После Бала

      За всё время своей не-жизни Альфред привык к тому, что спящий вампир – существо достаточно дисциплинированное. Не брыкается, не толкается, не храпит. Иногда, правда, они с Гербертом ухитрялись переплестись во сне так, что поди разберись, где чьи ноги, где чьи руки, и как вообще одному выбраться из этого уютного клубка, не разбудив другого.        Однако сегодняшний вечер превзошёл все его ожидания: он спал, когда Герберт вдруг, вскочив, как бешеный рванулся из его объятий. Альфред спросонья так и подумал: пожар!        Но никакого пожара не было: виконт просто так и застыл, закаменел, сидя в постели, глотая воздух и очень, очень, очень дрожа.        «Ему приснился кошмар!» – догадался Альфред. И зачем-то уточнил про себя: «Дневной». В любом случае, как бы там ни обстояли дела с терминологией, а Герберту явно было плохо, так что юный вампиролог потянулся к нему: обнять, утешить, успокоить… Однако получил решительный отпор:        – Нет! Со мной всё в порядке! – огрызнулся виконт. – Ничего не случилось! – Тон у него был жёстким и пугающим; Альфред растерялся. Больше он растерялся, только когда вдруг услышал сдавленный всхлип, а потом Герберт закрыл лицо руками. Это просто пригвоздило юношу к месту. Он знал, что плакать по пустякам его возлюбленный, несмотря на всю свою эмоциональность, привычки не имеет, сам не плакал так никогда… и вообще в слёзы по пустякам не верил.        Он знал, что плачут, когда бывает очень больно.        На свой страх и риск он ещё раз попытался обнять виконта, но получил всё то же: «Нет. Нет. Нет!!!» Увернувшись от него, Герберт яростно соскочил с постели и унёсся в ванную. Альфред остался в спальне один, за шёлковым пологом, в плотной и непроглядной (но для вампира, если постараться, нет) темноте.        Хлопнула дверь, щёлкнула задвижка. Громко взревела вода. У Альфреда заболело сердце – не между шестым и седьмым ребром, а за грудиной, там, где оно должно болеть по-настоящему. Ой-ой… Он прижал руку к груди – и так, держа боль и всё свои эмоции при себе, точно пытаясь не дать им распространиться, лёг в постель. «Дыши, – сказал он себе. – Ды-ши!» – и почему-то вспомнил, как Герберт дышал в ванной. А может быть, вовсе и не почему-то? Альфред был бы очень рад списать всё на свою собственную неопытность – поди доверься горе-любовнику без риска для жизни и для не-жизни тоже! Но то, что он знал от Герберта о Рудольфе фон Розенштерне…        Не всё было так просто, он понимал. Не всё.        Он вспомнил графа, который больше двухсот лет всё не мог забыть свою жену – по-видимому, единственную женщину, которую когда-либо по-настоящему любил. Вспомнил коридор без зеркал. Граф тоже…        Но он мудрее, старше и крепче. И в нём куда больше сил. А Герберт, как бы ни старался во всём на него походить, небывалую сдержанность хорошо мог только изобразить. А когда не мог даже изобразить… вот, мчался плакать в ванную, чтобы никто не видел.        Альфред очень-очень хотел ему помочь! Он бы сделал всё, это правда. Если бы он ещё знал, как!        Он был уверен, что профессор тоже не знает. Граф – если бы знал, давно помог бы. Да ему и самому, вероятно, помощь не помешала бы… Генриха спросить? Он, конечно, не такой умный и вряд ли знает столько, как граф, но всё-таки очень толковый…        Да, и безнадёжно влюблённый в графа. Нет, чьё-нибудь умение разбираться в людях и знание ситуации Альфреду бы очень пригодилось, так что любопытного и разговорчивого создателя его сиятельства он решил совсем уж не отметать.        Сара, по вполне понятным причинам, отпадает. Есть ещё Магда, но она в замке. А здесь есть ещё эта девушка – или женщина? Альфред затруднялся сказать, сколько именно ей лет и была ли она замужем когда-нибудь, – словом, здесь есть Александрина. От неё помощь тоже могла бы пригодиться, вообще могла бы пригодиться любая помощь…        Потому что Альфред понимал: в конечном итоге ему всё равно придётся действовать одному.        Вода перестала шуметь. Юный вампир тревожно приподнялся на локте. Дверь открылась, бросая из проёма полоску света: вернулся Герберт. Он погасил свет, вновь погружая комнату в полную темноту, закрыл дверь в ванную… и остановился. Ни туда ни сюда. И что делать?        – Герберт? – позвал Альфред.        С тем, что жизнь не учила его ничему, он смирился; если выяснится, что ничему не учит и не-жизнь – что ж, значит он просто верен себе. Вот и всё. Не такая уж большая трагедия.        – Нет, – прошептал виконт в ответ. – Я не могу... Оденься.        Одеться? Ладно; Альфред без труда нашёл халат, тем более что как вампир сносно видел в темноте. Завязав пояс, он перевёл взгляд на Герберта – и чуть не шарахнулся с постели, увидев его прямо рядом с собой.        Да ладно! Пусть лучше вот так пугает, чем стоит, застыв на пороге! Это ведь к лучшему… правда?        – Кажется, я должен кое-что тебе сказать, mon chéri.        Кое-что? У Альфреда сдавило горло.        – Что? – спросил он.        – Я хочу, чтобы ты меня понял. Пожалуйста, – Герберт сложил руки на коленях. – Нам обоим будет лучше, если мы…        – Если мы что? – спросил Альфред. Он почувствовал нарастающую боль в груди. Ой! Ой-ой-ой… Он снова прижал руку к сердцу – да в самом деле! – и Герберт это заметил.        – Не будем слишком торопиться с моим обещанием! – взволнованно бросил он. Его внимание было уже занято другим. – Что это с тобой?        – Со мной?! – Альфред испугался. – Ничего! Я просто проснулся, вот и… – он убрал руку, в мыслях очень сильно себя ругая. Не хватало только, чтобы Герберт что-нибудь… да чтобы он ещё из-за него волновался! Как будто мало ему кошмара…        – Хочешь обнять меня?        – Я?! – Альфред растерялся. Герберт закатил глаза – и раскрыл ему объятья: иди сюда.        О боже! Да.        Он прижался к Герберту, обнимая его не то чтобы очень крепко – он просто хотел быть с ним как можно ближе, сейчас и весь, и ничего другого не хотелось ему так сильно, как прижаться, согреться, уткнуться Герберту в плечо, шмыгнуть носом, расчувствовавшись неизвестно отчего, и замереть вот так. Поцелуй коснулся его виска… и он почувствовал, как начинает дрожать – мелко-мелко, в такт дыханию. Герберт здесь – и это было всё, что он хотел знать.        – Я так люблю тебя! – прошептал виконт ему на ухо.        – Я знаю… я тоже! – Альфред посмотрел ему в лицо. – Представляешь, я так испугался…        – Я знаю! – отозвался Герберт. И добавил: – Я плохо себя веду…        – Неправда! – возразил Альфред, прижимаясь к его груди. – Ты тоже очень испугался…        Герберт удивлённо приподнял брови, потом кивнул: да. Да! – и подался вперёд. Его губы, накрывшие губы Альфреда, оказались тёплыми, очень нежными – и немного солоноватыми. Ну это от слёз… Юноша закрыл глаза, подчиняясь происходящему: он не был уверен даже, что ему хочется отвечать. Пусть будет этот вкус, пусть Герберт его целует, пусть будет даже жадным и кусается…        Он перевернул возлюбленного навзничь – и как только они успели оказаться лежащими на кровати? – и поцеловал сам. Крепко. Судя по ощущениям, Герберт, не возражающий ни в чём, предпочёл надолго утратить связь с реальностью.        Его ладони скользнули по телу Альфреда.        Альфред понял, что, кажется, ему нужна очень хорошая выдержка. Он приподнялся, опираясь на предплечье, и, слегка задыхаясь, всё ещё под впечатлением, спросил:        – А мы… мы будем ещё спать?        – М-м-м… я не знаю, – Герберт (вот наглец!) опустил ладони ему на ягодицы. Это была провокация, конечно: Альфред не собирался его домогаться. Хотел, очень хотел – и ещё как! – но не собирался.        Он хотел дождаться от Герберта настоящего согласия. Заранее, а не как-нибудь между делом и потом, потому что потом будет нечестно.        Это Сара так делала. Она всегда…        – Ох! – Альфред почувствовал накатывающее волнение, выбрался из объятий Герберта и сел на кровати. – Подожди, я хочу тебе кое-что сказать… можно?        – Да, – Герберт тоже сел, но нехотя: Альфред подозревал, что вставать ему не очень хотелось. Однако это было не самое главное.        – Ты рассказывал мне о Рудольфе… – начал он, ещё точно не зная, как выразить словами свою мысль… и тут же понял, что именно так начал зря. Герберт как будто похолодел, и выражение его лица переменилось – прекрасное, оно тем не менее сделалось совершенно застывшим, как лик мраморного ангела.        – Да? – повторил он, и голос его тоже сделался холодным и звенящим.        – Я имею в виду… – Альфред собрался с духом: как бы там ни было, а сказанного не воротишь! Не научила его ничему жизнь – вот и не-жизнь тоже не учит! – Он ведь был жесток с тобой, правда?        – Был, – губы Герберта сложились в напряжённую улыбку. «Страх и ужас! – подумал Альфред. – Я рушу всё своими собственными руками!» – Я не преувеличиваю и не собираюсь этого отрицать, как и того, что он за это всё-таки поплатился.        – Хорошо, – согласился Альфред. – То есть нет… нет, конечно же, ничего не хорошо! Кроме того, что его больше нет, и… – он взлохматил волосы обеими руками. – Я только хочу сказать, что Сара многое делала со мной без моего на то согласия, и это было очень жестоко, хотя мне, возможно, не следует жаловаться на это, понимаешь? Ну то есть я мужчина, а она девушка… красивая, и даже мне нравилась… я идиот, что начал об этом говорить, да?        Он взглянул на Герберта, чувствуя себя очень-очень несчастным. Тот сидел и смотрел на него, глубоко озадаченный, но вроде бы уже не такой закаменевший. Потом попросил:        – Продолжай.        – Ладно, – сказал Альфред, одновременно боясь и удивляясь. – Я просто хочу сказать, что не хочу делать то же самое, что и она, и не хочу… настаивать на чём-то, соблазнять тебя – я этого даже не умею! – или искать каких-нибудь ещё обходных путей. В общем, я… отказываюсь требовать с тебя, чтобы ты исполнил своё обещание? – он пожал плечами. – Да, наверное. Наверное, это то, что я хотел тебе сказать. То есть если ты захочешь и сумеешь передумать – да, ты ведь можешь просто сказать мне об этом? Я не хочу больше быть причиной твоих кошмаров, правда, – он взял Герберта за руки. – Я не хочу думать, что из-за меня тебе может быть страшно или больно. Ладно?        – Альфред, – Герберт легко сжал его пальцы, – ты же понимаешь, что я могу не сказать этого вовсе никогда? Ты готов отдаваться мне, зная, что взамен не получишь ничего?        – Почему ничего? – удивился Альфред. – Ты же со мной, и мне хорошо с тобой… тебе ведь тоже, правда? И если бы вчера этого разговора не было… это всё, наверное, от крови! Ну и от голода тоже. Словом, мы ведь можем оставить всё как было? То есть как будто ничего не было. Ну просто ты теперь знаешь, чего мне хочется, и… и вот, – он выдохнул. И пожал плечами.        – Оставить как было? – спросил Герберт.        – Ну да.        – И я должен сказать тебе, когда мне захочется чего-то ещё?        – Ну да.        – Хорошо, – согласился Герберт – и прежде, чем Альфред успел как следует обрадоваться, вдруг развязал пояс на халате: – Сейчас.        Альфред почувствовал себя так, как будто накренилась земная ось – ну или у одного из слонов, которые стоят на огромной черепахе, зачесалось ухо, и он решил помочь себе задней ногой. Словом, пошатнулись основы мироздания. Как же так?        – С-сейчас?! – переспросил он, и голос у него надломился. – Герберт, но ведь мы… мы только что… подожди, – он лёг на кровать. – Подожди, подожди…        Виконт опустился с ним рядом:        – Mon chéri! Ты боишься?        – Нет, не то чтобы… – Альфред взглянул на него. – Я просто настроился очень долго ждать…        – Собрался осаждать меня девять лет, как Трою? – Герберт улыбнулся.        – Ну… и ничего я не говорил про осаждать, – пробурчал Альфред, делая вид, что очень недоволен. Герберт придвинулся к нему ближе, ещё ближе, избавляясь от халата по пути, чтобы оказаться в его объятьях совершенно обнажённым. У него был пытливый взгляд… пока Альфред не набрался храбрости и не поцеловал его. Вот тогда – да… больше – никаких испытаний.        Стало возможным просто перевернуть его навзничь, скользнуть руками по его телу, наслаждаясь самим этим ощущением, тем, какой он чувствительный, какой нежный и тёплый, словно только что принял ванну с подогретым молоком, как легендарная царица Клеопатра. Странно, что когда-то каждое прикосновение младшего фон Кролока обдавало его холодом… как же давно это было? Вечность назад – вот как давно! Герберт потянулся, чтобы развязать пояс на его халате; Альфред выбрался из халата и снова вернулся к нему: целоваться, обниматься с ним, чувствовать его тело своим, тереться бёдрами о его бёдра. Это было приятно, особенно когда виконт обхватил их в очередной раз столкнувшиеся члены своими длинными пальцами, крепче прижимая друг к другу. Альфред застонал.        – Мне… мне так нравится, как ты это делаешь! – вымолвил он, двигая бёдрами, чтобы ощутить, как плоть трётся о плоть, как пальцы возлюбленного нежно сдавливают и ласкают её. – Я так тебя чувствую, я… ох, Герберт...        Он хотел выразить словами всё, все те чувства, которые его переполняли, но не знал, как.        – Хочешь дойти до конца, mon chéri? – спросил Герберт. Альфред кивнул и прижался к нему ещё крепче, опуская руку вниз, чтобы обхватить его запястье, накрыть его пальцы своими, разделить и это ощущение тоже. Они ещё не ласкались друг о друга в настолько тесно ограниченном пространстве, и оказалось, что это непросто – наслаждаться, не сбиваться и не мешать, – но пару неудачных попыток и один щипок за ягодицу спустя Альфред понял, насколько оно стоит того. Виконт, правда, ещё попытался не дышать, чтобы изобразить хладнокровие – мол, и вовсе он не стонет! – но не получилось. Занятно, подумал Альфред, вот, иногда и вампирам нужен воздух… Сам он не пытался проделать ничего подобного: с Гербертом было слишком хорошо, а значит, с хладнокровием всё было совсем плохо. Всё-таки улучив момент, он поцеловал возлюбленного в шею и тихо прошептал:        – По-моему, мне… ох, мне легче расслабиться после того, как… ну… ты понимаешь. Может быть, ты тоже… – он не договорил: у Герберта из груди вырвался громкий, неловкий стон, и его пальцы свело горячей судорогой. Ох, ну ничего себе! Альфред всхлипнул и уткнулся ему в плечо, охваченный одним желанием: не дать ему остановиться! И не остановиться самому! Сейчас, ну, вот, ещё немного! В паху всё напряглось... и, не в силах больше никак унять себя, Альфред вдруг подумал: а когда он всё-таки будет с Гербертом, то есть по-настоящему окажется в нём, о боги… это будет так же? О чёрт!        Он чуть не разрыдался от облегчения, переполнившего всё его тело. Было так сильно и так хорошо! И да, он слышал, как Герберт тоже выдал что-то очень громкое, но в тот момент ничем не мог ему помочь… ох, Герберт! Было жарко, как в аду, но расставаться с ним не хотелось. Даже сил не было. Они бы нашлись, непременно, но на то, чтобы от него оторваться – нет.        Проблему решил сам Герберт, уложив Альфреда навзничь на потрясающе прохладные простыни и поцеловав его – он тоже не горел желанием расставаться. Он неуклюже погремел чем-то в тумбочке, нашёл не то полотенце, не то салфетку и, немного повозившись, сунул её в руки Альфреду. Ох, да, правда… это было нужно! Проведя жестковатой тканью по груди и животу, Альфред уронил салфетку куда-то между кроватью и тумбочкой, но искать её в темноте не стал, а, только переведя дыхание, придвинулся ближе к Герберту, обнял его со спины (тот успел лечь на боку), уткнулся ему между лопаток и закрыл глаза. Только на минутку…        Проснулся он от стука в дверь.        – Герберт! – шепнул Альфред, но виконт пробормотав сквозь сон, что у него важные дела, только крепче закутался в одеяло. Хорошо, сон – действительно важное дело, поэтому Альфред решил действовать сам. Он выбрался из постели, кое-как отыскал и надел халат (тёмный – значит свой!), подоткнул Герберту одеяло и босиком побежал открывать.        – Э-э-э… мы ещё не проснулись! – выпалил он, открыв дверь и столкнувшись нос к носу с Александриной. – Особенно Герберт: он даже стука не слышал, – добавил он. – Что-нибудь случилось?        – Ничего не случилось, не волнуйся. Это тебе, – Александрина передала ему стопку одежды и маленькую коробочку сверху: – И запонки. Как думаешь, он хочет ужинать? – она попыталась заглянуть Альфреду за спину.        – Я думаю, он хочет спать, – вздохнул Альфред. И добавил: – Ему кошмар приснился, но сейчас он вроде бы успокоился…        – Кошмар? Ох, неудивительно! – Александрина покачала головой. – Послушай, если через час он проснётся, спускайтесь к ужину, если нет – ничего страшного, поужинаете здесь. Вашего спутника тоже, скорее всего, не будет, так что…        – Генриха? – Альфред удивился. – А с ним что?        – Переживания, – Александрина пожала плечами. – Твой возлюбленный был у него вчера – возможно, он знает лучше?        – Он не рассказывал…        – Не рассказывал? Ну ничего страшного. Итак, если через час вы не будете готовы спуститься вниз, ужин вам подадут сюда. Отдыхайте!        И она ушла. Альфред огляделся по сторонам: хороший отдых… Ещё и запонки? Зачем ему запонки? Ох… Он почувствовал смутное головокружение и, сложив принесённую одежду на пуфике в ногах постели, оставил там же свой халат и снова забрался под одеяло, чтобы прижаться к Герберту.        Ну не мог он заставить себя его разбудить! Не такое-то уж важное дело – подумаешь, костюм принесли, на ужин позвали… Конец света не наступил, стихийное бедствие тоже, поезд не уходит, никто не при смерти, не сошёл с ума и даже на экзамен не опаздывает. Всё остальное может и подождать.        Виконт проснулся сам, когда Альфред уже некоторое время дремал. Повернувшись, он произнёс растроганное «О!» и нежно поцеловал юношу в уголок губ, прямо в губы, в неожиданно чувствительное местечко под нижней губой... Альфред потянулся его обнять, и Герберт охотно ответил на этот его порыв. Сладко заворчав, он скользнул языком по нижней губе возлюбленного – и, когда тот, зажмурившись от волнения, поддался ему, подарил ему долгий, полный трепета, по-настоящему головокружительный поцелуй.        – А кто к нам заходил? – поинтересовался он затем, пока Альфред, сам не свой, пытался осознать,что это с ним такое сейчас случилось. – По-моему, я чувствую чьи-то духи…        – А… о… это Александрина! – часто дыша, вымолвил Альфред. Его губы, нёбо, кончик языка – всё ещё было готово ощущать Герберта, впитывать вкус его поцелуя. – Она принесла мне костюм… а там запонки, – вымолвил он с чувством лёгкой обречённости. Герберт посмотрел в сторону изножья постели – увидел коробочку и взял её в руки.        – О, они красные! – сообщил он. – И в золоте. По-моему, очень красивые. Не думаю, что это рубин, скорее всего, кровавик или гранат, но смотрятся превосходно. Помогу тебе их застегнуть, если не справишься, – он улыбнулся. – А что ещё?        – Она звала нас на ужин, но сказала, что могут принести и сюда, – Альфред занервничал. Он боялся, что если выяснится, как мало у них осталось времени…        – Ты не хочешь идти?        – Я? Ох… я не знаю! – Альфред подумал и, слегка паникуя, взглянул на него: – А ты?        – Хм, – Герберт принял задумчивый вид. – А разве я не говорил тебе, чего сейчас хочу? – И прежде, чем ошеломлённый Альфред успел ответить, соскочил с постели и подхватил с пола свой халат: – Я иду в ванную. Хочешь присоединиться?        – Да…        – Тогда я тебя позову. Не скучай!        Он послал возлюбленному воздушный поцелуй и, улыбнувшись, скрылся в ванной. По пути, правда, он вдруг наклонился, выудил из-за тумбочки смятую салфетку и унёс её с собой. Альфред остался смущаться, хотя его ни в чём не обвинили, и недоумевать, прижимая одеяло к груди.        Герберт сказал, что хочет…        Герберт серьёзно это имел в виду?        Они действительно будут заниматься этим сегодня ночью, нарочно оставшись здесь?!        Ох.        Кажется, пришло время паниковать!        Да, безусловно, он хотел этого – когда Герберт впервые только намекнул на саму возможность принадлежать ему, Альфред испытал очень сильное волнение. Поначалу, конечно, его пугало, что Герберт отдастся ему только взамен и никак не раньше (а значит, придётся раньше… такое сделать!), но теперь, когда всё уже случилось, когда Альфред уже на всё согласился, всё распробовал и понял (и пристрастился, кажется; но… в самом деле, как же не пристраститься к Герберту?), эта преграда исчезла…        Жаль, что она не была единственной. Вот и Герберт, кажется, приготовился ко всему морально – а Альфред ужасно боялся сделать что-нибудь не так. Делать что-нибудь не так, кажется, вообще было его коньком…        Ох. Кажется, у него сейчас сердце остановится! Нельзя так нервничать – так сильно и так много. Интересно… а прошел ли час? Потому что должна прийти Александрина, а если она должна прийти, значит, встретить её нужно одетым и спокойным. Хорошо, как минимум одетым! Подумав, Альфред встал с постели, надел халат… а потом, набравшись решимости, подошёл к двери и храбро выглянул в коридор.        