкусие во рту. Я жевал её без удовольствия, скорее по инерции. Лиззи, с неё сняли корзинку, отошла к воде (я уже говорил, что все женщины мыслят одинаково?), Винсент пасся неподалёку.       Идиллия.       Женщины молчат.       Солнышко.       Травка.       Небо.       Голубое-голубое.       Ветерок подул.       Свежий.       Сильный.       Живой.       — Моя шляпка!       — Ну, что ещё? — сказали мы с хозяином одновременно, хозяин по-человечески, а я на лошадином.       — Она улетела, — Перона указала рукой в сторону. Порыв ветра украл шляпку, и теперь та покоилась на водной глади, медленно плывя вперёд.       — Следить надо было.       — Я следила.       — Плохо следила.       — Она моя любимая была.       — Купим другую.       — С белыми цветами.       — Нашьёшь, если захочешь.       — Из тёмной китайской ткани, — с каждым новым аргументом Михоука лицо Пероны становилось всё печальнее и печальнее.       — Закажем.       — Ручная работа!       — Сама плыви! — понял хозяин, чего она добивалась.       — Холодно! Я замерзну и простужусь!       — А я нет?       — Нет, конечно!       — Ладно.       Сегодня хозяин согласился быстрее обычного. С каждым днём сдавал позиции в общении с молодой госпожой.       Он снял верхнюю одежду, оставшись в рубашке и кальсонах, и вошёл в реку, даже не поёжившись. Вот она, сила воли! Я подошёл к воде, пробуя мордой температуру, рядом остановился Винсент с Лиззи, госпожа стояла в стороне. Всем хотелось посмотреть на подвиг господина.       Михоук зашёл по пояс и окунулся. Несколько мощных рывков, и он уже в центре течения. Шляпка, пока хозяева ссорились, успела отплыть на значительное расстояние. Михоуку пришлось постараться, чтобы нагнать её, а потом вернуться обратно.       — Держи.       Головной убор выглядел убого, китайская ткань намокла и помялась, цветы потемнели, узор и вовсе пропал. Перона с сожалением разглядывала шляпку, Михоук отошёл к покрывалу и завернулся в заранее приготовленное полотенце. Инцидент был исчерпан, можно расходиться (Винсент так и сделал) Но я ошибся. Откинув шляпку в сторону, к корзинке, Перона подошла к Михоуку.       — Спасибо, — она улыбнулась и стёрла воду с его усов, а потом наклонилась и поцеловала.       Уж не знаю, что это был за поцелуй лёгкий или французский, издалека было не видно, но целовались они долго. А когда оторвались друг от друга, Михоук обнял Перону за талию и повалил на покрывало. Ожидалось нечто похожее на сегодняшнюю ночь.       — Постыдились бы, это только конюху дозволено валять кухаркину дочь в стоге сена, господам не пристало на природе подобным заниматься, — возмутился вслух я.       — Это любовь, — с придыханием сказала Лиззи.       — Любовь, — фыркнул я. — Да что ты в ней понимаешь, глупая женщина? Уж я-то лучше знаю! Правда ведь?