И вздрогнул: ой! Девушка… точнее, горничная. Точнее, нет, девушка… да, живая девушка. Живая и полнокровная… Она смахивала пыль с картины в дальнем конце коридора и совершенно его не замечала – а вот Альфред, наоборот, глаз от неё не мог отвести. Он словно расправил плечи… или это у него за спиной расправились крылья? Его охватило странное ощущение всемогущества. Просто посмотри на неё, говорило это ощущение, просто посмотри – и она будет твоей. Хочешь её? Прокусить эту тонкую шею, прикрытую крахмальным воротничком? Это правда несложно: приди и возьми, приди и возьми, приди и возьми, приди и…        Альфред закрыл глаза. Лёгкий сквозняк касался его кожи – он чувствовал его дуновение на своём лице. Он чувствовал в доме других людей – это были женщины, но совершенно спокойные за своё существование в наступающей непроглядной ночи – значит, есть и мужчина, а скорее всего, несколько мужчин, способных, в случае чего, взяться и за оружие. Потрясающе!        Он знал это ощущение: сейчас, в присутствии потенциальной жертвы, все его чувства обострились, но не сливались в невнятный хаос, как вчера… да, вчера он пил кровь, и это она помогает ему сохранять ясный разум. Вчера, когда он устал и был голоден, он не мог похвастаться выдержкой, но сегодня…        Сегодня ему принесут ещё крови. И не надо никого кусать.        Он глубоко вздохнул, избавляясь от навязчивых мыслей, – и тут горничная его услышала. Она перестала смахивать пыль и обернулась, держа в руке перьевую метёлочку. Альфред вздрогнул: в его планы вовсе не входили никакие столкновения с девушками в коридоре! – но остался стоять. Потому что, ну… не убегать же?        Меньше всего, правда, он ожидал, что горничная подойдёт к нему и спросит:        – Вы проголодались, да?        Альфред тяжело сглотнул. Вот зачем у него сейчас такое спрашивать?        – Нам… нам обещали принести ужин, – проговорил он, справившись с собой. – Я просто хотел узнать, вдруг…        – Так вы не спуститесь в столовую?        – Нет. Кажется, нет. А ты… ты здесь служишь?        – Да, фрау Александрина попросила быть поблизости, если вдруг вам что-нибудь понадобится. Я Тина.        – А, хорошо… Тина. А я Альфред. Викертс, – Альфред смущённо почесал кончик носа. – Скажи, здесь ведь служат не только девушки? Я имею в виду… – он смутился ещё больше. Ну вот, нашёл что спросить! Тина улыбнулась:        – Да, конечно. Вам нужен мужчина?        – Что? Нет! – Альфред испугался. Не нужен ему мужчина, у него уже есть! – Просто дом такой большой, и сад тоже, и, наверное, здесь ещё бывает небезопасно… – он смутился. И кто его за язык тянул?        – Не бойтесь, я вас прекрасно понимаю! – заверила его горничная. (Альфред удивлённо поднял на неё глаза). – Вы можете говорить об этом совершенно свободно: здесь все знают, кто вы и что может вам понадобиться. Вы – тоже бессмертный, – пояснила она в ответ на удивление Альфреда. – Как фрау Александрина. А ваш друг, виконт фон Кролок, родственник фрау Фредерики. Все, кто здесь служит, уже об этом знают – вам нечего бояться, поверьте!        – А ты… разве ты меня не боишься? – спросил Альфред. Он никак не мог поверить собственным ушам. – Ты служишь фрау Александрине, и тебе совсем не страшно?        Тина покачала головой.        – Я служила у разных хозяев, – сказала она, – и никто из них не был так добр ко мне. Да, фрау Александрина пьёт кровь, но совсем немного, и это не мешает ей быть хорошей со всеми нами. Она никогда не кричит, не угрожает и не даёт пощёчин.        – Ох… верю, – пробормотал Альфред. Он бы сказал, что вампиры бывают небезопасны, а некоторые и очень даже опасны, и что, вероятно, если бы он, голодный, вчера ворвался в дом, то как знать; но подумал, что не станет говорить этого. В конце концов, зачем ему настраивать эту девушку против себя самого? Или против Герберта… Это будет странно! И служит же Куколь графу… странно, почему его до сих пор не укусили? Да и у самого Альфреда никогда не возникало такого желания. Может, всё дело в том, что Куколь не похож на молодую привлекательную девушку?        Вдруг на плечо ему опустилась рука! Задумавшись, Альфред чуть не подскочил, но сразу опомнился, обернулся и увидел Герберта. В халате. Тина, тоже увидев его, присела в реверансе.        – Я скажу фрау Александрине, чтобы вам подавали ужин! – проговорила она и ушла. Виконт фон Кролок проводил её будто бы скучающим взглядом, но Альфред не сомневался: запомнит всё, вплоть до походки и расположения складок на платье! «Как сильно он сейчас похож на отца», – подумалось ему, но в тот же миг Герберт произнёс совершенно неожиданную фразу:        – Скажи, что не собираешься изменить мне у меня под носом!        Альфред открыл рот:        – Т-ты думаешь, я… ох! – он постарался успокоиться. – Конечно нет, мы только говорили… Скажи, а тебе никогда не хотелось укусить Куколя? Я имею в виду…        Герберт изумлённо воззрился на него:        – Только не говори, что тебе хотелось!        – Не говорю, – согласился Альфред, – и это очень странно… Он ведь человек, правда? Я знаю, что по нему так сразу и не скажешь, но он ведь…        Виконт вздохнул и увёл его в комнату.        – Да, Куколь человек, – сказал он, закрывая дверь. – Он смертный, не вампир, это точно… и он не всегда был таким. За несколько лет до того, как освободили крестьян, он упал в шахты и выжил только благодаря крови отца. Его тело было изуродовано и разум тоже необратимо пострадал, потому что крови потребовалось слишком много, однако же он совершенно точно не подвержен дряхлости и никого не привлекает для укуса. Ты молодец, что заметил это. Так тебе хотелось укусить эту девицу, mon chéri?        – Я… просто почувствовал, что могу, – Альфред вздохнул и сел на кровать. – Но я не хочу. Я совсем не хочу никого кусать…        – Chéri, мы вампиры, – Герберт подошёл к нему и сел рядом. – Совсем никого не кусать ты не можешь, потому что в один прекрасный момент ты не выдержишь и начнёшь кусать всех подряд. Что мы говорили с тобой об этом? – он взял юношу за руки. – Альфред! Ну же, не бойся, я буду рядом с тобой и научу тебя делать всё так, чтобы не причинять никому особого вреда.        – Не хочу никого убивать.        – И не будешь! И обратить случайно тоже никого нельзя. Ну же… Иди ко мне, – Герберт раскрыл ему объятья. Альфред пришёл. – Мой нежный, мой хороший… – ласково шептал виконт, перебирая его волосы. – Я так тебя люблю! Так люблю…        – Я тоже тебя люблю, – пробормотал Альфред, ласкаясь щекой к его плечу. И вдруг вспомнил: – Подожди, ты, кажется, говорил про ванну?        Герберт на мгновение застыл.        Потом ахнул, вскочил с кровати и бросился в ванную. Альфред тихонько фыркнул. Ну да, кто не без греха?        В дверь постучали. Это оказалась Александрина. К удивлению Альфреда, принесла она не поднос с чашками или там с бокалами, к примеру, а… два металлических флакончика? Он задумался, припоминая, что, кажется, такой уже видел...        – Они стеклянные и обложены серебром, – пояснила Александрина, передавая флакончики ему. – Держат тепло, удобно пить и запах крови не ощущается. Можно даже носить какое-то время на груди – если понадобится. Это вам обоим. Ты пил из такого вчера, если вспомнишь. И самое главное – постарайся не выпивать одним глотком, иначе даже не распробуешь.        – Да, здесь немного, – пробормотал Альфред, взвешивая флакончик на ладони. – А как надолго этого хватает, чтобы…        – Хороший вопрос! Как давно ты с нами, милый?        – Месяц… скоро будет два, – Альфред вздохнул. – То есть не очень скоро. Меня труднее накормить, да?        – Не без этого. Ты чувствуешь голод постоянно?        – Эм… – Альфред задумался. – Нет. Я думаю, что нет. Всё выглядит по-другому. Несколько дней назад я впервые по-настоящему захотел крови после того, как вернулся… и, думаю, свиная кровь очень неплоха. Да, пожалуй, так и есть. Но мне нелегко находиться рядом с людьми… Герберт сказал, мне нужно научиться охотиться, – прибавил он вполголоса. – Это обязательно, да?        – Ох, милый! – вздохнула Александрина. – Подозреваю, ты совсем не представляешь себе, что значит охотиться, и очень этого боишься. Но ничего: когда ты поймёшь, страх пройдёт. Если ты доверяешь своему возлюбленному, позволь ему научить тебя, – она улыбнулась. Альфред подумал о Герберте, о соблазнительных очертаниях его тела, его длинных пальцах, его улыбке, о том, как он игриво приподнимает брови, о том, как звучит его голос, его шёпот...        Да, он бы очень хотел, чтобы Герберт научил его всему! Вот только что-то про охоту речь не шла.        Когда Александрина ушла, он, с флакончиками в руках, заглянул в ванную к Герберту. Виконт, глубоко о чём-то задумавшийся, сидел в плетёном кресле, закинув ногу на ногу и перенеся вес тела на один подлокотник, словно пытался занять как можно меньше места. Альфред забеспокоился. Опять, опять!        – Нам принесли крови, – произнёс он, пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы у него не дрожал голос. Но всё было бесполезно. Герберт поднял на него взгляд с таким видом… у него как будто даже черты лица стали резче. И глаза – бездонные… Альфреда посетило дежавю. Опять.        Что же происходит с графом, подумалось ему, если именно в самые тяжкие минуты Герберт так сильно похож на него?        – Я подумал попросить шампанского, – виконт опустил глаза, – а потом подумал, что не нужно.        – Тебе страшно? – Альфред подошёл к нему уселся у его ног – да, прямо на пол, – раскрестил его ноги, положил флакончики с кровью ему на колени и ещё погладил эти колени, скрытые мягкой и белой тканью халата. По телу виконта пробежала лёгкая дрожь.        – У меня ужасно странные мысли, – признался он. – И нет, я не боюсь, я просто… ты правда думаешь, что у меня так много опыта?        Альфред вздохнул.        – Ничего я не думаю, – ответил он. – То есть сначала да, думал, а потом… Ты красивый, ты очень красивый, и это сбивает с толку, потому что у кого, как не у тебя, может быть всё, что ты захочешь? Но если бы всё зависело от одного только тебя, ты бы наверняка не просыпался от кошмаров… (Герберт с горечью усмехнулся). Кто-то заставил тебя бояться, и это не я – хорошо, надеюсь, этот кто-то издох под забором в муках и теперь горит в аду, потому что ничего другого я не могу ему пожелать.        – Ты добрый мальчик, Альфред, – Герберт осторожно переплёл свои пальцы с его.        – А вот и нет! У меня просто фантазии не хватает, – заявил Альфред, и Герберт засмеялся. – Ты не хочешь крови? Я не знаю, как быстро она остынет и не остыла ли уже вообще… ох, – он вспомнил о том, что ему нужно научиться охотиться, и отогнал от себя эту мысль. Герберт взял один из флакончиков, открыл, с подозрением понюхал, потом глотнул.        Он выпил кровь не залпом – Альфред видел, как по его горлу прокатился один, второй, третий глоток. Потом рука с флакончиком опустилась; Герберт откинулся в кресле, закрыл глаза… у него на щеках появился румянец, губы стали ярче, тело расслабилось и потеплело, как в состоянии лёгкого жара; колени слегка раздвинулись. Он был такой, что… Альфред почувствовал, что хочет его ещё сильнее. Герберт взглянул на него из-под ресниц.        – А я, оказывается, такое чудо света… по твоим глазам вижу, – улыбнулся он и нарочито медленно, дразня, облизнул губы. – Пей кровь и полезай в ванную, cher ami.        – А что будешь делать ты?        – Могу спинку тебе потереть, могу ещё что-нибудь… – Герберт склонил голову к плечу; его взгляд сделался изучающим. – Скажи, ты правда не хочешь воспользоваться тем, что видишь?        – Не хочу.        – Даже зная, что сейчас я могу быть готовым как никогда?        – Во-первых, это неправда, а во-вторых, пользоваться я ничем не хочу.        – Упрямец! – вздохнул Герберт. – Пей кровь.        – Не хочу! – пробурчал Альфред.        Но всё-таки взял флакон. Кровью не пахло, пока он не открыл его, но потом – от насыщенного запаха заныли челюсти, и он только вспомнил предупреждение Александрины: не залпом! Не пить всё залпом! Первый глоток словно обжёг ему язык, второй – прокатился по внутренностям, как ручей по иссохшей пустыне, после третьего… ах, после третьего его вдруг повело в сторону, он оказался в объятьях Герберта, потом оказался вдруг раздет, подхвачен на руки и – эй, куда?! – уложен в ванну.        – Сейчас приду, – пообещал Герберт, убирая высоко наверх и закалывая зажимом свои длинные светлые волосы. Освещение заставляло их сиять, играть золотом. Альфред залюбовался: красиво…        А потом Герберт снял халат.        О, да… Если на свете существовало зрелище, которое могло бы не надоесть Альфреду никогда, то это был бы Герберт – обнажённый, с разных сторон и разных ракурсов. Нет, безусловно, одетый он, с его-то умением одеваться и украшать себя, был прекрасен тоже… но сейчас!        Его плечи, руки и бёдра, грудь с ярко выделяющимися сосками, необычайно полюбившаяся Альфреду родинка под пупком… полувозбуждённый член, который юному вампиру очень захотелось забрать в свои руки, чтобы сделать его по-настоящему полным сил, твёрдым, решительно готовым к любви. И ощутить его в себе… хоть ненадолго.        Ох! Да, он бы с радостью воплотил это в реальность. Но потом.        – Альфред, подвинься, – строго сказал Герберт. Альфред подвинулся. – Подашь мне руку?        – Руку и любую часть тела, – пробормотал Альфред, помогая ему забраться в ванну и лечь в воду. Смотреть, как он переступает через бортик… ох, вот это зрелище! И как можно при таком высоком росте иметь такую небольшую, узкую, изящную ступню? Потрясающе… И всё же самым потрясающим было то, что оказавшись в воде рядом с ним, Герберт обнял и поцеловал его. Это было приятно – неторопливо, очень нежно, с заигрыванием пальцем сзади; и, во-первых, Альфред не мог не ответить тем же, а во-вторых… во-вторых, чувствуя, что увлекается, он оторвался от губ виконта и прошептал:        – А можно… можно ты потом, ну… меня? В этом ведь нет ничего плохого? – это было самое подробное, что он мог сказать, не сгорев со стыда. Герберт слегка повернулся и закинул его ногу себе на бедро.        – Меняться местами время от времени? – спросил он. – Ты это имеешь в виду? Ох, я думаю… держись за меня, не бойся – и да, расслабься, я не собираюсь делать ничего серьёзного, тебе просто будет приятно, – да, я думаю, что это замечательно, что я мечтаю об этом – мечтаю именно с тобой. Мы можем делать друг для друга так много, и я не хочу лишать нас обоих такого большого удовольствия из-за каких-то неписаных правил. Мы ведь можем полагаться друг на друга?        – Ага, – отозвался Альфред. У него забилось сердце. – Ой-ой! – прошептал он, зажмуриваясь и крепче обнимая Герберта за шею: тот продолжал ласкать его, и он был так хорошо открыт для этой ласки! – Мне действительно так приятно…        – И ты не станешь отказываться от этих ощущений только потому, что сможешь любить меня, правда? – Герберт явно пытался отстоять какие-то свои интересы. Альфред засмеялся, покачал головой, потом вздохнул и запрокинул голову; виконт тут же поцеловал его в шею. Альфред вздрогнул, почти сжался, глотнул воздуха, готовый сказать, что этого мало, и нужно…        Герберт даже не заставил себя просить – вонзил клыки ему прямо в сонную артерию.        О, если бы Альфред мог закричать!..        Но он, конечно же, не смог. Он был обезоружен – скован наслаждением, по рукам и ногам, – и только чувствовал Герберта: его малейшее движение, каждый глоток, вздох… извлечение клыков – такое бережное! И то, как он зализывает ранки, лижет шею, всё ещё лаская пальцем… доведённый до предела, Альфред испытал оргазм. Герберт изумлённо засмеялся, прошептал: «Mon chéri!» – и лизнул прямо по самому горлу, успокоив со всей присущей ему глубокой нежностью.        – Хочешь, я отнесу тебя в постель? – спросил он затем, гладя своего разнежившегося возлюбленного.        – Мне… мне кажется, что это ужасно далеко... – рассеянно пробормотал Альфред, глядя на блики, отражающиеся на гладкой стене. Он чувствовал себя неповоротливым и сонным. И с Гербертом было хорошо… Ему никуда не хотелось.        – М-м-м… проверим? – игриво предложил виконт. Он явно был в настроении. Ладно, если хочет – почему нет; единственное, против чего Альфред по-настоящему возражал – это чтобы его по дороге уронили. Хотя Герберт выше и, кажется, поднимает его так легко…        ...что это даже немножечко нечестно.        Когда они действительно оказались в спальне и Альфред был уложен и укрыт (тепло, мягко… юный вампир даже зевнул), Герберт зажёг лампу и, сидя на кровати, начал расчёсывать волосы. Альфред смотрел-смотрел, а потом не удержался и спросил:        – А можно я? Я умею!        – Что умеешь? – Герберт обернулся.        – Расчешу тебе волосы. Но если ты не хочешь…        Герберт подумал – и протянул ему гребень:        – Ну попробуй.        Он придвинулся ближе к Альфреду, тот вылез из-под одеяла и тоже придвинулся к нему, несмело взял гребень. Ох, у Герберта были такие мягкие волосы! К ним хотелось прикасаться, гладить их и зарываться в них лицом. Но сейчас их нужно было расчесать – растрепавшиеся, помятые, перепутавшиеся за время купания и сна, – и юный вампир охотно взялся за это дело, бережно разделяя пряди.        – Правило номер один, – вдруг сказал виконт. Он сидел, прикрыв глаза, и, кажется, наслаждался происходящим. Альфред вздрогнул. – Не стремись форсировать события. Если что-то не получается, повтори то же самое, только нежнее; если всё равно не получается, остановись. Если ты сделаешь мне очень больно, я не смогу продолжать, и нам придётся отложить всё до другого раза. Ты запомнил?        – Да, – Альфред в нерешительности остановился: он что, случайно потянул его за волосы? Да вроде бы нет… – Герберт, – решил уточнить он, – а ты это о расчёсывании говоришь?        – Нет.        – Нет?..        – Вот именно: нет, – виконт обернулся к нему и взглянул на него. Его взгляд был таким ясным, что… у Альфреда дух захватило. – И я должен объяснить тебе всё, что ты не мог усвоить на одном только собственном опыте. А даже если и мог – подтвердить твои догадки будет в любом случае полезно. Ты так не думаешь?        – Я… я думаю, да, – Альфред украдкой попытался набросить одеяло себе на колени. От взора Герберта это не укрылось.        – О-ля-ля! – произнёс он, игриво качнув бровями. – Тебе так нравится, что я говорю?        – Мне всё нравится, – пробормотал Альфред, чувствуя, как покрывается румянцем. – Мне ты нравишься. И я не знаю, как это происходит, но когда ты начинаешь о чём-то таком говорить, или оказываешься слишком близко, или…        – Или? – Герберт вдруг подтолкнул его лечь на подушки. – Положи гребень: ты с ним ещё потом намучаешься… потом.        Он забрался к Альфреду под одеяло – обнажённый, бесстыдный и явно настроенный очень решительно. Альфред чувствовал его, чувствовал его возбуждение, когда влажная от смазки головка упёрлась ему в живот, но отчего-то не испытал ни неловкости, ни сводящего с ума волнения, хотя сердце его, пожалуй, сильно билось. Интересно, это тоже была провокация? Или нет?        Он обнял Герберта, и тот наклонился к его лицу; они поцеловались, а потом виконт продолжил:        – Правило второе, – он говорил очень тихо, почти шёпотом, и слегка ласкался об Альфреда, видно, чувствуя некоторое беспокойство, – если я говорю «остановись», «прекрати», «перестань сейчас же» или «хватит», ты должен сделать это. Только без паники, пожалуйста, потому что если ты попытаешься ретироваться слишком поспешно, я вряд ли скажу тебе спасибо. Понимаешь?        – Понимаю, – согласился Альфред, который, к счастью, даже в такой момент не утратил способность понимать всякие сложные слова. Хотя вряд ли он сам сейчас мог бы произнести что-то подобное. – Я буду осторожным.        – И последнее – правило номер три, – Герберт вдруг выпрямился и уселся ему на бёдра, – Если я говорю «нет», скорее всего, ты просто делаешь что-то не совсем так. Попробуй быть нежнее, или сместиться немного, или… или я скажу. Опять же: не паникуй. И ещё… – он бросил взгляд в сторону. – Вчера ты действовал на свой страх и риск; это было смело и мне действительно понравилось, но сегодня лучше всё-таки не рисковать. Возможно, нам не так уж и понравится, возможно, мы даже вовсе остановимся и всё пойдёт не так – это нормально, ты чуткий и отзывчивый, mon chéri, но я не требую от тебя стать сказочным любовником по одному только мановению руки. Тем более что от тебя зависит далеко не всё. – Он взглянул на Альфреда. – Понимаешь?        – Понимаю, – ещё раз повторил Альфред. Он также понимал и кое-что другое: если Герберт взялся устанавливать правила, едва ли с ним раньше кто-то какими-то правилами себя утруждал… и то, что он проснулся от кошмара, тоже о многом говорит. – Послушай, ты точно…        – Да, – виконт улёгся с ним рядом. – Говорю же тебе: я хочу! Я устал этого ждать и… сколько раз мне ещё нужно повторить, чтобы ты поверил?        – Нисколько! – Альфред сел рядом. – Хорошо, хорошо, я тебя понимаю. Ты хочешь… фух, – он попытался собраться с духом. – Я тебя понимаю.        «Хорошо, – сказал он себе, – ладно, он хочет, допустим, он действительно хочет… хорошо! А мне-то что с этим делать?»